Fangs and chains.

      С каждым мгновением проклятье отступало и разительные перемены в этих землях отряд успел увидеть, пока окольными путями двигался в сторону Врат Балдура. Таниэль и Оливер быстро забирали обратно свои владения, набирались сил, но еще не скоро это место вернется к прежнему состоянию. Если когда-то вообще вернется.       Хальсин топал по сырой земле, оставляя за собой глубокие следы, дышал полной грудью и любовался рассветным небом, впервые за многие годы озарившим лучами солнца эти края. Тяжелый груз ответственности свалился с его души и теперь он, расправив наконец плечи, вышагивал рядом с Лорелеей, преисполненный решительным желанием помочь ей и всем остальным, чтобы отблагодарить за помощь, что была оказана ему самому. Эльфийка с теплой улыбкой наблюдала за тем, как тьма отступает, разжимая свою мертвую хватку и отпуская все вокруг, что до этого замерло во времени кровавым пятном. Опасности все еще поджидали их на каждом углу, однако, почему-то казалось, будто сейчас их будет куда меньше. Словно с темным проклятьем отступили и зараженные им монстры и служители Абсолют.       Первый привал встретил их не заслуженным отдыхом, а открытием странного портала и нападением гитиянки. Лорелея подняла тревогу, чуть только Люпус встревоженно зарычал, напрягая массивные лапы. Измотанные долгой дорогой и постоянными битвами, они впервые не выставили никого в дозор, но, к счастью, не поплатились за это. В ту ночь эльфийка впервые побывала внутри астральной призмы и лично познакомилась с тем, кто оберегал ее товарищей от ужасного процесса цереморфоза. Этот иллитид, представившийся Императором, выглядел почти так же дружелюбно, как Омелум, однако что-то с ним было явно не так, а потому она отнеслась к нему с некоторой долей настороженности. И тем не менее, несмотря на то, кем он являлся, Император берег ее друзей и за это она была благодарна. А вот новости о плененном принце Орфее ей пришлись совершенно поперек горла. Астарион, понимавший, что Лорелея тут же поспешит освобождать гитиянки, вырос за девичьей спиной тенью, схватил ее тонкие пальцы и сильно сжал в своей ладони. Она глядела на него своими грустными глазами и снова напоминала ему маленького наивного олененка. В глубине души, мужчина радовался тому, что этот ее взгляд не заставляет его скакать через обруч, выполняя все ее прихоти. Ей пришлось отступить. Находясь в плену, Орфей позволял Императору держать лапы Абсолют подальше от личинок в головах ее товарищей и уж если даже Лаэзель, отвергшая Влаакит и решившая встать на сторону китрака Восса, отступила, оставляя принца-Комету в цепях, то уж эльфийке и подавно не о чем было говорить. Все ее аргументы перекрывались угрозой цереморфоза и крыть ее было нечем.       Настроение девушки из-за этого снова скатилось до невыносимого. Она злобно огрызалась по поводу и без, шагала в стороне от остальных и хмуро буравила землю перед собой взглядом. К следующему привалу она более менее успокоилась, не без помощи Астариона, который буквально похоронил ее под своими хамскими шутками и колкостями. Теперь девушка над ними смеялась. Искренне, не поднимая брови в ироничной усмешке, не качая головой, словно он — шут гороховый. Эльфийка понимала, что ждать от вампира стандартных проявлений заботы глупо и бессмысленно. Внутри нее все еще была тень сомнения насчет него. С одной стороны, после того их поцелуя, они ни разу не заговаривали о том, что они теперь такое. И пусть для Астариона такие разговоры вполне могли казаться лишними, девушка представления не имела о том, чувствует ли он к ней что-либо. Она точно чувствовала. Но читать чужие мысли, к добру или к худу, блондинка не могла. С другой стороны, теперь