Между светом и тьмой

«Возьми мое сердце Возьми мою душу Я так одинок в этот час Что хочу умереть Мне некуда деться Свой мир я разрушил По мне плачет только свеча На холодной заре» Ария

      Дождь грянул посреди ясного неба, призвав темные тучи, что скрыли и без того тусклое солнце, погрузив мир практически в кромешную тьму. Холодные капли барабанили по отвесным скалам, сливались в журчащие ручьи, что стекали с горных круч, и пенились в липкой грязи, образуя большие глубокие лужи, в которых отражались прячущиеся в кроне деревьев стаи испуганных птиц. Боль растекающаяся по телу, подобно тысячи острых клинков врезалась в мозг, становилась все более невыносимой, и с каждым днем уверенность в скорой кончине становилась все сильнее и сильнее. Маэдрос был бы рад умереть. Он, сын Феанора, его первенец! Мысль о том, что слабость взяла верх над его духом, унижала и злила, но пользы от пустой растраты энергии не было никакой. Он останется здесь навечно, пока внутренняя сила окончательно не иссякнет на потеху врагу, что неустанно наблюдал за чужими мучениями и наслаждался его унижением. Моргот. Он никогда не забудет его взгляд, эти прожигающие насквозь черные угольки, в глубине которых затаилась искра, что в любой момент была готова превратиться во всепоглощающее пламя, подобное тому, что полыхало в самой душе Темного Валы. То был огонь куда более опасный, нежели когда-то горел в сыне Феанора и что сейчас медленно затухал с течением времени, которое нолдо провел на скале в одиночестве и неизвестности. Маэдрос помнил тот день, когда впервые оказался во владениях Падшего, словно он был только вчера. Он помнил каждое его слово, прикосновение и взгляд, и это неприятно жгло изнутри, словно некая скверна поселилась в глубине его существа, пугая больше ночного кошмара. Маэдрос помнил, хотя и хотел забыть…        «Моргот. Темный и ужасный. Его лик, такой пагубно манящий и такой пугающий одновременно, невозможно забыть или спутать с чьим-либо. Он сидел на высоком троне, широко расставив ноги и облокотившись локтями о колени, такой вальяжный и такой спокойный, будто уже завоевал весь мир и тот пал к его ногам. — Должен признать, ты меня ничуть не удивил. Ожидать иного поступка от сына Феанора было бы слишком глупо. Маэдрос крепко стиснул зубы, но не вымолвил ни слова и не опустил глаз. Он стоял гордо выпрямившись, глядя с вызовом, несмотря на свое положение и возможные последствия подобного дерзкого поведения. Врага это, казалось, только забавляло, и он даже одарил пленника хищной улыбкой, сверкнув белоснежными зубами в полумраке зала. — Не хочешь ничего мне сказать? Может раскаяться в чем-то, что-то попросить? Нет? Как знаешь. Моргот встает, разминает затекшие мышцы спины и плеч и подходит к Маэдросу вплотную, прожигая его своим пламенным взором. Он обходит его по кругу, двигаясь с воистину кошачьей грацией, и рассматривает слишком пристально, слишком открыто, словно диковинную зверушку, с которой можно сделать все, что пожелаешь. — Думаешь, я не смогу сломить твой дух? Думаешь, я стану терпеть твою заносчивость, маленький принц? Это вряд ли. По одному только щелчку пальцев, орки валят Маэдроса на пол и сдирают с него одежду, являя его врагу полностью нагим, незащищенным и бессильным. Эльдар никогда не обнажались перед незнакомцами, раскрываясь лишь перед своими супругами в момент слияния тел, но сейчас на молодого мужчину смотрели презренные, его недруги, которые глумливо потешались над ним, в открытую обсуждая и отпуская непристойные шутки. — Тише, тише. Мы же не хотим смутить Его Высочество. — Моргот мелодично посмеивается, горящим взором рассматривая крепкое сильное тело, и встает как раз напротив пленника, скрестив руки на широкой груди. — Нравится быть моей марионеткой? Маэдрос грязно ругается, рвется в путах, изрыгает проклятья, но тщетно. Его ударяют сначала в челюсть, а потом по затылку, и он обессиленно рухает на колени, под громкий орочий смех. Один из этих тварей достает из-за пояса толстый кнут шириной в большой палец, и выжидательно смотрит на своего Властелина, готовый в любой момент исполнить столь желанный приказ. Моргот кивает и на спину первенца Феанора опускаются размашистые удары, один за другим располосывая кожу до крови и мяса, пока измученный пленник не падает почти замертво, царапая ногтями черный блестящий пол. Темный Вала поднимает руку и уже замахнувшийся орк замирает, послушно убирая кнут вновь за пояс. — Кажется, я знаю, что с тобой делать. Грешно держать такую красоту в камере, а я давно мечтал как-то украсить фасад здания. Думаю, ты оценишь задумку. — Моргот отступает, и вместе с ним по полу ползут огненные язычки пламени, расползающиеся в стороны с каждым его шагом, подобно рою змей. — Все в твоих руках, милостивый государь. Ты можешь изменить свою судьбу, если захочешь. — Я никогда не склонюсь перед тобой, отродье тьмы. — Шипит с кровавой пеной на губах Маэдрос. — Никогда! — Это ты сейчас так говоришь. Но что-то подсказывает мне, что ты еще изменишь свое решение».       Долгое время Маэдроса не покидало ощущение брошенности и ненужности. Да, он отдал приказ ни в коем случае не вестись на провокации Моргота, но когда к боли физической прибавилась еще боль душевная, где-то глубоко в сердце поселилась обида и озлобленность. Его забыли. Оставили на забаву врагу. Бросили. Предали? Возможно. Маэдрос уже ни в чем не был уверен. Он был готов покорно принять любую участь, но тут внезапно слышит до боли знакомый голос и его словно ударяет молнией. У самого подножья скалы, покрытый грязью и кровью, стоит Фингон.