Аффлюэнца

      «Семейная жизнь утомляет и может быстро стать скучной, или как там говорят… Любовь живет три года, а ещё брак убирает любую страсть между партнёрами и прочая ерундистика… Но справедливы ли все эти утверждения, когда ты женат на Белке Эррера-Файер? Так ли хороша постель, через которую пробираешься к власти?» — таковым был заголовок для интервью у очередного выпуска журнала Playboy за 2007 год. Известному медиахолдингу в те времена он сделал больше чем хорошую выручку — выпуск с Белкой на обложке вызвал фурор. И для этого фурора причин было предостаточно; во-первых, сам факт того, кто позировал для эротического глянца, во-вторых, интервью интересного содержания с приоткрыванием завесы личной жизни светской львицы и в те времена новоиспечённого вице-президента, и, наконец, новая грудь Белки. Снимок на обложке был, к счастью, из разряда максимум «пикантных», и ни в коем случае не пошлым или тем более эротическим, одежды было маловато, но общая картина всё еще была вполне приемлемой. Лишь на самой фотосессии внутри выпуска Белка позволила себе раздеться чуть больше, однако до сих пор всё выглядело вполне цивильно — Плэйбой видел обложки и фотосессии намного откровеннее.       После своего дебюта в эротическом глянце Белка вспомнила о том, что у неё, вообще-то, есть дети и материнские обязанности, и вовсю стала строить образ светской львицы и заботливой матери. Устраивала благотворительные вечера, выводила детей в свет, давала интервью о сложностях воспитания, сопровождала мужа в поездках по миру в рамках его политической карьеры, даже успела получить высшее образование… однако ей быстро надоело, и она засела дома. Вполне логичное решение после того, как первые годы жизни тройняшек она пыталась «дожить» молодость на вечеринках, которую забрали замужество и неожиданное пополнение в семье и спихнула детей на мужа и родителей, а потом стала работать на публику и строить себе нужный образ.       Впрочем, сейчас не о «прошлой» Белке — сейчас о «нынешней». Она лежала в постели, уже наполовину под одеялом, и читала книгу — кажется, что-то о пользе и силе позитивных аффирмаций — смешно, что дочь одного серьезного успешного человека и жена другого такого же вообще могла посылать какие-то послания во Вселенную, когда у неё имелось буквально всё; а чего не имелось, то тут же появлялось — только благодаря деньгам, а не аффирмациям. Страницы она перелистывала ужасно медленно и внимательно изучала текст, иногда даже перечитывая предложения по несколько раз. На теле была шёлковое платье-комбинация, у кровати покоились тапочки и общий внешний вид говорил о полной готовности ко сну — оставалось лишь оторваться от книги. Её уединение с бумажным источником ценных знаний нарушает пришедший из ванной Ежевика, который тут же ложится следом в кровать и приобнимает жену за талию, подвигаясь к ней поближе.       — Ну не сейчас. Я читаю, — она легонько улыбается, когда ощущает у себя под платьем тепло чужих рук. Глаза продолжают невозмутимо изучать текст.       Тогда Ежевика осторожно берёт аккуратную ладонь в свою и пару раз целует. Затем поцелуями проходится чуть выше, до предплечья. На это Белка всё-таки убирает книгу на прикроватный столик и чуть отстраняет мужа, но лишь для того, чтобы лечь к нему и прижаться.       — Слушай, а ты мне там не изменяешь в своих поездках? — она поднимает голову и внимательно смотрит. В её глазах читается ехидство и игривость.       — Какие же у тебя порой глупые вопросы, моя драгоценная, — целует её в нос, — С такой занятостью время остаётся только на поспать, и то не факт, так что какие измены? Это мне нужно о таком переживать. Ты у меня ходишь везде, красивая, фигуру показываешь, как подмигнёшь кому-нибудь разок…       Белка закатила глаза и рассмеялась.       — Я тоже занята, знаешь ли. Следить за твоими детишками — та ещё работа.       Ежевика, слыша подобные фразы, предпочитал не думать о том, что эффективность Белкиной «слежки» за детьми равна нулю, поскольку те слушались только его, а не свою мать; или на крайний случай бабушку с дедушкой; но разве он имеет право рушить образ идеальной матери?       — Уклонилась от ответа, — целует её в плечо. Его руки уже где-то неприлично под одеждой.       — Умоляю, все, с кем я могу тебе «изменять», покоятся в моей тумбочке и работают от зарядки либо от батареек. Успокойся, и никому я не подмигиваю, — легонько щекочет Ежевику за шеей и хихикает.       — Вот ка-а-а-ак! — мужчине становится сложно терпеть щекотку и он начинает делать тоже самое в ответ.              Белка звонко смеётся и их баталия продолжается с минуту, пока она не перехватывает губы Ежевики и весьма настойчиво целует. Одну его руку опускает к линии своих трусов, повелевая таким образом снять их и нежно ощупать каждый участочек — а может, не очень нежно. Сколько бы лет они не прожили вместе, каждая разлука из-за поездок Ежевики по работе случается будто бы впервые и отзывается в теле Белки тянущим чувством — которое наконец-то будет удовлетворено.       Дверь в спальню тихо открывается, и это даже не становится очевидным, пока со стороны входа не слышится голос:       — Ой, ой, не смотрю, мне неинтересно, чем вы тут заняты, — Остролистая прикрывала лицо ладонью, отвернувшись, — Но должна сказать, что Воробей приехал только что.       Супруги отрываются друг от друга.       — Что?! Доча, нельзя так шутить, тем более, что папа устал после самолёта! — приезд сына не ожидался ещё неделю, так что словам Остролистой нельзя было верить вот так просто.       — Да я серьёзно, блин! Сами посмотрите! — она тут же выходит из комнаты. Белка по пути находит свой шёлковый халат, накидывает его и они вместе с Ежевикой идут следом за Остролистой.       Воробей обнаружился в коридоре, около большой главной лестницы, ведущей на второй этаж. Он болтал с воодушевлённым Львиносветом у которого, кажется, любые остатки сна пропали из-за такой встречи, когда родители едва ли не подбежали к нему.       — Милый мой… Воробейчик, — Белка обнимала его едва ли не до хруста костей. Когда Белка позволила себе, наконец, оторваться от сына, то стоявший позади неё Ежевика также подошёл с широкой улыбкой и заключил парня в объятия.       — Давайте без… этого всего… кх, — чуть сдавленно сказал Воробей; отец обнимал с не меньшей силой.       И как же юноша попал в родной дом раньше времени? Во-первых, за хорошее поведение — что удивительно, ведь поцапаться или сказать что-нибудь язвительное дозорному или кому-нибудь из сокамерников вполне в его духе; во вторых, за договорённость с нужными людьми. Ему не хотелось лишней шумихи, папарацци и прессы, дежурящих у выхода из тюрьмы, поэтому он «в тихую» уехал оттуда сам, а не в сопровождении родителей, как должен был. Водитель их семьи, конечно же, согласился его подвезти, поэтому случилось, что случилось. Получился даже своеобразный сюрприз, хотя Воробей не хотел удивить или тем более напугать близких своим нежданным визитом — но знал прекрасно, что элемент неожиданности всё же будет присутствовать, и даже если ему удалось бы проскользнуть в свою комнату, то утром его всё равно бы встретили также радушно и шумно. Когда он вышел из машины, учтиво кинув напоследок сдержанное «Спасибо ещё раз» водителю, то сразу же огляделся — будто не верил, что это его дом. Хмыкнул про себя, подметив, что абсолютно ничего не поменялось — а впрочем, должно ли было поменяться? У него не было никакой связи с миром, кроме визитов тех, кто желал его навестить, поэтому местных новостей он, разумеется, не знал, а того, что докладывали ему во время встреч, оказывалось слишком мало, чтобы строить полноценную картину мира там, на свободе.       — Так здорово, что мы теперь, наконец, все вместе! — Остролистая, кажется, почти что подпрыгивала на месте от радости.       — Почему ты нас не предупредил? Мы бы тебя забрали, — удивился Ежевика.       — Да так… Сам не ожидал того, что за примерное поведение пораньше выпустят, — приврал Воробей. Кажется, на его лице тоже возникло что-то вроде улыбки — невероятно непривычно.       — За завтраком подробнее расскажешь, как там с тобой обращались, чтобы я убедилась, что всё было как нужно! — Белка, как обычно ворковала, — А сейчас скорее готовься ко сну. Твои вещи по местам разложат утром. В школу пока можешь не идти, лучше отдохни.       — Вещи я сам разложу, а в школу, пожалуй, лучше сходить, — ответил он, чем несказанно ещё больше обрадовал сестру.       — Пошлите ко мне, поговорим хоть чуток! — Остролистая подчеркнула, что разговор должен пройти без родителей.       Она уже почти что взяла братьев за руку и повела в свою комнату.       — Согласен с мамой! Воробьишке лучше отдохнуть, не приседай ему на уши! — отозвался Ежевика, но в отличие от Белки, он был не настолько серьёзен.       — Ладно уж вам, пойду послушаю местные сплетни. Всё нормально, — родители еще раз обняли его, и Воробей позволил увести себя в комнату Остролистой.

