Каждая четвёртая

Снегопад действительно заканчивается к утру. Влад просыпается в комнате и в постели Кайсы от того, что Кайса шевелится в его руках и с досадливым стоном выбирается из-под одеяла. Она в жёлто-зелёной майке и трусах, усталая и злая, и Влад тоже выглядит бледным, отёкшим и совершенно разбитым; он садится на кровати и прижимает руку ко рту, сидит так, затем трёт висок и неохотно спускает ноги на пол, длинно, хрипловато выдыхает. На нём футболка и трусы, остальная одежда сложена возле кровати аккуратной стопкой, увенчанной носками. Влад смотрит на неё и снова трёт висок. Кайса, вернувшись, садится рядом и кладёт голову ему на плечо. – Лучше бы я накидался вчера, – подытоживает Влад. – Ага, – соглашается Кайса с закрытыми глазами. Молчит, поглаживая руку Влада, сжимает несильно и говорит: – Тебе придётся успокоиться и собраться. Ты обещал Тияне борд, и ты это сделаешь, и ты весь день будешь у неё на виду. К вечеру всё точно закончится. Влад морщится и вновь зажимает рот рукой, сидит, прислушиваясь к себе, затем резко встаёт и уходит в ванную, и его выворачивает над раковиной водой и желчью. – Чёрт, – бормочет он и бессильно утыкается лбом в зеркало, дышит ртом. Кайса тоже поднимается на ноги, подходит, приваливается плечом к дверному откосу. Влад косится на неё и включает воду, смывая следы желчи. Говорит: – Это ведь Миранда начала. Стивен вообще ни при чём! – Не повезло, – Кайса пожимает плечами. – Зато ты выучил урок. Влад медленно распрямляется, шагает к ней и обнимает одной рукой, прижимается лицом к её виску. – Да, – подтверждает он глухо. – Думаю, выучил, но какой ценой?.. Он бреется, принимает душ и одевается во вчерашнее, криво улыбается, увидев на Кайсе свою потрёпанную оливковую толстовку. – Тебе идёт, – отмечает Влад и целует её в макушку, замирает так, дыша её запахами, прежде чем выпрямиться и расправить плечи. – Ладно. До сих пор никто не кричал, значит, он ещё жив. Какова вероятность, что он подавится завтраком?.. – Нулевая, – Кайса стягивает волосы в хвост. – Леони умеет оказывать первую медицинскую помощь. Влад задумчиво смотрит на неё. Лицо его немного проясняется. – Хорошо, – говорит он. – Тем лучше. Я ведь не обязан это видеть?.. Кайса мягко гладит его по щеке. – Сосредоточься на доске, – советует она. – Ты уже ничего не можешь изменить. Нет смысла гадать. Завтрак проходит в молчании, если не считать холодных вымученных приветствий и редких просьб передать соль или хлеб. Тияна косится на Влада недоверчиво и выжидающе, Стивен хмуро жуёт, уставившись в тарелку, Миранда листает соцсети в смартфоне. Коре, пропустивший накануне весь скандал, недоуменно обводит всех взглядом и в итоге шёпотом спрашивает Кайсу, сидящую рядом с ним, что происходит. – Magnætiske störma [Магнитные бури]? – предполагает Кайса. Коре глядит на неё с упрёком и, смирившись с незнанием, предлагает Владу выбрать, пойдут они сегодня на Фельфлюе или Лангхорн. Влад качает головой. – I'm with her today, – говорит он, кивая на Тияну. – On board [Я с ней сегодня. На борту]. Кайса едва заметно улыбается – и в упор смотрит на Миранду, уже открывшую рот для комментария, улыбается шире и тоньше, одними губами. Миранда фыркает и молчит до конца завтрака; когда Влад останавливает Тияну, чтобы договориться, Миранда обходит стол и негромко осведомляется: – He won't leave you because you pay his bills, will he [Он не бросит тебя, потому что ты оплачиваешь его счета, не так ли]? Кайса поднимает голову и кивает: – You're completely right, darling. Now fuck off [Ты совершенно права, дорогая. Теперь отвали]. Отвернувшись от Миранды, она собирается уйти наверх, но её останавливает Тияна. У балканки усталый и хмурый взгляд; скрестив руки на груди, она тихо спрашивает по-английски: – Уверена, что хочешь, чтобы я провела день с твоим мужем? Чтобы он платил за мою доску?.. – To će bude koristi bo vás obojići [Это будет полезно вам обоим], – по-балкански отвечает Кайса, вызывая неподдельное удивление и у Тияны, и у Влада. – А есть язык, на котором ты не говоришь?! – в голосе Влада слышатся одновременно уважение, восхищение и раздражение. – На этом всё, – Кайса улыбается, оглядываясь на него. – Честное слово. Издержки проживания в языковой среде! Она следит с балкона, как уходят к подъёмнику Стивен и Миранда. Вокруг Миранды плавают оранжевые злые пятна, Стивена же окутывает зыбкая, то и дело рвущаяся невнятная чёрно-серая пелена. Плотнее запахнув куртку, Кайса закрывает глаза и стоит на балконе, подставив лицо рассеянному солнечному свету из облаков, глубоко дышит. – Это моя вина, – шепчет она. – Моя!.. Влад на заснеженном склоне, выровненном ратраком и слегка припорошенном выпавшим за утро снегом, слушает Тияну и следит за её действиями. Её новый сноуборд чёрно-белый с мордой панды в маске-платке, сноуборд Влада простой синий с белой полосой. Глаза и лицо Тияны светятся искренним воодушевлением; объясняя, она забывается и выглядит по-настоящему счастливой. Кайса щурится, когда солнце пробивается через дымку облаков и рассыпается искрами на снегу. Вернувшись в комнату, она снимает куртку, берёт смартфон и набирает номер Рето, просит по-скандинавски: – Пожалуйста, запиши моего брата на МРТ головного мозга на двадцать девятое. Да. Нет, лучше до или после моего УЗИ. Тепло одетая, с термосом в кармане куртки, она выходит из шале и неспешно идёт по расчищенной снегоуборщиком пешеходной тропинке, полукругом огибающей шале и уходящей на север почти параллельно дороге к Лимнесу. Ветра почти нет; на еловых лапах лежит снег; через тропинку с приближением Кайсы перелетает стайка мелких птиц. Кайса провожает их взглядом и улыбается. И слышит в голове голос Игната: – Они врезались из-за тебя? Ты что-то сделала? Ты говорила с одним из них. Скосив глаза, Кайса отчётливо, почти наяву видит горящий на обочине тёмно-вишнёвый пикап "патриот". Внутри, на переднем пассажирском сиденье, чёрный безжизненный силуэт; ещё один заступает Кайсе дорогу – средних лет мужчина в тёплой стёганой куртке, в армейских сапогах и вязаной шапке с отворотом. В его правой руке нож с окровавленным лезвием; за его плечом – едва различимая тень шерифа Гертера в шляпе со шнурком и зимней форменной куртке с меховым воротником. – Вы сами напросились, – говорит Кайса, не останавливаясь, и видения тают чуть раньше, чем она проходит сквозь них, держа руки в карманах и глядя прямо перед собой. – Ты что-то сделала, – повторяет Игнат за её спиной. – А ты?.. – бросает Кайса через плечо. – Я должна была. – Стивен ни при чём, – с досадой и грустью констатирует Влад. Кайса пожимает плечами, упорно продолжая шагать вверх по тропе. – Лучше он, чем тот, кто был бы тебе дорог, – шепчет она. – Лучше он, чем Игнат или Алик, правда?.. Дорожка выходит на открытый обрыв. Кайса останавливается на повороте, прикрыв глаза от солнца, смотрит на склон Ледяной Девы, самой высокой вершины в этой части Балканского хребта. Крошечные снизу, по ней ползут гондолы и цветные точки – куртки лыжников на