Каждая четвёртая

Осознание настигает Влада в номере "Византии". Он разувается у порога и вешает куртку в шкаф, приказывает Джеку лечь на специальном коврике и проходит вперёд, расстёгивает сумку, чтобы достать все конверты. И поднимает на Кайсу взгляд, растерянный и злой. – Серёга, – выговаривает он. – Это Серёга. Его ребёнок, так? Кайса напрягается. Их с Владом разделяет широкая, почти квадратная кровать с золотистым резным изголовьем, но Влад ближе к выходу, и Кайса делает ещё шаг назад и машинально прикрывает живот. – Джек! – зовёт она. Лабрадор, вскочив, подбегает к ней, виляет хвостом, тычет мордой в её опущенную руку. Влад медленно поднимает раскрытые ладони. – Эй, – он криво улыбается, – ты что. Я не причиню тебе вреда. Судя по лицу Кайсы, она не особенно верит его словам. Влад качает головой, ставит сумку на пол и всё-таки достаёт конверты. Садится на кровать, складывает руки на коленях. На Кайсу он больше не смотрит; она подталкивает Джека, и лабрадор обегает кровать и принимается вылизывать Владу лицо. – Я не знала, что у него кто-то есть, – ломким голосом говорит Кайса. – Ещё бы, – Влад кивает, гладит Джека. – Он не носил кольцо. Никому не рассказывал. Даже Граф не знал, а мы с ним часто общались. Он усмехается. – И что ты подумала, когда узнала обо мне? Кайса вздыхает, тоже обходит кровать и садится на угол, вне досягаемости рук Влада, но в поле его зрения, и берёт один из конвертов, открывает, смотрит на фото Саши Шуваевой. – Мои родители погибли, когда я была маленькая, – произносит она негромко. Влад замирает, прислушиваясь, давит Джеку на холку, заставляя лечь. Звукоизоляция в "Византии" посредственная: из номера слышно, как звенят, открываясь и закрываясь, двери лифта в конце коридора, как хлопают двери других номеров, потом за стенкой включается душ. Кайса рассеянно смотрит в ту сторону, переводит взгляд на Влада. – Я выросла с тётей, – подумав, продолжает она. – У неё не было детей, а я – я ненавидела свои способности и доставляла ей много хлопот. Она была травницей – в основном. – Мазь тёти Эмели, – вспоминает Влад. Кайса слабо улыбается. – Она любила меня и могла бы стать хорошей матерью... в другой жизни, – она замолкает, шевелит губами, облизывает их. – Рожать Смерть она не хотела, а исключений не бывает. Каждое четвёртое поколение нашей семьи повязано смертью, так или иначе. Я, в общем-то, достаточно безобидна. Случалось и хуже. Влад вспоминает тьму, вытекающую из её глаз, и едва заметно дёргает бровью. Джек тяжело вздыхает и опрокидывается набок, вытягивает лапы. – Родители погибли из-за меня, – спокойно говорит Кайса. За неё вздрагивает Влад, приподнимает руку, словно хочет дотронуться, но не решается, а Кайса продолжает: – Не по моей вине, но из-за меня, и я решила, что у меня никогда не будет ни детей, ни мужа. Никого, кому я могу навредить. Никого, кто продолжит Род и выпустит в этот мир новую Смерть. И – до конца семнадцатого года я неплохо справлялась. Жила уединённо, переезжала, если этого требовала ситуация. Не заводила ни дружбы, ни отношений, не оставляла цифровых следов, никому не помогала. Не обращала внимания на сны. Носила очки, чтобы даже случайно ничего не увидеть. Промокнув вспотевший лоб, она неодобрительно качает головой и наконец снимает куртку, кладёт её себе на колени. – Ты мне хоть сколько-нибудь веришь? – спрашивает она вдруг. Влад лезет в карман – Кайса вновь напрягается, – и бросает на конверты между ними пакетик с резинкой для волос, отданный Барбарой. – Это нашли в доме Павлова, – говорит он. – И потерял её не Тоха. Кайса задумчиво поджимает губы, достаёт резинку из пакетика, трогает жемчужные бусины. – Надо же, – отстранённо удивляется она. – Значит, я была права и насчёт крови. – Крови?.. – повторяет Влад. Особенно он на ответ не рассчитывает и не удивляется, что не получает его. Наклонившись, Влад стягивает куртку с колен Кайсы, медленно встаёт и уносит куртку на вешалку, так же медленно возвращается. Кайса следит за ним одними глазами, ждёт, пока он снова сядет. Говорит: – Вы странно на меня влияете. Вы все. Я никогда ещё так много о себе не рассказывала. – Мы очень симпатичные и обаятельные, – насмешливо соглашается Влад, улыбается. – Ты злишься на меня? – Кайса не поддерживает шутку. – Ты уже спрашивала, помнишь?.. – Влад дожидается, пока она кивнёт, и пожимает плечами. – С тех пор ничего не изменилось. – Разве?.. – Кайса приподнимает брови и сразу продолжает, не давая Владу отреагировать: – В конце прошлого декабря мои сны стали назойливыми. Я всегда вижу во сне людей, которые скоро умрут. Все мои сны – о смерти, других не бывает, но обычно я не встречаю потом этих людей в реальной жизни. Или, по крайней мере, не запоминаю, чтобы узнать!.. Перед её глазами проносится калейдоскоп сменяющих друг друга эпизодов смерти – детей и взрослых, естественной и насильственной, мгновенной и мучительно медленной, – и объединяет их всех маленькая Маргарет в ночной рубашке с лошадками и красных резиновых сапогах, таких же, как у Саши Шуваевой. – А Тима я запомнила, – Кайса видит перед собой разбитую красную машину и бессильно свисающую из окна руку с татуировкой-жуком на тыльной стороне ладони. – Он работал в дорожной полиции. Позволил мне вывезти Игната из оцепления в ночь, когда погиб... Серёжа. Влад коротко кивает. – После Тима я перестала забывать... некоторые сны и к Йолю обнаружила в них общее: все они были о молодых мужчинах, которых я могла найти, если бы захотела. О молодых мужчинах, которые скоро погибнут... – ...и не смогут вмешаться в твою жизнь, даже если захотят, – заканчивает Влад. Теперь кивает Кайса. – И ты выбрала... – Я не выбирала, – Кайса качает головой. – Я сдалась. Эти сны, они чертовски меня выматывали. Я запоминала их, просыпалась и весь день думала о том, к чему меня... подталкивают. В голубом доме с чёрной крышей царят тишина и запустение. Мебель и пол толстым слоем устилает пыль, по углам и между балками потолка свисают клочья паутины, над облупившимся холодильником – серое осиное гнездо. Кайса идёт прямиком в заднюю часть дома, не оставляя следов и не отбрасывая тени, носком сапога толкает другую дверь и перешагивает высокий порог, оказываясь на веранде. Маленький дворик обнесён дощатым забором, мокрым от недавно прошедшего дождя. На траве ещё серебрятся капли, в центре двора огромная лужа, и прямо над ней на качелях раскачивается Маргарет – девочка в льняном платье и ярко-красных резиновых сапогах. Маргарет смотрит вдаль, словно видит что-то сквозь забор; ветер треплет её светлые волосы, несёт мимо клочки опавших листьев и случайный фантик. Кайса устало трёт лицо и садится на ступени крыльца. Она ждёт; когда доски скрипят под тяжёлыми шагами, Кайса отворачивается и спрашивает: – Что на этот раз? Виктор садится на ступени рядом. На нём поношенные брюки песочного цвета, заправленные в высокие армейские ботинки старого образца, и такая же, как у Кайсы, клетчатая рубашка, у него густые волосы и борода, но камера не показывает его лицо, только затылок и подбородок. Маргарет игнорирует и его, и Кайсу. Под налетевшим особенно сильным порывом ветра она задирает голову, щурится и разглядывает сероватые густые облака, затем шумно вздыхает и смотрит прямо в камеру, и мир опрокидывается, чтобы вновь обрести равновесие в темноте летней ночи, наполненной прерывистым дыханием бегущих людей и треском ломающихся