Мечты из потали

L — лжец. Искусный и извращённый, намного лучше прожжённых политиков или самых востребованных адвокатов, за услуги которых, помимо указанной в контракте круглой суммы, требуется заплатить доверием, причём сразу, лишь бы не упустить скорый шанс из-под носа. Вопреки воссозданному медиасферой образу, человек по ту сторону готической литеры не имеет и трети той хрустальной доблести, а уж тем более святости, что ассоциациями, словно мухами, вертятся в разумах пустоголовых людей при виде заголовка об очередном удачно раскрытом деле. Кире не потребовалось много времени, чтобы понять. Иного не предполагалось: даже самый способный, перспективный и альтруистически настроенный член общества не может оставаться безгрешен, если хочет занять место на вершине. Это аксиома современного социума. Спорить бессмысленно. Цель всегда оправдывает средства, когда ты уверен, что дойдёшь до конца. Они оба согласны с таким подходом. Ведь каждый без промедлений поставил свою жизнь на кон, а значит, должен изощряться самыми непредсказуемыми способами ради даже отзвука победы в каждом раунде игры. И Кира знает об этом, не сомневается и не ищет оправданий чужим, уж тем более собственным решениям. Только объяснения. Тем не менее, разгадать смысл произошедшего не так давно действа он не может, как ни пытается. Проверка на полиграфе закончилась от силы три минуты назад. И если, садясь в кресло, Кира рассчитывал на скорейшее окончание процедуры, то после снятия датчиков, помимо псевдоопустошённости, с тревожным недоумением осознал полное нежелание покидать номер. По крайней мере, сейчас. Поводом для внезапной смены отношения к ситуации служит не далёкая от навязанного комфорта атмосфера, впечатления от нового опыта или мягкая нега в мышцах после выброса в кровь адреналина, а невозможность выявления приемлемого с логической точки зрения обоснования заданных вопросов, которых было, возможно, двадцать пять-тридцать штук. «L не спросил, — почти теряется он в рассуждениях, — ни Кира ли я, ни убивал ли когда-либо, ни даже были ли у меня такие помыслы. В чём была суть этой проверки? Её результаты лишены даже малейшей пользы для выявления моей виновности». За пределами прострации слышатся указания дальнейших действий, далее следует чёткий список необходимых для успешного функционирования мозга сладостей, а затем вопрошающий оклик по имени. Быстро стряхнув неуверенность в произошедшем, Кира чуть заторможенно хмурится при виде спешно направившегося к двери детектива. — Лайт-кун, пожалуйста, поторопись, — бросает тот почти нетерпеливо, когда разворачивается в прихожей. — Мне как можно скорее необходимо восстановить баланс сахара в организме, иначе продуктивной деятельности разума не будет наблюдаться ещё тридцать минут. Без чётких набросков на малейший ответ Кира, на некоторое время выбитый из колеи, с лёгким недоумением бросает секундный взгляд в сторону уже разбирающего аппаратуру Ватари, после чего всё же решается последовать к выходу. Шелест перьев позади оказывается настолько незначительным на фоне охватившего рассудок сомнения, что остаётся вне восприятия. — Рюдзаки, — вырывается слегка требовательно при закрытии двери, — зачем всё это было? Тот, до этого момента ожидавший чужой готовности вернуться в первый номер, с отсутствующим выражением лица отворачивается и, подавая пример, ступает по коридору довольно торопливым шагом. — Лайт-кун задаёт странный вопрос, — звучит почти удивлённо. — Теперь ты обладаешь теми же правами и обязательствами, что и твой отец, и остальные. Кира слегка поджимает губы, замечая, что спина впереди идущего собеседника снова ссутулена, а плечи опущены. «Если не брать во внимание его нетерпение съесть что-либо сахаросодержащее, он вполне спокоен, хотя даже не потрудился узнать, где я солгал или, наоборот, ответил искренне». — Значит, — предполагает несколько неуверенно Кира, — теперь я вне твоих подозрений, верно? — Вовсе нет, — предупреждая очередное уточнение, L объясняет: — Полиграф не способен указать на виновного со стопроцентной точностью. Его задача лишь в считывании частоты пульса, не более. Мне известно о твоём участии в некоторых делах полиции и их последующем успешном раскрытии