кровосос достаточно часто заводил речи об обряде Вознесения. В его глазах ярко блестела жадность до власти и могущества, а потому Лорелее казалось, что внутри у него все мертво, а все, что между ними было — плод ее наивности, жажды любви и его потрясающей актерской игры. Она не была уверена, водит ли он ее за нос или нет, но знала наверняка: хорошее отношение с его стороны было для того, чтобы она позволяла себя использовать. И пока девушка не была уверена, что его мотивы изменились, она предпочитала думать, что все так и осталось, как бы больно от этого ни было. Ей очень хотелось верить в то, что он к ней неравнодушен. Но жизненный опыт породил недоверие, которое было слишком сложно победить. Уж лучше она будет думать, что все это — продолжение спектакля, сыгранного, чтобы ее обдурить, чем отдаст ему свое сердце и получит назад жалкие осколки.       Пасмурное утро встретило далекими раскатами грома. Лорелея проснулась первой из всего лагеря, потянулась и принялась собирать свои пожитки в рюкзак. Собрав весь скарб, она бросила его у костра и отошла в сторону от палаток остальных. Пронзительный свист прервался поступью массивных лап и шелестом перьев. Корвус ласково ущипнул девушку за мягкую щеку и взмыл в небо, делая большой круг над поляной, которую они заняли прошлым вечером. Люпус бодро вышагивал впереди принюхиваясь и настороженно шевеля пушистыми ушами в сторону любого шороха.       Эльфийка частенько вставала ранним утром, чтобы сходить на разведку ближайшего отрезка их пути и окружающих лагерь территорий, чтобы убедиться, что все в норме и можно отправляться дальше. Как правило, Корвус делал облет уже пройденного отрезка пути, а она с Люпусом шла вперед. Девушка обычно не отходила далеко, а возвращалась еще до того, как остальные очнутся. Но сегодня судьба решила, что все обернется иначе.       Она следовала за волком, глядя в пасмурное небо и принюхиваясь к свежему утреннему аромату. Влажный прохладный воздух еще не успел прогреться спрятанными за тучами солнечными лучами. Она вышла на протоптанную скользкую тропинку, витиеватыми зигзагами змеящуюся вниз. Отсюда перед ней открывался прекрасный вид на Ривингтон, предместья Врат, где уже полным ходом кипела и шумела жизнь. Девушка тяжело вздохнула и собиралась было разворачиваться обратно. Люпус утробно зарычал, ее плечи моментально напряглись, длинные пальцы привычно обняли рукоять кинжала.       Прямо перед ней, по одному из ответвлений тропы, в сторону Ривингтона шли трое путников: мужчина, женщина и мальчик. Они замерли, завидев волка, женщина сделала маленький шажок назад, прячась за спину мужчины, но не произнося ни слова, мальчишка остался стоять на месте, глядя на злобный оскал Люпуса остекленевшим отстраненным взглядом.       — А ну уберите свою псину, дамочка, — прорычал мужик. Лорелея смотрела ему прямо в глаза и в голове была одна единственная глупая мысль: узнал ли он ее? Потому что она узнала. Узнала подернутые мутной пленкой водянистые глаза, неряшливую щетину, грубый громкий голос, несимпатичное лицо с грубыми чертами и скошенным на бок носом, сломанным в одной из пьяных передряг. Ее синие глаза медленно обратились к трясущейся за спиной женщине. Чуткое эльфийское ухо слышало, как металл скользил по потертой коже старого ремня с большой пряжкой, улавливало, насколько фальшиво мелкой дробью стучат неровные желтоватые зубы под покусанными пухлыми губами. И лишь мальчик стоял неподвижно.       