***

      — Событий — непаханое поле, вот знаешь! — начала Остролистая, присев на свой диван, — Садитесь.       Диван был весьма большим и располагался рядом с приоткрытым окном, поэтому место для посиделок оказалось более чем идеальным. Девушка положила себе пепельницу на колени, чиркнула зажигалкой и затянулась.       — Дай мне тоже, — просит Воробей.       — А ты разве не ту электронную штуку куришь? — удивилась Остролистая. Не спешит брать вторую сигарету из пачки.       — Раз я говорю дать, значит, нужно дать, — ворчит тот, вызвав у сестры смех и всё-таки получает красную Мальборо в руки, а спустя секунду также затягивается, сбросив каплю пепла в пепельницу на коленях Остролистой.       Львиносвет из-за своего спортивного образа жизни, разумеется, учтиво отказывается.       — Ты же помнишь про вечеринку Искры на её шестн…       — Разумеется. И я не собираюсь второй раз слушать про то, как смешно она уснула жопой вверх, когда нахуярилась в щщи, — Воробей недовольно прерывает брата на полуслове. Искра, вообще-то, была весьма сдержанной в плане алкоголя и не всегда пила, либо пила не очень много, так что настолько пьяной её видели, кажется, впервые; что-ж, повод был, поэтому осуждать никто не стал. Это событие казалось Львиносвету весьма важным, и Воробей, прекрасно зная о том, что его трудно будет заткнуть, если позволить ему начать, предпочёл сразу отсечь все попытки разговора о такой ерунде, — Давайте о чем-нибудь актуальном.       — У нас в школе, короче, появилась своя Сплетница! — Львиносвет выглядел так, будто сам не ведал, о чем говорит.       Воробей переглянулся с ними двумя.       — И кто это вообще?       — Ну как же ты не знаешь, сериал есть такой, где одним из главных персонажей является анонимный блог какой-то девушки, называющей себя Сплетницей, которая постит всякие грязные вещи о учениках одной частной школы. И вот у нас тоже самое, прикинь! Только вот я скоро её прибью, потому что меня она явно ненавидит, — Остролистая выпускает дым.       — Недурно. И что пишет? — Воробей затягивается следом.       — Ох… — вздыхает девушка.       Львиносвет видит расстроенную последними событиями сестру и быстро перехватывает разговор.       — Да там в Теневых с ума сошли, и Ветерок с Верескоглазкой тоже. Они нас вообще ненавидят, и на выступлении Остр чуть ли не помидорами её закидали. Так расстроилась, — он приобнял её, прижав к своей широкой груди, — И эта Сплетница сказала, что она скоро потеряет какие-то там позиции лидера. Хрень.       — Что значит «какие-то»?! — Остролистая недовольно поднимает на него голову, — Ты не признаёшь мою власть в Академии?       — Да нет, прос…       — Это прозвучало весьма грубо, знаешь ли, — она чуть обиженно надувает губы, но от брата, тем не менее, не отстраняется.       Воробей едва успевает подавить смешок, когда видит эту сцену. Убеждается, что теперь-то он окончательно дома.       — И что, просто Сплетница собирает сплетни? Что вы так всполошились? Как будто бы все таблоиды и новостные порталы вдруг перестали существовать, и только эта Сплетница выжила, — хмыкнул он.       — Знаешь что, вот сам придёшь и убедишься, какая она стерва! — девушка чуть нахмурила брови, но тут же расплылась в улыбке, — Я тебе ссылку на её аккаунт скину.       — Хорошо, хорошо. А что-то реально стоящее произошло? Или тухнете тут?       — Тухнем это да, — подметил Львиносвет, — Без тебя-то совсем раскисли. Вот Пеплогривку убрали с поста главной чирлидерши… Она не объясняет причины даже мне.       — И ведёт себя странно, — поддакнула Остролистая, — Э-э-эй, а что значило «даже мне»?! — обратилась она к Львиносвету, — Я, вообще-то, её подруга! Мне бы она куда вероятнее первой сообщила причину. Но, как видишь, мы оба её не знаем, — повернулась к Воробью. Потушила дотлевшую сигарету об пепельницу.       — Я её парень, так что всё очевидно. Даже мне не объяснила причины. Некоторые девушки могут быть более откровенны с парнями, чем с подругами…       — Но Пепл — не просто «некоторые девушки», ты что, совсем, такое говорить? — фыркнула она.       Воробей, откровенно говоря, все эти годы был вежлив к Пеплогривке чисто из-за формальности и искренне не понимал, что в ней такого особенного, раз эти двое, которым готовы были даже платить и сделать в целом что угодно ради хотя бы мимолётного взгляда или короткой фразы, буквально дрались за звание «Кто самый важный в жизни Пеплогривки». Да, симпатичная, да, умная, да, хорошо воспитанная, всегда стильно одетая в что-нибудь из последних коллекций именитых дизайнеров, с красивыми волосами, прекрасным характером и родителями, имеющими влияние в сфере образования и интеллигенции — но разве не существует еще тысячи таких же, как она? Впрочем, о чём размышлять. В Иглогривке же он тоже что-то нашёл; она, кстати, заслуживала одной из первых узнать о возвращении. Пока брат с сестрой начали шутливый спор, он незаметно достаёт мобильный из кармана и быстро набирает СМС. Он молится, чтобы та ещё не спала, и в качестве услышанной небесами молитвы получает практически мгновенный ответ. Нет, всё-таки в Иглогривке, в отличии от «Пепл», было куда больше особенного.       — Мне жаль её, конечно, но а из действительно стоящего что-нибудь произошло или вы сюда меня просто так затащили? — Воробей берёт пачку Мальборо сестры и достаёт ещё одну. Пока крутит сигарету в руке, не зажигает.       — Ну твоим вкусам не угодишь! Впрочем, как и всегда, — рассмеялась Остролистая, — да и наглости нет предела. Хоть бы разрешения спросил, — она взглядом указала на пачку.       — Жалко, что ли? — он вопросительно взглянул на сестру, — Ещё скажи, что к тебе в комнату со стуком заходить нужно и по выходным не беспокоить, — чиркает зажигалкой.       