Fangs and chains.

      Лорелея тяжело дышала, стряхивая густую гоблинскую кровь с острия кинжала. Стрелы кончились еще бог знает когда, и ей, совершенно не испытывающей восторга от ближнего боя, пришлось-таки ввязаться в рукопашную. Рядом с ней, ощутимо нагревая затхлый влажный воздух, провонявший продуктами гоблинской жизнедеятельности, почти полыхала Карлах. Ее попытки успокоиться результата пока не давали. Гейл устало сидел на откинутой на землю крышке саркофага и меланхолично наблюдал за попытками Астариона вскрыть дверь в тюрьму. Оставшиеся гоблины забаррикадировались там, непонятно на что надеясь. Лаэзель брезгливо пыталась очистить лезвие своего меча от черной тягучей жижи, которой пропахли их доспехи.       — Я же говорил, что у нас уйдут многие часы на то, чтобы всех их перерезать, — недовольно ворчал эльф, упорно орудуя отмычками. — Надо было просто сваливать в город и все.       — Ну и шел бы один, — проворчал Уилл. У него не было совершенно никаких сил на споры. Вампир недовольно забубнил себе под нос. Замок податливо щелкнул, однако дверь не поддалась.       — Надо искать другой вход, небось они там завалили все к чертовой матери… — проворчала эльфийка. После чего громко присвистнула, и в помещении откуда ни возьмись появилась белая кошка. Вампир покосился на зверя с недовольством, плюхнулся задницей прямо на пол и уперся спиной во вскрытую, но тем не менее не открывающуюся дверь. Умение следопыта буквально из воздуха призывать свой зверинец удивительным, в общем-то, не было. Однако, чем опытнее призыватель, тем меньше у него становится зверюг. Все жизни конечны, и судя по скудному выбору Лорелеи, кроме кошки, ворона и волка, других животных у нее не осталось. Когда Гейл завел этот разговор пару вечеров назад, ее лицо стало ужасно печальным, и у мага получилось отвлечь девушку от печальных мыслей только рассказами о своем трессуме. Эльфийка почесала зверя за ушком, мягко что-то мурлыкнула, и животное посеменило прочь, а владелица устало приземлилась на краешек каменного саркофага, едва удержав равновесие, чуть не плюхнулась внутрь.       — Может, я просто подорву эту дверь, и все? — варварша радостно захлопала в ладоши. Лорелея задумалась. И правда, у зентаримских торгашей тут стояли бочки с дымным порохом. Откуда такое у зентов, думать не хотелось, однако воспользоваться ими было вполне можно. Только никто не гарантировал, что от взрыва не пострадает никто внутри, что на них не обрушится часть храма и кучи других нюансов. Были бы там только гоблины, можно было бы проложить дорожку из пороха до выхода, завалить эту комнатушку бочками под самую завязку и подорвать все к дьяволу, но им ведь нужен был друид. А он, судя по всему, был все еще живой и находился прямиком по ту сторону двери. Так что все это было не очень хорошим вариантом. Да и проход к Песне Ночи, что они планировали отыскать в этом храме, мог быть прямиком из тюрьмы. Маловероятно, конечно, но кто этих селунитов знает…       Поиск обходного пути, а также освобождение друида гладко не прошли. У Астариона от аромата крови союзников почти помутился рассудок. Шедоухарт даже предложила посадить его на цепь. Все над этим предложением посмеялись, кровосос отпустил колкий комментарий, и только эльфийка зябко повела плечами и с мрачной миной похромала дальше в сторону лагеря. Огромный, словно пещерный медведь, друид после своего освобождения обратился мышью — и след его простыл. Что мешало ему сделать это до того, как их отряд вырезал под корень всю гоблинскую армию, оставалось вопросом открытым.       