инферно твоих чувств.

Дневник Такемичи Ханагаки.      

Запись от 15 апреля 2024 года.      

But I wonder where were you. When I was at my worst. Down on my knees. And you said you had my back.        Здравствуй, дорогой дневник. Давно я не писал сюда, но в последнее время особенно неловко доставать дневник, да и времени нет совсем. Надеюсь, все из тех, кто может ко мне зайти — спят. С наступлением ночи обо мне забывают, лишь позавчера Чифую забрался ко мне в кровать, но весь вчерашний день жаловался на боли в теле из-за неудобной кровати и недостатка места. Надеюсь, больше мой сон тревожить не будут. Уже в одиннадцать большинство уходит заниматься делами: кто-то остается в гостиной или идёт отдыхать. Только Манджиро и Тетта засиживаются за работой. Иногда к ним присоединяются Шуджи или Кен, помогая разгребать дела. Я рад, что мне не приходиться заниматься никакой бумажной волокитой, я бы уже на стены начал лезть. Если кто-то из них остается за работой, то это допоздна. У меня подолгу не получается уснуть из-за тревоги, поэтому я часто слышу, как кто-то пробирается на кухню и делает себе кофе или отдаленные голоса, доносящиеся из кабинета. Иногда ко мне в комнату кто-то заглядывает, но я не могу понять кто. Не хочу выдавать то, что я не сплю, хоть я и уверен, что сделано это без каких-либо злых умыслов. Этот ночной смотритель останавливается почти у каждой двери. В какой-то степени это мило.       В целом, мы неплохо уживаемся, но я боюсь, что в один из дней я начну ощущать феромоны. Это мой страшный сон. В этот день я смогу поставить на себе точку. Я догадываюсь о влиянии их феромонов, поэтому никогда не хочу ощутить их действие на себе. Сейчас, пусть и с последствиями, но я могу дерзить им, к рису можно привыкнуть. Я помню, как Ацуши и Хината морщились от феромонов, после дней наших со стаей ссор. Их смесь феромонов нельзя назвать отвратительной (по словам Ацуши), но они ужасно подавляют, от того и отталкивают. Это так они реагировали на остаточный феромон, боюсь представить, что в такие дни происходит в комнате. Я быстрее задохнусь. Нужно быстрее продумывать план побега. Записывать его сюда, я боюсь. К слову, из-за этой самой пометки феромонами я могу спокойно видеться с Ацуши и Хинатой. Мне это нравится и не нравится одновременно. Мне жаль, что я причиняю дискомфорт своей девушке и другу, а ещё мне грустно, что постепенно я привыкаю к такой жизни. Мне становится легче пойти на уступки, нежели стоять до последнего. Но понимания мы достигли только в незначительных вещах, в остальном я с удовольствием посылаю их к черту. Они этого заслужили. Пусть меня и не эксплуатируют, в свободе ограничивают лишь частично, но полностью принимать их порядок я не намерен. Такемичи Ханагаки не подчиниться так просто.       Мне интересно, что если при представлении я успею образовать связь и стаю с Хинатой. Было бы забавно посмотреть на их лица. С этими делами я совсем позабыл, что нахожусь в этом аду уже целый год. За этот год я разговаривал с мамой всего один раз, не получил ни единой весточки и не получил возможности отправлять им письма. Стараюсь не думать об этом, ведь от мыслей об этом становится ещё хуже. Этот год кажется совсем нереальным, а многие воспоминания обрывистыми. В этом году подготовка к балу была такой же сумасшедшей. Если подумать, то именно тогда между нами с Хинатой вспыхнула искра. В этом году не было ничего такого. Мне приходилось держать себя в руках. За любой неверный вдох я получал осуждающий взгляд. Официально переехав к стае, на меня легло намного больше обязанностей на людях. Показывая неподобающее поведение я позорю стаю, но это исключительно со слов Такаши.       В конце вечера ко мне подошла Люси. Мне всё ещё жалко на неё смотреть. Ещё чуть-чуть, и она сама завянет. Она просила поговорить, я видел в её глазах отчаяние, но не рискнул расспрашивать. По одну сторону стоял Харучиё, который отнёссе к Люси с некоторым презрением, демонстративно отвернувшись, а с другой пастор, который разговаривал с ребятами неподалеку. Заметив пастора, Люси скрылась, тихо прошептав, что попытается связаться с ним.

17 апреля 2024 год.      