благодаря оказанной тобой помощи. Ты должен понимать, что результаты детектора лжи никогда не послужат весомым доказательством невиновности, тем более для человека с таким профессиональным умением лгать, Лайт-кун. Кира не может решить, принять ли последние слова за комплимент или, наоборот, за насмешку над очевидностью ведения им двойной игры, поэтому выбирает третье: переключиться на нечто более определённое, а именно то, каким тогда образом меняется его положение, помимо уточнения «официально». — Я отвечу на твои вопросы в номере, — обещает Рюдзаки, слегка поворачивая голову. — Мы тратим время. Почти что брезгливая уклончивость в разъяснениях и откровенно неправильная, по мнению Киры, оттого раздражающая расценка важных на данный момент дел слишком хлёстко ударяют по и без того крошащемуся самообладанию последнего. — Рюдзаки! Уловив в громком голосе искры слишком острого негатива, окликнутый сразу останавливается и оборачивается, чтобы увидеть, как второй поступает так же в трёх шагах от него. — В чём дело? — Раз уж я теперь член команды, — с разящим удовольствием рассуждает Кира, после чего, слегка откинув голову назад, нервно скрещивает в ожидании руки на груди, — ответь мне сейчас, или я с места не сдвинусь. — Лайт-кун злится? — почти обеспокоенно интересуется Рюдзаки с пальцем у рта и прямым взглядом в глаза напротив. — Скорее требую банального уважения, — саркастично хмыкают в ответ и пожимают плечами. — Я ведь не отказал тебе в наискорейшем возвращении в номер. Отплати мне тем же, будь добр. Рюдзаки, очевидно, хочет указать на явное противоречие, ведь сейчас они буквально стоят на месте, что делает аргумент об учитывании чужих предпочтений не в полной мере рабочим, но решает сэкономить хотя бы это время. Данная мизансцена сквозит настолько густым напряжением от обеих сторон, что Рюук в наконец подвернувшийся момент тишины не решился сказать хоть слово из опасений разрушения атмосферы. Когда настойчивость в позе, которую визуально оценили как фактор наигранности, никуда не делась по прошествии минуты, L лишь моргнул в знак поражения. — Речь изначально не шла о тебе, — он поглаживает нижнюю губу, с тихим удовлетворением наблюдая за чужим недоверчивым прищуриванием. — Моей целью было доказать участникам группы расследования, что среди них нет Киры. Согласись, — L красноречиво протягивает руку, — довольно проблематично работать, подозревая о присутствии массового убийцы в рядах товарищей. К тому же, несмотря на уровень прогрессивности в методах работы японской полиции, людям по-прежнему необходимо подтверждение своих догадок со стороны машины: так проще, и она беспристрастна к опрашиваемому. — Хочешь сказать, — второй остро усмехается, — всё это было лишь для укрепления твоей уверенности, что я Кира? L просто жмёт плечами. — Нет. Я и так это понимаю, мне не нужно очередное подтверждение. Пока позади Рюук хрипит от смеха, Кира испытывает эмоции, прямо противоположные восторгу. Его посещает неприятная мысль о том, что не будь на теле рубашки, на коже точно остались бы красные следы от ногтей. «Эта сволочь… Он предугадал всё с самого начала: от моей реакции на эфир до отказа в принятии официального участия в расследовании. Проверка на полиграфе изначально входила в планы L, а я пошёл на поводу». — Ты просто позволил мне, как главному подозреваемому, находиться в твоём поле зрения без очевидных обвинений меня в действиях Киры. — Я лишь обелил тебя в глазах твоего отца и его коллег и дал возможность вступить в группу расследования, — флегматично реагирует на правдивый вывод L. — Проверку на полиграфе прошёл каждый, кто вошёл в это здание. Не стоит так зацикливаться на этом, Лайт-кун. С осознанием услышанного треск раздражения постепенно становится глуше. Теперь язык Киры царапает вопрос: «Зачем было доказывать мою невиновность группе расследования?» И он совершенно не уступает в навязчивости всем неозвученным ранее. Разве кто-то из полицейских сомневается в нём, Лайте? Неужели L удалось пошатнуть их уверенность в его непогрешимости? Но тогда чью конкретно? Кира машинально бросает нервный взгляд в сторону соседней двери в попытке отсрочить тревожные размышления минимум до возвращения. Ступора, невозможности