под их ногами веток. Их двое, оба в тёмной одежде, их лица и руки вымазаны грязью. Впереди бежит Игнат Новиков, он несёт на спине девочку лет десяти, растрёпанную и такую же грязную, в порванных колготках, в одном ботинке. Девочка изо всех сил цепляется за его плечи, глаза её крепко зажмурены. Она вздрагивает, когда Игнат поскальзывается на кочке, но губ не разжимает. Игнат тоже молчит, бережёт дыхание. Второй – Сергей Бабуров. – Тебе придётся решиться, – негромко говорит Виктор, – иначе твоя сила убьёт тебя. Её слишком много, а ты одна, тебе не с кем разделить ни грусть, ни радость. Я не в счёт. Я снял бы с тебя эту повинность... – Замолчи, – перебивает Кайса. – Я не буду рожать ребёнка только затем, чтобы прожить на год или два дольше. Моя сила никому не нужна. Как и я. И меня это устраивает, так что оставь свои проповеди себе. Виктор тянется взять её за руку, но Кайса отодвигается, разворачивается и смотрит на отца с вызовом. – Что ещё? – Год, два или двадцать, – Виктор медлит, – это неважно, Мэг. Важно то, что кто-то должен отпустить тебя, когда ты умрёшь, иначе ты навсегда останешься здесь. Он обводит рукой двор и поле. – Как она? – Кайса указывает на Маргарет на качелях. – Хуже, – безжалостно говорит Виктор. – Она – призрак. Слепок твоей боли, но и только. А ты останешься здесь в сознании, в памяти и эмоциях. – До Страшного суда? – Кайса насмешливо кривит губы. Виктор наклоняется к ней, смотрит в глаза. – А если его не случится?.. – спрашивает он, и это заставляет Кайсу отшатнуться и удариться спиной о столбик перил. Зашипев от боли, она вскакивает на ноги и наставляет на отца указательный палец. – Ты!.. – говорит она с ненавистью. – Не тебе решать! Из-за тебя мама умерла навсегда! – Так не следуй за ней! – кричит в ответ Виктор. – Измени свою жизнь, пока можешь! – Это не жизнь! – орёт Кайса и просыпается в своей постели в Гвоздичном, садится на постели, тяжёло дыша, торопливо утирает лицо подолом пижамной майки. – Я не выбирала, – повторяет она, глядя на Влада. – Просто перенесла запланированную поездку в большой город на дни овуляции. Решила – будь что будет, и надеялась на Тима, по правде говоря. Почти не сомневалась, что встречу его на посту – и ошиблась, конечно, и встретила... Серёжу возле отеля "Черепаха", где всегда останавливалась. – Маленькая Станислава, – подтверждает Влад. – Калининский лесопарк. Он ушёл в понедельник. Сказал, что в командировку на неделю... С его лица и ушей медленно сходит яркий румянец от слов Кайсы об овуляции. Утерев выступившие слёзы, Влад вздыхает и наклоняется погладить Джека, выгадывая ещё немного времени, прежде чем посмотреть на Кайсу вновь. – И я всё равно не подошла бы к нему, – Кайса тоже отводит глаза, – но я оступилась на тротуаре, и он поймал меня. За голую руку. И я вскрикнула, когда... когда пули, убившие его, ударили в меня. Влад гладит Джека и молчит. – На нём была футболка с надписью "У меня нет недостатков, только спецэффекты", – Кайса подтягивает под себя ногу и тоже вздыхает. – Он держал меня под руку, а я смотрела, как по его лицу течёт кровь. Он был уже мёртв, но ещё жив, и мне вдруг показалось, что всё можно исправить. Предотвратить. Что в моей силе есть смысл!.. Я знала слова, которым он обязан был поверить. Он повторял их в моём сне каждый раз: "Одна семья, одна Родина, одна слава", и я тоже их произнесла. – И он поверил, – Влад медленно выпрямляется. – Ещё бы. Он придумал этот девиз для нашего отделения в две тысячи третьем. Тоха над ним смеялся тогда, а я... Прикрыв глаза, он вспоминает Сергея, сидящего на бетонном заборе вдоль края водоотводной канавы на базе АНР на Фоксенах, его вдохновенное лицо, сверкающие глаза, широкие загорелые ладони и закатанные до локтя рукава тропической формы. – Он хотел знать больше, – Кайса сцепляет руки на животе, – но не для себя. Он хотел знать, что будет с Игнатом... и сам решил, что должен что-то дать за мою помощь. И не отказался, когда я назвала цену – жизнь за жизнь. – Это понятно, – невесело хмыкает Влад. – Морпехи не сдаются. Влез – иди вперёд, через ад есть только одна дорога... Лицо Кайсы меняется после его слов. Сморгнув, она шевелит губами, беззвучно повторяя: "Через ад есть только одна дорога". Влад этого не видит. Поднявшись на ноги, он осторожно перешагивает через Джека, идёт вдоль стены, останавливается спиной к Кайсе. Запрокидывает голову, суёт руки в карманы джинсов. – Ни слова не написал, говнюк, – жалуется он вслух. – Ни о тебе, ни о твоей помощи Тохе!.. Догадайся, милый, сам, что происходит! – И что ты думаешь теперь? – Кайса снова смотрит на фотографию Саши Шуваевой, заглядывает в её конверт, где, запаянная в полиэтилен, лежит поношенная розовая футболка с логотипом Барби. – Я думаю, что формально ты так и не ответила на мой вопрос, – говорит Влад. Оборачивается, усмехается дружелюбно, встретившись с Кайсой глазами. – Но ты ответила по сути, и я тебя понял. Давай займёмся делом, а там посмотрим, куда кривая вывезет. Если ты готова помочь, я этот шанс упускать не собираюсь. Машину – угловатый и длинный внедорожник "аллигатор" с агрессивной решёткой и тяжёлым бампером, – ведёт Кайса, Влад сидит рядом, Джек лежит позади. Пасмурное небо низко висит над дорогой, по обочинам кое-где лежит нестаявший снег, редкие деревья гнутся от ветра. – Справишься? – поколебавшись, спрашивает Влад, разглаживая на коленях карту АНР с обведёнными красным маркером кругами, и обновляет информацию навигатора. – Я с двенадцати лет за рулём, – Кайса широко, неудержимо улыбается. – И у меня был именно такой крокодил, когда я жила на Балканах, я знаю, как он себя ведёт. Она похлопывает по рулевому колесу как по холке Джека, косится на Влада и добавляет ехидно: – Грузовая категория у меня тоже открыта. – Даже не сомневался, – Влад вздыхает. – Ты бы и БМП освоила. – Это комплимент? – Кайса приподнимает брови. – Констатация факта. Ты упорная... когда захочешь. На это Кайса не отвечает, только усмехается. Жгут густого красного цвета как пуповина связывает её с целью их поисков. Он тянется из груди Кайсы через лобовое стекло, вдоль шоссе, тает в сиреневых сумерках впереди, и Кайса следует за ним, не глядя ни в карту, ни на дорожные указатели. На приборной панели лежит фотография восьмилетней Веры, девочки с золотыми кудрями и глазами-вишенками; на снимке она с плюшевым котёнком, и котёнок тоже здесь, выцветший от времени и немного потрёпанный. – Я правда плохо вожу, – снова подаёт голос Влад, словно оправдываясь. – Чуть не завалил экзамен в своё время, добирал баллы рукопашкой и минированием, иначе выперли бы. То есть, БМП повредить трудно... – ...