На улице моросил дождь, скрывая солнце за темными тучами. Скоро должен был начаться ливень, а может и гроза. Несколько раз за окном слышались раскаты грома. Такемичи со скукой смотрел в стену, подперев подбородок рукой. Хината сбежала с урока, прикрывшись недомоганием, а с Ацуши они уже успели наговориться, да и болтать на этом уроке себе дороже. Больше вычислений Такемичи ненавидел только занятия, связанные с вероисповеданием. Учительница старательно игнорировала его существование на протяжении всего прошлого года. Она несколько раз делала ему замечания, чтобы он не шумел, но в остальном никак не трогала. Такемичи был ей благодарен и от этого старался не шуметь, но и не спать на уроках. – Господин Ханагаки, вижу вам скучно, – раздался строгий голос учительницы, которая обычно с нежностью рассказывала одну из проповедей или историй из жизни. – Расскажите нам пятую заповедь святого Рамила. – Я не знаю, – Такемичи поднялся с места, скрестив руки за спиной, и смотря в пол. Он всем телом ощущал, как на него пялится весь класс. Такемичи было стыдно. – Простите. – Позор! – женщина топнула ножкой на каблучке. В голосе слышалось негодование. Такемичи впервые слышал её такой недовольной и нервной. – Как вы можете носить форму пансиона! Невежа! Совсем нет стыда! Мало вас тогда прутом...! Бесстыдник! Хулиган! Обольститель! Такемичи в изумлении открыл рот, непроизвольно посмотрев на учительницу. Черты её лица исказились от злости, а само оно приобрело неестественный красный цвет. Венки на лбу женщины вздулись, а сама она тяжело дышала, сжимая ткань юбки. Такемичи не знал, куда себя деть. Оскорбления от, казалось бы, одной из самых добрых учительниц, окончательно выбили из себя. – Вон из класса! Я доложу о вас! – В последний раз прикрикнула женщина, прежде чем Такемичи вылетел из класса. В голове была каша из самых разных чувств: страх, стыд, злость. Такемичи не знал, куда себя деть. Он мог пойти на этаж стаи, дожидаясь очередного выговора, но это означало ровно тоже самое, что войти в логово тигра, принося себя в жертву. Такемичи этого не хотелось. Он мечтал об утешении. Ноги сами вели его в уже известном направлении. Его голова была переполнена разными мыслями. Где-то в глубине души он надеялся, что всё обойдется разговором со стаей, но что-то внутри подсказывало об обратном. В общежитие его пустили без проблем и лишних вопросов. Такемичи стоял у двери Хинаты, надеясь, что она будет на месте. Через несколько секунд дверь открылась. Она была в своей розовой пижаме и обеспокоенно на него смотрела, пока Такемичи не мог сказать и слова. Он понимал, что в основном накручивает себя, но паника постепенно захватывала его. В один момент воздуха в легких стало критически не хватать, а в глазах начало темнеть. Такемичи казалось, что он разучился дышать, а земля под ногами начала проваливаться. Хината с трудом усадила его на кровать. – Такемичи, милый, я с тобой, – нежные руки Хинаты обхватили щеки Такемичи. – Дыши вместе со мной, давай. Вдох-выдох и снова вдох-выдох...Ну, солнышко, давай. Ты со мной и всё будет хорошо. Такемичи начал приходить в себя только через несколько минут. Увидев, что Такемичи приходит в норму, Хината поспешила за кружкой с водой. Между её бровей залегла складка. Она не понимала, что могло довести Такемичи за каких-то полчаса занятия. Ей всё это очень сильно не нравилось. Она с жалостью наблюдала, как Такемичи с жадностью пьёт воду, чуть ли не давясь ей. Пусть Такемичи и пришёл в себе, но цвет его лица оставался нездорово бледным. – Что случилось? – спросила Хината, подсаживаясь рядом, и обнимая Такемичи за плечи. Она старалась не обращать внимания на запах стаи, исходящий от него, сейчас она была готова позабыть о собственном комфорте. – Только не волнуйся. Дыши глубже, всё хорошо. – Я не знаю, честно, – Такемичи сжал ткань брюк, думая что ответить. – Я просто резко заволновался. На занятии меня спросили о какой-то заповеди...Я даже утреннюю молитву не запомнил. – Тебя выгнали с урока из-за этого? – Хината снова нахмурилась. – Может у неё что-то случилось. Впервые слышу, чтобы она кого-то с уроков прогоняла. – Она сказала, что доложит обо мне...Не знаю кому, но по её тону звучало так, что она точно это сделает. Кем она меня только не назвала. – Может быть припугнула? – Хината начала поглаживать спину Такемичи. Эта ситуация не укладывалась у неё в голове. – Как бы мне это не нравилось, но ты же связан со стаей, тебя не будут трогать. – У меня плохое предчувствие, – Такемичи сглотнул, пытаясь настроиться. Как некстати в этот момент перед глазами всплыл момент, когда Хината наносила очередной удар прутом. Такемичи съёжился. Хината пыталась отвлечь Такемичи всевозможными способами, пытаясь вывести разговор в любое нейтральное русло. Инстинктивно она выпустила успокаивающий феромон, пытаясь сделать как лучше, но по-настоящему помогали только её объятия и поглаживания. Такемичи почувствовал себя маленьким в её руках. Через двадцать минут к ним пришёл Ацуши. Когда в дверь только постучались, Такемичи испугался, что это кто-то из стаи, но Хината моментально успокоила его. Если бы это был кто-то из стаи, то им пришлось бы выламывать эту дверь. В Такемичи всё ещё было это странное волнение и непонятно откуда взявшаяся тревожность. – Такемичи, всё в порядке? – сразу же спросил Ацуши, как только вошёл в комнату. Он осмотрел Такемичи с ног до головы, пытаясь выявить самочувствие. – Сейчас я в норме, – Такемичи слабо улыбнулся. – Я не понимаю, почему она так взбесилась, – Ацуши почесал затылок. – Она обычно разговаривает с такими же фанатиками. После того, как ты вышел из класса, она ещё несколько минут причитала, а потом просто вышла из класса. Не к добру всё это. – Может ему притвориться больным? – серьёзно предложила Хината. – Побудет временно больным, а там может все забудут. – Такое срабатывало только с тобой. У вас с Такемичи разные ситуации, – Ацуши вздохнул. – Если что-то пойдет не так, то скажи, что ты раскаиваешься. Заволновался и не смог сказать, возможно, в наказание скажут выучить несколько. – Поехавшие фанатики...А об этой ведьме я была лучшего мнения, – Хината цыкнула, думая над решением проблемы. – Нам остается только верить в лучшее. – Ничего странного не происходило в последнее время, – Ацуши начал ходить по всей комнате. – Может ты что-то сделал до этого? – На балу ко мне Люси подходила, – Такемичи задумался. – Она хотела поговорить со мной. Она сказала, что свяжется со мной, но испугавшись пастора она просто сбежала без каких-либо подробностей. – Теперь мне точно не нравится происходящее. Её на занятиях редко-то увидишь, а тут сама подошла. Нужно будет сходить до неё. Хината, попробуешь отыскать комнату, в которую она переехала? – Постараюсь, – Хината кивнула. – Скорее всего, получится только завтра днём.