В лагере каждый разбрелся по своему углу, каждому необходимо было уединение. Почиститься, элементарно отдохнуть, побыть в конце концов со своими мыслями наедине. Вампир думал только об одном: настал час. Его отточенная годами техника соблазнения, выверенная до распоследней улыбочки, работала как часы. Выпихнуть ее своей податливостью в лидеры было до смешного легко, втереться в доверие — еще проще. Дуреха даже кровью своей его поила, а когда его «недуг» вскрылся для остальных, еще и защитила от шального кола в область сердца. Теперь оставалось только подобрать нужный момент. Пара сладких слов, улыбка-другая, и его ловушка схлопнется, а эта девица, прямо как в мышеловке, будет в его лапах. Только немного перетерпеть. В последний раз. Мужчина болезненно сморщился и поежился. Удовольствия ему вся эта игра едва ли доставляла. Можно было бы даже сказать, что ему все это было отвратительно, если бы не странная реакция второго игрока. Она, казалось бы, полностью была в его руках, однако каждый раз, когда Астарион пытался повлиять на ее решение, девица была непреклонна. Он рассчитывал, что одна-единственная сахарная улыбочка будет заставлять ее через обруч для него прыгать, как дрессированную зверушку. А она вместо этого не только умудрялась делать все так, как ей захочется, но еще и усыплять своими словами его вредную натуру.       «Мы вовсе не помогаем этим деревенским дурачкам, плевать на них, каргу нужно грохнуть, а потом вынести у нее из дома все полезное», — чуть коней не двинули, пока убивали эту чертову старуху, а эльфийка потом все равно взяла и отдала деревенской дуре ее зомби мужа, да еще и от награды отказалась: — «С этой паршивой овцы и клок шерсти не снимешь».       «Этот гном шлепком на камне нам ничем не выгоден, а вот добро его по дороге найти — дело почти праведное», — и пусть пожитки глубинного коротышки были совершенно скудными, ее это, казалось, вовсе не расстроило.       «Везде можно извлечь свою пользу!», — когда она за шесть сотен золотых выкупила у зентов какого-то художника, у блондина вообще чуть башню от возмущения не снесло. Он хотел уйти немедленно, потому что вот уж чего-чего, а бюро помощи своего имени он открывать был совершенно не намерен! Однако позже, вечером в лагере, на подушке у своей палатки он нашел прижатый камешком лист желтоватой бумаги. С него на вампира смотрел недовольным взглядом мужчина неопределенного возраста. Слишком юн лицом, слишком стар глазами. Лицо — высокомерная маска, локоны кудрей за длинными острыми ушами. Насколько оригинал был схож с этим сделанным на скорую руку наброском, Астариону было сложно сказать. Своего лица он не видел уже почти две сотни лет, о чем не так давно и сообщил своей непутевой жертве, с интересом глядящей на него, бесполезно уставившегося в зеркало. Зеркало было выброшено и разбилось каплями непролитых слез по утраченным возможностям. Ее глаза, слишком пристальные и внимательные, пронзающие насквозь, оказались до отвращения близко. Настолько, что захотелось тут же их выколоть, но пришлось себя держать в руках. И хоть она сказала, что он прекрасен. Пусть он и ответил, что отражаться в глазах другого тоже неплохо. Кажется, девушка поняла, что ему этого всегда будет мало. Мужчина с интересом всматривался в лицо, глядящее на него с шероховатой поверхности выдранного откуда-то наспех листа. Потом глянул на девчонку, и та улыбнулась, на щеке у нее был след от чужой засохшей крови. Может быть за «личного мазилку» они и выплатили солидные деньги, но после сняли куда больше с трупа этого же горе-продавца. У вампира едва получилось сдержать усмешку.       В рощу двинули на следующее утро. После того, как они вырезали тут всех гоблинов, гноллов и вообще всякую нечисть, ходить по тропинкам стало в разы безопаснее, однако Астарион, конечно же, по привычке держал ухо востро. Лорелея же, обычно веселая и беззаботная, пусть и обманчиво, потому что внимательности это у нее не отнимало, шагала вперед с напряженной миной. Без меры любопытный маг уже успел предпринять провальную попытку выяснить, что с девушкой не так, а потому забалтывал шарритскую жрицу, которая весьма неохотно, но все же вступила в диалог о богах и верованиях. Честно говоря, у вампира от их непрекращающейся болтовни уже голова кругом шла.       — Астарион, а ты когда-нибудь поклонялся богам? — Мужчина поморщился, до чего ж неуемное любопытство у этого мага.       — Я не высказываю свое почтение никому из богов.       — Неужели ты никогда не чувствовал божественного зова? — шарритка внимательно следила за его выражением лица. Варварша шагала за бледным эльфом, ее огромная тень защищала его от солнца.       — О, чего я только не пробовал! Только вот никто не ответил. — Воцарилась некомфортная тишина. Ее лицо, повернутое к нему лишь слегка, стало еще более задумчивым. Вскользь брошенный на него взгляд был пропитан печалью. Внезапно он пожалел, что вообще открыл рот, хотелось отвесить какой-нибудь едкий комментарий, но при одном взгляде на девчонку, желание улетучивалось.       В роще царила атмосфера суетных сборов, радости и волнения — в самом приятном смысле этого слова. Зевлор встретил их как героев, необычное чувство, да и не сказать, что самое приятное. Речь зашла о пирушке в их скромном лагере и, к удивлению всего отряда, вампир только радостно согласился. Жадный блеск в его глазах никто не заметил.       Лорелея, явно не ожидавшая такого энтузиазма, отказать не могла. Хотя, справедливости ради, когда она вообще отказывала? Помочь? Пожалуйста! Крови дать? Только не досуха! Адское железо? Перевернем все закоулочки! Отдать магические артефакты на съедение? Найдем еще! Сама доброта. Аж передергивало от этого. Конечно, будь она иной, едва ли у него получилось бы так просто заманить ее в свои сети, но чужая отзывчивость менее раздражающей от этого не становилась.       Лагерь их шумел и гудел, звенел смехом и музыкой, пах вином и костром. Гейл показывал тифлингской малышне веселые магические «трюки», Шэдоухарт и Лаэзель предпочитали сидеть отдельно от толпы. Обе потягивали вино и смотрели на окружающих задумчиво: кто с толикой иронии, а кто с откровенным безразличием. Карлах, по определению будто не умеющая быть тихой, отрывалась среди своих сородичей на полную катушку. Уилла Астарион приметил сидящим на берегу реки подальше от толпы. Мужчина явно был не в своей тарелке и не желал портить праздник новообретенными демоническими рогами. Хальсин громадой мышц и спокойствия возвышался над празднеством, но особого рвения к тому, чтобы присоединиться, не испытывал. Не видно было только девчонки.       В роще она очень долго о чем-то толковала с верховным друидом, после чего заметно притихла и ходила мрачнее тучи. Вампир ожидал, что на этом празднике жизни она будет среди всех радоваться, плясать, смеяться. Но ошибался. Эльфийка сидела вдали от лагеря в гордом одиночестве и хлестала вино из пыльной бутылки. Лицо ее было задумчивым, а взгляд печальным и тоскливым. То ли вампир подкрался незаметно, то ли она настолько ушла с головой в собственные мысли, но когда он едва задел ее плечо кончиками пальцев, эльфийка вздрогнула всем телом и рука девицы дернулась к ножнам.       — Это ты, — как-то отстраненно произнесла она почти шепотом, тут же расслабляясь и поворачиваясь в сторону реки. Луна красивыми бликами прыгала по ленивому течению, вода отражала в себе всю красоту звездного неба. Если бы не причина, по которой они все были тут, вампир мог бы даже подумать, что место весьма красивое, а в таком антураже даже романтичное. Девушка слегка двинулась, освобождая ему место рядом с собой.       — Я ожидал увидеть тебя отплясывающей с этими беженцами, никак не тут, — с заметной иронией в голосе произнес мужчина, опускаясь рядом с ней на землю и забирая у нее из рук бутылку. Вино на вкус было как уксус, слишком терпкое и кислое. Таким грех праздновать. Таким обычно запивают горе.       — Просто устала. — Кровосос прекрасно понимал, что она врет, но выспрашивать ничего не стал. В конце концов, что ему за дело до ее размышлений? Он ведь тут не для этого. Она пьяняще и почти удушающе пахла вином, и кровь ее наверняка горячее солнечных лучей. Он едва сумел отвести взгляд от призывно выпирающей вены на бледной шейке. Сейчас рисковать было нельзя. — Ты что-то хотел?       — Ох, дорогая, все, чего я хотел, это немного веселья. Неужели это так много?       — Чем тебе в лагере не весело?       — Беженцы — не совсем та компания, которую я ищу. Не подходят они для чего-то веселого.       — И что же для тебя веселье, в таком случае? Снова кого-нибудь убить? — она смотрела на него слишком внимательно. Отточенная годами фирменная улыбочка, настолько идеальная, что аж противно ее натягивать. Голос слаще меда, все его очарование свалить на нее так, чтобы похоронить под ним ее бдительность. Что может быть проще?       — Ничего настолько драматичного, — рассмеялся он, — Просто ты, я и может быть «маленькая смерть», если ты понимаешь о чем я.       На какое-то время она впала в глубокую задумчивость и пусть взгляд ее все еще был направлен на него, Астарион был готов дать руку на отсечение, что девушка в этот момент его совершенно не видит.       — Конечно, — как-то совершенно безразлично пожала плечами эльфийка и снова уставилась на воду.       Несмотря на всё, что там думалось остальным членам отряда, Лорелея глупой совершенно не была. Быть может, без меры доброй и отзывчивой? Возможно. Но у нее были на то свои причины, раскрывать которые кучке зараженных иллитидскими паразитами случайных попутчиков абсолютно не хотелось. Была в ней и толика наивности, которая часто играла с ней злую шутку. Свою недолгую относительно эльфа жизнь девушка легкой назвать никак не могла, а потому за остатки чего-то детского, чего-то, что делало ее человечнее, она держалась крепкой стальной хваткой. В обычной привычной ей повседневности, кому-то помочь у нее никогда не получалось, а потому сейчас она с радостью помогала всем, кому могла. Тем более что сейчас это очень удобно перекликалось с ее собственными интересами.       Она прекрасно понимала, что вампир подмазывается к ней, но полагала, что от нее ему нужна лишь кровь да чтобы спину в бою прикрывала. Но того, чем обернется этот вечер девушка никак не ожидала.       Маленькая смерть… Девушка правда полагала, что вампир так намекает на утоление своего голода. Что ж, она не была неправа, но голод оказался не совсем тем, о котором она думала изначально. Хотя, по итогу он остался и сыт и удовлетворен. По началу она сомневалась, стоит ли связываться с вампиром в таком ключе, но потом решила, почему бы и нет? Один раз живем. Вдруг это может быть чем-то приятным, если соглашаешься по собственной воле? Лорелея была заинтригована и почти потеряла бдительность в процессе, но лишь до того момента, как увидела в алых глазах отблеск отвращения. Внутри все неприятно сжалось, однако назад пути уже не было. Когда все закончилось, к удивлению новоиспеченного любовника, она быстренько оделась и сбежала в лагерь, не дав ему и словечка вставить. И без того плохое настроение стало и вовсе отвратительным. «Ну ничего… — думала она, — завтра мы разойдемся в разные стороны и больше никогда не увидимся».       Астарион сидел в своей палатке и хмуро пялился на отблеск костра, что виднелся сквозь едва колышущиеся от слабого ночного ветерка пологи. Никогда ранее его жертвы не сбегали так быстро. За годы служения мастеру ему не один раз приходилось совращать добычу, чтобы потом привести ее, как жертвенную овцу, на заклание в замок хозяина. Теперь же он не понимал, что сделал не так. Казалось, что эльфийку все устраивает, что ей все нравится. Как могло быть иначе, с его-то опытом в постельных делах? Но в какой-то момент что-то пошло совершенно не так, и без того зажатая девица будто полностью перестала получать удовольствие от процесса, а потом и вовсе смылась от него подальше. Это было странно. Секс с ней в принципе был не таким, как с другими его жертвами. Астарион чувствовал странную смесь удовольствия и отвращения. Ее тело было мягким и теплым, губы манящими, изгибы были почти очаровательными, а голос соблазнительным и томным. О ней не хотелось забыть сию же секунду. И тем не менее, он снова заставлял кого-то другого чувствовать к себе что-то тем путем, которым его учили и заставляли затаскивать людей на смерть, а потому ему было противно. Вампир не догадывался, что это отвращение было предельно ясно видно в его взгляде, а потому ему было совершенно невдомек: что же пошло не так, где же он прокололся? Увы, получить ответ на свой вопрос он не мог, потому что совершенно не желал его задавать. Удалось ли ему привязать ее к себе будет ясно позже.       Он был относительно сыт, все еще ощущал вкус ее крови на языке и должен был быть доволен. Но сон все никак не шел к нему, а рассвет тем временем уже забрезжил на горизонте.