но тебе удалось? – поддразнивает Кайса. Влад прочищает горло. – Почти, – он тоже ухмыляется. – Спроси Графа при случае, он тебе расскажет пару весёлых историй с моим участием. – Непременно, – обещает Кайса, бросает взгляд на часы и просит: – Дай воды, пожалуйста. Дорога почти пуста. В два приёма они обгоняют колонну медленных грузовиков, навстречу им проносится чёрный "аллигатор" более новой модели, обтекаемый, с дополнительным багажником на крыше. Красная пуповина медленно смещается к противоположной обочине; когда она пересекает двойную сплошную, Кайса спрашивает: – Есть правый поворот рядом? – Шестьсот тридцать метров, – Влад увеличивает масштаб в навигаторе. – Съезд к бывшему ипподрому. – Давно "бывшему"? – любопытствует Кайса, включая поворотник и перестраиваясь в правую полосу. Отложив навигатор, Влад открывает браузер в смартфоне, вбивает название – "Тазубка", – листает ссылки. – В седьмом закрыли, в девятом продали новому владельцу под застройку, но что-то у них не сошлось, и в одиннадцатом его продали снова... а в двенадцатом похитили Веру. Атмосфера в машине становится тяжёлой. Низкие тучи как будто давят теперь прямо на внедорожник, на капот и лобовое стекло начинают сыпаться редкие сухие снежинки. Кайса включает дворники и фары, вглядывается в облезлый дорожный указатель и сворачивает на поперечную дорогу, тоже заасфальтированную, но куда менее ровную, выщербленную и покрытую ямами. – Здесь ведь никто не живёт? – уточняет она. – Город дальше по шоссе, – Влад складывает карту и убирает в бардачок, а навигатор блокирует и вешает на ремне через плечо. – Конкретно здесь если только сторож, да и то вряд ли. – Хорошо, – Кайса кивает. Она останавливает "аллигатор" перед коваными воротами, подвязанными верёвкой. Влад, надев куртку и перчатки, выходит и разматывает верёвку, с усилием отводит одну из створок, и Кайса заводит машину внутрь. Проехав чуть дальше, она паркуется перед бывшим зданием гостиницы, глушит двигатель и тоже берёт куртку и шарф. Влад, закрыв ворота обратно, выпускает с заднего сиденья Джека, берёт его на поводок. Проверяет, что навигатор включён, работает и ловит сеть, достаёт из багажника складную сапёрную лопату, вешает себе за спину рюкзак. – Мы не будем её выкапывать! – Кайса выглядит шокированной. – Только подтвердим!.. – Я должен убедиться, – неохотно говорит Влад, – прежде чем передавать координаты. Кайса молча наматывает шарф, застёгивает куртку, натягивает перчатки и шапку – белую, с песцовым меховым помпоном, привлекающим внимание Джека. – Между прочим, – меняет тему Влад, – Джек-то тебе зачем? Его не учили искать людей, ни живых, ни мёртвых. Договаривает он уже в спину Кайсе и бесшумно стучит себя кулаком по лбу, досадливо улыбается и шагает за ней. И удивляется, когда она отвечает: – Одинокая беременная женщина в заброшенном месте привлекает внимание. Одинокая беременная женщина с собакой – нет... и парочка с собакой – тоже. – За парочку нас не примет даже слепой, – мстительно возражает Влад из принципа. Кайса фыркает и пожимает плечами, забирая поводок Джека. – Без проблем! – говорит она. – Тогда я – женщина с собакой, а ты выкручивайся как хочешь! Влад сбивается с шага, смеётся, качает головой. – Ладно, – соглашается он. – Как-нибудь выкручусь. Снег усиливается, и они оба надевают капюшоны. На территории ипподрома освещения нет, становится темно, и Влад лезет было за фонарём, но медлит, видя, как Кайса быстро и уверенно идёт вперёд. Лишь когда она спотыкается о что-то невидимое, Влад спохватывается и щёлкает кнопкой, и широкий луч света падает на дорожку, вымощенную неровными камнями. – Где мы?.. – спрашивает он невольно, задрав голову на миниатюрную часовню. Стены и колонны её покрыты трещинами, краска осыпается, высокие сводчатые окна разбиты и покрыты грязью. – Ты мне скажи, – отзывается Кайса. – Зачем на ипподроме церковь? Она обходит часовню по правой стороне, замедляя шаг, останавливается над крышкой погреба, такой же ржавой и грязной, как всё вокруг. Влад светит фонарём на замок, продетый в дужки, приседает на корточки и смахивает с него нанесённый ветром мусор и свежий снег. – Разве тебе не надо, не знаю, сфотографировать улики? – Кайса приседает рядом с ним. Влад неопределённо хмыкает. – Это ведь недоказуемо, – говорит он. – Если она там, замка недостаточно, чтобы привязать её к Полещуку или исполнителям, так что... смысл лишь в том, чтобы родные смогли её похоронить. С трудом просунув черенок лопаты под замок, он налегает на него всем весом, и проржавевший металл лопается. Влад едва не падает, Кайса подхватывает его под локоть. Чёрный провал подвала кажется глубже и шире на фоне светлых стен часовни и всё уплотняющегося снежного покрова. Кайса и Влад стоят и смотрят вниз; Кайса по-прежнему держит Влада за руку, и он не спешит высвобождаться. Наконец, Кайса вздыхает и передаёт Владу поводок. – Я пошла, – говорит она. – После меня, – начинает Влад, но Кайса смотрит на него снисходительно, и он умолкает. – Ты видишь, а я чувствую, – напоминает она негромко, достаёт из кармана второй фонарик – маленький, домашний, – но не включает, только надевает петлю себе на запястье и осторожно переносит ногу внутрь чёрного провала, нащупывает лестницу. – Пахнет мёдом и вином, – говорит она снизу, из темноты. Влад с лёгкостью представляет себе погреб, но не маленькой часовни, а замка – длинный каменный подвал с арочными сводами, заполненный бочками в широких обручах с заклёпками и деревянными полками, на которых чередуются глиняные горшки с мёдом и вареньями и небольшие бочонки с солёными грибами и огурцами. Стряхнув наваждение, Влад привязывает Джека к наружным перилам и тоже спускается по ступеням, на удивление широким и устойчивым. Свет его фонаря выхватывает из темноты Кайсу. Она неподвижно стоит неподалёку от лестницы и смотрит на пол, а у её ног лежит тело ребёнка – тело Веры. – Чёрт!.. – вырывается у Влада. Звук его голоса выводит Кайсу из оцепенения. Опустившись на колени, она заглядывает девочке в лицо, снимает перчатку и, едва касаясь, проводит по грязным спутанным волосам. – Передавай свои координаты, – говорит она глухо. Влад не удерживает её, когда она отвязывает Джека и уходит с ним в темноту. Сам он остаётся возле погреба, садится на порог и закуривает, достаёт смартфон. Связь здесь плохая, но всё-таки есть, и Влад пишет Алику: "Снег идёт. Что делаешь?" "Ужин готовлю, – отвечает Алик. – Бигос осваиваю". Зажав сигарету в зубах, Влад двумя пальцами набирает длинное сообщение. Он ещё пишет и улыбается, когда дорожку к часовне освещают фары автомобиля покрупнее, чем "вагон", а смартфон в руках Влада принимает звонок на вторую сим-карту. – Не стреляй, боец, свои, – говорит мужской голос. – Двадцать четыре сорок шесть, мы подходим. – Пятнадцать семнадцать, принято, – Влад поднимается на ноги и всё-таки отходит в тень за выступом здания, ступая строго по своим же следам. К часовне подходят трое, две женщины и мужчина, все – в форменных куртках частной лаборатории криминалистических экспертиз. Мужчина и одна из женщин несут алюминиевые кейсы, на шее второй женщины фотоаппарат, через плечо – большая сумка, в руке тренога с софитом. Влад, надвинув капюшон пониже, делает шаг им навстречу, и все трое синхронно вздрагивают, кто-то даже тихо вскрикивает. – Развели тут саспенс со скримерами, – ворчит фотограф, выдыхая с демонстративным облегчением. – В подвале? – Почти у входа, – Влад кивает. Женщина ставит треногу, снимает шерстяные перчатки и надевает нитриловые пронзительно-розового цвета. Вторая женщина протягивает ей налобный фонарь и сама надевает такой же, а мужчина достаёт из кейса планшет с бланками, вынимает из-под клипсы верхний лист и протягивает Владу написанное от руки Анцуповым согласование на работу экспертов. Удостоверения личности ему тоже предъявляют и терпеливо позволяют сверить с лицами. – Предусмотрительный он дядька, – хмыкает Влад, пряча согласование в карман. – Оставляю вас тогда. – Счастливо, – женщина-криминалист поднимает раскрытую ладонь. – Осторожно на шоссе, снег подтаивает, очень скользко. Кайсы нигде не видно. Влад не спеша возвращается к машине