хххххх

Дождь только усиливался, не было никаких признаков того, что он прекратится в скором времени. Гроза подобралась совсем близко. С улицы было слышно, как ветер колыхал деревья, внося смуту в умиротворенное царство природы вокруг пансиона. Из-за туч на улице царствовала тьма. От этого и в комнате было мрачно. Звонкий голос Хинаты пытался разбавить атмосферу, но даже он не помогал отвлечься от давящей атмосферы. Такемичи изредка отвечал дежурными фразами, но сам был глубоко погружен в собственные мысли, где одна была хуже другой. С очередным раскатом грома, раздался настойчивый стук. Хината и Ацуши напряглись, тут же посмотрев на Такемичи. – Ханагаки, пора домой, – прозвучал холодный голос Шуджи. – Давай быстрее, не заставляй ждать. Такемичи нервно сглотнул, но встал. Он слишком расклеился. Ему нужно было взять себя в руки. Сделав несколько уверенных шагов, Такемичи остановился перед дверью, переводя дыхание. Такемичи несколько раз ущипнул себя за ладонь, прежде чем спокойно открыть дверь. – Неважно выглядишь, Ханагаки, – Шуджи окинул его оценивающим взглядом. Больше он ничего не говорил, только взял Такемичи за руку и повёл вверх по этажам. – Всё очень плохо? – внезапно спросил Такемичи перед самым входом на этаж. Вся смелость притупилась. Вопрос на самом деле был глупым, крепкая хватка и тон Шуджи говорили сами за себя. – А ты как думаешь, Ханагаки, – Шуджи в своей издевательской манере прищурил глаза, прежде чем открыть дверь и чуть ли не втолкнуть туда Такемичи. Такемичи пошёл в комнату, в которой горел свет. Все сидели за столом. Мигом всё внимание переключилось на него. Манджиро нахмурился, сделав несколько вдохов. Общее настроение в комнате ухудшилось на несколько ступеней. Такемичи не понимал, куда ещё дальше. – Помойся. От тебя несёт, – Манджиро поморщился. – Шуджи, помоги ему. Ноги стали ватными, снова выйдя в коридор, Такемичи понюхал свою форму, но максимум, чем от неё пахло – духи Хинаты, которые толком не чувствовались. Шуджи отправил его в ванную комнату, а сам скрылся в одной из комнат. Такемичи с трудом снимал с себя форму. Руки его не слушались. Такемичи встал под душ, он вздрогнул, когда на него полилась холодная вода. Кожа покрылась мурашками, а сам он застучал зубами. Он ещё с минуты две пытался настроить нормальную для него температуру. В этот самый момент вошёл Шуджи, не церемонясь, показывая в руках новую одежду. Лицо Такемичи покрылось румянцем, а сам он прикрыл все интимные места руками. – Не хочу портить с тобой отношения, Ханагаки, поэтому мой совет – заканчивай побыстрее и в следующий раз не глупи, от тебя несло феромоном этой девки. – Мгм, – Такемичи кивнул, не воспринимая слова Шуджи. Они пролетели мимо его ушей. – Может отвернешься? – Будешь медлить я сам тебя помою. Будь уверен, тебе это не понравится, – сказал Шуджи, скрестив руки на груди. Такемичи постарался забыть о нахождении другого человека в комнате и как можно быстрее смыть всё с себя. Пусть он и не до конца понимал от чего отмывается, но вся усталость и напряженность точно стекали вместе с водой. – Хватит с тебя, – Шуджи кинул ему в руки его полотенце. – Поторапливайся, все только нас и ждут. – Тут не моя одежда, – Такемичи нахмурился, рассматривая одежду Манджиро. – Думаешь, я не знаю? Так будет лучше, – хмыкнул Шуджи. – Я тебе помочь пытаюсь. Из столовой доносились тихие разговоры, но как только они с Шуджи начали к ней подходить, то вся комната погрузилась в тишину. Войдя, Такемичи увидел, как Такаши массировал плечи Манджиро. Кивком, Такаши указал куда Такемичи сесть. Все были за столом, но впервые за его время пребывания тут, было тихо. Он не решался