Она действовала инстинктивно. Короткий свист и воздух наполнился женскими воплями. Люпус прыгнул на мужчину, тот уклонился, подставляя под удар свою спутницу, чье лицо тут же оказалось зажато в волчьей пасти. Ее вопли медленно затихали, заглушаемые влажным чавканьем и рычанием. Мужчина даже не успел достать свое оружие, ее клинок вошел в яремную впадину и зарождающаяся в нем ругань превратилась в кровавое бульканье. Он упал на спину, эльфийка тут же оказалась сверху. В его глазах стоял ужас, мозолистые грязные руки тут же метнулись вверх, стремясь перекрыть поток заливающей рубаху крови, но ее кинжал настиг его горло снова, вонзаясь в податливую плоть вновь и вновь, пока человек не замер, больше не содрогаясь в болезненных конвульсиях.       Она поднялась на ноги, кровавые капли стекали по бледным щекам. Люпус отряхнулся, орошая землю, его пасть сочилась алым. Мальчик с любопытством глянул на блондинку, она уставилась на него в ответ. Сделала пару шагов в сторону от него и трупов, волк тут же отступил следом, усаживаясь у ее ног. Мальчишка подошел к изуродованным телам и немедленно, без сомнений, запустил руки в их карманы. Небольшое количество золота, старенький короткий меч и одноручный арбалет с подсумком для болтов тут же перекочевали в его маленькие, но явно умелые руки. Лорелея глядела отсутствующим взглядом за его манипуляциями, в голове, что до этого была полна различных мыслей, теперь лишь пульсировала злоба, заставляющая кровь кипеть, бить ускоренным ритмом в острых ушах.       Девушка небрежно стряхнула с кинжала кровь и убрала его на место, доставая лук и сжимая его во влажных от крови руках. Тихий жест и Люпус уже семенил впереди, пригибаясь к земле. Она кралась следом, пустота в ее мозгу заполнялась лишь одной целью, возникшей из самых темных уголков ее сознания, оттуда, куда она так упорно ее загоняла. Кровь ртутью и ядом жгла изнутри вены, сердце стучало ровно и быстро. Шаги за спиной были громче ее собственных, гораздо громче, но все равно тихими и осторожными.       Лорелея не знала этого ребенка. На вид ему только-только стукнуло тринадцать лет. Следопыт заняла позицию повыше, спрятавшись от возможных взоров в тени деревьев, напрягла зрение. Все выглядело так же, как раньше. Нянечки с детьми уже сновали туда-сюда, таскали воду и дрова, готовясь подавать завтрак мужчинам. У них так было принято. Женщины вставали до первых петухов, будили детей и вместе они занимались готовкой. Сначала пировал глава поселения, потом остальные воины, после еда относилась тем женщинам и мужчинам, что были ответственны за предоставление будущего товара. Остатки делились между самими нянечками. До детей еда доходила редко, а если что-то и оставалось, то их уже разбирали на обучение, тренировки и отборы, так что питаться было, по правде говоря, и некогда.       Она не была тут вот уже больше десяти лет, но память играла с ней злую шутку. То, что девушка так старательно прятала внутри, всплывало наружу с ужасающей скоростью и точностью. Вот покосый домик, в котором хранилось оружие. Большая хибара с крышей из желтой соломы — хлев, в котором на ее глазах свиньи сожрали одного из детей в наставление остальным. Ухоженный домишко с маленькими оконцами на окраине поселения — место для «инкубаторов», как это называли работорговцы. Небольшая пристройка рядом — для нянечек, что принимали роды и забирали едва оторванных от материнской груди детей. Чем меньше ребенок проводит с матерью, тем лучше, так они считали. Детские бараки на другом конце небольшого селения. За ним виднелась крыша другой казармы, в ней спали взрослые. А в самом центре самый большой дом. Там жил Глава. Вся площадка перед домом была усыпана белоснежной острой галькой. Лорелея смотрела на нее и крупные мурашки пошли по коже, воспоминания отдались ноющей болью в коленях.       