по навигатору, задерживается возле особо густых кустов, чтобы облегчиться, затем подбирает с земли пригоршню снега и растирает в руках. – Джек! – окликает он негромко, оглядывается, но по-прежнему никого не видит. Рядом с "аллигатором" – чёрные следы шин криминалистического фургона, ровные, без признаков торможения. Ни Кайсы, ни Джека нет; снегопад наконец прекращается, и Влад закуривает снова, стоя перед капотом. И вспоминает Бабурова. Сергей лежит на соседней койке в общей каюте большого десантного корабля "Яромир", закинув руки за голову, и делает вид, что спит, но его выдают трепещущие ресницы и усмешка, то и дело искривляющая губы. На следующей за ним койке Константин Николаев набело перерисовывает план здания, помечая стратегически важные точки, ещё дальше Михаил Астафьев, жилистый и угловатый, с типично азиатской внешностью при русском имени и манерах, подшивает оторванный клапан кармана брюк. Он напевает себе под нос; когда он замолкает, Константин тыкает его тупым кончиком карандаша, побуждая продолжать. – Одиннадцать дней осталось, – говорит вдруг Сергей, не открывая глаз. – Мужики, кто куда в отпуске? – Домой, – убеждённо отвечает Андрей из-за спины Влада. – Куда ещё-то? Алкотур по побережью устраивать, что ли?.. – Если устроишь, я в деле! – вызывается Игнат, но Андрей только машет рукой: – В каком деле, язвенник? Ты ж не употребляешь! Домой вали, тебя девушка заждалась, прости Господи, где ты такую святую нашёл, чтоб шесть лет тебя с контракта ждать?! – Может, не дождётся, – преувеличенно равнодушно говорит Игнат. – Тогда б уже бросила, – вздыхает Михаил. – Тем более, с твоим-то характером! – Да, я б точно бросил, – соглашается Дияр. – Сразу на первом свидании, чего тянуть! Влад улыбается и опускает глаза, закрывает книгу, переставая притворяться, что читает. И замечает на себе пристальный, слишком пристальный взгляд Сергея. Невольно задержав дыхание, Влад садится на койке, откладывает книгу и берёт из сетки на стене сигареты. – Пойду проветрюсь, – говорит он в пространство. – Бросай курить! – требует Дияр. – Я же тебе рассказывал, как это вредно! – Отстань от него, – с ухмылкой вступается за Влада Сергей. – Он и так чисто сын маминой подруги, если ещё и курить бросит, как с ним рядом жить вообще? – Да пошли вы к чёрту! – Влад через силу смеётся вместе со всеми, обувается и выходит из каюты. Сергей догоняет его буквально через пару шагов. – Посижу с тобой, не против? – спрашивает он. Влада бросает в краску, у него пламенеют щёки и уши, и ультракороткая стрижка не может этого скрыть. – Как хочешь, – говорит он, пожимая плечами. Они не первые и не единственные в курилке, здесь и десант из третьего отделения, и свободные от вахты матросы БДК. Дым плавает клубами, в углу орёт телевизор, демонстрируя излишне оголённые филейные части трёх молоденьких певичек, на стойке – початая упаковка содовой, на стенах плакаты с техникой безопасности и регламентом реагирования на двух языках. – Мужики, угощайтесь! – кричит рыжий матрос с пухлыми, почти как у певичек, губами. – Моё здоровье! Сергей принимает приглашение, открывает шипящую банку, приподнимает, салютуя имениннику. Садится на приваренный к полу высокий стул рядом с Владом. – Ты тоже домой? – спрашивает он. – К маме, – Влад улыбается, делает первую затяжку и набирается смелости полюбопытствовать в ответ: – А ты нет? Или, – спохватывается он, – у тебя тоже, как у Тохи, плохие с ними отношения? Сергей усмехается и качает головой. – Никаких отношений, – говорит он, водит пальцем по запотевшему боку банки. – Я детдомовец, у меня никого нет. Влад перестаёт улыбаться. Через пелену табачного дыма он смотрит на гладко выбритое лицо Сергея, на высокую линию волос, тёмные густые брови и влажные от содовой губы, на его большой палец, скользящий вверх и вниз мягко, медленно, почти провокационно. И кладёт руку рядом – недостаточно близко, чтобы дотронуться, достаточно близко, чтобы это не выглядело случайностью. – Хочешь со мной? – спрашивает он неожиданно сипло. – Моя мама будет тебе рада. Сергей поднимает на него глаза. – Уверен?.. – он тоже больше не улыбается. Его губы остаются приоткрытыми, когда единственное слово тонет в какофонии эстрадной музыки. Он не шевелится, не наклоняется к Владу, не разворачивается, лишь сдвигает мизинец и касается руки Влада, и всё вокруг становится для Влада болезненно резким и отчётливым. – Абсолютно, – выговаривает Влад почти по слогам. – А я буду рад ещё больше. В темноте ипподромной парковки он закрывает лицо рукой, усмехается, докуривает сигарету до фильтра и бросает окурок в пачку. И вздрагивает, обнаружив, что метрах в десяти от него стоит Кайса с Джеком на поводке. – Ты меня напугала, – говорит Влад, и голос его звучит так же сипло, как в курилке пятнадцать лет назад. – Прости, – Кайса подходит ближе. – Они приехали? Влад кивает назад, на часовню. – Там. Они сами разберутся. Возвращаемся? – Они... что-нибудь спрашивали? – Кайса смотрит на него с опаской. У неё красный нос и красные руки, хотя перчатки торчат из кармана. – Ничего не спрашивали, – говорит Влад и открывает незапертую дверь "аллигатора". – Поехали отсюда. Он посматривает на Кайсу, пока они едут по разбитой дороге до шоссе. Кайса молчит, все её движения – скупые и короткие. Салон быстро прогревается, и у обоих, и у Кайсы, и у Влада, течёт из носа, они почти синхронно сморкаются, но на насмешливую улыбку Влада Кайса не отвечает и даже как будто не замечает её. Джек на заднем сиденье громко чихает. – Будь здоров, – желает ему Влад, выжидает, но Кайса по-прежнему молчит, и он пытается её расшевелить: – Ты что-то ещё искала? Или просто гуляла и пряталась от ребят Анцупова? Кайса лишь вздыхает. – Не боишься ночью по заброшке бродить? – Ведьма не должна бояться леса, – размеренно произносит Кайса, словно повторяя чьи-то слова, – потому что она и есть самое страшное в лесу. – Попахивает преувеличением и хвастовством, – Влад демонстративно морщится, и вот это действует: Кайса фыркает и бросает на него быстрый взгляд, прежде чем выехать на шоссе, пристроившись за междугородним автобусом. – Нет, здесь хорошее место, – говорит она немного устало, немного сбрасывая скорость. – Было. Теперь нескоро снова очистится. – Ты про, – Влад делает неопределённый жест, – эфирные материи? Я больше как-то о людях. Мало ли, кто здесь может обитать. Столько корпусов брошенных, колодец, опять же, пруд, генераторная. Кайса качает головой. – Не боюсь, – отвечает она и внезапно шутит: – Ты же со мной. – Дёшево, – парирует Влад с неодобрением и выразительно морщится. – Назови свою цену, – Кайса продолжает улыбаться, но что-то в её голосе заставляет Влада помолчать, тщательно формулируя ответ. – Я хочу, – произносит он наконец, – чтобы ты познакомилась с моей мамой и с одной маленькой девочкой и сказала мне, от чего их надо беречь. В зеркале заднего вида появляются и растут фары грузовика, белый "чэнлин" с рефрижераторной установкой робко моргает пару раз, прося пропустить, и Кайса покладисто смещается влево. "Чэнлин" включает аварийные сигналы, благодаря, и идёт на обгон автобуса. – Ладно, – соглашается Кайса. – Я боялась, ты потребуешь, чтобы я вернулась к Игнату. А это – это я могу, без проблем. – Ты и так к нему вернёшься, – ухмыляется Влад. – Несмотря на всё своё упрямство. Вы же созданы друг для друга... Он ещё договаривает, когда белый "чэнлин", получив