Между светом и тьмой

Темнота. Казалось, она проникала даже в само сознание, усугубляя и без того гнетущее состояние беспомощности и страха, к которому со временем прибавился еще и озноб. Фингон чувствовал, как вначале легкий, а потом и бьющий крупной дрожью озноб пробирался вглубь до самых костей, а потом и вовсе стало так холодно, что зубы непроизвольно стали отбивать чечетку. Орки заходили еще несколько раз, чтобы облить его холодной водой и подбросить льда на стол, и каждый раз они глумились над пленником, напоминая ему о его безвыходном положении и о мучениях висящего на скале Маэдроса. Когда он шел спасать сына Феанора, в душе темноволосого нолдо были не только теплые воспоминания о счастливом детстве и крепкой дружбе. Установить мир меж двух враждующих лагерей. Кто мог совершить такое? Чтобы сказали сыновья Пламенного Духа, а заодно и весь народ, если бы сын Фингольфина спас из лап Моргота первенца того, кто некогда решил, будто может вести за собой толпу, кто смеет повелевать и властвовать, кто имеет право угрожать своему родичу и поднять меч на брата? Он вернулся бы в лучах славы, Отважный и несокрушимый, однако честолюбивым планам не суждено было сбыться. Фингон чувствует недомогание и вялость, а в душе его сочится тонкой струйкой яд ненависти, начиная от ненавистного всем эльдар врага, заканчивая не менее нелюбимым дядей, по подначке которого они вообще оказались в Средиземье. «Не стоит валить все со здоровой головы на больную. Вас на аркане никто сюда не тащил» Голос в голове словно удар кинжалом, и Фингон опасливо косится по сторонам, вглядываясь в беспросветный мрак. «Вам предложили уйти, покинуть эти земли, но вы, уверенные в чужом злом умысле, не только сами пошли на ложь, но и упираетесь как быки, которых так или иначе клеймят на скотном дворе» — Бауглир… «У тебя есть шанс на спасение. И не только свое. Сделай правильный выбор, не будь глупцом» — Никогда! Голос в голове хмыкает, а потом и вовсе исчезает. В замке двери шевелится ключ и в комнату заходят двое орков, которые пытали его в первый день. — Вставай, цыпа. — Щерится тот, которого зовут Дрейк. — Пора погреть зад.

