143

— Русь, а ты когда-нибудь влюблялся? Ну, колись, че так смотришь? В кого? — пьяно улыбаясь, тихо спрашивает Даня. Они сидят на лавочке у озера, в километрах так двадцати от поселка бабушки. Руслан до сих пор понять не может, как у этого идиота получилось его сюда притащить, но, ради справедливости, он скажет, что сам предложил Дане прогуляться. Но, блять! Не с тремя бутылками пива! И не, блять, в какой-то лес за три пизды от дома в десять вечера! Рассчитывал он на их обычную посиделку на детской площадке возле местной школы, просто болтая о разном, иногда деля одну сигарету на двоих. Даня определенно плохо влиял на Тушенцова. Пару месяцев назад он бы и не подумал взять в руки белую палочку, от которой воняет как из другой страны. Сейчас же Кашин с энтузиазмом наблюдал, как Руслан затягивается дешевыми сигаретами, улыбаясь своему достижению. Испортил паиньку. Правда, заставить выпить на спор — отказывался. Руслан часто спрашивал у него, почему Даня в свои шестнадцать решил записаться в алкоголики и пить почти что каждый день, но каждый раз, задавая этот вопрос, получал только щелбан в лоб и поднятый перед глазами палец с фразой: «Вырастешь — поймешь». Тушенцов только глаза закатывал. Заебал из себя таинственного строить. Он-то должен отвечать на каждый вопрос этого недобандита, а как взаимностью ответить — так язык в жопу засунул. — Тебе-то что, — отмахивается он, передавая сигарету. Даня взял ее, продемонстрировал, как в один вздох докурил до фильтра, и, складывая бычок между большим и указательным пальцами, откидывает его куда-то в воду. Слабый ветерок заставляет листья на деревьях шуршать. Над озером жужжит всякая живность. Лягушки где-то сзади исполняют свою раздражающую симфонию. Единственный источник света — светло-желтая луна, которая казалось, хотела бы стать ярче, но знает о существовании солнца. Руслана знобит от холода. Ну не думал он, что прогулка окажется настолько длительной! Вот и выперся, как обычно: шорты да футболка, высокие носки и кеды. Забывает он, что в Сибири находится и что неподалеку недавно снег шел. А на календаре вообще-то пятнадцатое июня. Даня пьяно хмыкает, поворачивает голову и цепким взглядом рассматривает Руслана. На улице ночь, рядом ни фонаря, а этот все пытается что-то разглядеть напротив… Все очертания смазываются, выходят неровными; попытки ухватится хотя бы за эти бездонные глаза проваливаются как участники Русской рулетки после неправильного ответа. — Ну Ру-у-усь, — самой наигранной интонацией из всех, что умеет пародировать Даня, жалко скулит он, приближаясь ближе к парню и кладя голову на чужое плечо. — Интересно мне, кто нравится моему самому лучшему другу. Последнюю фразу он буквально промурчал. — Ты тяжелый. И вонючий, отвянь, блять, — шипит Руслан, искренне не понимая, почему такое тепло в душе кипятком пробегает по всему телу. Он ведет плечом, стараясь скинуть с себя рыжеволосую голову. Даня только ласково смеется и, поворачиваясь, обнимает того двумя руками, и шанса не оставляя на побег. — Эй! Да отъебись, пьянь! — М-м-м, не-а, — потираясь лбом о чужое плечо, бормочет Даня. — Тебе холодно. Дай хоть согрею, злюка. Руслан удивлённо приподнимает бровь и чувствует, как кровь приливает к лицу. Согреть? В самом деле? На Дане поверх футболки надет тёплый свитер, и если бы он хотел согреть, то просто поделился им. Руслан отмахивается от звенящего под ухом комара и, решая что или сейчас, или никогда: он обнимает Даню в ответ. Это даже получается удобно. У Руслана то ли переходный возраст наступает с задержкой, то ли Даня просто пиздецки огромный для шестнадцатилетнего юноши, но выходит уютно. Взаправду теплее стало. Они сидят в тишине некоторое время, слушая лягушачьи песни и редкие полеты