Безусловно, в глазах Остролистой ничто иное, как игривые чёртики в глазах.       — А, может, так и скажу. Кстати, — затягивается очередной сигаретой, — Я же уже упоминала, что Искра стала странно себя вести? Знаешь, там, таиться. К ней теперь не подступиться, и мы все меньше времени проводим вместе…       В комнате стало ощутимо накурено.       — Ну и что. Подумаешь, работу нашла и личные границы стала отстаивать. Главное, чтоб ей нравилось, — отметил Львиносвет.       — Звёздное племя, ты говоришь прям как наша мама, — закатила глаза Остролистая, — Для неё человек может чё угодно делать, да хоть с крыши прыгать, и в любом из этих поступков нет проблемы, если ему всё нравится! — фыркнула она.       — Тебе не нравится, что она зарабатывает деньги?       — Речь о другом. Мне не нравится её скрытность.       — Остри отчасти права. Да и про Коршуна новости, помните? — Воробей встретил чуть удивленные взгляды брата с сестрой и всё-таки не сдержал смеха, — Наивные птенчики. Подумали, что она вот так просто бы прекратила с ним любую связь. Дело ваше, но я бы её расспросил подробнее, в каких они вообще отношениях.       — На что ты такое намекаешь?! — Остролистая едва не поперхнулась дымом, — Какой кошмар! Фу! — скривилась она.       — Да, ты всё правильно поняла. А чего греха таить, — Воробью было забавно наблюдать за реакцией этих двоих.       — Очередной богатый властный и плюсом опасный педофил в Голливуде? — усмехнулся Львиносвет.       — Вы сегодня в ударе, я смотрю, — подтвердил он.       Брат с сестрой заговорчески переглянулись.       — Завтра предстоит полный разговоров день, — подытожила девушка.       — Всё так, всё так, — Воробей потушил недотлевшую до конца сигарету и бодро встал с дивана, — Значит, пора отдохнуть. Я к себе.       — Ох, завтра предстоит невероятный день, — тем не менее, она продолжила говорить. Он остановился в дверях и обернулся, — Ты знаешь, братик, какой же переполох ты устроишь своим возвращением.       Хитрая улыбка на её лице значила, конечно же то, что переполох будет в хорошем смысле. Настоящим штормом, приливом внимания — в лучших традициях самопровозглашенной королевы школы и президента студсовета.

***

      Парковка у школы уже давно как не пустует, когда троица заезжает на неё — и каждый на своём транспорте. Нужно ещё немного времени; в основном Остролистой; чтобы как следует припарковаться и выйти, сверкнув глазами.       — Да ну нахер… — шепчет Орешница, доставая из кармана пиджака телефон.       Она уже почти зашла в здание в компании Мышеуса и Ивушки, но тут резко остановилась. Её глаза сделались щёлками, она вкрадчиво вглядывалась в один из подъехавших автомобилей.       — Что такое? Пойдем, — позвала Ивушка.       — Подожди… подожди… — она быстро сделала несколько фото, приближая кадр всё ближе, — Да не может быть. Это же Воробей.       — Тебе показалось, он ещё не должен был выйти, — отмахивается Мышеус, от нетерпения переминаясь на месте.       — Ну сам посуди, кто ещё на чёрной R8 мог приехать в сопровождении Остролистой и Львиносвета? — финальный кадр, — Я знаю, кому стоит об этом знать…       Пальцы хаотично забегали по экрану, искали иконку приложения Инстаграм. Орешница тут же нашла аккаунт Сплетницы и отправила ей несколько сделанных фото в Директ.       — Надеюсь, будет полезно, — она подписывает фото коротким сообщением «Угадай, кто вернулся? Только, пожалуйста, выложи анонимно», отправляет его и блокирует телефон, засовывая его обратно, — Всё, теперь идём, — обратилась к ждущим её Ивушке и Мышеусу и направилась следом за ними в здание.       Воробей тем временем смотрит по сторонам и в ответ встречает множество взглядов. Самых разных — от удивлённых до разочарованных. Снимает свои солнцезащитные очки.       — Что они так рты разинули, как рыбы? — проворчал он, направляясь за сестрой и братом. Его шаг был чуть более медленным. Кто-то неподалёку от него активно перешёптывался со своей компанией; эти звуки для него были очень похожи на крысиный писк.       — Всё будет нормально, не переживай, — улыбнулась Остролистая и взяла брата под руку, — Всё будет более чем нормально, — её пальцы чуть дрожали.       — Я не переживаю.       — А я и не тебе говорю, — ответила девушка, еще больше вздёрнув подбородок. Королевская осанка сегодня была необходима как никогда.       Светлый коридор школы ощущался как стерильная чистота и академические знания. Школьники расступились по сторонам, когда тройняшки зашли; все как один устремили свои взгляды туда, куда будут смотреть весь оставшийся день. На них.       — Круто. Мы даже не опоздали, — подметил Львиносвет.       — Ох, Вор, братан! — Ягодник едва не сбил троих с ног, когда подбежал к ним и стал активно жать руку Воробью, — Сколько лет, сколько зим! Добро пожаловать, — он стал идти в ногу с троицей, — Как дела-то?       — Ага, привет, — буркнул он, — Нормально всё.       — А где Лис? — спросил Львиносвет.       — Не знаю, да опоздает, наверное. Хотя мы хотели вместе сегодня поехать, — ответил Ягодник, пригладив непослушные волосы.       — Блин, лажа какая-то, — он почесал затылок, — Ну ок, если что он знает, где нас искать.       Остролистая тем временем пыталась выровнять своё дыхание; её руки периодически сжимались в кулаки. Она чувствовала, как у неё сохнет в горле.       — Ну что, надеюсь, с тобой там хорошо обращались, — в голосе Ягодника не было ни намёка на серьезность.       — Более чем. Иначе и быть не могло, — Воробей был напряжен. Дружков своего брата он скорее терпел и не понимал, почему они в свою очередь называли взаимодействия с ним «дружбой» и «общением».       — Что ты к нему пристал?! — неожиданно взорвалась Остролистая. Она выглядела так, будто готова была отвесить пару пощёчин.       Ягодник в свою очередь лишь рассмеялся.       — Да ладно, я же ничего такого не спросил.       Подошедшая к компании Голубка тихо поздоровалась со всеми, а заметив Воробья, подошла к нему и крепко обняла.       — Ох, приветик! — она чуть отстранилась и оглядела парня с ног до головы, — С возвращением!       Воробей уже пожалел, что его срок кончился.       — Где Иглогривка? — только и спросил он.       — Я её видела уже. Скоро подойдёт, — она улыбнулась и пошла в свой кабинет.       До начала уроков было около десяти минут. Поэтому компания решила пройти к любимому столу в кафетерии и провести оставшееся время там. Когда они устроились поудобнее и уткнулись в свои телефоны, то Иглогривка стуком своих каблуков осведомила о своём приходе.       — Привет всем, — поздоровалась она, а переведя взгляд на Воробья, широко улыбнулась в предвкушении и села к нему, крепко обняв. Пару раз поцеловала в щёку.       Остролистая, кажется, на миг расслабилась, когда увидела двух влюблённых, и сама невольно заулыбалась, но тут же вновь напряглась, когда перевела взгляд обратно на свой телефон и увидела уведомление.       — Бля… «Доброе утро, жители Лос-Анджелевского золотого пригорода! С вами снова я, Сплетница, ваш единственный и неповторимый источник достоверных новостей о жизни Калабасовской элиты. Сегодня в трёх словах: угадайте, кто вернулся! И не один, а со своей охраной — должен же кто-то продолжить охранять его честь вне решётки. Воробей выглядел слишком свежо для кого-то, кто отбыл два месяца в местах не столь отдалённых, хотя всё также опасно и угрюмо — значит, не подменили. Итак, сегодня мы задаёмся следующими вопросами: поступит ли он в колледж, что о нём говорит руководство школы и какую сумму родители отдали за его освобождение? Или у вас уже есть ответы? Не забудьте оставить их в комментариях, — а если это инсайдерская информация — то в моём Директе на правах анонимного источника. Кстати, о нём. Спасибо анонимному пользователю за прикреплённые к посту фото.»       — Чёрт. Я убью эту сволочь, — прошипела Остролистая, злобно скинув телефон к себе на колени. Ещё немного, и тот упал бы на пол.       — Почему ты злишься? Это еще ничего такой пост. По крайней мере, без грязи, просто о факте возвращения, — Ягодник прочитал текст с телефона Львиносвета и, закончив, повернулся к девушке.       — Да заткнись нахрен!       — Эй, что с тобой?! Месячные? — он едва успел увернуться от удара Остролистой, которую вовремя остановил Львиносвет и вернул к себе на место.       Воробей медленно поднял взгляд с экрана на сестру.       — Это и есть та Сплетница, что ли?       — Ага, — вместо неё ответила Иглогривка. Она положила свои ноги на ноги Воробья и держала в руке стаканчик с молочным коктейлем.       — Ну здорово. Словами кидаться, конечно, умеет, — он явно оценил список вопросов, который написали про него, — И как только не боится, что взломают и вычислят, через какой IP всё это пишут…       — Точняк тема, вам нужно её взломать, — будто прозрел Ягодник, — Есть у меня один знакомый…       Остролистая внезапно вышла из своего минутного отчаяния и состроила самое серьезное из всех возможных серьезных лиц.       — Нет. Не нужно.       — Чего? Она ж так и продолжит писать бред, — Львиносвет обеспокоенно взял сестру за руку.       — Со стервой нужно играть по её же правилам, чтобы в итоге перехитрить и выйти победителями. Её правила весьма понятны, так что можно приступать.       Присутствующие переглянулись между собой.       — Слишком банально будет сдаться или пойти нечестным, но простым путём в виде жалобы. Нужно преподать урок, — убирает руку брата, — Нужна провокация. Ей понравится.       — А можно менее пафосно сказать?       Она выразительно взглянула на него с осуждающим выражением и продолжила.       — Нужен гротеск. Раздуть всё до таких масштабов, что этой идиотке надоест каждый день пачками печатать про нас посты. Она сама поймет, какой бред происходит и забросит аккаунт.       — Это же наоборот привлечёт её, — не поняла Иглогривка.       — В том-то и дело, что стервятники по типу Сплетницы будут ждать собственной победы и величия, которые выразятся в том, что мы, скажем так, жертвы, хотя это слово звучит ужасно, заляжем на дно и дадим таким образом знать, что ей удалось задеть нас за живое. Ни в коем случае нельзя этого показывать. В любом из самых худших исходов это всё равно выйдет нам в плюс. Единственная проблема… не заигрываться сильно. Даже у гротеска есть свои пределы, — подытожила она.       — Ага… ага, — Ягодник обдумывал сказанное, — Значит, нужно подделывать события, чтоб Сплетница в итоге махнула на нас рукой и ужаснулась от того, какие идиоты здесь учатся? И оставила школу в покое?       — Ну, если мои слова выразить твоим языком, то всё верно получается, — чувствовалось пренебрежение в интонации.       — Делайте, что хотите, в общем, только меня не впутывайте, — вздохнул Воробей.       Остролистую расслабил её сногсшибательный план. День уже перестал казаться таким уж тяжелым.       — О, нет, сейчас, когда ты главная тема для разговора, тебя как раз таки нужно впутать первым, — хитро улыбнулась она.       — Я готов тебе обеды покупать, только бы ты отстала от меня с этой темой. Мне уже не нравится всё это.       — Хорошо, твоя взяла, — Воробей почувствовал облегчение, — Вернусь к тебе попозже, а пока начну с кого-нибудь по типу Верескоглазки, — парень фыркнул, услышав про свою «отсрочку», — Известная истеричка поможет мне раздуть скандальчик до нужных масштабов.