***

«Когда вместо набившего оскомину нагорья перед Маэдросом возникает огромный зал для пиршеств, ему кажется, что он лишился рассудка. Десять лет, прикованный к скале — немудрено потеряться в пространстве и времени. Его приволокли вновь в бессознательном состоянии, крепко ударив рукоятью меча по голове, и он открывает глаза уже в теплом помещении, осознав, что его освободили от оков. Привычное нарушение чувствительности, онемение и ощущение покалывания в конечности, возникающие в разное время с разной силой, фактически исчезли, словно и не было этих мучений, а в нос резко ударил запах специй и жареного мяса. — Говорят, куриная грудка — мясо сухое и требующее специальной обработки. Я же склонен полагать, что все дело в мастерстве повара. За длинным столом сидят двое. Один из них — сам Моргот, вертящий вилку меж большим и указательным пальцами, смотрящий на кусок филе на острых зубцах так, словно то была некая диковинка. Рядом с ним по правую руку сидел такой же темноволосый мужчина с безупречными манерами, аккуратно работающий вилкой и ножом в тарелке и испытывающий куда меньший интерес к блюду, что выражала маска неудовольствия на красивом лице. То был Саурон — Повелитель волколаков, правая рука Черного Врага Мира. — Любая курица лучше свинины. Мясо плебеев. — Брюнет морщится, когда подносит филе ко рту, но все же начинает жевать, всем своим видом демонстрируя свое отношение к блюду. — Одна соль! Дрейк, передай повару, что я лично отрублю ему руки, если он снова испортит ужин. Моргот смеется и это звучит очень красиво. Оба мужчины даже не обращают внимания на Маэдроса, во рту которого уже скопилась слюна от всех этих причудливых ароматов специй и еды. — Не кипятись, Майрон. Соль хороша от цинги. — Боишься за свои зубы? В ответ Бауглир лишь широко улыбается, блеснув безупречно ровными и белыми жемчужинами, куда более острыми, нежели у эльдар. — Смотри, он сейчас щеку сжует. Они наконец обращают внимание на Маэдроса, который чувствовал себя в высшей степени странно. Он не желал демонстрировать страх, который невольно пробудился в нем с момента пленения, но сейчас общая атмосфера вызывала скорее удивление и интерес, несколько обескураживая и сбивая с толку. Враги замолкли, рассматривая сына Феанора с одинаковой степенью безразличия, после чего первым заговорил Моргот, скрестив крепкие руки на широкой груди. — Помнишь ли ты, Майрон, как мы сняли его года полтора назад? Привели в покои, хотели услужить, как царственной особе. — Я тогда был в отлучке, мой господин. — Ах, точно. А я и запамятовал. — Моргот снова улыбается и чуть разворачивается корпусом к Маэдросу, склонив голову к плечу. — Истинный сыночек Феанора. Никакой благодарности, как, собственно, и благородства. Из-за него погибло более десяти орков, прежде чем нам удалось его скрутить. Думаю, на его теле все еще свежи шрамы от зубов варгов и хлыста. В голосе врага столько желчи и столько насмешки, что хватило бы заполнить до краев озеро Куивиэнен. Саурон лишь хмыкает и кривая улыбка появляется на его красивом, но злом лице. — Ты голоден, дорогой гость? Может, желаешь отведать немного филе? Или вина? Нет? Ну, воля твоя. Маэдрос молчит, не говорит ни слова, в то время как Моргот встает из-за стола и неспеша подходит к сыну Феанора, сцепив руки за спиной. — Ты нарушил условия переговоров, явившись с отрядом, наивно полагая, будто я не предвижу такого поворота событий и явлюсь один, как твой папочка к моим воротам. Видимо, умереть без смысла, но зато претенциозно, это ваша фамильная черта, ибо ты почти повторил подвиг первенца Финвэ. Почти. Саурон смотрит на происходящее чуть ли не с полным отсутствием интереса, облокотившись локтями о стол и постукивая длинными ногтями по его гладкой поверхности. Маэдрос держится гордо, высоко задрав голову и выпрямив спину, но прекрасно понимает, что бахвальство собственной отвагой не произведет никакого впечатления на его врагов. — Твои братья так стремятся тебя спасти, что даже и не думают принимать мое предложение. А ведь они знают, в каком ты положении, ведь не всех их разведчиков наши патрули лишают голов, коими они пользуются на редкость неудачно. — Пытаешься меня сломить? — Цедит Маэдрос, скривив губы. — Ну, попробуй. Испытай удачу. — Может ему сломать хребет? — Саурон развлекает себя тем, что смотрит на пламя в камине через стенки фужера и ловит взглядом огненные блики, что играют в тонком стекле. — Или отрезать…что-нибудь. Бауглир смеется, глубоким красивым смехом, и задирает указательным пальцем подбородок пленника еще выше так, что он может видеть только его черные, подобно бездне, глаза. — Есть огромное количество способов, как можно сломать чью-то волю, сокрушить дух или тело. Я предпочитаю более приятное времяпровождение, но если тебе так хочется испытать боль, то кто я такой, чтобы идти вопреки вашей воле, Ваше Высочество. Моргот хлопает в ладоши и в зал входят орки. — Развлеките нашего гостя, а потом вновь отправьте на скалу. Майрон, проследи, чтобы все прошло должным образом и нашего принца не развлекли до смерти. Прислужник Моргота кивает и дает знак оркам. И залу наполняют крики и кровь».

***

Фингон сидит прикованный к большому металлическому стулу, под которым орки сложили хворост. Он не может даже пошевелить рукой, а босые ступни упираются в пластину средних размеров, загнутые края которой словно были предназначены для того, чтобы не давать жидкости или иному содержимому выпасть или вытечь за ее пределы. — Наверное, ты желаешь знать, зачем мы все сегодня здесь собрались. Наверное, ты думаешь, что нам просто так нравится кого-то пытать. — Саурон стоит напротив, взирая на нагого нолдо с привычным для него равнодушием. Он видит как пленник дергается, пытаясь освободиться из ремешков, что крепко держали его руки и ноги, и эти жалкие потуги вызывают на лице майи лишь легкую улыбку. — Не стоит зря растрачивать энергию. Фингон краем глаза замечает движение. Один орк несет в небольшой склянке нечто, похожее на масло, которое выливает на металлическую пластину, а другой держит в руках факел. — Ты пришел сюда, чтобы спасти друга. Интересно, на что пойдет он, чтобы спасти тебя? Орки поджигают хворост под стулом, и языки пламени начинают облизывать металлические ножки и сидение, в том числе нагревая и пластину, по поверхности которой скользили ноги храброго нолдо. Становится жарко. Постепенно стул раскаляется до невыносимой температуры и Фингон, будучи уже не в силах сдерживаться, издает душераздирающий вопль. Его кожа плавится, горит и обугливается, буквально прикипает к металлу, и он кричит. Сын Фингольфина кричит так, что кажется дрожат даже стены, он мечется в своих путах, стараясь хотя бы на дюйм избежать касания с раскаленной поверхностью, но не может сделать абсолютно ничего. — Еще минуту и снимайте. Нам он еще нужен живым. Орки кивают Саурону, и тот уходит, слабо веря в то, что план Повелителя сработает. Но потом он слышит, как кричит на скале и Маэдрос, как рвется в своих оковах, и понимает, что игра на струнах души всегда удачнее игры с острым клинком.