боковой удар от встречной машины, тяжёлого пикапа "гаш", врезается в автобус; "гаш" вылетает вперёд, подброшенный идущим за ним автомобилем, а автобус разворачивает поперёк шоссе и боком несёт по обледеневшему асфальту навстречу "аллигатору". Влад инстинктивно закрывается руками, отворачиваясь, и оказывается лицом к Кайсе. Время замирает для него; не в силах вздохнуть, он смотрит, как Кайса, белая как свежевыпавший снег, лихорадочно крутит руль, одновременно сдавая назад. Глаза её широко раскрыты, тьма зрачков плещется в радужных оболочках, по подбородку течёт капля крови из лопнувшей обветренной губы. На заднем сиденье вскакивает и падает Джек, "гаш" переворачивается в воздухе и рушится на асфальт колёсами вверх, и оторвавшаяся крышка чёрного капота с хрустом раскалывает лобовое стекло "аллигатора", замирая в сантиметрах от скрещенных рук Влада. Подушки безопасности, сработав, бьют Влада и Кайсу под дых. Джек скулит и лезет вперёд, встаёт лапами в подставку для стаканов, тычется мордой Владу в лицо. – Jävta scæt, – громко шепчет Кайса. – Поддерживаю, – отстранённо соглашается Влад. Отстегнув ремень, он аккуратно выбирается из машины, отряхивается от талька, осыпавшего его с ног до головы, и выпускает Джека, хватает его за ошейник, ощупывает, убеждаясь, что лабрадор ничего себе не сломал. "Гаш" загорается. Водитель неподвижно висит на ремне безопасности, его лицо залито кровью, открытые глаза не моргают. – В машину, быстро! – кричит Кайса, и Влад подчиняется не раздумывая, заталкивает Джека назад и прыгает туда же сам. Кайса сдаёт назад ещё метров на пятьдесят, съезжает на обочину и глушит мотор, и лишь тогда отстёгивается сама, но не выходит, а пригибается, закрыв голову руками, и "гаш" взрывается, словно этого и ждёт. Осколки металла барабанят по корпусу "аллигатора", с шелестом осыпаются боковые стёкла. Джек скулит, подвывает и наконец гавкает Владу в ухо, и Влад длинно и матерно ругается, продолжая закрывать собаку своим телом. Потом становится тихо. – Всё, – говорит Кайса. – Теперь, если хочешь, можешь бежать спасать тех, кто в автобусе. Бледная, с внезапными чёрными кругами под глазами, она больше похожа на призрака, чем на живого человека. Влад разгибается и смотрит на неё с оторопью. – Ты знала?! – спрашивает он. – Откуда?! – Кайса едва заметно качает головой. – Нет, я... нет... Сложив ладони лодочкой, она прижимает их к лицу, закрывает глаза и часто дышит, и постепенно к её лицу возвращаются краски. Влад цепляет поводок Джека к ручке над дверью "аллигатора", приказывает: – Охранять! С аптечкой и огнетушителем из багажника он бежит в сторону "гаша", "чэнлина" и автобуса. Кайса пару секунд смотрит ему вслед, затем переводит глаза на Джека, кладёт обе трясущиеся руки себе на живот. – Всё хорошо, – выговаривает она дрожащими губами. – Всё хорошо, маленькая. Мама в порядке, просто очень испугалась!.. Мама в порядке. Грозный, город на западном побережье, принимающий на себя самые жестокие зимние шторма, застроен по большей части длинными панельными пяти– и семиэтажными домами. Мокрые от дождя, в ночном сумраке они выглядят одинаковыми; станция скорой и неотложной помощи – трёхэтажная, ярко освещённая со всех сторон, – сразу бросается в глаза с высоты птичьего полёта. На парковке станции кроме её собственных машин стоят бело-синие "охотники" управления шерифа и изрядно помятый междугородний автобус, на двух эвакуаторах крепко зафиксированы цепями разбитый белый "чэнлин" со срезанной водительской дверью и "аллигатор" без лобового и ветровых стёкол. Шериф в чёрном дождевике и тёплых резиновых сапогах до колена бродит вдоль автобуса, разговаривая по мобильному телефону. Остановившись у передней пары колёс, он попинывает покрышку, вздыхает и идёт в обратную сторону. В приёмном покое станции заняты все кушетки и кресла, а также принесённые из других помещений стулья, но большинство людей практически невредимы – их ссадины и царапины промыты, заклеены пластырями или прихвачены стрипами при необходимости. У одной женщины сломан нос, высокий худой мужчина придерживает здоровой рукой свеженаложенный гипс на предплечье и кисти. Лицо у него усталое, но расслабленное, из нагрудного кармана куртки торчит блистер с таблетками. Рядом с кулером на белой тележке с маркировкой "хозчасть" – бумажные стаканчики и пластиковые ложки, сахар и чай в пакетиках, большая коробка сладкого сухого печенья, банка с мёдом. Время от времени кто-нибудь из пострадавших подходит и наливает себе чай; в помещении стоит негромкий гул голосов, сквозь который прорываются сдержанные женские всхлипы. Они тревожат Джека, лежащего наполовину под стулом, наполовину под ногами Влада; наклонившись, Влад поглаживает лабрадора, успокаивая, называет хорошим мальчиком и просит потерпеть ещё немного. Две сумки – его и Кайсы, – отгораживают Джека от соседей, беспокойной семейной пары средних лет. Стеклянные двери раздвигаются перед шерифом. Тщательно вытерев подошвы сапог о коврик, он вешает дождевик на крюк возле входа и идёт в регистратуру, провожаемый заинтересованными, озабоченными и нетерпеливыми взглядами. – Есть новости? – спрашивает шериф, перегнувшись через стойку. Женщина средних лет в белом халате, надетом поверх тёмно-зелёного свитера с высоким воротом, качает головой. – Оперируют, – говорит она тихо. Шериф кивает и отходит, встаёт ближе к центру приёмного покоя и поднимает руку. – Минуту внимания, – просит он. – Я благодарен вам всем за терпение и понимание. Новый автобус уже согласован, прибудет через пару часов. Если кто-то из вас не может или не хочет воспользоваться ночным рейсом, вам будет обеспечен ночлег в гостинице с последующим оформлением билета на дневные автобусы по мере наличия свободных мест. Для этого нужно записаться у моего помощника Анатолия, он сейчас подойдёт сюда, на стойку регистрации. По всем вопросам, связанным со страховкой, с вами свяжется непосредственно страховой агент по тем номерам, которые вы оставили моей помощнице Маргарите. Если вам понадобится копия протокола, сообщите об этом также Анатолию, оставьте адрес, и мы вышлем заверенную копию в течение семи дней. Он морщит лоб, шевелит губами и спохватывается: – Да, ещё: в ближайшее время принесут горячий ужин. И если требуется что-то ещё, тоже скажите Анатолию, и мы постараемся всё утрясти. Вопросы есть? – Шериф! – из угла встаёт заплаканная женщина с перевязанной головой и большим пятном засохшей крови на белой куртке. – Что с моим мужем и сыном?! – Ты с "чэнлина", да? – начинает шериф, хмурясь. – Операция продолжается, – терпеливо и уверенно перебивает его администратор, выглядывает из-за стойки и манит женщину к себе. – Подойди-ка сюда. Вот, садись... Её голос становится тише, когда она показывает пострадавшей какую-то распечатку, подчёркивает отдельные строчки карандашом. Шериф смотрит на неё, кивает, обводит взглядом остальных и вновь выходит под дождь, на ходу надевая плащ и накидывая капюшон, и его действительно почти сразу сменяет плотно сбитый коренастый мужчина средних лет с нашивкой управления шерифа на куртке. – Доброй ночи, – говорит он, доставая из внутреннего кармана электронный планшет. – Я Анатолий Хархурин, младший помощник шерифа, я постараюсь ответить на все ваши вопросы. У администратора звонит телефон. Оставив пассажирку "чэнлина", она снимает трубку, слушает и кивает, вновь приподнимается над стойкой и зовёт: – Друг с собакой! Ты можешь пройти к жене. Только без собаки, конечно! Влад открывает рот, чтобы возразить насчёт "жены", но передумывает и просто встаёт, завязывает поводок Джека на спинке стула. – Охраняй, – говорит он, кладёт на стул свою куртку и со смартфоном в руке идёт в коридор, указанный администратором. Кайса в джинсовом комбинезоне и чёрном свитере сидит на кушетке в одной из смотровых, её сапоги стоят внизу, куртка лежит на стуле, на который указывает Владу дежурный врач, раздражённый седой мужчина с глазами чуть навыкате и тонкими сухими губами. – Садись, – бросает он отрывисто. – С твоей женой в целом всё в порядке... – Он мне не муж! – громко и явно не в первый раз объявляет Кайса, начиная злиться, отчего врач дёргает плечом и кривит губы, но на неё даже не оборачивается, продолжая: – ...