Совсем еще юной девочкой, она стояла на коленях, царапая кожу камнями, совершенно голая, одна из многих в ряду таких же девчонок и мальчишек. Она дрожит от холода и страха, кто-то неподалеку хлюпает носом, тут и там слышны всхлипы. Слабые всегда плачут. Робкие всегда плачут. Те, кто проходит через это впервые, никогда не могут сдержать рыданий. Тяжелые шаги продавливают гальку и гравий, глаза поднимать нельзя, пока не прикажут, а потому Лорелея видит лишь гладкую коричневую дорогую кожу сапог, заляпанную скопившейся за день пылью. Он идет мимо и уже совсем скоро воздух разрезает свист и хлесткий звук отдается визгом и громкими рыданиями. Кто-то из жадной толпы мужчин смеется, гадко, грубо, их взгляды жрут ее заживо, она чувствует это каждой клеточкой своего маленького тела, но знает, что в безопасности. Эльфийские дети появляются редко. Никто не будет портить товар. Звук хлыста раздается еще несколько раз и громкий вопль стихает до тихого монотонного воя, заглушенного окрашенной алыми каплями галькой. Нельзя смотреть по сторонам. Оборачиваться нельзя. А потому Лорелея смотрит на острые камни, старается стоять неподвижно, даже когда шаги снова проходят мимо, только уже за спиной. Где-то в конце линии слышится вопль и улюлюканье взрослых. Девочка не прошла отбор. Внутри все сжимается тугим комом и холодеет, нянечки уводят их в бараки, только там им можно будет натянуть свои лохмотья обратно. Жутко хочется плакать, от стыда, от унижения, от бессилия, но больше всего от страха. Лорелея лежит на жесткой лежанке, ее колени саднит. Ее глаза зажмурены, все тело трясет, а стены пропитывают громкие истошные вопли, визги несчастной, что не была одарена красотой и талантом. Горло сводит спазмом, она едва не задыхается от подкатывающей к корню языка рвоты, но сдерживает ее изо всех сил. На соседней лежанке навзрыд плачет дитя, спина которого — лишь обрывки кожи на красном мясе. Она считает минуты до рассвета. Считает минуты до полной оглушающей тишины.       Блондинка достала несколько стрел и вонзила их в землю. Натянула тетиву. Внимательно прицеливаясь, ведя лук плавно по воздуху, совершенно не обращая внимания на мальчишку что глядел на нее во все глаза. Первая стрела пронзила утренний воздух и женское тело упало замертво у колодца. Оставшиеся стрелы так быстро нашли свои цели, что никто не успел поднять шум. Несколько детишек непонятливо нависали над мертвыми нянечками и с почти животным интересом рассматривали неподвижные тела. Лорелея двинулась вперед. Так тихо, как только могла. Два кинжала удобно легли в руки, лук в ближнем бою не был так эффективен. Люпус возбужденно хрипел, глаза его горели почти такой же первобытной яростью, как и ее собственные. Мальчик шагает следом. Дети замечают их быстро, но не поднимают шума. Они смотрят, с вопросом, ждут подвоха, внимательные, спокойные. Лорелея не смотрит им в глаза. Лорелея не желает видеть подобные взгляды вновь. Она крадется медленно, дверь в помещение издает противный скрип, полоска тусклого света разрезает воздух, в нем весело пляшут пылинки, словно празднуя скорую кровавую дань.       — Ты еще кто, нахрен, такая?! — заплетающимся языком сонно бормочет один из мужчин и тут же падает обратно на скрипучую постель, на его горле открывается второй рот, гораздо более широкий, он ухмыляется затянутому паутиной потолку алой улыбкой, пуская в подушку красную жидкость. Тяжелая рука при падении задевает край подноса на куцой тумбе и на землю с грохотом падают кружки. Как по команде, сонливая толпа подскакивает, воздух прорезает ругань и громкий короткий свист, знаменуя начало ее жатвы.       