бугельных подъёмниках; на плато на высоте трёх с половиной километров над уровнем моря выделяется красная полоса – крыша ресторана "Горная дева". Снег взрывается веером на фоне синего неба, оседает на Влада, не справившегося с удержанием равновесия на повороте и улетевшего в сугроб. Тияна со смехом подкатывает к нему, приподнимает очки, спрашивает: – Are you OK [Ты в порядке]? Не торопясь вставать, Влад широко улыбается и поднимает руку, сложив большой и указательный пальцы в кольцо. Стряхнув снег с лица и маски, он моргает на солнце, вглядываясь в тёмный силуэт над собой – и видит Бабурова. Сергей не спеша приседает рядом, держа в одной руке обе лыжные палки, смотрит насмешливо. Очки его подняты на вязаную шапку в красно-белую полоску, на щеках – красные следы недавнего солнечного ожога. – Я же говорил, тебе понравится, – самодовольно заявляет Сергей. – Кошка сперва боялась пылесоса, а потом втянулась! Тияна наклоняется и протягивает руку, помогая Владу подняться, указывает рукой назад, мол, давай повторим, но сперва Влад оглядывается на склон, словно рассчитывая найти Сергея среди катающихся. – You hold up well, – говорит Тияна. – If things go this way, we'll move to a blue one tomorrow [Ты хорошо держишься. Если так пойдёт, завтра переберёмся на синюю]! Ей приходится повторить медленно, поскольку с первого раза Влад не понимает, и он возвращает комплимент, когда до него доходит смысл: – You're а good teacher [Ты хороший учитель]. Тияна широко улыбается, демонстрируя щербинку на левом верхнем клыке, отворачивается, чтобы показать совершённую Владом ошибку, и на снегу, в её тени, Влад видит скалящегося полосатого кота с портрета Агнии Ульсдоттир и слышит его шипение, а затем глухой хлопóк. Тряхнув головой, он вновь надевает очки и замечает, как выпрямляется и крутит головой Тияна. – What [Что]? – окликает Влад. Шипение усиливается. Сообразив, что ему не мерещится, Влад тоже оглядывается и видит белое облако снега, оседающее между горными рёбрами на леднике Гроат за пределами горнолыжной курортной зоны. – An avalanche, – подтверждает Тияна. – A small one, over there [Лавина. Маленькая, там]. Она машет рукой: – There are no tracks there. Go on [Там нет трасс. Давай дальше]! Ещё пару секунд Влад смотрит на ледник, сжимая кулаки. Уточняет неохотно, указывая в ту сторону: – Help [Помощь]? Тияна качает головой, но ничего не объясняет, и словарного запаса Влада также не хватает для продолжения разговора. Пару секунд он сомневается, не отстегнуть ли крепления сноуборда, а затем вспоминает утренние слова Кайсы: "Ты весь день будешь у неё на виду". – Да, – говорит Влад. – Продолжим. Солнце ещё высоко. Они возвращаются в шале ближе к ужину, когда солнце уже подбирается к вершинам гор. С каждым шагом Тияна становится всё мрачнее; иногда Влад поглядывает на неё, но большую часть дороги от подъёмника проходит, глядя строго себе под ноги. И останавливается, увидев возле "Мауриса" полицейскую машину и чёрный фургон с надписью Forenzićné ispitanie. – Чёрт! – вырывается у него. Тияна поднимает глаза, хмурится и произносит: – Núdam se ta Miranda je crkano [Надеюсь, сдохла Миранда]. Им навстречу выходит Леони в длинной парке и сапогах, говорит расстроенно: – You can't go into the locker room yet. You can undress in hall, we'll clean all up [В раздевалку пока нельзя. Вы можете раздеться в зале, мы всё уберём]. Влад выглядывает поверх её головы, ища глазами Кайсу, и успокаивается, видя её за стеклянной стеной. Кайса выглядит абсолютно спокойной, в руках у неё кружка с чем-то горячим, и рукава оливковой толстовку Влада натянуты почти до кончиков пальцев Кайсы, чтобы защитить ладони. Успокоившись, Влад прислушивается к разговору Тияны и Леони, но выхватывает лишь отдельные слова: – ...just fell [просто упал]... – ...arrived quickly [быстро прибыли]... – ...shock [шок]... – ...don't know what to do [не знаем, что делать]... Дверь из гостиной в лыжную раздевалку затянута крест-накрест полосатым чёрно-жёлтым скотчем, за ней на корточках сидит человек в голубых бахилах и перчатках, с фонариком и телефоном в руках. Один из полицейских встречает Влада и Тияну вопросом: – Do you speak english or balkanian [Вы говорите по-английски или по-балкански]? – По-русски, – отвечает Влад и получает в ответ усталый обречённый взгляд. Кайса улыбается, подходя, и в свою очередь заговаривает с полицейским на балканском, затем смотрит на Влада. – Раздевайся уже, – она перехватывает кружку одной рукой, а другой забирает у Влада сноуборд. Он машинально отдаёт, затем спохватывается: – Тебе нельзя!.. Укоризненно взглянув на него, Кайса переставляет сноуборд к стене, делает глоток из кружки и возвращается к полицейскому, внимательно слушает, кивает и отвечает – подробно, уверенно, практически без пауз. – Stephen is dead [Стивен мёртв], – вполголоса сообщает Тияна, стягивая шапку и перчатки. Влад смотрит на неё, качает головой и отводит глаза, тоже начинает раздеваться. – Ты убил его, – вспоминает он слова Кайсы. – Следи за собой. Ты сам несёшь ответственность. Подавленный и тихий, он садится на деревянную скамью, принесённую из раздевалки, снимает ботинки и тёплые носки, расстёгивает куртку и комбинезон. Леони передаёт ему стопку его собственной одежды, Влад машинально кивает и благодарит по-русски, и Леони слабо улыбается в ответ. – He just walked in and fell down, – продолжает шёпотом Тияна. – Leonie is afraid that the chalet will be closed [Он просто упал. Леони боится, что шале закроют]. Влад шумно вздыхает и молчит, отходит за ширму, чтобы сменить термобельё на джинсы и футболку. Тияна следует его примеру; Фарида приносит горячий чай и сэндвичи, поясняет с виноватым видом, что ужин будет позже. Кайса по-прежнему сидит с полицейским, тот слушает её и кивает, записывает что-то, даёт Кайсе прочитать. По лестнице спускается Миранда. Второй полицейский поддерживает её под локоть и несёт её сумку. У Миранды заплаканное, припухшее лицо и отсутствующий взгляд, на щеках потёки туши, волосы в беспорядке заправлены за уши. Она в лыжном комбинезоне и ботинках, в тёплой куртке. Влада и Тияну она как будто не замечает, выходит за полицейским из "Мауриса" и позволяет усадить себя в машину. – А где Коре? – спохватывается Влад. Фарида, узнав имя, пальцем показывает наверх. – He felt sick [Ему стало плохо], – говорит она. Кайса что-то спрашивает у полицейского, поднимает голову и кивком указывает на лестницу. – Можешь его проведать, если хочешь, – предлагает она. – Вас не будут допрашивать. – Почему?.. – невольно интересуется Влад. – Вас тут не было, – Кайса пожимает плечами. – Вас пока только просят никуда не уезжать. Она допивает свой чай, отставляет кружку в сторону и обеими руками обхватывает живот, сцепляет пальцы в замок, и полицейский, сидящий с ней, торопится закончить допрос. Снова передав Кайсе на подпись протокол, он собирает бумаги, заглядывает в раздевалку, прощается со всеми и уходит. Фарида провожает его пристальным взглядом, обхватывает себя за