сформулировать даже нечто глупое — этого добиваются снова и снова, и поддаваться нельзя. Прямо сейчас важно другое: перевернуть монету, чтобы не быть ведомым, по крайней мере, в собственных глазах. — В таком случае, — он вновь смотрит на L и медленно опускает руки ради вида спокойствия, — теперь я буду всеми силами пытаться доказать, что ты ошибся на мой счёт, Рюдзаки. Тот слегка склоняет голову вбок, а на бесцветные губы ложится едва заметная тень улыбки. Выходит неестественно, несколько отталкивающе ввиду схожести с аниматронной куклой со стеклянными, всегда распахнутыми глазами. Кира понимает — это искренняя реакция. — Будет интересно на это взглянуть. А теперь, — голос становится чуть громче и словно возбуждённее, а сам Рюдзаки чуть вздрагивает, отчего второй удивлённо моргает и едва подаётся назад, — если больше возражений нет, идём в номер. Не дав и шанса оспорить своё заявление, он бесцеремонно отворачивается от несколько растерянного нехарактерно быстрой сменой настроения собеседника и, слыша быстро возобновившиеся шаги позади, в притворных раздумьях поднимает голову, чтобы почти наставническим тоном рассудить: — Лайт-куну придётся извиниться перед всеми за то, что моя работоспособность уже упала минимум на двадцать три процента из-за его пререканий и будет восстанавливаться до прежнего уровня от десяти до пятнадцати минут. То, как второй на миг задыхается в возмущении, блёклым весельем щекочет низ живота. — Не играй ты в загадочность, — обвинительно оправдывается Кира, — мы бы не задержались. К тому же у тебя наверняка остались какие-либо сладости. Зная твои привычки, я на девяносто семь процентов уверен, что прав. — Ты ведь понимаешь, — с недоумением в брошенном из-за плеча взгляде уточняет тот, — что, в отличие от твоих, мои расчёты берутся не из воздуха, Лайт-кун? В ответ коротко посмеиваются. — Но ведь я прав, не так ли? Вид того, как спустя секунды натяжного молчания L недовольно дует губы и демонстративно отворачивается без открытого признания чужой правоты, заставляет Киру смешливо улыбнуться и расслабленно прикрыть глаза. Он делает это прежде, чем импульсы осознания пробивают разум. Несоответствие переживаемого в груди довольства детской реакцией на незначительное поражение с укусами почти что первородного беспокойства при каждом случае высказывания всегда верных предположений, да даже при одном лишь виде угловатой фигуры действует отрезвляюще. L не может видеть, как Кира, окунувшийся в смятения касаемо собственной реакции на отнюдь не враждебный по тону и сути диалог, с чуть поджатыми пальцами и вопрошающе сведёнными к переносице бровями, начинает бегать глазами по ковролину под ногами, словно там и находилось желанное объяснение. — Хах, если действительно хочешь на него напасть, — неверно трактует почти сжатые в кулаки ладони Рюук, — сообщать, есть ли где укромный уголок для тела, я не стану даже за десять яблок, учти. Не то на его, не то на благо самого Киры, едва не метнувшего колкий взгляд на склонившегося к уху шинигами, они достигают первоначального номера, куда L входит без стука и теперь уже не заботится о том, чтобы подозреваемый последовал за ним. Без лишних обозначений своего возвращения спешит вглубь, к длинному столу с компьютерами и открытой коробкой недоеденных пончиков, один из которых тут же цепляет длинными пальцами. Благодаря тихой поступи остальные присутствующие узнают о приходе ещё двоих только по щелчку двери, при синхронном обороте к которой с места у телевизора возбуждённо вскакивает Мацуда. — Лайт, Рюдзаки, вы вернулись! — с широкой улыбкой радуется он, переводя почти что щенячье внимание со спины проигнорировавшего очевидное утверждение детектива на юношу. Соитиро от ощущения вспыхнувшей огнём тревоги крови мгновенно откладывает бумаги и вместе с Тотой едва не бегом приближается к слегка опешившему от такого приёма Лайту. — Лайт, как ты? — эмоциональнее необходимого спрашивает он с поддерживающе опущенной на плечо сына рукой, судорожно выискивая в лице того малейшие причины для волнения. — Как всё прошло? — Всё в порядке, папа, успокойся, — после небольшой паузы медленно кивает тот. — Теперь ты вместе с нами, так ведь? — вырывается у