***

      Важнее страстей в коллективе может быть только выполнение обязанностей; да ещё каких — обязанностей президента школьного студсовета. Остролистая смотрится в зеркало напоследок — белоснежный блеск зубов, красивые стрелки и аккуратная укладка волос волнами заставляют улыбнуться собственному отражению — и направляется к комнате студсовета. Атмосфера там царила серьезная и деловая, но вместе с тем какая-то даже уютная — возможно, из-за удобных диванов, кофемашины, благодаря которой в кабинете постоянно стоит непередаваемый аромат кофейных зёрен, светлых обоев и идеального порядка на столах всех, кто имел своё рабочее место. Самый убранный стол был, конечно же, у Остролистой.       — Привет, — просияла она перебирающей бумаги Мглуше. Заметила у неё новый маникюр и часики, — Ты уже расправилась с распределением сметы для бала в честь начала года?       — Привет, — тихо отозвалась Мглуша, не отрываясь от дела; тут же чуть громче добавила, — Да, кажется, мы в неё попадаем. Уже начали закуп декораций, заказали кейтеринг сегодня ещё, — она подняла голову на Остролистую, — Осталось самое сложное — обзвонить родителей и пригласить их, — легко улыбается, — Думаю, можно доверить это Осоке.       Конечно, обзванивать вечно занятых родителей по специальному списку гостей — дело весьма нудное, еще и нервное; хуже всего, когда нельзя было связаться с ними напрямую и приходилось делать это через их менеджеров и ассистентов — частенько они оставляли именно их номера, а не свои собственные, аргументируя это тем, что «не хотят, чтобы беспокоили по пустякам»; однако Остролистая находила в этом что-то эдакое и была рада применить свои ораторские способности. Да и к тому же, с кем-то из родителей можно было легко связаться через их детей, если те являлись её друзьями — тогда стараний было и вовсе минимум.       — Необязательно. Я думаю, что я лучше справлюсь, мне это даже в удовольствие, — отвечает девушка.       Мглуша как-то странно смотрит на неё, будто теряется; затем вновь натягивает улыбку.       — Как скажешь. И да, зайди к директору, он… звал тебя обсудить кое-что важное, — она поспешила скрыть это опять возникшее на её лице странное выражение за экраном компьютера.       Остролистая лишь кивнула и развернулась прямиком к выходу. Интересно, о чём будет говорить директор? Он доверял девушке и поэтому ей не впервой было беседовать с ним в его кабинете, однако каждый раз как первый — потому что не всегда можно угадать тему для разговора. Порой, конечно, он вешал на неё абсурдные обязанности, и не со всеми из них она была согласна расправляться, но делать нечего. Возможно, он поговорит с ней насчёт бала — хотя, почему бы не сделать это прямо в комнате студсовета? Кстати, о бале. Это было традиционным ежегодным событием в честь начала учебного года; разновидностью типичных светских мероприятий. Прилизанные, ухоженные родители в аккуратных дизайнерских нарядах делали вид, что их не раздражают такие же родители других детей и они мило ворковали друг с другом на повседневные темы с бокалом шампанского; тоже самое касалось и школьников. Наступало, можно сказать, священное перемирие, где было негласное правило — натягивать свою лучшую из улыбок и ни в коем случае ни с кем не огрызаться; запрещалась даже пассивная агрессия всех форм. Не сказать, что всем по душе приходился такой лицемерный праздник; детям так тем более; но имидж есть имидж и ради него тоже нужно работать, едва ли не усерднее, чем на основной работе — можно сказать, что со школьной скамьи их с помощью данного бала учили этому закону взрослой жизни.       Остролистая более чем привыкла к таким праздникам благодаря своей семье, которая их просто обожала, поэтому энтузиазма в этом вопросе у неё каждый год хоть отбавляй — как и опыта. Правда, заниматься организацией школьного бала было куда веселее и ненапряжнее, чем светского раута их семьи; наверное, потому что в ней не принимала участия её мать. Она просто приходила, как обычно самая нарядная и доказывающая, кто её муж и откуда она родом, болтала со всеми без умолку и потом уходила также эффектно, как и появлялась. Иногда Остролистой даже не было за неё стыдно, а ещё через раз везло и даже сам Ежевика находил время в своём графике, чтобы прийти.       — Можно? — стучит в дверь Остролистая и заглядывает внутрь.       — Да, мисс, проходите, — коротко отвечает директор и говорит кому-то что-то в трубку.       Он выглядит как обычно серьёзно и собранно. Тут же отрывается от телефонного разговора и поворачивается к присевшей девушке. Что-то вроде жалости мелькает в его взгляде.       — Вы звали? Что-то случилось?       — Мисс Эррера-Файер, наше руководство вынесло кое-какое решение касательно вас. Вы досрочно покинете пост президента студсовета и лишаетесь права баллотироваться на него вновь согласно новым правилам, — слова давались ему тяжело.       Девушка удивлённо захлопала глазами.       — Простите?       — Я сожалею, но это было вынужденным решением. С вами было приятно работать, вы отлично справлялись, — вздохнул он.       — Что вы несёте? — на её глазах показалась прозрачная пелена слёз, — Раз я так хорошо справлялась, почему вы меня выгоняете?!       — Вас никто не выгоняет, пожалуйста, успокойтесь.       — Хорошо, и по какой же тогда причине вы меня «не выгоняете»? Какие такие новые правила? Вы их только что придумали? — она чуть ли не срывается на крик. Резко встаёт с места и прожигает директора взглядом.       — Это новые правила, вступившие в силу сразу с начала учебного года. Я ещё раз сожалею, но, пожалуйста, покиньте кабинет.       Не будь перед ней уполномоченное лицо, она бы с радостью зарядила ему как следует и прокричала бы самые обидные ругательства — но увы, свою честную реакцию на происходящее пришлось проглотить.       — Я вас поняла, — её голос дрогнул, она обернулась и быстро вышла из кабинета.       Она едва ли не неслась по направлению к женской уборной, кажется, даже проигнорировав кого-то, кто хотел завести с ней разговор. Когда Остролистая зашла, то не стала сдерживаться и тихо заплакала около зеркала, опираясь на раковину и опустив голову. Компания каких-то девочек, что стояли у раковин и обсуждали сплетни, испуганно посмотрела на неё и тут же поспешила выйти, не задерживаясь ни секунды более. В душе саднило, а слова директора будто брюзжали ядом. «Почему?» и «За что?» — эти два вопроса теперь крутились у неё в голове. Спустя минуту она посмотрела на себя и кончиками ногтей осторожно поправила чуть поплывший макияж глаз. Затем не выдержала ещё один поток слёз.       Ещё кто-то зашел в уборную, но аккуратно проскользнул мимо, направляясь к кабинкам. Очевидно, никто не хотел вникать в проблемы Остролистой, или же попасть под раздачу — может, это были слёзы ярости; отчасти оно так действительно было. Королеву школы желали видеть только в добром здравии и весёлой; увы, не как в свадебных клятвах — и в горе, и в радости.

***

      Тихий ветерок раскачивал кроны деревьев и кустики красивых цветов, высаженных на пришкольной территории. Солнце спряталось за облака, лишь прорезаясь редкими лучами наружу; было тепло и хорошо. Многие ученики любят выходить на перерыв на улицу именно в такую спокойную погоду. Поляна была заселена множеством учеников словно божьими коровками во время бабьего лета; они либо копошились в своих рабочих макбуках, доделывая задания и попивая какой-нибудь напиток из Старбакс, либо общались с друзьями и ели свой ланч, либо просто наслаждались свободной, лишенной суеты минуткой. Как, например, Львиносвет с Пеплогривкой.       Парочка миловалась на уединённой лавочке под кроной самого большого дерева; это было удачей успеть сесть на неё во время перемены, прежде чем её кто-то успеет занять собой на всё время перерыва — из-за своей удаленности и особой тишины она была довольно популярным местом у всех таких же влюблённых подростков. Они сидели в обнимочку, обмениваясь редкими фразами.       — Мне нужно с тобой поговорить кое о чём, — серьезный тон Пеплогривки смотрелся так непривычно среди всей этой атмосферы расслабленности и отдыха. Она подняла голову на парня.       — О чём же? — Львиносвет улыбался как ни в чём не бывало.       — Тебе… это тебе не понравится… Но я не могу больше так, — вздыхает она.       — Что такое? — он вдруг погрустнел, почувствовав настроение девушки.       Пеплогривка повернула голову вдаль.       — Нам нужно расстаться.       Убирает свою руку из его нежной хватки.       — Почему? — выдаёт он спустя пол минуты. По ощущениям — будто земля ушла из-под ног.       — Ты знаешь… Во-первых, мы явно попадём в разные институты. Папа как ректор уже взял мне место в Калифорнийском университете, а тебя за границу отправят, очевидно. Во-вторых, — с каждым новом словом она будто всё меньше уверена в том, что говорит, — Во-вторых, мне кажется, мы не сходимся характерами. Нас больше не объединяет спорт, знаешь, и… У тебя семья совсем другая. Ты воспитан по-другому. Не как я. Мы разные, — интонация его голоса вдруг показалась ему совсем чужой. Неродной. Нелюбимой.       — Почему?! Э-этого не может быть! Всё же было хорошо!       Львиносвет едва ли не кричит. Пеплогривка встаёт с места и смотрит на него напоследок.       — Прости. Ты убедишься, что так будет лучше для всех, — её глаза на мокром месте, но тем не менее она разворачивается и уходит со двора.       Неприятное чувство пустоты внутри; будто половину органов выпотрошили. А ещё — полное неверие тому, что только что произошло. Нет, она не могла вот так просто бросить его. И неужели её странное поведение в последние дни было обосновано тем, что она уже задумывала с ним расстаться? Но из-за чего?! Ничего же не предвещало, как говорится — на их фронте царили безоблачное спокойствие и бесконечная любовь. Возможно, он ошибался и не всё было так радужно; не замечал чего-то важного. Хотя вёл себя как образцовый бойфренд — о таком только мечтать можно; собственно, половина школы как раз таки и мечтала; а она взяла и бросила его, чью-то несбыточную мечту. Третье, что почувствовал Львиносвет — удар по самооценке. Довольно меткий и больной.       