плечи, растирает, досадливо чертыхается по-балкански. – Vće bude u redku [Всё будет хорошо], – утешает её Тияна. Влад отводит глаза. Этим вечером он вновь остаётся с Кайсой, ложится под своё одеяло, но придвигается к ней и обнимает, упирается лбом в её затылок. – Я убивал людей раньше, – признаётся он шёпотом, – ты ведь знаешь, да?.. Я думал, что научился жить с этим. Кайса молча гладит его по руке. – Он был ни при чём, – говорит Влад, сглатывает, дышит открытым ртом. – Он был ни при чём!.. Я не должен был. Ты же предупредила, чтобы я следил за языком!.. – Ты не мог, – неохотно произносит Кайса. – Есть вещи, которые сильнее тебя. Ты учишь их через боль. Хорошо, что это чужой тебе человек. Влад замолкает и застывает, потом осторожно приподнимается на локте, чтобы заглянуть ей в лицо. – Хочешь сказать, – начинает он и осекается, снова сглатывает. Ложится обратно, крепче обнимая Кайсу. – Я впервые видела, как это выглядит со стороны, – говорит она тихо. – Мне показалось, будто кто-то потрогал моё сердце изнутри, когда это случилось, – отвечает Влад. – С тобой тоже так было? Кайса молча кивает, берёт его ладонь и прижимается к ней щекой, легко касается губами розового шрама. – Ты переживёшь это, – шёпотом обещает она. – Ты справишься. Я с тобой. Шале остаётся открытым. Коре меняет билет и съезжает на следующий день, за вещами Миранды и Стивена присылают курьера, но в освободившиеся комнаты через сутки заселяется семья с юга Халики с тремя подростками от двенадцати до семнадцати лет. Их не интересуют ни сплетни, ни слухи, они общительны и дружелюбны, хорошо говорят по-английски и с удовольствием учат балканский, радуясь внезапному везению с номерами, и Влад с досадливым удивлением обнаруживает, что вновь остаётся единственным, кому надо переводить разговоры за столом. – Что ж, я понял фишку насчёт языковой среды, – признаёт он с усмешкой. – Действительно, вынуждает мобилизоваться! Кайса приподнимается на цыпочки и целует его в кончик носа. – Я хочу завтра покататься, – говорит она, расчёсывая волосы перед сном. – Составишь мне компанию? – С ума сошла?! – теряется Влад. – Зелёная трасса! – Кайса вскидывает руки. – И я сделаю это с тобой или без тебя, скажи спасибо, что вообще предупреждаю! Она поджимает губы и добавляет: – Я проконсультировалась со своим врачом, если тебя это беспокоит. С двумя врачами! Мне можно. Я здорова и хорошо себя чувствую, и я не хочу потом жалеть, что была здесь и ни разу не встала на лыжи! Влад выразительно закрывает лицо рукой. На трассе Платт он снуёт вокруг Кайсы как Джек вокруг Сани в Скаутском парке, чертыхается и жестикулирует, фотографирует её и даже снимает видео, и наконец Кайса просто бросает палки и со смехом съезжает в его раскрытые объятия. – Ты невыносим! – она шутливо бьёт Влада кулаком по плечу. – You're such a beautiful couple! – с восхищением говорит поднимающаяся в гору девушка в ярко-оранжевом костюме. – Should I take a pic of you [Вы такая красивая пара! Сфотографировать вас]? – Please [Пожалуйста]! – Влад протягивает ей смартфон и бесцеремонно разворачивает Кайсу спиной к себе, обхватывает руками поперёк груди. Девушка в оранжевом показывает им сердечко из пальцев и делает несколько снимков. – I hope I find the same love [Надеюсь, что найду такую же любовь]! – вздыхает она, возвращая смартфон, снова показывает сердечко и уезжает, прежде чем Кайса выразительно прочищает горло и снова бьёт Влада по руке. И провожает его задумчивым взглядом, пока он подбирает её палки. – Когда ты в последний раз писал Алику? – спрашивает она за обедом в ресторане "Платт". Здесь простой деревенский интерьер с деревянными столами и связками лука и чеснока под потолком, с салфетками из небелёного льна и глиняными кружками и горшочками, в которых подают такую же простую еду – тушёные овощи с мясом, рассыпчатые каши и суп-чорбу, такой густой, что в нём стоит деревянная ложка. Зал забит под завязку, и быстро получить два места им помогает лишь беременность Кайсы: пожилая официантка всплёскивает руками, когда Кайса просится хотя бы в туалет, и организует им дополнительный столик недалеко от входа в кухню. – Из города, – с небольшой заминкой отвечает Влад, большим пальцем указывает назад. – Не был уверен, что здесь будет связь, так что мы сразу договорились, что спишемся позже. – Но здесь есть связь, – напоминает Кайса. Влад прекращает жевать и смотрит на неё без выражения. – Что происходит, storbrædi [старший братик]? – Кайса ставит локти на стол и наклоняется вперёд. – Поговори со мной. Я волнуюсь. Моргнув, Влад отводит глаза, морщится. Отламывает кусок хлеба, зачерпывает суп, намеренно затягивая паузу. Кайса его не торопит, тоже спокойно ест свою кашу, пьёт душистый чай с травами и мёдом; наконец Влад пожимает плечами и произносит: – Мне страшно. Он вздыхает, придвигает к себе горшочек с тушёными овощами, перемешивает их машинально. – Я написал ему про связь, потому что уже прочитал о фамильярах, – продолжает он, не глядя на Кайсу. – Не знал, как всё обернётся, не хотел себя связывать обязательствами. Всё прошло хорошо, – он улыбается, – и дальше я уже обдумывал, как рассказать ему. Не сейчас, конечно, а по возвращении, но в голову ничего другого не шло. Уже думал хоть фотку со склона отправить – решил, что будет выглядеть как хвастовство... Кайса смеётся, и Влад поднимает на неё глаза, улыбается снова. – Да, – соглашается он, – как загнаться на ровном месте. Знаешь, он... правда мне нравится. И – в двадцать лет отношения завязывать легче и веселее, а сейчас у меня слишком много опыта и впечатлений, и я кручу наши встречи в голове, бывшие и будущие, проигрываю какие-то тупые диалоги, пытаюсь представить его реакцию!.. И я почти собрался с мыслями. Решил написать, что скучаю, отправить фото – ну, ты понимаешь, фото!.. Он мучительно краснеет, потому что Кайса одобрительно кивает и показывает поднятый вверх большой палец. – Ладно, – повторяет Влад. – В общем, тем более, пошёл снег, трассу закрыли, мы вернулись в шале пораньше. Свободный вечер!.. Кайса медленно, понимающе качает головой. – Свободный, – проговаривает она эхом. – И теперь я – я не могу, – Влад разводит руками и некоторое время молча ест, затем повторяет: – Мне страшно. Я, знаешь, сын маминой подруги, – он ухмыляется, – но совершенно не ангел, и я довольно вспыльчивый, и мы ругались с Серёгой, несколько раз прям серьёзно ругались. И – я просто боюсь, что могу сорваться и с Аликом, ляпну в запале, как Стивену, ничего не имея в виду! И это нельзя будет исправить. Я так не могу. Не хочу. Не прощу себя тогда! Он прикрывает глаза и сжимает кулак, переводит дух и вновь смотрит на Кайсу. Говорит с невесёлой усмешкой: – Вот так. И, прежде чем ты спросишь: нет, я всё ещё ни о чём не жалею. Просто нужно... собраться с мыслями. – Не повторяй моих ошибок, – тихо просит Кайса и берёт его за руку через стол. – Пожалуйста, милый, не повторяй моих ошибок. Не замыкайся в себе. – Кай, – Влад терпеливо улыбается. – Алик сам не захочет иметь со мной