Мацуды, который после недоумённо-возмущённого прищура ореховых глаз от острой неловкости начинает нервно трясти безоружно раскрытыми ладонями и смущённо жмуриться, с посмеиваниями объясняясь: — Я это в том смысле, что как официальный член группы, не подумай ничего такого! «Мацуда тот, ради кого мою невиновность необходимо было доказать всем? — мелькает в голове несуразная мысль. Кира брезгливо отметает её: — Нет, маловероятно. Несмотря на высокий уровень внушаемости, он слишком уважает моего отца, потому не может допустить и мысли, что сын такого человека может быть замешан в убийстве хотя бы одного человека». — Да, — с наигранной ради правдоподобия радостью подтверждает Лайт. — Рюдзаки сказал, что теперь я могу работать наравне с вами. Надеюсь, я смогу помочь расследованию. С далёким предчувствием, что скулы непременно сведёт от одного лишь диссонанса между безупречно отыгрываемой вежливостью и истинным желанием не тратить своё время на столь бессмысленное, оттого раздражающее общение, он ненавязчиво обходит нежеланных собеседников. Но ни один, ни второй не отстают ни на шаг: проурчавшему в замешательстве Рюуку даже приходится сделать рывок в сторону от Мацуды, а затем и вовсе пройти сквозь стену напрямую в другую часть номера, чтобы через него не проходили. Уже в центре Лайт встречает взгляды Аидзавы, на секунду отвлёкшегося от переписывания чего-то из ноутбука в блокнот ради приветственного кивка, и хмуро стоящего рядом Моги, который до этого момента с мрачной сосредоточенностью взирал на открытую на мониторе страницу и шевелил сжатыми в узкую линию губами. Диван, где они расположились, как и прямоугольный, довольно длинный журнальный столик вместе с двумя креслами, находится в углу правой части номера, кажущейся визуально меньше из-за стены, разграничивающей гостиную и, вероятно, спальню, дверь в которую находилась поодаль от светлого комода с расписной вазой с розовыми цветами. В нескольких метрах, ближе к середине номера, параллельным образом стоит второй, более просторный диван, повёрнутый в противоположную сторону, а перед ним — два работающих телевизора с разными телеканалами на стеклянной тумбе. Дальше только небольшая зона для утреннего кофе для двоих и панорамное окно. — Лайт-кун, ты нужен мне здесь, — раздалось слева довольно издалека. — Иду. Лайт обводит круговым взглядом остальную часть помещения, где к нему спиной сидит L и куда он сам идёт вместе с отчего-то до сих пор не изменившим маршрут Мацудой, похоже, решившим не брать пример с Соитиро: тот с несколько напряжённым видом остановился при входе в гостиную и лишь взглядом провожал сына. Он встречается глазами с Рюуком, отчего тот скомканно хмыкает и с оскалом азарта поворотом головы указывает и без того очевидное направление. За гротескной фигурой стоит дверь, скорее всего, во вторую ванную комнату — первая расположена в коридоре, — справа от неё очередной диван, но меньше и с несколькими подушками сверху, прямоугольный столик, с которым на той же линии напротив письменный стол, где находится компьютер. А самая глубина «левого крыла» напоминает специально оборудованный небольшой островок штаба расследования: два кресла перед протянутым на треть стены столом, большим телевизором над ним и блоками питания под. — Выглядит так, — решает озвучить свои предположения Лайт, когда вместе с Тотой доходит до соседнего с L кресла, — будто ты решил здесь обосноваться. Он недовольно кривит уголок губ и сдвигает пустую чашку из-под кофе с пёстрыми обёртками на чужую половину, на что не получает никакой реакции, кроме размытого: — Маловероятно, что я перестану менять отели или номера. Мне небезопасно оставаться на одном месте, Лайт-кун. Тот садится и пренебрежительно жмёт плечами, на секунду отводя взгляд от глотающего остатки последнего пончика собеседника. — Звучит несколько странно с учётом твоего редкого, но всё же пребывания в университете. Я имею в виду, — он коротко разводит руками, — неужели ты считаешь, что выходить наружу безопаснее, чем найти одно постоянное место для расследования? Вид увлечённо слизывающего с пальцев сахарную пудру L пускает под кожу разряды иррационального дискомфорта, и Лайт машинально закидывает ногу на ногу, стараясь