с ребёнком тоже всё хорошо, но! Мы сделали МРТ, чтобы исключить скрытые травмы, и в островной доле головного мозга обнаружили некий артефакт, развитие которого необходимо отслеживать, так что проследи, чтобы она регулярно проходила обследование у невролога. Влад под испытующим взглядом врача послушно кивает и смотрит поверх его плеча на Кайсу, когда врач отворачивается, чтобы дописать заключение. Кайса выразительно всплёскивает руками и крутит пальцем у виска, затем глубоко вздыхает и усилием воли заставляет себя расслабиться. Влад подмигивает ей и поспешно делает озабоченное лицо, принимая от врача распечатку с указаниями. – На ближайшие десять дней я категорически запрещаю: горячие ванны, солярии, – врач демонстративно загибает толстые пальцы с коротко обрезанными ногтями, – физические нагрузки, в том числе любой секс. Никаких авиаперелётов, никаких аттракционов, сёрфинга, верховой езды и вождения машины! Категорически исключить кофеин! Кайса закатывает глаза. Влад молча кивает, внимательно смотрит врачу в глаза, и тот несколько сдувается, продолжает уже спокойнее: – Что я рекомендую, так это флоатинг. У нас здесь такого нет, но вы из столицы, там есть специальные центры. Процедура будет полезна и для мамочки, и для ребёнка, и хорошо скажется в том числе на мозге. – Я понимаю, – невозмутимо подтверждает Влад и с трудом сдерживает улыбку, видя, какие гримасы корчит ему Кайса. – Это успокоительное, разрешённое беременным, – врач передаёт ему рецепт. – И я не советую вам возвращаться в Кэм сегодня. Переночуйте в гостинице, отдохните. Если появятся какие-то необычные симптомы – любые! – немедленно обращайтесь сюда, на станцию. – Да, я понимаю, – повторяет Влад. – Спасибо тебе большое. Шериф обещал устроить на ночь всех, кто не поедет подменным автобусом, так что я сейчас всё решу. Врач сухо кивает, блокирует компьютер и выходит из смотровой, не сказав больше ни слова и не обернувшись на Кайсу, а она провожает его скептическим недовольным взглядом. – Röuvselk, – говорит она негромко. – Извини за это. Я трижды сказала, что не твоя жена, но у него женщины не люди, он что-то там себе решил, и его не волнует, как обстоят дела в реальном мире. – Ничего, – Влад складывает рекомендации и засовывает в задний карман джинсов вместе с флэшкой с результатами МРТ, помогает Кайсе спрыгнуть с высокой кушетки, подаёт куртку. – Как себя чувствуешь? – Лучше, чем он описал, – Кайса по-прежнему хмурится, затем хмыкает, лицо её немного разглаживается. – Он чуть от злости не лопнул, когда я сказала, что не стану делать МРТ без разрешения своего врача. Думала, он меня силой в аппарат затолкает, но нет, пережил, даже разрешил с его телефона позвонить. Она вздыхает и трёт лицо руками, приглаживает волосы. – А где Джек? – спрашивает она уже спокойно. – В приёмном покое, сумки сторожит, – Влад указывает назад большим пальцем. – Пойдём, запишемся на ночлег. Нам в любом случае не стоит никуда ехать ночью. И, кстати... спасибо. Ты спасла мне жизнь. Отлично водишь. – Я и подвергла тебя опасности, – Кайса качает головой и усмехается. – Не обратись я к тебе, и ты бы сейчас мирно спал в своей постели дома. Помощник шерифа Хархурин отлично справляется со своей задачей: когда Влад и Кайса выходят в приёмный покой, людей там заметно меньше. Хархурин руководит погрузкой маленьких групп в микроавтобусы, подъезжающие к самым дверям отделения; он отвлекается на Джека, вскакивающего при появлении Влада, и морщит лоб совсем как шериф до этого. Указывает на Влада пальцем. – Вы же с собакой, – говорит он чуть растерянно. – Я совсем забыл, он так тихо тут лежал. Сейчас решим, где вас разместить, погодите буквально минуту. Проводив очередную группу, он открывает старенький мобильник-раскладушку и кому-то звонит, почёсывая затылок, ходит вдоль стены приёмного покоя. Каждый раз, когда он приближается к дверям, они раздвигаются, и в просвете видно, что дождь и не думает стихать. Кайса достаёт из сумки голубой нетбук, включает, вводит пароль. – Дай мне флэшку, пожалуйста, – говорит она, исподлобья глядя на Влада. – Предписания можешь выбросить! – Ну, я бы на твоём месте действительно поберёгся, – тактично замечает Влад, но флэшку отдаёт. Кайса насмешливо косится на него, затем вдруг быстро моргает несколько раз, мрачнеет и отводит глаза. – Ладно, – произносит она неохотно. – Я учту твоё мнение. Воткнув флэшку в разъём, она открывает мессенджер и пишет Зине: "Куда прислать МРТ?" "Так мило с твоей стороны догадаться, что я хочу посмотреть результаты! – отвечает Зина почти сразу. – Сюда кидай, я сама перешлю неврологу". Кайса отправляет файловый архив, добавляет: "Прости, что разбудила". "Молодец, что разбудила, – возражает Зина. – Я завтра выходная, досплю. Напишу тебе, как будет информация. Отдыхай и не забивай себе голову ерундой". Влад, всё это время стоящий неподвижно, наконец отмирает и отходит к кулеру, возвращается с двумя стаканами чая. Выглядит он так, словно не знает, куда деть руки – да и всего себя, – и молча протягивает Кайсе бумажный стаканчик, садится глубоко в кресло, сутулится, вздыхает. Так – молча, каждый сам по себе, – они сидят, пока не подходит Хархурин. – У нас тут некоторые проблемы с размещением животных в гостиницах, – признаётся он виновато, – так что я нашёл вам квартиру, можете остаться на ночь или на неделю... ну, вдруг! Он неловко пожимает плечами, вздыхает и снова почёсывает затылок. – Если вас это устроит, я бы вас и отвёз прямо сейчас, – добавляет он. – Безусловно устроит, – Кайса неожиданно тепло улыбается, закрывает нетбук и засовывает его в сумку, встаёт. – Мы тебе очень признательны, помощник шерифа. – Да, – соглашается Влад с заминкой. – Спасибо. Мы не привередливые. Его улыбка позволяет Хархурину окончательно расслабиться, он усмехается в ответ и машет рукой на выход. – Тогда прошу в мою колымагу, минут через пять уже будем на месте. Он провожает их до дверей квартиры на третьем этаже новенького панельного дома, выкрашенного в розовый, а не в серый цвет, отпирает замки и отдаёт ключи Владу. – Будете уезжать, бросьте в почтовый ящик, – говорит помощник шерифа. – Там на кухонном столе телефон владелицы, если решите задержаться, ну и всякое – химчистка, больница, пиццерия... Спокойной ночи! – И тебе, – Влад пожимает ему руку на прощание. Кайса входит в квартиру как кошка – приглядываясь, прислушиваясь и выбирая, куда ставить ноги. Влад заставляет Джека отряхнуться на лестничной клетке и лишь затем впускает в прихожую, придерживает за ошейник. – Нет-нет, приятель, сперва