Руки почти свело судорогой из-за того, как сильно они сжаты вокруг рукоятей кинжалов, волосы пропитаны чужой кровью. Суматоха не играла ей на руку, большая часть тех, кого она планировала тихо убить во сне, вылетела мимо нее наружу, побежала в сторону оружейной, поднимая шум и визги, вопящие нянечки высыпали разъяренной толпой из главного дома, намеренные всенепременно защитить своего хозяина. Лорелея мчится разгребая ногами ненавистную гальку, настигает одного ублюдка за другим, Люпус рвет на части всех, кто пытается напасть на его владелицу со спины. Мимо свистит арбалетный болт и вгрызается в глазницу одной из женщин, что бросилась на следопыта с кухонным ножом. Дверь в оружейную распахивается настежь, выпуская тех, кто успел от нее сбежать уже вооруженными до зубов. Она сражается. У нее нет выбора, она сама пришла сюда и назад пути нет. Голодные взоры детей уже не маячат за спинами. Многих из них учили быть воинами, но даже те, кто никак в этом не преуспевал, хватали оружие павших и выгрызали зубами свою свободу. Кровь лилась фонтанами, крики оглушали и сбивали ориентиры, трупы мужчин и женщин валялись и там, и тут, несколько детских тел изломанными куклами взирали стеклом своих глаз в хмурое небо.       Раздался громкий возглас, понимание происходящего еще не пришло к Главному, а потому он размахивал своим хлыстом, пытаясь подавить бунт, не замечая, что большая часть его маленькой армии уже разгромлена его же собственным «товаром». Волчий визг рвет ее и так слабо сохранившееся из-за злобы и ненависти здравомыслие пополам. Эльфийка рычит, как бешеный зверь, всем телом влетает в мужчину с хлыстом и по инерции впечатывает его со всей дури спиной в деревянную стену. Хлыст рассекает плечо, боль белой вспышкой на мгновение застилает глаза. Ее зубы вгрызаются лицо, где-то совсем близко к глазу, и вырывают кусок мяса. Кровь попадает в глотку, она сплевывает на землю содранный шмат кожи, кинжалы падают на землю, звякая по ступенькам, утопают в острых красных камнях. Лорелея хватает хлыст и делает удар, один, второй и третий. Она хлещет и вопли перебивают любые другие звуки, они заполняют ее, как вино заполняет чашу, до самых краев, вытесняя садистским чувством удовлетворения всю ту желчь, что копилась в ней с самого рождения. Рука ее болит и из рассеченного плеча потоком струится кровь, но болит оно не от раны, а от напряжения. Она швыряет хлыст в сторону, спускается по скользким ступеням, то, что лежит за ее спиной — кусок мяса, больше не похожий на человека. Резня закончилась. Лорелея поднимает с земли кинжалы, Люпус хромает к ней, жалобно скуля, и она тут же залечивает его раны, проводя окровавленной, стертой до мозолей рукоятью хлыста, ладонью, успокаивая зверя. Дети смотрят на нее, как на своего Бога, жадные подернутые кровавой пленкой глаза ловят каждое движение. Они будто ждут ее приказов. Они хотят знать, что же дальше.       В ее голове почти пусто, в венах почти не осталось яда. Девушка идет медленно, маленькие ноги десятками шагов, бредут следом, на почтительном расстоянии. Неужели и она когда-то была такая?       Защелка с громким кликом отпирается, дверь отворяется тихо. За ней большое и светлое помещение. Шесть кроватей, на каждой сжавшиеся в три погибели женщины. Ее взгляд медленно скользит по зажавшимся фигурам, пока не останавливается на единственной, что сидит свободно. Почти гордо. Лорелея проходит вперед, когда ее тень накрывает женщин, они сжимаются сильнее и скулят, как безродные шавки. Голодные детские глаза сверлят спину, до неприличия любопытные, почти безумные. Блондинка останавливается перед постелью и смотрит, склонив голову в бок, молча, внимательно. В ее голове невеселые мысли, глаза — узкие щелочки, длинные пряди свисают кровавыми сосульками.       — Я родила им ангела. А они воспитали чудовище, — холодный безразличный голос даже не заставил ее дернуться. Эльфийка иногда раньше думала о том, что бы случилось, встреть она свою мать. Узнала бы она ее в толпе? Прижала бы отобранное дитя к своей груди? Седовласая женщина, слишком горделивая для простого инкубатора, глядела брезгливо. — Скольких детей я подарила этому миру? А на тебе благословение Великой Селанил покинуло меня. Шевараш привел тебя ко мне.       — Не Боги привели меня сюда, матушка, — злость с новой силой забила внутри, — Ты получишь по заслугам за деяния свои, не за иссякшее благословение.       Лорелея хотела увидеть мать. Хотела узнать у нее, почему? Почему представительница свободолюбивого, гордого народа позволяла такое к себе отношение. Почему отца ее казнили за неповиновение еще до рождения Лорелеи, а мать всегда была покорна? Блондинка знала, что у нее в Фаэруне слишком много братьев и сестер, и мало кто из них от одного мужчины. Полукровки не в ходу среди рабовладельцев и ни один из украденных эльфов мужчин не позволил бы себе жизнь в клетке в качестве осеменителя. Свобода — то, чего в ее жизни никогда не было, гнало каждого представителя ее рода вперед. Свобода — венец стремлений, неотъемлемая часть жизнь. Свобода. Отнимите ее у лунного эльфа и он увянет, как лоза выдернутая из земли с корнем.       — Нет у меня для тебя мести. Я дарую тебе Свободу, — прошептала девушка и клинок ее утонул в белой плоти. Удивленные синие глаза на мгновение полыхнули чем-то живым, словно давно забытая истина внезапно обрела в них форму, только затем, чтобы в миг угаснуть. Она не почувствовала боли, не мучилась. Лорелея умела убивать быстро и своей создательнице, в качестве слабой признательности, она даровала скорый финал. Одна из женщин сбоку взвизгнула, залилась горючими слезами, но Лорелее было все равно. Жизнь в плену — это не жизнь. За свое существование в цепях и клетках, девушка могла лишь даровать избавление от них.       Она прошла мимо дрожащих забитых людей, что больше похожи на запуганный скот, и покинула этот дом. Маленькие рабы окружали ее, отрезая возможность покинуть это чертово место. Вдали, в черной хмари туч, прогремел раскат грома. Как волнорез, высокая стройная девушка, на вид не старше двенадцати, просочилась сквозь грязную оголтелую вооруженную до зубов толпу. Ее голос был слишком высоким, чтобы быть приятным, но достаточно тихим, чтобы от него не болели уши. Ее подслеповатые желтоватые глаза смотрели на эльфийку почти с безграничным восторгом.       — Наша спасительница! — с почти возбужденным придыханием воскликнула она, — Ты убила наших хозяев, сломала наши оковы! Мы с братьями и сестрами последуем за тобой хоть на край света!       — Не надо, — эльфийка поморщилась, — Я просто убила тех, кто меня продал как скот.       Голова девчушки склонилась на бок, хитрая улыбка растянулась на обветренных губах.       — Но как же нам тебя отблагодарить? — глаза ее опасно блестели, острый язык влажно прошелся по нижней губе, почти хищно, от чего девушке стало не по себе. Захотелось отвернуться, спрятать глаза, но таким нельзя показывать слабости.       — Отвяжись от нее, Марлен, — проворчал тот самый мальчик, которого она спасла на тропе. Его пропускали остальные, расступаясь перед ним, как перед лидером. Если девчонка скользила сквозь, обтираясь о выпирающие ребра, словно кошка, то к этому ребенку остальные питали почтительное уважение. Значит, эти двое — самые старшие и покровительствуют другим. Лорелея помнила своих «старших». Их отдали самым злым и бессовестным мерзавцам, потому что воспитали в младших слишком много бунтарского духа. — Как тебя зовут?       — Лорелея.       — Давно продали?       — Десять лет назад.       — И ты вернулась? — ребенок усмехнулся. Эльфийка развела руками, словно бы говоря: «как видишь».       — Ты свободна?       — Нет.       Мальчишка задумчиво опустил глаза вниз. Детишки следили за ним, ловили каждое слово. Марлен ласково обняла его за плечи и прижалась влажными от слюны губами к виску. Мальчонка отмахнулся.       — Не представляю, — буркнул он себе под нос, — Что же делать дальше.       Он оглядывался по сторонам, взгляд серых глаз безразлично скользил по трупам работорговцев, брезгливая гримаса растянулась на лице при виде затхлого покосившегося от времени барака. Лорелея тяжело вздохнула.       — Есть ли у вас карта? — мальчонка прищурился, Марлен кому-то подмигнула и маленькая голодранка юркнула в главный дом. Уже скоро у эльфийки в руках была вполне себе сносная карта. Она расстелила ее на закрытом тяжелой деревянной крышкой колодце, Марлен и мальчик встали от нее по обе стороны.       — Ромеро, — гаркнул мальчишка. К нему тут же подбежал долговязый худощавый мальчонка, подслеповато щуривший глаза. Лорелея сразу узнала в нем кандидата для продажи в торговые дома. Такие с цифрами управлялись лучше всего. Ромеро уставился в карту внимательным взглядом широко распахнутых глаз, большущих, как блюдца. Лорелея провела пальцем по шелестящей бумаге.       — Тут находятся Проклятые Земли. Проклятье с них пало совсем недавно, поэтому об этом мало кому известно. Места опасные, но практически никого там нет. Вы сможете начать там новую жизнь. Избегайте этих дорог и троп, на Врата движется армия, которая любого сметет на своем пути.       — Я запомнил дороги, Лео, — сиплым голоском пробормотал Ромеро, после чего свернул карту и убрал ее во внутренний карман поношенной курточки. Марлен весело хлопнула в ладоши.       — Сантьяго, Сол выгоняйте скот и запрягайте телеги! Вивьен, Лана собирайте малышей! Берите с собой все оружие, золото и припасы, всю одежду, все необходимое и загружайте в телеги! Мария, Люпин наберите как можно больше воды. Что мы будем делать с теми женщинами? — Она глядела на Лео восторженным взглядом, дети по команде бросились врассыпную. Лео уставился на Лорелею.       — Эти женщины… Что с ними делать?       — Мне все-равно. Уводите их отсюда. Хотите, забирайте с собой, не хотите — пусть идут куда захотят. Как только вы отсюда уйдете, я сожгу это место до тла. — Лорелея отвернулась и отошла от суматохи, Лео кивнул, прищурившись наблюдая за ней со своего места.       Пока бывшие рабы собирали все, что не прибито, и укладывали в телеги, эльфийка сидела на поваленном бревне на окраине лагеря и усталым взглядом осматривала округу. Особенно сильные мальчишки собирали трупы и утаскивали их в главный дом, часть детей перетаскивала туда же солому из хлева, маленькие девочки стаскивали все, что может сойти за горючее и оставляли это у колодца. На ее макушку упали первые крупные капли надвигающегося ливня.       — Ты можешь отправиться с нами, — раздался суровый не по годам мальчишечий голос, вырывая девушку из безрадостных мыслей. Блондинка мотнула головой.       — У меня есть еще дела во Вратах. — Это было лишь частью правды. Другой ее частью было то, что Лорелея совершенно не желала оставаться в их обществе. Она и так большую часть своей жизни провела среди таких вот детей. Она пришла и помогла им, разожгла ту самую, единственную необходимую искру восстания. Они вместе вырвали свободу и свершили месть. За всех, кто когда-либо пострадал от рук этих ублюдков. Дождь смывал с ее волос следы битвы, кровавые потоки текли по ее лицу. От Люпуса пахло мокрой шерстью.       — Можешь найти нас после, если захочешь, — мальчик пожал плечами и развернулся уходить, но передумав, повернулся к ней, — Спасибо.       