дел, когда узнает. Он – осторожный парень. И травмированный, и ему не нужны новые потенциальные проблемы. Он не станет рисковать ни собой, ни Санькой. – Если узнает, – поправляет Кайса, – но ему незачем и неоткуда узнавать. Ты не причинишь ему вреда. Влад коротко, жёстко усмехается. – Скажи это Стивену, – предлагает он. Кайса медленно приподнимает брови. – Но Алик не Стивен, – возражает она. – На Алика тебе не наплевать. И потом – Игната ведь ты не убил, хотя мог. Возможность – это ещё не всё. Влад стремительно бледнеет, опускает вилку, кладёт руки на стол, ошеломлённо глядя на Кайсу. – Я глаза твои вижу, – слышит он голос Игната. – Чёрные. Они чёрные. – Чёрт, – сипло говорит Влад и прикрывает рот ладонью, сидит так, прислушиваясь к себе, а затем встаёт и быстро уходит в туалет. Покачав головой, Кайса возвращается к своему обеду, отмечает съеденное в смартфоне и заодно проверяет мессенджер. Неста подтверждает записи на УЗИ и МРТ на завтра, Илзе пишет, что скучает. Игнат присылает фотографию сладко спящей кошки Блисс. Кайса прячет улыбку и отправляет в ответ эмодзи с глазами-сердечками. Влад возвращается ещё бледнее чем прежде, с мокрым лицом и чёлкой, смотрит с отвращением на еду. Кайса придвигает к нему воду в бутылке. – Не думаю, что Тохе стоит об этом знать, – Влад вздыхает и пьёт воду мелкими глотками, постукивает пальцами по столу. – Не думаю, что хоть кому-то стоит знать. Ты права!.. – Есть вещи, которые просто никого не касаются, – Кайса чуть заметно улыбается. – Посмотри на это с другой стороны: зная о том, что ты можешь сделать, ты будешь куда осторожнее, не так ли? Она гладит Влада по руке; он переворачивает ладонь и обхватывает её запястье, улыбается в свою очередь – устало, но искренне. – А ты когда-нибудь, – начинает он, сбивается, качает головой. – Ты сказала, что впервые видела это со стороны, значит, ты... Кайса молча поднимает три пальца. – Дважды защита, один раз, – она запинается, продолжает, не отводя взгляд: – Один раз – месть. Я... не горжусь этим, но и не жалею. Я это сделала, вот и всё. – И я точно не стану тебя осуждать, – Влад тянет её руку к себе, наклоняется и целует пальцы. – А ведь я чуть не убила тебя, – напоминает Кайса. – Не убила ведь, – легко отзывается Влад. Он всё-таки доедает мясо с овощами и хлеб с чесночным маслом, и Кайса отдаёт ему половину пирога с вишней. – Суп жалко, – говорит Влад с досадливой насмешкой, когда они выходят на улицу. – И времени уже не осталось ещё раз к ним прийти. – На следующий год?.. – предлагает Кайса, задумывается, считает на пальцах. – Я постараюсь не беременеть снова до этого момента. Если удачно сложится, можно всё шале выкупить. Вместе красную проедем. Саню на лыжи поставим, ей наверняка понравится. Игнат катается, не знаешь? Влад с любопытством смотрит на неё снизу вверх, застёгивая ей лыжные крепления. – Я что-то пропустил? – спрашивает он. – В какой момент ты перестала отнекиваться и начала говорить о Тохе так, словно вы всё обсудили?.. Кайса улыбается, нанося на губы жирный густой бальзам. – Мы обсудили, – подтверждает она. – Правда, он этого не помнит, и придётся обсудить ещё раз. Считай, что я позволяю себе помечтать. Она принимает у Влада палки и ловит его руку. – И между прочим, об Игнате, – говорит она с тревожным вызовом в голосе. – Ты сможешь с ним ужиться, сводник? Не претендовать на его место, не ревновать меня. Не делить с ним Киру. Если нет, мне лучше узнать об этом сейчас, потому что становиться вдовой я не планирую. В начале её реплики Влад широко улыбается, но постепенно лицо его становится серьёзным и даже хмурым; он пристёгивает свои лыжи и выпрямляется, вздыхает, смотрит на Кайсу пристально и жадно, и она двумя руками обхватывает его ладонь. – Ты всегда будешь главным в моей жизни, – обещает она шёпотом, – но не единственным. Ты выдержишь? – Мне достаточно быть главным, – медленно, с расстановкой отвечает Влад, сглатывает и снова улыбается, подмигивает. – Не волнуйся. Я не откушу Тохе голову... до тех пор, пока он хорошо себя ведёт. После искристых снежных склонов Балканского хребта даже белые дома Лимнеса кажутся серыми и грязными. Кайса с сожалением оглядывается на горы, прежде чем войти в клинику, Влад следует за ней, отрешённый и задумчивый. – Ты первый, – говорит Кайса, оставляя пальто в гардеробе. – Я буду рядом, в соседней комнате. Под пальто на ней всё те же шерстяные брюки и чёрный свитер, на Владе спортивные штаны, футболка и оливковая флисовая толстовка с пластиковой застёжкой-молнией. – Я не боюсь МРТ, – он с притворным осуждением смотрит на Кайсу. – Я уже большой мальчик. Кайса окидывает его оценивающим взглядом и хмыкает, устраивается на диване с глянцевым журналом об интерьерах. Влад разувается, снимает ремень, часы и кожаный браслет, складывает в шкафчик. Проходит к столу томографа, берёт наушники у медбрата, ложится. Медбрат поправляет подголовник, вручает Владу сигнальную помпу. – Press if you need assistance [Нажмите, если вам потребуется помощь], – говорит он и выходит, и стол начинает медленно заползать в трубу. Влад сглатывает и длинно выдыхает ртом, закрывает глаза и выравнивает дыхание, когда томограф включается. – Один, – шепчет Влад, почти не шевеля губами. – Два. Три. Четыре... Кайса разглядывает фотографии детской комнаты с кроватью на втором ярусе и спортивной стенкой, достаёт смартфон, делает снимок. Обнимает свободной рукой живот. – Сорок один. Сорок два. Сорок три, – размеренно считает Влад. – Пятьдесят шесть. Девяносто восемь... Желтоватое мерцание трубы растворяется и отдаляется, превращаясь в рассеянный солнечный свет февральского дня на Фоксенах. За исцарапанным пластиковым столом сидит шесть человек в застиранной тропической форме: Влад, Игнат, Сергей, Александр, Дияр и Михаил Астафьев. Влад лениво тасует карты, колода собрана из нескольких, она толще привычного и то и дело норовит рассыпаться у него в руках. В зубах у него сигарета; сдав карты, он затягивается, кладёт её на край самодельной пепельницы и выдыхает дым в сторону. Александр смотрит в свои карты и опускает голову на стол, стукаясь лбом о пластик. – За что ты меня так ненавидишь? – спрашивает он уныло. Правая рука у него на перевязи. У Игната на шее болтается такой же бандаж, но левую руку в лангете он держит просто на колене, сидит перекосившись, чтобы на неё не опираться. – Что нельзя делать морпеху, проснувшемуся в гробу? – спрашивает он, подбрасывая карту Михаилу. – Засыпать обратно, – первым отвечает Бабуров, скручивает пробку с бутылки питьевой воды и наливает себе в жестяную кружку. Над столом прокатываются смешки. Дияр на секунду закрывает лицо рукой. – Типун вам на язык! – говорит он и суеверно сплёвывает через плечо. – Не накликайте! – Да брось, – Игнат расслабленно, блаженно морщится. – Послезавтра домой. Охренеть, поверить не могу, что уже всё! Карты шлёпают по столу. Сигарета Влада гаснет в пепельнице. Солнце сдвигается в небе, брызжет сквозь листву в глаза Дияру, и он щурится и достаёт из нагрудного