ничего говорить, опасаясь, что сделает только хуже. Он не знал чего от него хотят, а, судя по взглядам, от него определенно что-то да хотели. Вместо того, чтобы прямо сказать, в чём он провинился, все спокойно ели свой ужин, кидая косые взгляды на Такемичи. – Ничего не хочешь сказать? – раздался голос Тетты, взгляд которого был направлен в душу Такемичи. – Смотря что вы хотите услышать, – выдавил из себя Такемичи. – Не юли, Ханагаки, – понизил голос Тетта. – Тебе даётся последний шанс. – Шанс на что? Рассказать то, что вы и так знаете? – Такемичи истерично усмехнулся. – Меня выгнали с урока из-за того, что я неправильно ответил, так ещё и унизили так, словно я главный грешник пансиона! Будто это я охмурил вас, будто это я хотел сюда поступать! – Не совсем то, что мне хотелось бы услышать от тебя, но допустим начнём с этого, — Тетта выгнул одну бровь. – Поступив сюда, ты должен следовать уставу пансиона и сколько раз тебе повторять, что только ты несешь ответственность за свои действия. Ты дал надежду Такаши, а следом... – Но...! – возмутился Такемичи. – Не перебивай. А следом и нам всем, не строй из себе идиота, и не начинай снова говорить о том, что не замечал никаких знаков внимания. Ты сам это сделал, а теперь ты позоришь всех нас своей необразованностью. – Была бы моя воля, я бы никогда не переступил порог этого заведения! – Такемичи захлестнула ярость от того, что его слова и действия снова переворачивали. Такемичи раздражало, что его выставляли виноватым в том, чём он не виноват. – Так почему ты ещё здесь? – на лице Тетты расцвела противная улыбка. – Если бы ты хотел, то ты давно сбежал бы отсюда. – Я не могу, – Такемичи схватился за голову, пытаясь переварить всё сказанное. С каждой секундой ему становилось всё труднее дышать. – Всё ты можешь, Ханагаки. Ты мог бы первым делом обратиться к кому-нибудь из нас, и мы бы решили сегодняшнюю ситуацию, но что сделал ты? – Пошёл к людям, которые бы точно меня поддержали. Вы действительно думаете, что я буду вам доверять после всего произошедшего? – И ты сделал неправильный выбор. Расставляй приоритеты, Ханагаки. Первым о ком ты должен был подумать — стая. – Пойти к людям, которые могут меня осудить за любое неверное слово? Складывается ощущения, что это не я глупый, а вы. – Во-первых, не дерзи. Ты опять забываешься, Ханагаки. А во-вторых, разве мы не спокойно уживались в последнее время? Пока ты был послушен, тебя не трогали, но складывается ощущение, что ты действительно хочешь провести остаток обучения в своей комнате. – У вас на всё одно оправдание. Если так поступите, то я перегрызу глотки либо вам, либо себе. Может вы этого и добиваетесь? – Иди в свою комнату. С последствиями своих действий ты будешь разбираться сам, – Манджиро ударил по столу, грозно посмотрев на Такемичи. Такемичи быстро встал, была бы его воля, то он бы и дверью хлопнул. Сейчас ему хотелось что-нибудь сломать. Такемичи был зол на всех на свете. Пнув ногой тумбочку, он тут же пожалел о своем решении. Такемичи лежал на кровати, обдумывая произошедший день, от чего начинал злиться ещё сильнее. Он пытался уснуть, чтобы перестать думать, но кипящий адреналин не давал этого сделать. Все уже давно разбежались по собственным комнатам или занялись важными делами, единственным отличием от их обычных дней было летающее в воздухе напряжение. Вдруг послышались приближающиеся шаги. Такемичи притворился спящим, не желая больше ни с кем разговаривать. Кто-то присел к нему на кровать, поправляя плед. – И зачем всё это было нужно? – голос принадлежал Кену, но только он был пропитан странной грустью. – Попроси прощения, и тебя никто не даст в обиду.