насекомых возле ушей. Комфортно. Даже если его тошнит от запаха пива. Руслан нарушает идиллию в тот момент, когда телефон издает слабую вибрацию. Разблокировав его, читает злое сообщение от дедушки. Быстро набирает, что к пяти утра уж точно придет, и поднимает взгляд на почти лежащего на нем друга. Становится даже жалко его тревожить: тот последнее время выглядит очень побито, хоть часто и рассказывал про тусовки и хвастался количеством номеров красоток, пишущих ему каждый день с желанием встретиться. Он слабо толкает Даню в плечо, на что тот пьяно хрюкает. — Пошли, пьянь. Нам идти еще часа три точно. — Не отпущу, пока не ответишь, — усмехаясь и крепче прижимая к себе холодное тело, бормочет Даня. И он не знает точного ответа на этот вопрос. Точнее, знает, но как ответить на него непосредственному участнику? Хотя Руслан все же надеется, что это просто гормоны и недостаток внимания противоположного пола… Не все в четырнадцать выглядят красавчиками! Он сглатывает ком в горле и, пристально смотря на мошек, летающих над озером, тихо бормочет: — Да, влюблялся. А теперь завали ебало, поднимай свою тушу и пошли, — Даня как услышал положительный ответ, ослабил хватку, и Руслан успешно вывернулся из захвата. Ждет, пока друг поднимется, и, закатывая глаза, подхватывает его, когда тот уже собрался падать лицом в траву. — Включи фонарик. Моя спина не выдержит нести тебя, если будешь спотыкаться каждую секунду. Даня хмыкает согласно. Делает то, что попросил друг, а после подходит сзади и снова обнимает его, носом утыкаясь в макушку. Руслан же не знает, вспомнит ли Даня об этом с утра, будет ли жалеть. Он просто эгоистично воспользовался моментом, пока пьяный и тактильный друг удовлетворенно урчал от прикосновений холодных пальцев к ладоням, что заключили кольцо вокруг чужой талии. — В тебя, — на грани слышимости прошептал Руслан. Даня пьяно хмыкнул, не понимая, о чем идет речь. Выговор от дедушки не стал чем-то, испортившим ему настроение.

***

Руслан игнорировал Дашу, что почти бежала за ним с вопросами. Игнорировал и Давида с Ариной, которые с сочувствием смотрели на него и немым вопросом в глазах интересовались самочувствием. Он быстрым нетвердым шагом прошел в кабинет главврача, молча протягивая руку. Тот безразлично перебрал наличку, отдавая часть парню. Я никогда сюда больше не вернусь, пролетает у него в голове, пока он снимал халат, бросая его на диван в кладовке, забирая сигареты, телефон и полторашку воды. Даже не смотрит, сколько ему отдал старый хрыч, просто надеется, что, придя домой, эта сумма закроет то, что он пережил пару минут назад. Домой Руслан возвращался как в тумане. Много вопросов, ни одного ответа. Если до этого он просто хронически ощущал себя трупом с некоторыми отличиями живого человека, то сейчас — он мертв окончательно. Главный страх, ужас его жизни, человек, испортивший его представление о мире, триггер — называйте как хотите — разговаривал с ним, прося прощения. Или пытаясь его купить. Ебаное, нахуй, прощение. Или хотел оправдаться? Зачем? Как он вообще тут оказался? С каких пор Кашин такой важный и богатый, если, как он помнит, в детстве тот воровал из общих раздевалок мелочь на сигареты, потому что карманных никто не давал. Сам добился? Пф, Руслан хоть и физически не может сейчас это сделать, но у себя в голове он закатил глаза. У того всегда были такие проблемы с пониманием вообще любых предметов — вряд ли у того есть даже среднее высшее. Повезло хоть, что дом от больнички не находится на другой стороне Питера, снова мелькает у него в голове связанная мысль. Руслан пешком идет по прохладным проспектам, пытаясь максимально сократить путь до дома. Столько сигарет за пятнадцать минут, наверно, рекорд, но зафиксировать это