кармана солнцезащитные очки. – Что делать будешь? – любопытствует Сергей. – Женюсь! – ухмыляется Игнат. – Ждите приглашений, только дату с Лизочком согласую. Не раньше мая, наверное. – В мае жениться – всю жизнь маяться! – предостерегает Михаил, и Дияр серьёзно кивает. – Кретины, – ласково характеризует их Игнат. – Чушь это всё. Приметы как психосоматика, работают у тех, кто в них верит, а я не верю. – Да ты вообще отбитый, – ухмыляется Сергей, – но я так-то про другое. Саня в полицию пойдёт, а ты куда собираешься? Игнат пожимает плечами, на лицо его набегает тень, которую он не сразу сгоняет. Александр, подперев подбородок рукой, смотрит на него с надеждой и обречённо вздыхает, когда Игнат говорит наконец: – Не знаю. Посмотрю, что предлагают сейчас. Полицейского из меня не выйдет. Может, в ВОХР куда-нибудь возьмут. А ты? – В секретку зовут, – помявшись, отвечает Сергей и сбрасывает последнюю карту, откидывается на спинку пластикового стула и закладывает руки за голову. – И я вам этого не говорил. Официально, наверное, буду каким-нибудь банковским охранником числиться. Михаил перегибается через стол и вытягивает сигарету из пачки Влада, прикуривает. – Поражаюсь я вам, – качает он головой. – Неужели не набегались с пукалками за шесть лет? Тёзка тоже в СОБР подаётся, уже анкету заполнил!.. Владик, а ты куда? Давай со мной в Техноложку, у них вечерние курсы с трудоустройством, ты же в этом шаришь, тебе как два пальца будет! Влад улыбается и тоже закуривает, тянет паузу. Боковым зрением он видит Сергея. Дияр сгребает карты, чтобы перетасовать и сдать по-новой, а Сергей с напускной рассеянностью трёт переносицу и наблюдает за Владом, тоже улыбается, прикрываясь ладонью. – Я уже поступил в Электротехнический в Типере, – признаётся Влад чуть виновато. – У них квоты для военнослужащих, взяли по собеседованию. – И общага, – Сергей ухмыляется. – И общага, – соглашается Влад, переводя на него взгляд и ухмыляясь в ответ. – Отличная общага. Дияр с любопытством за ними наблюдает, нахмурив брови, затем прочищает горло и наклоняется над столом, говорит громким шёпотом: – А вы в курсе, что за нами следят? Парнишка на вышке уже минут двадцать бинокль не отпускает. Хотел бы я знать, что его так заинтересовало! Михаил выпрямляется, пытаясь одновременно небрежно развернуться вместе со стулом, а Влад даже не притворяется, просто поднимает голову и смотрит на вышку, приподнимает вопросительно брови и широко улыбается, убедившись, что его заметили и поняли. Алик – юный, подстриженный под единичку, с мягким лицом, на котором ещё не выделяются скулы, – краснеет и опускает бинокль, сжимает в кулак руку под прикрытием ограды. Влад откровенно смеётся и салютует раскрытой ладонью, и Алик, справившись со смущением, в ответ прикладывает руку к козырьку кепки. – Пользуешься успехом у подрастающего поколения, – подкалывает Михаил. Сергей тоже окидывает Алика взглядом и усмехается, подгребает к себе розданные карты. – Ну-ну, – только и говорит он. Влад улыбается и шире расставляет ноги под столом, касаясь бедра Сергея своим коленом, и подставляет лицо солнцу. Стол томографа вздрагивает и медленно едет из трубы наружу. – Don't jump off please [Не спрыгивайте, пожалуйста]! – громко предупреждает медбрат из соседней комнаты. Влад и не пытается; он медленно садится, снимает наушники и свешивает одну ногу со стола, улыбается рассеянно и грустно. Обувшись, с ремнём и часами в руках, он выходит к Кайсе, опускается на диван рядом с ней и кладёт голову ей на плечо. – Серёгу вспомнил, пока лежал, – говорит он, осторожно гладит живот Кайсы. – Ты скажешь Тохе?.. О том, кто отец Киры? – А разве можно не сказать? – Кайса хмыкает. – Во-первых, знаете ты и мама... – И Алик, – неловко вставляет Влад. – Тем более. А во-вторых, – Кайса поворачивает голову, трётся щекой о макушку Влада, – начинать совместную жизнь с вранья – плохая идея, тебе не кажется? Если он не сможет это принять, что ж, я переживу... хотя и сильно удивлюсь. – Да, – соглашается Влад. – Я тоже. Из кабинета КТ и МРТ выходит врач с флэшкой и заключением. Влад садится ровно, затем встаёт, берёт распечатку и благодарит, но когда врач заговаривает с ним, Влад беспомощно разводит руками и оглядывается на Кайсу, и врач повторяет то же самое для неё. Кайса кивает и тоже благодарит, пробегает глазами распечатку, уточняет у врача непонятное слово. – Без патологий и воспалений, – говорит она. – Есть один мутноватый участок, который лучше повторно проверить с контрастом в течение года, а в остальном всё в порядке. Хорошо. Я боялась, что вместе с силой тебе достанется... что-то. Влад хмурится, берёт её руки в свои. – Тебе потом тоже нужно провериться, ты помнишь? – большим пальцем он гладит её запястье. – Ты обещала жить долго. Кайса разглядывает его лицо. – Хочешь пойти со мной на УЗИ? – предлагает она. – Первым увидишь Киру. Не отвечая, Влад выразительно приподнимает брови. Его присутствию никто не удивляется, как и тому, что он держит Кайсу за руку в течение всей процедуры. Кайса внимательно слушает врача-диагноста, кивает и изредка переводит для Влада, но главное он понимает и сам, шумно втягивает в себя воздух, когда весь экран занимает профиль ребёнка. – Она курносая, – говорит он растерянно. Кайса смеётся: – И что? Это плохо? – Нет. Нет, что ты, – начинает оправдываться Влад и замолкает, продолжая таращиться в экран. – Će to váse prvé djite [Это ваш первый ребёнок]? – с тёплой улыбкой интересуется диагност. – To će, – Кайса кивает. – Gratske. Misliće, da budjite dobre rodilća [Поздравляю. Думаю, вы будете хорошими родителями], – диагност задерживает руку с датчиком на животе Кайсы, позволяя Владу ещё немного посмотреть на белый контур детской головы, прежде чем продолжить обследование. – Это меня и пугает, – чуть слышно бормочет Кайса себе под нос и закусывает губу, тщетно пытаясь сдержать смешок. – Я поеду к Игнату на двадцать третье сентября, – говорит она, выходя в коридор с заключением и ещё одной записанной флэшкой. Влад, ещё пребывая под впечатлением от увиденного, медленно поворачивает к ней голову, моргает, хмурится. – Через месяц?.. – переспрашивает он. – А ты сможешь? Тебе не вредно?.. – Мне это чертовски надоело, – признаётся Кайса, – но я смогу, и мне не вредно. Не волнуйся. – Vće bude u redku? – тщательно выговаривая слова, уточняет Влад, и Кайса снова смеётся. – Да, – обещает она. – Всё будет хорошо. В зале ожидания аэропорта она уютно устраивается на диване, сняв сапоги и закинув ноги Владу на колени. Он машинально придерживает её одной рукой, а другой набирает Алику сообщение о прохождении регистрации, отправляет – и дописывает: "Между прочим, я вспомнил: ты шпионил за нами с вышки на Фоксенах за пару дней до нашего увольнения". Алик опускает лицо и орёт в подушку, и даже так видно, как багрово краснеют его уши. В Киме раннее утро, начало седьмого. За окном ещё темно. Алик в пижаме лежит на широкой кровати в бывшей комнате Лоры; успокоившись, он переворачивается на спину и