25 апреля 2024 год.      

Такемичи стоял перед пастором в том самом помещении. У него было сильное дежавю, но в этот раз перед ним не было никого из стаи. Только пастор и несколько ребят у него на побегушках. Гордость была выше того, чтобы попросить прощения у Тетты. В глубине души он надеялся, что сейчас всё закончится, и он отсюда выйдет. – Такемичи, вижу, вы ещё не усвоили урок? – слащаво "пропел" пастор. – Вы понимаете, за что вас наказывают? – Вы ещё хотите ответов на ваши вопросы? – огрызнулся Такемичи, за что получил презрительный взгляд. – А как ещё? Вдруг вы думаете, что вас наказывают за просто так. – Вы именно это и делаете, – Такемичи решил идти ва-банк, терять ему было нечего. – Десять ударов по икрам. После этого поговорим, может так вы всё осознаете. Правила те же, собьётесь со счета — будете начинать сначала. Приступайте, ребята. Такемичи дрожащими руками закатал штанины брюк, после чего ему надавили на плечи. Он упал на пол, больно ударившись коленями, только от этого Такемичи был готов взвыть. Такемичи прикусил губы, готовясь к первому удару. По комнате раздался резкий звука прута, разрезающего воздух и незамедлительный крик Такемичи. Это было намного больнее, чем его била Хината. – Такемичи, считай. – Один...Больно! – в очередной раз вскрикнул Такемичи. – В этот раз вам никто не поможет. Вы понесёте наказание за все свои деяния. Продолжайте. С каждым ударом он всё больше погружался в пучину ада. Такемичи больше не чувствовал собственных ног и считал он сквозь слёзы. Ему не хотелось плакать, но сдержаться он не мог. Боль была невыносимой. Его голос давно был сорван от криков, которые эхом раздавались по всему помещению, возвращаясь к Такемичи постыдным напоминанием. Такемичи был слаб. – Вот и ваши десять ударов, Такемичи, – пастор обошёл его, смотря на проделанную работу. – Вы поняли, в чём вы провинились? – Не назвал какую-то там заповедь! – Шипя, сказал Такемичи. – Ещё пять ударов, – сказал пастор и отошёл на несколько шагов назад. – Продолжайте. Такемичи, боюсь, что скоро в ход могут пойти руки. Очередные пять ударов, которые Такемичи с трудом проговорил. Пастора забавляла эта игра в угадайку, и он искренне наслаждался страданием Такемичи. – Ваш ответ, Такемичи? – Но я уже ответил! – Ладно, вижу, что сами вы не в силах найти ответ, – пастор взял в руки прут. Ещё один удар. – Вы проявляете невежество к святым. Ко всему пансиону! В первую очередь вы должны раскаяться за это, – каждое свое слово пастор чередовал с ударом. – Я раскаиваюсь, что проявил неуважение к святым! – Такемичи спокойно выдохнул, когда за этим не последовало удара. – Ещё пять для профилактики, и вы свободны, – эти пять ударов Такемичи не помнил, он только чувствовал боль и голос пастора, который снова будет возвращаться к нему в кошмарах. – Унесите его в медпункт.