некому. Телефон вибрирует. Не раз и не два. Наверно, Даша вспомнила о том, что он ей по пьяни рассказывал, ибо он не понимает ее переживаний. Проверять телефон — задействовать слишком много энергии, чтобы узнать наверняка отправителя. Если игнорировать проблему, она исчезнет. Вкус рвоты во рту ощущается все сильнее. Голова сейчас просто отвалится. В глазах темнеет. Руслан останавливается у знакомого подъезда, опираясь спиной о холодную кирпичную стену. Переводит дыхание. Слишком много всего. Слишком ебаный день. Заходя в свою микроквартиру, он сразу бросается к холодильнику, доставая энергетик, жадно глотая кислую дрянь. Морщится, делает отрыжку. Живот бурлит, желая чего-нибудь калорийнее газированной воды с сахарозаменителем. Руслан игнорирует это и, прям в одежде, на кухне, вырубается уже второй раз. Но он быстро приходит в себя. Противный звук будильника напоминает ему о необходимости принять лекарства. Он со стоном встаёт, пошатываясь, и, потирая красные глаза, идёт в спальню. Дальнейшие свои действия Руслан не хотел объяснять: это слишком длинный и жалкий монолог; оправдывать: он не сможет, в его голове последние года шум и голос преподавателей — сформулировать такое сложное предложение стало бы для него пыткой; а рассказать кому-то, что у него было на уме, Руслан сделал бы с радостью. Ответ был бы донельзя простым и инфантильным: я устал. Устал еще давно, но человек, писавший этот ебаный ситком, все никак не мог поставить точку, поэтому Руслан сделал это сам, убрав самого, по его мнению, бесполезного персонажа. Ситком или комедия — это же смешные передачи, да? Может, у него роль шута? Людям нравится смеяться над теми, кто хуже их самих — не просто же так существовали цирки уродов? «Ладно, вы тут можете тешить свое самолюбие, если вам угодно, а я пока вас покину», — смеясь, вспоминает фразу из какой-то книжки Руслан, сидя на колючем ковре с сигаретой в пальцах. Он ее даже не поджег. Нет сил, нет смысла. Веснушчатое лицо не выходит из головы. События пятилетней давности пленкой воспроизводятся в голове. Он будто снова переживает тот опыт, только вся физическая тогда боль сейчас пульсирует в висках, нагревая всё тело. Вся та боль, слезы, мольбы о прощении за вообще всё на свете, просьбы отпустить, и уже смирившийся семнадцатилетний мальчик, просто зажмуривший глаза до светлых пятен и кусающий губы до крови в ожидании конца. Голос Кашина в тот день до сих пор отзывается эхом во снах. Кошмарах, если уточнять. «Не увиливай от темы, тварь ты ботанистая!» — говорить ли ему, что после этого он перестал рассказывать маме интересные факты, вычитанные в книгах и их сюжет? Он перестал вообще читать. Тот тон, с которым говорил Кашин в тот момент останется надолго звучать в ушах противным хором. Противно. Он правда такой жалкий? «Что, и звука не издашь?», — на учебе часто говорят, что ему бы кляп, дабы перестал ядом плевать в невинных людей. Любит свои пять копеек вставить. По-другому не выстроишь себе авторитет. «Да перестань рыдать, сука!» — до сих пор плач в чьем-либо присутствии для него позор. Руслан бы всё отдал, лишь бы убрать из организма функцию, заставляющую глаза выделять влагу. Руслан кусает щеку изнутри, стараясь отвлечься. Встает с пола, направляется в ванну. Разбитое немытое зеркало еще раз напоминает ему о собственной неполноценности как члена общества. Ну как такое вообще социализировалось? Нервный смех хрипотцой выходит из горла. Он начинает истерично хохотать, смотря на свое отражение, параллельно снимая одежду, что заставляет смех только усилиться. Вскоре появляются слезы, рыдания, что прерываются гоготанием. Весело ему сейчас или грустно — какая разница? Руслан смотрит на свое тело, вспоминает, сколько хуйни вытворял за