Девушка угрюмо усмехнулась и кивнула. Волк у ее ног протяжно завыл. Малютка в коротеньком грязном платье подбежала к ней и протянула Лорелее что-то. Девушка взяла в руки свиток. Адское пламя. Блондинка хмыкнула и улыбнулась, понимая чужую затею. Бледное маленькое личико ребенка просияло, широкая улыбка осветила лицо. Дитя запрыгало на месте, хлопая в ладоши, замычало что-то непонятное, а после убежало. Рвотный рефлекс снова подступил к горлу, глаза противно защипало. Так мычат только те, у кого отрезали язык.       Астарион проснулся из-за шума вне палатки. Хальсин пытался успокоить во всю разгоревшуюся варваршу.       — А что если этот ублюдок уже ее схватил?! Вещи тут! А ее и след простыл.       Вампир нахмурился. Они все знали про утренние обходы Лорелеи, это было в порядке вещей и совершенно нормально для следопыта. Что было не нормально, так это ее отсутствие, а ведь день уже в самом разгаре. Она не вернулась. Поэтому никого не разбудила, как это было привычно. А потому они и представления не имели, ни где она, ни как давно ее нет, ни что случилось. Ужасные картины непрошенными гостями ворвались в разум, одна хуже другой. Все собирались в спешке, Хальсин подхватил легкий девичий рюкзак и они поспешили в сторону Врат.       Ливень застилал глаза, но пережидать его времени не было, ровно как и возможности. Корвус хрипло каркал в небе, летел едва пробиваясь сквозь тяжелые потоки воды. То, что птица в порядке, радовало. Однако, они все еще не нашли его владелицу. Ворон опустился ниже и сел на плечо вампиру, громко каркнул, словно пытаясь привлечь внимание, потянул за торчащий из-под брони воротник рубахи. Собирались впопыхах и выглядели все так, будто сбежали из цирка. Не сказать, что это кого-то волновало. Ливень бушевал недолго, сменяясь обильным дождем, но это лишь затишье перед бурей. От варварши валил во все стороны пар, воздух шипел.       — Гарью пахнет, — проворчала Джахейра.       — Это не я! — Карлах тут же принюхалась к своим доспехам, — Не я, говорю же!       — Там! — Уилл указал куда-то в сторону. Ворон сорвался с вампирского плеча и полетел, часто хлопая мокрыми крыльями.       Лорелея шла по тропинке вверх медленно, не торопясь, за спиной ее черными клубами валил дым, пламя ревело так громко, что было слышно даже им. Эльфийка насквозь пропитана кровью, Астарион чувствует ее запах и желудок неприятно скручивает. Пахнет и ей и кем-то другим, многими людьми сразу, ароматы смешались и превратились в нечто отталкивающее и совершенно не аппетитное. Дождевая вода окрашивается в алый и потоками бежит по ее мрачному усталому лицу, спутанным волосам и рваным в некоторых местах доспехам. Корвус пытается привычно приземлиться на плечо, но что-то останавливает его. Он громко хрипло каркает и усаживается на другое, его клюв тут же принимается теребить острый кончик ее уха. Лорелея глядит на него почти невидящим взглядом, а после ласково улыбается, осторожно проводит пальцами по мокрым перьям и глубоко вздыхает.       — Где ты была?! — Астарион вырывается вперед, но остальные не сильно отстают. Он зол, обеспокоен и чертовски напуган, но на свободу он выпускает только первое.       — Ходила домой, — просто ответила она, совершенно не обращая внимания на их непонятливое переглядывание, на нахмурившееся лицо бледого эльфа, на опущенный вниз взгляд Хальсина.       Она развернулась и пошла по тропе дальше, в сторону Врат Балдура. В ее спину упирались чужие взгляды, запах гари плотно засел в ноздрях. Алые как кровь рубины буравили ее затылок, словно пытались просверлить в ее голове дырку и вытащить оттуда события этого чертового утра. Отряд шел за ней следом. За спинами валил черный густой дым, вода застилала взгляд, а воздух был заполнен нарастающим с каждым ее шагом звоном цепей.