умоемся! – строго напоминает он. Разувшись и повесив куртку на хромированную новенькую вешалку, он заводит Джека в ванную и помогает перебраться через бортик, включает душ, пробует рукой температуру воды. Дверь он оставляет открытой, и Кайса, тоже избавившаяся от сапог и куртки, подходит сзади и встаёт, прислонившись плечом к дверному откосу. Джек при её появлении машет хвостом и едва не попадает Владу по лицу. – Ну, что? – спрашивает Влад с напускной весёлостью. – Жить можно? – Можно, – задумчиво отвечает Кайса. – Я заказала пиццу. Будешь травяной чай? Мой. Другого нет. Влад кивает. Обсушив Джека своим чёрным полотенцем, он бросает полотенце в стиральную машину, закидывает туда же грязные и мокрые джинсы и в спортивных штанах выходит из ванной, спрашивает: – Твой комбез постирать... Договаривает он медленно, растеряв вопросительную интонацию. Смотрит на единственную комнату с единственной большой кроватью, расположенной перпендикулярно двери и напротив плоского телевизора на стене. – Не нужно, – позади него говорит Кайса. Под джинсовым комбинезоном на ней футболка вместо свитера – в квартире тепло, термометр на стене показывает двадцать два градуса. На кухонном столе за спиной Кайсы – открытый нетбук, во весь экран развёрнута страница пиццерии. – Я лягу на полу, – предлагает Влад. Кайса пожимает плечами. – Дело твоё, но я бы не советовала. Я не верчусь и не кусаюсь, а одеял здесь два, я уже посмотрела, – она делает паузу. – Или тебе неприятно? – Мне неловко, – честно говорит Влад. Усмехается: – И Тоха меня убьёт, если узнает. На это Кайса лишь закатывает глаза и возвращается на кухню, набирает воду в чайник, ставит его на электрическую плиту, несколько секунд, хмурясь, изучает её устройство, пока Влад не отодвигает её и не включает конфорку сам. – Прелести большого города, – шутит он. Воду Джеку он наливает в пластиковую миску, кормит с руки, не давая выбежать в прихожую, когда приезжает курьер с пиццей. Кайса возвращается с двумя коробками и бумажным пакетом, поясняет: – Завтрак. Взяла на всякий случай. Влад оттопыривает большой палец на свободной руке. Едят они тоже в молчании, по очереди умываются и чистят зубы. Кайса в ванной комнате переодевается в новую трикотажную пижаму с длинными рукавами, смотрит с сомнением на нитяные перчатки, но в итоге заталкивает их обратно в карман сумки; Влад остаётся в футболке и спортивных штанах. Держится он ещё более неловко, чем в приёмном покое, ложится первым и натягивает одеяло до подбородка, вызывая у Кайсы широкую ухмылку. – Ты не обязан ему рассказывать, – то ли утешает, то ли поддразнивает она, устраиваясь на своей половине кровати. Джек, шумно вздохнув, укладывается на полу под батареей центрального отопления. – Я надеюсь, мне не придётся, – серьёзно отвечает Влад и выключает ночник. Кайса стоит в комнате своего детства, сложив руки на груди и глядя в окно, как Маргарет раскачивается на качелях, поднимаясь почти параллельно земле. Некогда обшарпанные качели теперь очищены от ржавчины и выкрашены в сочный красный цвет, петли смазаны, к сиденью прикреплён страховочный кожаный ремень. Маргарет с качелей тоже видит Кайсу в окне второго этажа. Ещё она видит Игната в чёрных рабочих брюках, покрытых древесными опилками, и жёлтой футболке с зайцем. Соорудив во дворе импровизированный верстак, он раскладывает в определённом порядке стропы, анкерную линию и петли, подгоняет под себя страховочный пояс, насвистывает что-то весёлое. У стены дома стоит плоская лестница с широкими перекладинами. Движение воздуха позади Игнат сперва принимает за очередное появление сипухи, спрашивает: – Ну, как охота сегодня? Мышку поймала? – и лишь тогда оборачивается и замирает, встретившись взглядом с Маргарет. Кайса на втором этаже дома настороженно хмурится и выпрямляется, опускает сложенные на груди руки и берётся за подоконник. Маргарет слезает с качелей и обходит по кругу что-то, видимое ей одной, останавливается, наклоняет голову к плечу, и распущенные волосы завешивают половину её лица. Игнат медленно приседает на корточки, упирается коленом в землю. – Привет, – тихо говорит он. – Ты Маргарет?.. Девочка ничем не показывает, что слышит и понимает, смотрит настороженно и внимательно. Кайса в доме тянется открыть окно, передумывает, постукивает пальцами по оконной раме. – Ты боишься меня? – так же тихо спрашивает Игнат и сам улыбается: – Да ладно, ты ничего не боишься, правда? Я Игнат. Мы с тобой встретимся позже, когда ты станешь взрослой. Ты спасёшь мне жизнь, знаешь? Маргарет медленно наклоняет голову к другому плечу, заправляет волосы за уши. Игнат досадливо вздыхает. – Да, с взрослой тобой у нас тоже контакт не заладился, – говорит он. – Я тебе совсем не нравлюсь? Я не причиню тебе вреда, честное слово. Маргарет моргает. – Уходи, – произносит она. Кайса тоже слышит её. Ахнув, она подносит ладонь к губам, подаётся вперёд, прижимается лбом к стеклу. – Что?.. – беспомощно переспрашивает Игнат. – Уходи, – повторяет Маргарет настойчиво, переступает с ноги на ногу. – Живым здесь не место. Болезненная растерянность на лице Игната сменяется нерешительной улыбкой. – А, – говорит он с облегчением, – так дело только в этом, иначе ты не прогнала бы меня? Маргарет качает головой. – Я уйду, – обещает Игнат, продолжая улыбаться. – Крышу починю и постараюсь больше не приходить. Хорошо? Задрав голову, Маргарет смотрит на крышу, на стопку мягкой черепицы у стены и вновь поднимает взгляд на Кайсу. – Так можно? – спрашивает она. Кайса судорожно вздыхает и поспешно утирает с лица слёзы, кивает несколько раз. – Да, – говорит она. – Да. Он скоро перестанет приходить. Он будет в порядке, не беспокойся. Игнат, хмурясь, шарит глазами по стене и крыше дома, тщетно ища собеседника девочки. Для него в окне пусто; для Кайсы во дворе нет никого, кроме Маргарет. – Ладно, – соглашается Маргарет с лёгким сомнением. – Тогда чини крышу. Я присмотрю, чтобы тебя никто не обижал. Увернувшись от протянутой руки Игната, она возвращается на качели и толкается ногой, взлетая в воздух. Чёрная сипуха, выпорхнув из амбара, делает круг над домом и садится на забор, гулко ухает. Кайса закрывает глаза, всё ещё улыбаясь, прерывисто вздыхает. И просыпается. Она лежит на своей половине кровати, почти на самом краю. За окном падает редкий снег, ветер кружит его спиралями, бросает в стекло. Рассеянный свет уличных фонарей неправильными ромбами расчерчивает потолок, где-то далеко лязгает мусороуборочная машина. Поверх одеяла Кайсу обнимает рука Влада. Он спит, перебравшись на её половину, практически уткнувшись носом в её волосы, и держит её мягко, но крепко. Беззвучно хмыкнув, Кайса частично стягивает с себя одеяло и пальцем стучит Влада по запястью. – Отпусти меня, – говорит она. – Я хочу в туалет. Вздрогнув, Влад просыпается и не сразу понимает, что происходит, а когда понимает, на мгновение цепенеет, затем осторожно убирает руку и отодвигается. – Извини, – произносит он в замешательстве. Кайса, не слушая, уходит в ванную комнату. Джек под батареей просыпается и приподнимается, провожая её взглядом. Влад переворачивается на спину, тихо стонет, трёт лицо ладонями. – Чёрт, – бормочет он. В ванной Кайса спускает воду, открывает кран, умывает лицо и смотрит на себя в зеркало, слабо улыбается. – Ты заговорила, – шепчет она, подаётся вперёд и прижимается лбом к холодному стеклу. – Ты заговорила!.. Постояв