больше никак не выдать своё отношение к до сих пор непривычным повадкам человека, к которому развернулся в ожидании плана действий. Пока что единственное, что он получает — вид бледного лица и больших матовых глаз, обращённых в его сторону. — Будучи в университете, — начинает L, теперь устроив ладони на коленях, — риск моей смерти от Киры ниже, так как, помимо тебя, Лайт-кун, никто не знает, кто я такой. В случае же непредвиденных обстоятельств, если моё местоположение раскроет Кира или Второй Кира, есть шанс в семьдесят два процента, что они будут обладать устаревшей информацией, источник утечки которой найти будет довольно просто ввиду ненормированного графика переезда. В любом случае, — он отклоняется назад и через плечо довольно громко зовёт: — Ознакомьте, пожалуйста, Лайт-куна с изученными материалами. Из другого конца слышится решительное согласие, будто все только и ожидали разрешения огласить результаты небольшого исследования, и шелест бумаг вместе с папками, для удобства переноски собираемых в небольшую стопку. — Надеюсь, — произносит оптимистично Мацуда, встречаясь взглядом чистой радости с несколько критично осмотревшим его Лайтом, — теперь мы вычислим и поймаем Киру быстрее, чем планировали. — Мацуда, — с тенью укора в голосе обращается только заметивший чужое присутствие L, — разве у Вас нет работы? Тот, будто опомнившись, единожды хватает ртом воздух и с выражением паники на побледневшем лице скачет взглядом перед собой, а затем спешно пятится назад, обронив: — Д-да, извините, уже бегу! С двоякими чувствами (превалирует, однако, отвращение) Кира неотрывно наблюдает, как Тота чудом избегает столкновения с держащим документы Моги и под гневный вскрик Аидзавы с виноватой улыбкой чешет затылок, после чего вновь бросается к дивану у телевизоров. — Поверить не могу, — понизив громкость голоса, размышляет он, — что ты доверил ему буквально фундаментальную часть работы. — Всё в порядке, — флегматично заверяет L, следуя чужому примеру. — Ватари также следит за новостями. Мы не пропустим новую акцию в любом случае. Неприкрытый цинизм в чужих решениях выуживает из Киры тихий смешок и дёргает за уголки губ. Приятно знать, что не один он в этой комнате может критически мыслить. Не то чтобы очередное сходство построения логических цепочек с L оказалось неожиданностью. Будь иначе, потрескивание азарта в груди и под кожей просто отсутствовало бы как таковое. Разумеется, позывы унять недосягаемый зуд, например, во внутренней стороне ладоней, нередко вынуждали впиваться в них ногтями и сжимать зубы, воздерживаясь от искушения вонзить их в место дискомфорта. Но Кира уверен: это лучше апатии, лучше скуки, которую он и так испытывал всю жизнь и с коей встречается до сих пор во время разговоров с кем бы то ни было. — Здесь всё, — осведомляет Соитиро, когда вслед за Аидзавой опускает перед сыном досье и отчёты, — что полиции удалось выяснить о задержанных на акции, в том числе и информация о найденных у них вещах. — Советую сначала изучить мои пометки о кое-каких фактах об этой… — Сюити кисло морщится, стараясь подобрать менее грубое определение, — демонстрации. Возможно, сможешь найти связь между участниками. — Спасибо, — Лайт благодарно кивает и с готовностью разворачивается к столу. — Куда ты? L невинно смотрит на недоумевающе нахмурившегося из-за его покидания рабочего места юношу. — Ждать восстановления своей продуктивности, — просто отвечает он. — Ещё минимум тринадцать минут. До этого момента Лайт-кун может оставлять на моей части те материалы, содержание которых захочет обсудить, или они покажутся ему непонятными. Всё ещё в сомнениях, не шутит ли тот, Лайт вместе с остальными визуально провожает L до ближайшего дивана, где, как оказывается, уже уютно развалился Рюук. Впрочем, при приближении в свою сторону последний сразу сменил положение на сидячее, как если бы действительно освобождал место. Контраст между выжидающе уперевшимся локтями в колени гуманоидного существа с зубастой ухмылкой на одном конце и лениво забравшимся на подушки в своей скрюченной манере человека, чьё поведение и даже вид также были экстраординарными, вызывает у Лайта громкий смешок, прозвучавший, правда, скорее как