Цепи

Воды озера Каленхад дремали под черными крыльями, некогда укрывавшими своей тенью весь мир. Казалось, что незримый огонь выжег воздух, свел на нет даже малые порывы ветра, ведь по скорбной глади не шла привычная рябь. Каленхад был зеркалом. Слишком идеальным, потусторонне-прекрасным зеркалом одного отражения: тонкого шпиля башни, тянувшегося к хмурому небу Ферелдена. Укрытая сумраком, спокойная и тихая, башня все же не спешила провалиться в отражение. За ее древними стенами была жизнь. Совсем юная по меркам этих бессмертных земель. Мужчины и женщины, маги Круга и их стражи, храмовники, церковницы в тяжелых рясах. Неважно. Все они жили, погрязая в каждодневных заботах. Дышали, так или иначе, магией. Чувствовали горечь и сладость, силясь порвать цепь, единившую палачей и жертв. И, конечно же, задавали вопросы. Дух изогнул губы в довольной усмешке и отошел подальше от едва разгонявших мрак покоев свечей. Крохотные огоньки плясали дико и увлеченно. Так не похоже на вечно выжидающее, иллюзорно-умиротворенное пламя его родной Тени. Здесь, по ту сторону Завесы, о нем почти ничего не напоминало. Ничто не могло повторить его жгучий холод, причудливые всполохи изумруда в призрачных языках. Ему подражала разве что луна. Ныне в ее свете беседовали двое. Пожилой чародей в удручающей мантии Круга сидел на краю видавшего лучшие времена кресла и нервно выискивал сор в нечесаной седой бороде. Лицо его, в прежние годы свежее и, наверное, даже красивое, теперь выражало одну только усталость. В еще не познавших старческую слабость руках он держал наполовину пустую массивную чашу с гравировкой — подарок ожидаемой, но вовсе не желанной гостьи, расположившейся в кресле напротив. Та, с кем пришел дух, сама была подобна видению. Плотная, но легкая и свободная ткань ее темных одеяний полностью скрывала от чужих глаз худощавое тело, испещренное вязью шрамов, вытянутые конечности, холодные, подернутые белесой поволокой глаза. Делала ее почти обычной, почти реальной, почти… прекрасной. Такой, какой чародей ее никогда не знал. Но дух помнил. — Страж прибудет утром, — сказала она, не отрывая взгляда от медленно тающей свечи. Ее голос звучал словно откуда-то издалека. Эхом без эмоций. — Он уже знаком тебе, Ирвинг. Вы виделись. Однажды. Чародей кивнул, но не молвил ни слова. — Ему будут нужны маги. Лучшие из тех, что может дать Башня. — Да, я понимаю, — едва слышно отозвался он, пригубив вино из чаши. — Страж написал мне, Эмиссар. Письмо доставили как раз перед нашей беседой. Мне предстоит встретить его на рассвете. Но мне не совсем ясно, как это связано с вашим визитом. Неужели все слухи… Чародей замолчал, опустив взгляд на чашу. — Пожалуйста, продолжай. Ты ответил на многие наши вопросы. Меньшее, что мы можем предложить в ответ, это утоление твоего любопытства, Первый чародей, — Эмиссар чуть наклонила голову в знак расположения. Взглянула на чародея из-под вуали. И так же бесстрастно, как и прежде, продолжила: — Мы не разбираемся в слухах, Ирвинг. Нам не ведомо, что за речи витают в лагере близ руин Остагара. Но мы уже слышим Ее. Поверь, друг, нам ведомы многие формы Красоты, но ничего прекраснее мы не слышали и, наверное, более никогда не услышим. Лишь один из Семи способен так звучать. И это тревожный знак. Потому мы просим тебя выслушать нас очень внимательно. Поставив чашу на грубо сколоченный столик, чародей обратился в слух. Дух оценил его внимательность. Это было правильно. Эмиссар никогда не говорила попусту. Слова ее имели немалую цену и звучали лишь раз. Перед тем, как Мор, проклятие мира, поднимется на поверхность. — Когда Страж явится к тебе с просьбой, изложенной в тексте его письма, откажи ему, — в пустом голосе прозвучали настойчивые нотки. Первая и, быть может, единственная эмоция за весь разговор. — Что? — чародей застыл, вцепившись пальцами в подлокотники. — Я… я не понимаю. Раз толки не врут и на нас действительно надвигается Мор, как вы можете просить меня отказать в помощи единственным, кто способен остановить скверну? Эмиссар спокойно встала со своего места и прошла к окну. Дух встрепенулся, отбросив вороные пряди с лица. Его изящный образ пошел рябью раздражения, но быстро обрел прежнюю целостность. Он нехорошо посмотрел на чародея — пусть тот и не видел его, но точно чувствовал. — Скверну невозможно одолеть армиями, старый друг, — Эмиссар сняла перчатку с правой руки и подставила пепельные пальцы под лучи ночного света. — Серые Стражи пытались уже четырежды. На этот раз ничего не изменится, сколько бы магов вы ни послали на смерть. Но тебя удивит, насколько сильно изменится исход в нашу сторону, если ты отдашь им всего одного из своих учеников. Разумеется, при условии, что Истязание окончится удачно. — Солона? — прошептал чародей. — Разве время пришло? — Не спрашивай более, — обернувшись к нему, тихо молвила Эмиссар. — Ступай. Ритуал вскоре начнется. И будет весьма обидно, если начнется он без Первого чародея. Ступай же. Мы сами найдем выход. Когда за чародеем закрылась дверь покоев и погасли ненужные более свечи, дух наконец подошел к Эмиссару. Она стояла у прорези окна, разглядывая ладонь. Не до конца зажившие рубцы и язвы, угольные когти вместо ногтей — все это по-прежнему бросалось в глаза. Исцеление шло медленно, но духу было любопытно, как быстро улучшения станут заметны смертным. Хоть бы не слишком скоро. Дух подал Эмиссару перчатку. — Мы на пороге финала, дорогая. Осталось совсем немного. — Это и пугает, Лерноуд. Финал. Что же последует за ним? — Свобода. Мы проследим, чтобы все прошло как задумывалось. Тьма окутала их, забирая сомнения. Воплотилась лентой на руках Эмиссара. — Нам нужна ее кровь, — прошептала она, касаясь причудливой вышивки. — Подобное приемлет лишь подобное. Так что Солона Амелл не должна сгинуть в Тени.