раскидывает руки в стороны, смотрит в потолок и тяжело дышит. "Я надеялся, этого никогда не случится, – отвечает он и ставит целую строчку эмодзи-фейспалмов. – Даже не знаю, чем оправдываться". "Это было забавно", – утешает Влад. Подняв глаза от смартфона, он поворачивает голову к лётному полю за окном, и видит в отражении Бабурова. Сергей в джинсах и невнятного цвета футболке с чёрной надписью "Бездействуем по ситуации"; он ободряюще улыбается и подмигивает, складывает большой и указательный палец в сердечко. Влад моргает, и видение исчезает бесследно. – Ты так нежно улыбаешься, – говорит Кайса. Влад оглядывается на неё, ведёт рукой по её голени к колену. – Интересно, ты бы отбила у меня Серёгу, если бы он выжил?.. – любопытствует он. – Ты ведь дала ему шанс. Ты сказала ему, а этот говнюк... Последнее слово он произносит с такой трепетной лаской, что сам смеётся и машет рукой, повторяет: – Ты дала ему шанс, несмотря на то, что искала скорого покойника. Ты хотела, чтобы он выжил. Давай, скажи это! Кайса пожимает плечами. – Я не знала о тебе, – напоминает она, задумывается, поджимает губы. Улыбается: – И мне бы не удалось, ты ведь знаешь это?.. Влад смотрит в тёмное стекло на россыпь фонарей и подсвеченные силуэты самолётов, и согласно качает головой. – Да, – говорит он, сглатывает. – Я знаю. От Алика приходит ещё несколько фейспалмов и признание: "Ну да, задним числом мне тоже смешно". Влад медлит, поглаживает пальцем край смартфона. И набирает: "Мне нравится мысль, что у нас уже есть история". Небо над кукурузным полем глубокого синего цвета, ветер шелестит метёлками и листьями, гонит зелёные волны. Освещённый солнцем, голубой дом с чёрной крышей кажется нарисованным, ненастоящим; Кайса, сидя на качелях, легко толкается ногой, раскачивается, рассеянно скользит взглядом по свежеокрашенной стене, и там, куда она смотрит, из-под краски начинает проступать кирпичная кладка. – Дорогая правнучка, – звучит её голос за кадром, – тётя Эмели была права: нельзя жить в изоляции. В одиночестве, может, и не сойдёшь с ума, но твои ценности, твои решения и мысли станут неадекватными. Неправильными. Не гармоничными. Поднявшись, Кайса идёт к заднему крыльцу, придерживает рукой тяжёлый живот под чёрным льняным платьем, медленно поднимается по ступеням и открывает дверь в кухню. – Я думаю, что ещё не раз вернусь к переосмыслению своей прежней жизни, – продолжает она, – но уже сейчас я могу назвать свою главную ошибку: равнодушие. Невнимание к людям, к миру... к себе. Привычка плыть по течению. Оно вынесло меня на тёплый берег, признаю, и я не могу жалеть о том, что получила в результате. И всё же я была не права в своём попустительстве. В лучах солнечного света, падающих через кристально прозрачные стёкла, пляшут пылинки. Кайса проходит сквозь них, не отбрасывая тени, пересекает гостиную и поднимается на второй этаж. – Так пусто, – шепчет она и сама себе отвечает: – Это ненадолго. Она распахивает дверь и входит в спальню родителей, садится в изножье кровати, гладит пёстрое покрывало. Смотрит в окно, и на её глазах на подоконник опускается воробьиный сычик, царапает наличник коготками. Кайса кивает. – Пора, – соглашается она. Из-под её ладони выползает язычок пламени, вспыхивает ярче и кольцом расходится по покрывалу. Оттолкнувшись от постели, Кайса встаёт и выходит из комнаты, высоко подняв голову, спускается вниз, и за её спиной разгорается бездымное жгучее пламя. Поток тёплого воздуха раздувает распущенные волосы Кайсы, треплет подол её платья; Кайса ведёт рукой по перилам, и каждый деревянный столбик превращается в янтарно-красный факел, стремящийся к потолку. Небо над домом и полем всё то же – купол синего стекла в трещинах солнечных лучей; кукуруза шелестит и как будто вздыхает, но все её звуки перекрывают гул и треск пламени, вздымающегося в небо. Кайса садится на качели, толкается ногой в сапоге с широким голенищем, провозит подошву по земле. Закрывает глаза, прислоняется виском к металлической трубе подвеса. Улыбается рассеянно и легко и начинает напевать скандинавскую колыбельную, поглаживает живот. С оглушительным грохотом проваливается крыша, искры летят во все стороны, окутывают Кайсу облаком и растворяются в солнечном свете, и в языках огня дом приходит в движение. Пузырящаяся краска отходит хлопьями, обнажая коричнево-красный кирпич, стены оседают и уплотняются, раздвигаются в стороны; деревянный забор за спиной Кайсы набирает густой цвет и фактуру кирпича, в калитке прорезаются кованые петли, блестящие от свежей смазки, заднее крыльцо уходит в землю до верхней ступеньки, рядом с ним в дрожащем горячем воздухе проявляется серая бетонная ваза для уличных цветов. Огонь постепенно гаснет, ещё несколько громких хлопков – и от пожара остаётся лишь лёгкая вуаль сажи, оседающая на землю, и мерцание воздуха над светлой крышей кирпичного дома с четырьмя спальнями и отдельно стоящим домиком, похожим на гараж. С последней судорогой фундамента мир немного покачивается, и дом разворачивается главным входом к амбару по ту сторону дороги, бывшей просёлочной, а теперь покрытой растрескавшимся серым асфальтом, и лишь кукурузное поле и чёрная полоса леса вдали остаются неизменными. Вздохнув, Кайса открывает глаза. Ещё пару секунд она видит дом из красного кирпича в переплетении ткани на спинке кресла предыдущего ряда, а затем реальность окончательно вытесняет сон. Кайса сидит в самолёте, летящем из Кима в Лагунев. На ней чёрное льняное платье и молочного цвета кардиган с рукавами, натянутыми до середины ладони, в ушах серебряные серьги-конго с подвижными жемчужными шариками, под рукавами кардигана просматриваются очертания браслетов, красные очки зацеплены дужкой за горловину платья. По проходу между рядами идёт бортпроводница, наклоняется на чьё-то обращение и выслушивает просьбу, кивает, улыбается. Кайса тоже останавливает её. – Можно мне воды, пожалуйста? – просит она. Гримуар лежит у неё на коленях, заложенный шариковой ручкой; Кайса открывает его и оставляет заметку: "Вложить снимок дома". Помедлив, рисует на полях крошечного глазастого совёнка в бейсболке, улыбается и прячет гримуар в сумку. В аэропорту Лагунева её встречает Барбара в розовом вискозном комбинезоне без рукавов, перехваченном белым ремнём, и белых лоферах; её коротко подстриженные волосы небрежно зачёсаны набок, на лице минимум макияжа. – Здравствуй, дорогая, – говорит она, шагая навстречу Кайсе. – Как долетела? – Хорошо, спасибо, – Кайса без стеснения разглядывает её и чёрную тревожную корону вокруг её головы. – А как твои дела? Выглядишь расстроенной. – У меня всё в порядке, – Барбара качает головой. И вспоминает Анцупова, сидящего за столом в своём кабинете. Анцупов в белой рубашке, без пиджака, на запястье его часы с белым керамическим браслетом и серебристым циферблатом. Нахмурившись, он читает поданную Барбарой бумагу, доходит до конца и возвращается к началу, вновь пробегает глазами по тексту, начинающемуся со слов "Прошение о переводе". – Что-то не