жизнь; вспомнил, что единственный человек, которому он доверял, предал его, и вдруг, с нихуя, снова вернулся в зону видимости. Вспомнил, что так и не ответил на сообщения, которые ему написали пару часов назад. Вспомнил, как не появился на похоронах бабушки и услышал от дедушки разочарованное: «Я от тебя такого не ожидал, подонок мелкий». Вспомнил, как мама пыталась узнать, что случилось с сыном, а он только отнекивался и язвил. Вспомнил, как впервые взял в руки лезвие. Вспомнил то ощущение эйфории и страха от полностью заполненной кровью ванны и потери сознания. Вспомнил, как после этого проснулся от яркого света в лицо и криков: «Живой!». Вспомнил грустный взгляд матери, которая не разговаривала с ним после этого еще пару недель. Вспомнил то чувство стыда, быстро сменившееся злостью и обидой. Не получилось? Он и тут слишком туп, блять? Почему даже сдохнуть так проблематично? Он бы сделал все, что возможно, только бы не видеть этот немигающий взгляд матери. Все это проигрывалось у него в голове, пока он зубами отламывал пластиковую часть от бритвы. Шум наполняющейся ванны даже грел уши. Руслан в шортах и майке залезает в полуполную ванну, прикрывая глаза от обволакивающего тепла. Первый порез — это всегда только проба. Никто никогда не пытался перерезать себе вены с первого захода. Увидев, как кожа расходится, открывая вид на тонкие нервные окончания, которые сразу скрываются под венозной кровью. Давление на лезвие становится сильнее, порезы — глубже и длиннее. Адреналин и сожаление смешались в коктейль, торкающий похлеще балтийского чая. Переживание сменяется наслаждением. Холод пробегает по спине тонким шлейфом, как будто все помещение не в стойком дымке пара от горячей воды. Инстинкт самосохранения кричит встать и перевязать руку чем покрепче и вызвать скорую. Руслан ему на это только показывает средний палец, шепча: «Я слишком устал для этого». Чувствует дрожь по всему телу. Слезы постепенно начинают падать вниз по щекам. Войдя во вкус, делает еще пару неглубоких порезов где попало: на шее разок полоснул несильно, по бедру, чуть выше колена. Пока голова не начала кружиться, а глаза закрываться, он где-то на подсознательном уровне чувствует рядом что-то знакомое. Если так ощущается сама тетушка смерть — он и глазом не поведет. Да и трудно это сделать бездыханному телу. Где-то внутри него шутка про клуб «Двадцать семь», в который он так хотел попасть. Все-таки на гитаре брынькать умел, может, и выстрелил бы какой-нибудь из немногочисленных демок, и умирал под плач маленьких фанаток. Но он один. Руслан вспоминает, что последний раз общался с матерью два месяца назад. И не чувствует ничего от этого факта. Они живут в одном городе, а видятся, дай бог, раз в полгода. Где-то на краях его сознания он старается придумать еще причины, по которым должен сейчас встать и вызвать, если не скорую, то психушку. Даша, что заботится о нем с первого курса, давным-давно ушла с головой в свои непостоянные, сложные отношения. Давид и Арина — лишь коллеги по работе, что иногда спрашивают про самочувствие и, видимо, от природной доброты, изредка приносят ему кофе или булочку из кофейни напротив больницы. Коля? Они созванивались в последний раз… Нет, таких чисел он сейчас вспомнить не сможет. Мама, прости, ваших ожиданий не оправдал хуевый сын. Был бы отец, и перед ним бы извинился.

***

— Адрес нашли. Десять минут на машине от этой халупы, — слышит Даня хриплый мужской голос, принимая звонок. — Место учебы в процессе. — Вы купили цветы и коньяк? — слыша утвердительное «угу», он вздыхает. — Подъезжайте тогда. Тут парковка уебанская, встаньте где-нибудь за зданием, хуй выедем потом. Он сбрасывает трубку. Ну не может он так просто оставить Руслана. Его Руслана.