снисходительное хмыканье. «Если бы я стоял в углу номера, — вспыхивает абсурдная мысль, — вряд ли бы смог отличить контуры этих перьев и его волос». — Хорошо, — выдыхает он наконец с первой бумагой в руках, — не буду тратить время на твоё ожидание, Рюдзаки. В качестве ответа Лайт получает лишь невыразительное мычание, а вместе с тем прилив неприятного жара к коже спины и натяжение в желудке. Это сигналы подрагивающего в тугой тревоге подсознания о ведомом наблюдении, неустанном и до неприличия пристальном, которое сразу постарались сбросить, сведя и разведя лопатки. После третьей попытки за пять минут эту идею душат на корню.

━━━━━━━━━━━

Костяшки, на коже которых снова и снова почти остервенело прокручивают ручку, уже как минуты две отзываются полупрозрачной тупой болью. Лайт, задумчиво подперев подбородок, изучает очередное досье задержанной на акции женщины и с усилием сдерживается от безнадёжного вздоха. Он определённо тратит время впустую. С самого начала изучения предоставленной информации между рёбрами свербит от саркастичной насмешки: разумеется, ни одной хоть сколько-нибудь стоящей зацепки насчёт пребывания Второго Киры в эпицентре событий не было обнаружено ни на допросах, ни среди личных вещей участников шествия. Иначе и быть не могло. Ведь даже если предполагать, что поддержка Киры народом теперь будет происходить более активными методами, вычленить по-настоящему ценные сведения из тех крупиц, которые сейчас на руках у полиции, представляется едва не бессмысленным занятием. «Единственная связь между заключёнными под стражу демонстрантами, — рассуждает кисло Кира, вновь пробегаясь по своим записям в близлежащем блокноте, — родственная, которая, разумеется, присутствует далеко не во всех случаях. Ни один из них не ответил, каким конкретно образом они узнали об акции: кто-то ссылался на волю случая, другие — на то, что узнали от друзей, однокурсников или в социальных группах. Из всего перечисленного хоть малейший смысл имеют лишь сайты, посвящённые Кире: возможно, отправная точка именно там. Но их буквально тысячи, и даже с наличием на некоторых из них призывов к выходу на акции, только на трёх из пятнадцати таковых указана верная дата. Как тогда такое количество людей оказалось осведомлено об акции, если расписание не было опубликовано в единственном варианте? А что важнее, каким образом возможно узнать, присутствовал ли Второй Кира на демонстрации лично?» — Лайт-кун? Кира незаметно сглатывает безнадёжные размышления и внимательно разворачивается к человеку на соседнем кресле. — Да, Рюдзаки? Он почти жалостливо сводит брови и быстро закатывает глаза, но всё же молча смиряется с тем, что для ответа придётся подождать, так как сейчас L тщательно слизывает с пальцев шоколадный соус после пятого, судя по количеству разбросанных по столу упаковок, моти, и пока отвлекаться, очевидно, не намерен. — Я заметил, — наконец начинает тот, украдкой слизав остатки с уголка губ, — как ты уже довольно долгое время не делаешь пометки, да и в принципе не вчитываешься в досье и отчёты. Ты уже закончил их изучать? — Да, и, к сожалению, — выдыхает неподдельно разочарованно Кира, на несколько секунд перенеся внимание на открытые на компьютере вкладки, — ничего, что можно было бы посчитать ценным в отношении Второго Киры, я не нашёл. Никакой реакции на признание неудачи не следует — L лишь моргает и двумя пальцами, будто удивлённо, приподнимает один из листов на своей рабочей стороне. — В таком случае, скажи, — уголок документа вновь соприкасается с поверхностью стола, — что бы ты хотел обсудить касаемо этих бумаг? «Нужно быть осторожным, — сразу даёт себе установку Кира, пока перенимает чужой интерес в пристальном взгляде. — Не уверен, что отец и остальные услышат нас из другого конца номера, но, тем не менее, лучше не подначивать его слишком сильно». — Мы знаем, — принимается размеренно рассуждать он, начав задумчиво покачивать ногой в воздухе, — что Второму Кире, в отличие от Первого, для убийства достаточно только лицо жертвы. В нашем случае это обретает смысл, так как в новостях и газетах имя Хасегавы Кэтсу несколько раз писали с ошибками, — Кира озабоченно поджимает губы и хмурится. — Однако речь не о