так? – уточняет Барбара. – Я думала, мы всё обсудили. Она в белых джинсах и жемчужно-сером свитере, на боку в кобуре висит табельный "чирков", в заднем кармане джинсов смартфон. – Верно, – неохотно подтверждает Анцупов. – Обсудили... Подняв голову, он смотрит на Барбару, и под его взглядом она часто моргает и делает шаг вперёд. – Я знал, что потеряю тебя на этой истории, – говорит он тихо, – но знать и действительно потерять – разные вещи. Я боялся, что тебя убьют, и я рад, что это не так, что ты всего лишь уезжаешь на другой конец страны!.. Но я теряю тебя, и тебя мне никто не заменит. Барбара отводит глаза, шевелит губами. – Тебе не нужно оправдываться, – Анцупов усмехается. – Мы всё обсудили. Положив бумагу на стол, он берёт перьевую ручку и размашисто пишет сверху "Согласовано" и протягивает Барбаре. Она берёт, закусывает губу, смотрит на Анцупова, заломив брови в несвойственном ей тревожном выражении лица. – Что-то ещё? – спрашивает Анцупов. – Я тоже люблю тебя, Валечка, – говорит Барбара, и глаза Анцупова расширяются, – но дело своей жизни я люблю сильнее. Эта девочка, она нужна нам, а возможно, нужны будут и её дети. Она – моя самая ценная инвестиция на текущий момент, и я не могу доверить её кому-то другому. Я хочу сама присматривать за ней, хочу сама видеть динамику, понимать, что происходит. Я должна быть там, и я буду. И мне жаль, очень жаль, Валечка. И спасибо тебе. Обойдя стол, она наклоняется и целует Анцупова в лоб, стоит пару секунд, прижимаясь губами к его коже на границе волос, затем выпрямляется и молча выходит. Анцупов её не останавливает; когда за неё закрывается дверь, он бесшумно вздыхает, откидывается на спинку кресла и трёт лицо руками. В окне за его спиной отражается небо с редкими облаками и заходящий на посадку самолёт. Барбара ведёт Кайсу через здание аэропорта к стоянке такси, спрашивает, оборачиваясь: – Куда тебя отвезти? – Торфяная дорога, двести двадцать, – говорит Кайса и смотрит вдаль, словно видит город насквозь, до нужного дома. – Но сперва я хочу увидеть фото... если ты не передумала. – Я ищу его почти двадцать лет, – отвечает Барбара. – Я не передумала. В машине она отдаёт Кайсе конверт. Кайса открывает его и наклоняет голову к плечу, разглядывая немолодого мужчину с вертикальной складкой между бровей и тяжёлыми мясистыми мочками ушей. Фотография цветная – и мутная, Кайса поворачивает её к свету и досадливо покусывает губу, качает головой. Барбара теребит ноготь большого пальца, следит в окно за встречными машинами; когда Кайса мягко касается её руки, Барбара едва заметно вздрагивает. – Мне нужна его вещь, – мягко напоминает Кайса. – Он жив?.. – догадывается Барбара. Кайса молча смотрит на неё, и Барбара поджимает губы и лезет в сумку, вынимает кожаный кисет и растягивает горловину, позволяя Кайсе самой просунуть туда руку и достать старые механические часы на облезшем от времени браслете. – Он жив? – с нажимом повторяет Барбара, глядя, как Кайса рассеянно поглаживает часы. Таксист косится на них в зеркало заднего вида и включает негромкую классическую музыку. Барбара трёт лоб, переводит дух, сжимает и разжимает кулаки. – Физически – да, – подтверждает наконец Кайса, – но я не думаю, что он... Беспомощно поморщившись, она трёт пальцы друг о друга, подбирая слова, говорит: – Я не чувствую сознания. Там... пустота. Только оболочка. Прости. – Где он? – спрашивает Барбара. Кайса уверенно указывает пальцем направо, вслед алой нитке разматывающейся в её руке от старых часов. Барбара открывает компас в своём смартфоне, уменьшает карту. Хмыкает, прослеживая прямую до Типера. – Господи, – бормочет она и больше не говорит ничего. Такси углубляется в район новой застройки, объезжает по кругу площадь Мира, сворачивает на Торфяную дорогу. Кайса прячет фотографию отца Барбары в конверт, покачивает его в руках. Когда таксист сбрасывает скорость и разворачивается, чтобы высадить её на нужной стороне дороги возле калитки в новеньком белом заборе, Кайса оставляет конверт на сиденье и негромко произносит: – Я позвоню тебе завтра, хорошо?.. Барбара молчит, и Кайса просто кивает и выходит из машины. Следом хлопает вторая дверь. – Погоди, – просит Барбара. Обойдя такси со стороны багажника, она останавливается перед Кайсой, закладывает руки в карманы комбинезона, приподнимается на цыпочки и опускается обратно на пятки. Из дома двести двадцать на крыльцо выходит Игнат в чёрных джинсах и жёлтой футболке с зайцем, замирает, вцепившись в перила, затем спускается по ступеням, делает несколько неуверенных шагов вперёд, настороженно глядя на Барбару – и на Кайсу, стоящую к нему спиной. Барбара в свою очередь скользит по нему взглядом, но никак не реагирует. – Я думала, ответ будет "да" или "нет", – говорит она с невесёлой усмешкой. – Жив или мёртв, орёл или решка. Я не ожидала, что монета встанет на ребро, и не знаю, что мне делать теперь. Я готовилась привезти домой и захоронить его останки – или найти его и плюнуть в лицо, если он бросил нас ради кого-то другого, но я не представляю, как сказать семье, что он... Покачав головой, Барбара растирает лицо, постаравшись не задеть глаза, и протягивает Кайсе обе руки. – Не звони мне, – решает она. – Я по своим каналам наведу справки с новыми вводными и хорошо всё обдумаю, и если пойму, что хочу увидеть его даже таким, я позвоню тебе сама завтра утром, до полудня. Если нет – увидимся уже по работе. Кайса держит её ладони и с любопытством разглядывает изборождённое морщинами и покрытое пигментными пятнами лицо очень старой женщины, безмятежное и удовлетворённое, и седые волосы, заплетённые в длинную тугую косу. Улыбается, не разжимая губ: – Хорошо. Так и сделаем. Она поворачивается – и встречается глазами с Игнатом. Мир содрогается, и расстояние между ними стремительно сокращается. Игнат берёт Кайсу за руки, привлекает к себе, обнимает, и она кладёт голову ему на плечо, скользит ладонями по его спине – и мир содрогается снова, возвращая их на исходные позиции. Распахнув калитку, Кайса не спеша идёт к дому. Позади неё Барбара садится в такси и уезжает; калитка щёлкает, закрываясь. Где-то недалеко лает собака, включается и сразу смолкает громкая ритмичная музыка. – Ты беременна, – растерянно говорит Игнат, когда Кайса подходит достаточно близко, и она останавливается и чуть наклоняет голову набок. – Я встретила Серёжу раньше, чем тебя, – она продолжает смотреть Игнату в глаза. – Это не твой ребёнок. Она выглядит спокойной, но пальцы руки, лежащей на круглом животе, чуть заметно дёргаются. Игнат не задумывается ни на секунду. – Ты вернулась, – он улыбается, – значит, мой. Не сдвигаясь с места, он лезет в карман и достаёт деревянную коробочку, открывает, показывая Кайсе кольцо с гранатом. – Выйдешь за меня замуж? – спрашивает он. Кайса тоже не пытается к нему подойти. Глубоко вздохнув, она поднимает неплотно сжатый кулак, по одному отгибает пальцы, начиная с большого: – Я подписала контракт с Пятым отделом. Я переезжаю в Ким. Все мои дети будут