Пеплогривка шла, тихо глотая слёзы и закрыв себе рот рукой. Ей не хотелось ранить любимого, однако пришлось, ведь он и его семья — причина, по которой её сняли с поста капитана черлидерш. Такого вынести она не смогла и вынуждена была принести жертву к алтарю своего имиджа — самую логичную жертву, пожалуй, ведь отношения с тем, кто кровно принадлежит убийце, никого ни разу не красили, так считало общество и её родители. Он поймёт; он в будущем обязательно поймёт; по какой именно причине она с ним порвала — и не по той глупой, которую ему озвучила — а пока стоит помолиться за то, чтобы он оправился от расставания как можно скорее. К тому же, она сделала бы в сто раз хуже, если бы сказала правду; так пусть же это будет ложь во благо и ненапрасная жертва.       Львиносвет облокотился на лавочку, устремил взгляд прямо в небо. Почувствовал на щеке скупую мужскую слезу. Звёздное племя, вот бы всё происходящее было дурным сном.       Пеплогривка стояла уже у другого входа в здание и нервно прикусила губу, когда прочитала пост от уведомления в её телефоне. «И снова привет! Знаю, сейчас за парочками уже не так интересно наблюдать — но я просто не могу промолчать о кошке, что пробежала между некогда неразлучными Львиносветом и Пеплогривкой! Похоже на очередную ссору, но птичка нашептала, что мы имеем честь наблюдать сцену турецкого сериала с драматичным расставанием. Хм… Верескоглазка, ты уже заняла своё место в очереди за этим красавчиком? Или оно у тебя там постоянно с тех самых пор? Или же даже тебе не хочется марать руки об кого-то с фамилией Эррера-Файер? За фото отдельное спасибо анонимному источнику.»       Она совсем растерялась и уже понятия не имела, какой исход был бы хуже — если бы сказала правду; или же её раскусанная напополам как орех ложь всё же имела место быть.       Искра всё это время слушала музыку на поляне. Она блаженно лежала прямо на идеально зелёном коротком газоне, прикрыв глаза. Порой ей было необходимо как воздух провести время в одиночестве с Ланой Дель Рей в наушниках. Вдруг она почувствовала чьи-то торопливые шаги совсем близко с собой. При любых других обстоятельствах она бы и глазом не моргнула, подумав, что это просто какой-то невоспитанный школьник топает тут как слон и нарушает покой, но тут что-то заставило её приподняться и посмотреть вслед тому, кто шёл. Кажется, это Пеплогривка. Странно, она была одна — однако пришла сюда в компании Львиносвета. Искра тут же обратила внимание на лавочку под большим деревом. Львиносвет был там, только вот тоже один.       Зачем-то Пеплогривка стала нервно расхаживать где-то неподалёку от пришкольной территории. Что-то нехорошее явно случилось — тем более, что эти двое почти никогда не ссорились. Припев песни Lolita умолял её продолжить прослушивание и лечь в прежнее положение; но вместо этого Искра вынимает наушники, встаёт и подходит к Пеплогривке.       — Что случилось? — она видит её слёзы и пугается, подбегает и обнимает, — Почему ты плачешь?       — Я…и… Льв-Львиносвет, — сдавленно бормочет она, потом берёт себя в руки и пытается сказать более полно; не выходит, поэтому она лишь показывает Искре пост в телефоне, — Прочитай…       Девушка вглядывается в текст и мысленно шлёт эту Сплетницу во все возможные нецензурные направления пути.       — Полагаю, мне пока не стоит спрашивать, почему? — Пеплогривка кивает в ответ, — Ну всё, всё. Тише, я рядом, — жмётся головой поближе к плечу Искры.       — Спасибо, — шепчет она.       Эта девушка ей казалась такой милой и бесконечно хорошей, поэтому проигнорировать её горе было бы чересчур грубым даже для Искры; которой и на минуту молчания в честь Огнехвоста было всё равно!       — Я пойду, — спустя минуту брюнетка подуспокоилась и осторожно отстранилась от Искры, — Спасибо ещё раз, — она сдавленно улыбнулась и пошла прочь.       «Интересный день, конечно. Эмоциональный…» — с усмешкой думает Искра и решает пойти полакомиться чем-нибудь в кафетерии. По пути туда она отбивается от назойливой сестры, которая в очередной раз за день её «хватилась» и «успела потерять» и листает ленту соцсетей. Внезапно следом за тем же постом, который она уже читала, следует другой, совсем новый. «Прямое включение. Внимание! Карточный домик разрушен! Королева червей — больше не козырь в этой игре! Или же Остролистая — больше не президент студсовета! Подробности пока неизвестны, — имею ввиду, самостоятельное это решение или же вынужденное, — поэтому пост довольно короткий. Но зато какой! Можете делиться догадками в комментариях.»       «Да уж… это очень эмоциональный день. Раз уж так, пойду, поищу Остролистую» — Искра разворачивается в противоположную сторону, прячет телефон в рюкзак и оглядывается в поисках знакомых чёрных локонов.