смерти в безлюдном переулке. Всё произошло среди толпы, и погиб только он. — Считаешь странным, что Второму Кире удалось убить человека при большом скоплении народа? — уточняет с пальцем у рта L. — Скорее то, что убитым оказался именно преступник. Сам посуди, — тот разводит руками, — акция закончилась летальным исходом лишь для одного человека, и его биография чудом подходит под описание тех, кого Кира выбирает жертвами. Это не был выстрел наугад: Второй Кира точно знал, что делает и кого собирается убить. Но для такого точного отсеивания и выбора цели он должен был в реальном времени узнавать о каждом присутствующем на шествии, не совершал ли кто-либо из них противоправные действия. На такую работу требуется потратить огромное количество времени, плюс нужен минимум ноутбук. И даже если последний у него был, люди перемещались. Он бы просто не успевал изучать биографию каждого, не то что находясь в отдалении, но и посреди толпы тоже. С затуманенным взглядом в пол L рассеянно скребёт ногтем губу, а после паузы резюмирует: — Я понимаю. Ты подразумеваешь, что Второго Киры не было среди участников акции, а Хасегава Кэтсу умер вследствие образовавшейся под конец давки. Ведь иных причин, почему Второй Кира не убил его в какой угодно другой день и отчего до сих пор не проявляет активность, просто нет. — Ты верно пересказал мою мысль, — кивает не без малой улыбки удовольствия Кира. Для пущей убедительности разумно добавляет: — Несмотря на то, что мы не знаем, каким образом убивают Киры, они всё ещё люди, а соответственно, без дополнительных сведений не могут знать, виновен ли человек перед ними или же нет. В этот же момент предчувствие безошибочно подсказывает: за озвученное зацепились, и подозрения подтверждает заискивающий наклон лохматой головы. — Почему Лайт-кун не рассматривает пусть и мизерную, но, тем не менее, вероятную возможность вмешательства ранее неизвестных человечеству сил? Не знай Кира, кто перед ним, счёл бы вопрос до смешного наивным. Такое вполне могла предположить Саю, но не L, который при одном лишь предчувствии сдачи позиции способен зайти к оппоненту с другой стороны, мгновенно меняя тактику и вычленяя нужную информацию. Пока в разуме судорожно перебираются предположения об исходе очередного диалога-полудопроса, тело инстинктивно отражает полную неготовность к разглашению каких-либо сведений: руки теперь скрещены на груди, а глаза едва прищурены. — Ты говоришь о Богах смерти, о которых Второй Кира упоминал? — Кира пренебрежительно кривит губы и фыркает. — Это же сказки, Рюдзаки. Никаких сверхъестественных сил, по крайней мере, в нашем случае, нет. На периферии Рюук глумливо хмыкает с дивана, в длину которого комфортно растянулся после возвращения L из нерабочего состояния. — Будь здесь замешаны Боги, — продолжает тот, — им бы не требовались имена или лица людей для убийства. Оба Киры являются людьми, как ты и я. Это очевидно. «Я пришёл к тому же выводу в начале расследования, — вспоминает L не то с настороженностью, не то с тихим любопытством, прокручивая в голове чужую интонацию на предмет лживости. — Лайт-кун, ты так стремишься разубедить меня в том, что являешься Кирой, но снова и снова собственноручно подтверждаешь подозрения в свою сторону. «Как ты и я»? Это точно не оговорка — ты всегда знаешь, что и когда говорить. Я не понимаю». — Возможно, ты прав, — отстранённо бубнит он с задумчивым взглядом в потолок. — Ведь в отличие от богов, нам свойственны ошибки. Кира недоумëнно хмурит брови. — Ошибки? О чём ты? L с готовностью вновь встречается с ним глазами. — Скажи, Лайт-кун, можешь ли ты с полной уверенностью сказать, виновен ли тот или иной человек, в отношении которого ещё не было зарегистрировано обращения в правоохранительные органы? — Если в сети или в новостях будут предоставлены убедительные доказательства его правонарушений, вероятно, да, — якобы предполагают в ответ. — Но каким образом ты будешь определять их правдивость? — L ожидаемо встречает секундное замешательство на чужом лице. Он поджимает ноги ближе к груди и теперь, будто ради придачи словам бо́льшей убедительности, взирает исподлобья. — Подобную деятельность могут осуществлять только уполномоченные органы: например, суд. Ты не имеешь достаточной компетенции, чтобы, исходя из собственных выводов, классифицировать кого-либо как преступника или несправедливо оговорённого. Именно ввиду факта принадлежности двух Кир к человеческому виду, те иногда убивают невиновных, чьи имена, фото и поддельные сведения о бесчинствах распространяют из мести, с целью шантажа или жестокой шутки. «Почему у меня такое ощущение, — на секунду теряется второй, — что прямо сейчас он говорит мне всё это исключительно как Кире, а не Лайту Ягами? Словно обращается напрямую к виновнику происходящего. Однако большинство тех оклеветанных, в чьей смерти обвинили меня, не были внесены в Тетрадь. Полиция нередко просто перенаправляет дела, где фигурирует «сердечный приступ» в папку с делом Киры, за неимением улик или же малейшей связи с преступниками. Моей целью никогда не было устранение невиновных, но иногда СМИ спешат с выводами или же преувеличивают ради очередной сенсации. Это в бо́льшей степени их вина, нежели моя». — Что ж, — медленно выдыхает Кира, слегка опуская голову и умело пряча частичное согласие в отведённых глазах, — я, как и все, могу ошибаться, Рюдзаки. Именно поэтому я бы никогда не стал убивать кого-либо. Ведь не в моей юрисдикции приговаривать к смертной казни или помилованию: для этого требуется судебный процесс. «С вероятностью в девяносто два процента истинным мнением является только первая фраза», — сразу расценивает L, в то время как усердно сканирует чужую позу и выражение лица. Не отметив для себя ничего нового, он переводит внимание на вкладку на втором мониторе. — Тебя что-то заинтересовало в сайте, посвящённому Кире? Кира прослеживает за матовым взглядом и, будучи тихо благодарным за смену щекотливой темы, спешно разворачивается в кресле, чтобы, начав проматывать посты вверх, сообщить: — Да. Это вторая странность, которую я бы хотел обсудить. Смотри. Он останавливается на одном из анонимных сообщений, а L, оттолкнувшись ногой, подъезжает несколько ближе для лучшего обзора. Вопрос о причине желания сократить дистанцию лишь наполовину, из-за чего с небольшой задержкой приходится слегка развернуть экран, терпеливо сглатывают. — Большинство сообщений написаны сторонниками Киры, где высказывают свои благодарности и прочее. Ничего, что отличалось бы от содержания других таких форумов, если бы за два дня до акции не опубликовали вот что. L, за чьей спиной от прилива интереса всполошился Рюук, в спешке подлетевший к столу справа от Киры, заинтригованно прикусывает ноготь и читает обводимый мышью текст. Выражение бледного лица не меняется, но второй буквально кожей ощущает, как с каждой секундой извечную флегматичность смещает терпкая настороженность. — «Те, кто чист душой и намерениями, — мрачно дублирует детектив, — вправе стать свидетелями зарождения новой эпохи и стать приближёнными Его. Не в страхе жить, но в умиротворении будем мы, покуда Кира проведёт нас, слепых и ничтожных, до искупления, да избавит от страданий. Во спасение ближнего и себя самого прославьте Киру с нами на пятый день месяца, славьте Его, и Он дарует нам спасение». — Я могу ошибаться, — предполагает Кира, — но это похоже на… молитву? — Скорее, цитирование, — L слегка кривит губы, крепче смыкая зубы. — «На пятый день месяца» — это призыв. Что по ссылке, Лайт-кун? — Ничего, — тот раздосадованно качает головой, но всё же кликает на адресную строку, которая открывает пустую страницу с надписью «Файл не найден». — Такой страницы не существует. Поиск по фразе также не привёл к чему-либо. Я бы мог списать это на что-то незначительное, но при очередном просмотре записи акции заметил кое-что: людей, чья одежда не отличалась друг от друга, а сами они действовали наиболее активно и в основном либо несли флаги с надписью «Kira», либо находились во главе шествия. Готовность озвучить теперь ставшую очевидной новость с натугой выталкивает воздух из груди, а в висках бьёт набатом осознание плачевности грядущего. Кира вновь разворачивается к максимально отстранившемуся от реальности L, отмечая, насколько неживым тот выглядит и как напряжённо поджаты пальцы его ног. — Я думаю, — он сокрушённо закрывает глаза, — что мы имеем дело если не с сектой, то с культом.