девочками. Улыбка Игната становится шире, обнажая зубы, и он в свою очередь поднимает руку, но пальцы, напротив, загибает: – Госслужба – отличное прикрытие и защита. В Киме хороший колледж деревообработки, я думал туда поступить. И... я буду очень рад девчонкам. Он выдерживает паузу и повторяет: – Ты выйдешь за меня замуж? – Да, – Кайса тоже улыбается. – Я за тобой и приехала. Кольцо ей немного велико. Кайса опирается на руку Игната, поднимает голову и нетерпеливо ищет губами его губы, закрывает глаза; Игнат бережно обнимает её, гладит по волосам и спине. – Я скучал, – шепчет он, когда они отрываются друг от друга, чтобы перевести дух. Не отвечая, Кайса смотрит на него, ведёт большим пальцем по рубцу на щеке, и Игнат ловит её руку, поворачивает ладонью к себе и судорожно вздыхает, видя поперечный бледно-розовый шрам. – Больше никогда так не делай, пожалуйста, – просит он, целуя её ладонь. – Не рискуй из-за меня, ладно?.. Кайса склоняет голову набок, слабо улыбается. – Я больше не вижу твою смерть, – признаётся она. – Только тебя. Как есть. – Хорошо, – хмыкает Игнат, расправляет плечи. – Было довольно стрёмно знать, что любимая женщина видит в своей постели труп. Кайса смеётся – и закусывает губу, и медленно, провокационно тянет двумя пальцами футболку Игната из-под ремня джинсов. – В постели, говоришь?.. – спрашивает она шёпотом, подталкивая Игната к дому. Дверь бесшумно открывается наружу, и Кайса выходит из красно-кирпичного дома под налитый синевой купол неба, щурится, ладонью прикрывая глаза от солнца. На ней белое платье с распущенным поясом и сапоги с широкими голенищами, на плечи наброшена вязаная шаль Эмели Ульсдоттир. Закрыв глаза, Кайса запрокидывает голову и размеренно дышит, а затем делает шаг с крыльца и решительно переходит растрескавшуюся асфальтовую дорогу и пересекает дворик перед распахнутыми дверьми ангара, ведущими в непроглядный густой мрак. Из темноты под одеялом появляется голая рука Влада, хлопает по тумбочке в поисках смартфона, находит, сгребает в горсть. Влад садится на постели, протирает заспанные глаза, разблокирует экран. Алик лежит рядом, подперев голову рукой, и смотрит на него с улыбкой. Они в бывшей комнате Лоры, где нет ни следа её пребывания; место косметического столика у стены занимает рабочий стол с ящиками, на книжных полках – технические справочники, детективы и научно-популярный журнал "Человек и природа", на тумбочке у кровати со стороны Алика – русскоязычное издание романа "Трой Кридд и южный ветер". На ковре в беспорядке валяются торопливо сброшенные джинсы и футболки; рубашка Влада, фланелевая в бежево-голубую клетку, криво висит на спинке стула. Часы на столе показывают четверть двенадцатого вечера. – Вот это я "полежал", – констатирует Влад с лёгкой досадой, глядя на время. – Толкнул бы меня, что ли. – Зачем? – удивляется Алик. – Заснул и заснул, тоже мне, проблема. Я сам вырубился, меня буквально пять минут назад Санька разбудила, прислала видео на гигабайт, как она учится с парусом управляться. Влад недоверчиво смотрит на него, но не возражает, открывает мессенджер и широко улыбается, когда загружается фото руки Кайсы – пальцы сплетены с пальцами Игната, на среднем – кольцо с кроваво-красным гранатом. Алик внимательно следит за выражением его лица, любопытствует: – Что, Кайса возвращается? – И выходит замуж! – откликается Влад рассеянно, начиная набирать поздравления. На Алика он не смотрит и не видит, как тот прикрывает глаза и расслабляется, ложится на спину и упирается затылком в подушку, вздыхает со сдержанным облегчением. – А Игнат знает? – спрашивает он осторожно, снова поворачивая голову к Владу. – Ну, о тебе и Кайсе? Влад поднимает глаза от смартфона, не сразу понимая, о чём речь, а затем кивает несколько раз. – Да, – говорит он. – Мы так-то почти всё на посиделках ещё перетёрли, но Кай – да, она ему рассказала. Он всматривается в лицо Алика, поддразнивает: – Волнуешься за меня, что ли? – Имею право, – невозмутимо отвечает Алик. – Ты мой парень, как-никак. И добавляет после небольшой паузы, прежде чем Влад реагирует: – Останешься? – До утра? – тем же насмешливым тоном уточняет Влад. Алик шутку не поддерживает, пожимает плечами. Говорит: – До утра, до возвращения Саньки. До Рождества, до Пасхи. Не знаю. Назначь сам какой-нибудь срок, если хочешь. Влад перестаёт улыбаться. Выключив и не глядя отложив смартфон, он протягивает руку, ведёт пальцами по голой груди Алика, по ключицам, по шее и подбородку. Вздыхает, сглатывает, облизывает губы. Алик терпеливо ждёт ответа, и наконец Влад улыбается снова, криво и застенчиво: – Не хочу, – говорит он. – Никаких сроков. Просто останусь, ладно?.. Смартфон Алика коротко моргает жёлтым в темноте с другой стороны кровати, рядом вспыхивает ещё один светлячок, и ещё; разного размера и оттенка, от бледно-золотого до жёлто-зелёного и почти голубого, они рассыпаны во мраке, и лишь когда пара их приближается, становятся видны круглые зрачки и густое чёрное обрамление совиных глаз. Темнота понемногу рассеивается. Кайса стоит в центре амбара, высоко подняв подбородок, а на неё со всех сторон смотрят десятки сов, больших и маленьких, сидящих на ветвях растущих внутри амбара вековых деревьев. – Я пришла, – говорит Кайса негромко и поднимает руки, расправляя шаль, и она превращается в густое оперение сипухи, лежащее на плечах Кайсы. С вершины одного из деревьев слетает крупная полярная сова, описывает круг над головой Кайсы и опускается на её подставленную руку. – Привет, тётя Эм, – Кайса улыбается. – Рада тебя видеть. – Кайса, – раздаётся тихий посвистывающий шёпот, ему вторит другой, более хриплый голос, затем к ним присоединяется третий, четвёртый, и вот уже десятки голосов разными интонациями зовут, подбадривают, дразнят и утешают: – Кайса, Кайса, Кайса, Кайса!.. Закрыв глаза, Кайса слушает их, впитывает, улыбается – и замирает, когда они все разом затихают, и остаётся только один, ласковый и нежный, полный любви голос Ингрид: – Доченька.

ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ГОСТЕЙ В ДОМЕ ВЕДЬМЫ

1. Запрещено мыть пол губкой, тряпкой, шваброй или специальными приспособлениями, а также протирать его салфетками, бумажными платками, носком, рукавом, языком и любым другим способом (не относится к домашним животным, в том числе пребывающим в гостях). 2. Запрещено употреблять в пищу всё, на чём нет однозначной и явной маркировки, свидетельствующей о том, что это – пищевой продукт. Вкусный запах и нахождение в кастрюле или в холодильнике не считаются маркировкой. 3. Запрещено трогать домашних животных (и Влада), если они не выражают желания контактировать. 4. Запрещено прикасаться к главной ведьме, когда она не ожидает прикосновения, а также когда она не выражает желания контактировать. 5. Запрещено критиковать пищу, приготовленную главной ведьмой (хвалить и есть не обязательно). PS. Правила не распространяются на членов семьи. Кира, перестань витать в облаках и вымой кухню после своих экспериментов. PPS. Ну мам!..