так, она возвращается, поджимая ноги, садится на край постели, забирается под одеяло. Влад лежит, закрыв лицо локтем. – Извини, – снова просит он. – Я... – Тактильный, – Кайса негромко смеётся. – Не переживай, всё хорошо. Я понимаю, что я тебе не нравлюсь, это просто рефлексы. Влад прочищает горло, но руку с лица убирает. – Звучит так себе, – отмечает он. На это Кайса не отвечает, вместо этого, помедлив, она садится снова и разворачивается к Владу. – Ты мне веришь? – спрашивает она неожиданно серьёзно, разглядывая его сверху вниз. Влад приподнимается на локтях, затем тоже садится, скрестив ноги. Пожимает плечами: – Одна семья, одна Родина, одна слава. Кайса кивает, улыбается задумчиво. – Да, – соглашается она. – Я об этом и хотела сказать. Не думала, что стану, но мне кажется, я должна. Тебе сказали, как погиб Серёжа? Теперь кивает Влад, сглатывает, с шумом втягивает в себя воздух. Кайса на него не смотрит, водит пальцем по натянутому на колене одеялу, скребёт ногтем шов. – Я – я видела, как он уходил, – через силу выговаривает она, сминает одеяло в горсти. – И его последние слова, они были о тебе. Он думал о тебе, когда уходил. Вместо полутёмной комнаты она видит зал в доме Павлова и дверь, исходящую песком и серой дымкой, Бабурова, стоящего на пороге. – Скажи Владу, – он неловко улыбается. – Скажи ему что-нибудь. Пожалуйста. Что мне жаль. Что я не так хотел... – Он думал о тебе, – повторяет Кайса и поднимает на Влада глаза – абсолютно нормальные, голубые, со зрачками, расширенными только из-за темноты. – Прости, что не спасла его. Влад протягивает ей руку ладонью вверх, и Кайса, поколебавшись, вкладывает в неё свою. – Не переживай, – сдавленным голосом Влад возвращает её собственный совет. – Он знал, на что шёл. И... спасибо, что сказала. Мне действительно это важно. В свете последних событий я уже не был уверен... ни в чём! Он шумно переводит дух, молчит, едва заметно сжимая пальцы Кайсы, потом говорит обыденно: – Может, чаю? Я окончательно проснулся, а ты? Не сразу, но Кайса улыбается и расправляет плечи. – У меня есть шоколадка, – отвечает она. – И давай тогда обсудим, что мы делаем дальше. Мне кажется, имеет смысл пересмотреть маршрут. В кухне, развернув на столе большую карту АНР, Влад берёт маркер и ставит жирную точку над названием Грозного. Кайса приносит конверты с детскими вещами и фотографиями, садится на стул, подвернув под себя ногу. Поверх пижамы на ней свитер, на ногах белые гостиничные шлёпанцы; Влад тоже в свитере и спортивных штанах, в махровых носках. Кайса выбирает конверт, подписанный "Стивен Зиннер", зажимает в ладонях зубную щётку с толстой ручкой в виде бегемотика и медленно поворачивается на стуле вслед за красным светом, который видит только она. Когда она останавливается, Влад встаёт у неё за спиной и по компасу определяет направление, наклоняется, вычерчивает его на карте лучом от Грозного в бесконечность. Кайса убирает зубную щётку, тщательно протирает руки спиртовой салфеткой и открывает следующий конверт. На больничной койке в Лагуневе Игнат переворачивается на спину и смотрит в потолок, синий от проблесковых маячков машины скорой помощи, стоящей внизу у входа в приёмный покой. Когда синие сполохи гаснут, он вздыхает, встаёт с постели, надевает джинсы и рубашку, суёт ноги в тапки и идёт к посту дежурной медсестры на стыке коридоров. – Привет, – говорит Игнат, щурясь от яркого света ламп. – Ты мне не дашь бумажку какую-нибудь и ручку или карандаш? С несколькими листами бумаги для принтера и ручкой с логотипом Клиники военно-морской хирургии он возвращается в палату, переставляет стул к подоконнику, садится и начинает писать, изредка замирая и припоминая нужные слова. За кадром его голос читает строки, появляющиеся из-под его руки. – Где болотные огоньки, где зыбкий рассеянный свет, где на тронутой изморозью траве остаётся след... Кайса, Влад и Джек выходят из квартиры, Влад захлопывает дверь и бросает ключи в почтовый ящик, молча забирает у Кайсы её сумку, и Кайса лишь натягивает шапку поглубже и тоже ничего не говорит. На улице их вновь встречает мокрый снег с резким ветром. – ...где кукушка мне посулит жить тысячу лет, я согласен на десять – с тобой, но тебя здесь нет. Влад, обаятельно улыбаясь женщине-кассиру, выкупает билеты на поезд за пятнадцать минут до отправления. В их распоряжении оказывается всё купе; Кайса с облегчением раздевается до футболки и забирается на койку, придерживает Джека, пока Влад ходит за горячим чаем. – В заплетённой высокой траве не найти тропы, – читает Игнат, – здесь кротовые норы и водяные клопы, здесь магнолии, клёны, густой эвкалиптовый дух... На вокзале Мосин-Парка Дияр нетерпеливо ходит по залу ожидания и широко раскидывает руки, замечая наконец Влада и Кайсу. Его машина припаркована снаружи; он шутит и жестикулирует, и Кайса хохочет, прикрывая рот ладонью и утирая слёзы. – ...здесь становится настоящим произнесённое вслух, только ты молчишь – и это уже не ты?.. Я не знаю, за кем сомкнулись в ночи кусты... Кайса перестаёт улыбаться и трясёт головой, хмурится, достаёт из коричневого конверта пластиковый браслет, и Дияр бледнеет, кивает несколько раз и в ближайшем удобном месте разворачивает серебристый "могул" в обратную сторону. – Я не знаю, куда иду, не знаю, кого зову, – продолжает Игнат, – я не знаю, была ли ты вообще наяву. После дождя с деревьев капает вода. Кайса накидывает капюшон парки, надетой прямо на футболку, Влад только морщится, Дияр поднимает воротник кожаной куртки и втягивает голову в плечи. Джека с ними нет, он сидит на заднем сиденье "могула", стоящего на обочине дороги; на обращённом к дороге стекле яркая табличка: "Мне включили кондиционер, у меня есть вода и вкусняшки, пожалуйста, не разбивайте стекло". Кайсу ведёт алая нить. Обходя поваленное дерево, она безошибочно возвращается на первоначальный курс, и Влад, в руках которого сапёрная лопата и навигатор, лишь хмыкает и кивает своим мыслям. – Птичий компас, лаванда, тьма в глазах и шёпот шагов, – в голосе Игната отчётливо слышна горечь. – Ты оставила мне всё, кроме меня самого, мне осталось смотреть, как тают на солнце твои следы – там, где запах гвоздики, кротовые норы, болотные огоньки у воды. – Здесь, – говорит Кайса, останавливаясь, приседает на корточки и шарит руками вокруг, зарываясь пальцами в траву, пока не натыкается на ржавую трубу, торчащую из земли. Дияр отворачивает, крепко зажмуривает глаза. – Шоссе в прямой видимости! – выдыхает он. – Сотни машин ежедневно!.. Ему никто не отвечает. Влад, стиснув зубы, втыкает лопату в землю и начинает окапывать трубу, и почти сразу лопата ударяет о дерево. – Боже, – шепчёт Дияр, глядя на то, как быстро заполняются водой ямки в земле. – Мы же в низине сейчас! Деревянный ящик заполнен грязной водой почти доверху. Влад, сбив крышку, отшатывается от запаха и зажимает рот и нос рукой, Дияра передёргивает, и только Кайса не меняется в лице. Сняв куртку и перекинув её Дияру – тот едва успевает поймать, – Кайса встаёт на колени и запускает руку в воду. И вот тут пронимает и её. Вскрикнув, она теряет равновесие и едва не падает в ящик; Влад ловит её за плечо, оттаскивает подальше, рявкает: – Ты с ума сошла?! Инфекцию хочешь подцепить?! Кайса смотрит на него расширенными глазами, светлыми до прозрачности. – Их там двое, – с трудом выговаривает она. – Владислав, их там двое. Там два черепа!..