Скажи мне «да»…

      Тарталья открыл глаза и растерянно оглянулся по сторонам. Он оказался посреди бамбукового леса, в совершенно незнакомой ему местности. Одеревеневшие бамбуковые стволы несильно покачивались из стороны в сторону, а листья их, волнуемые ветром, шумели, заставляя сердце замереть от тревоги.       Что было очень странно, ведь место само по себе, казалось, просто не могло нести за собой какую-то опасность. Красота бамбукового леса пленила. Хотелось гулять здесь и разглядывать пейзаж, не заботясь ни о каких проблемах. Но его влекло в определённую сторону, все сильнее волнуя сердце.       Долго бродить не пришлось: Спустившись чуть ниже, Тарталья наткнулся на небольшую бамбуковую хижину. Она выглядела очень хрупкой; Казалось, что это небольшое сооружение разрушится, стоит ветру сильнее дунуть. Но, кажется, находящихся внутри людей это не заботило.       Аякс не стал сразу приближаться к постройке. Он обошел ее, желая спуститься к заднему дворику, где слышались непонятные звуки. Это было похоже на реалистичный сон, когда, не понимая происходящего, ты все равно шел куда-то вперед, словно ничего необычного не происходит.       Стараясь как можно осторожнее перешагивать через выступающие из земли камни, он внимательно всматривался в землю. Потому, не заметив сбоку деревце, он шарахнулся от ветвей, появившихся в его поле зрения. Аякс запнулся об острый камень и покатился вниз, не пропустив ни единой кочки… но как ни странно, и капли боли он не ощутил от этого падения.       Инстинктивно схватившись за голень, парень застыл, не нащупав даже намека на царапину. Он в недоумении уставился на свою ногу, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нельзя было сказать, что он совсем ничего не чувствовал. Все его тело болело. Но явно не из-за падения… он как будто тренировался несколько дней подряд, из-за чего все его мышцы ужасно ныли.       Не понимая, что происходит, Тарталья поднял голову, осматриваясь по сторонам. Прямо перед ним, на заднем дворике хижины замер мальчик восьми-девяти лет. На его голове отчетливо виднелись небольшие рожки, кончики которых красиво переливались из темно-коричневого в янтарный. Волосы, собранные в высокий пучок, сильно растрепались, а ханьфу, что должно было быть светло-бежевого цвета, превратилось в грязный серый халат. Он тяжело дышал, держа в руках длинную палку. Судя по всему, он отрабатывал удары, пока его учитель пропадал где-то внутри хижины.       Аякс замер. Он не знал, что будет, если его заметят. Не прибежит ли мать этого существа, чтобы скрутить его и потом бросить в печь? Или быть может мальчишка сам проткнет его этой тупой палкой? Тарталья до сих пор не понимал что происходит вокруг и чего ждать. Поэтому он очень насторожено относился даже к камням, неподвижно лежащим под ним. Однако мальчишка не обратил на него внимание, словно Тарталья был жалкой мухой. Он продолжил оттачивать свои удары на толстом пеньке, у которого по бокам уже сыпалась кора.       Поднявшись с земли и отряхнувшись, рыжеволосый, чтобы убедиться в своих догадках, подошел ближе к пареньку и помахал перед его лицом ладонью. Но, так и не получив никакой реакции, он выпрямился и почесал затылок, наблюдая за запыхавшимся мальчишкой.       У того была очень приятная наружность. Пухлые, но болезненно белые щечки, маленькие ладошки, что кровоточили из-за слишком больших стараний… Забавный драконий хвостик с пушистой кистью янтарного цвета на кончике.       Тарталья приподнял одну бровь, садясь прямо напротив мальчика на корточки. Уж до боли этот маленький ангелочек напоминал одного паршивца, которого страшно хотелось придушить. Но эта мысль была настолько ошеломительна, что верить в нее совершенно не хотелось. Разве могло это чудо, что так сжало губки и нахмурило бровки, усердно тренируясь, вырасти такой мерзкой холодной тварью?       Тем не менее, сейчас, глядя на этого мальчишку, все, что чувствовал Тарталья — это необычайную нежность. Маленький серьезный Моракс, что так усердно выполнял задания учителя, дабы услышать от него хотя бы одно ласковое слово — самое милое, что когда-либо видел юноша в своей жизни. Хотелось притянуть его в свои объятия и утешительно потрепать по голове. Вот только… даже прикоснуться к нему оказалось невозможным. Рука Тартальи прошла сквозь него, словно он был обычным призраком.       Аякс с грустью посмотрел на окровавленные ладошки Моракса. Было очень больно наблюдать за тем, до какого состояния доводит себя совсем еще маленький мальчик, чтобы выполнить указание Учителя. Нужно было очень любить и уважать своего мастера, чтобы вот так стараться из-за всех сил. И обладать неимоверным упрямством… Жаль, что эта черта у Моракса была так деформирована.       Мальчик остановился и, прикрыв глаза, сделал глубокий вдох, как будто успокаивая свое маленькое сердце. После этого он с необычайной скоростью нанес удар по импровизированной мишени, раздробив в щепки весь левый бок. Тарталья, что находился всего в нескольких сантиметрах от пня, вздрогнул, ошарашено уставившись на это «безобидное» маленькое существо. Его сердце чуть в пятки не рухнуло, от такой сильной быстрой атаки… Хотелось забрать все свои слова о том, что маленький Моракс милый обратно.       Но не успел Аякс фыркнуть и отступить, как он увидел маленький пушистый комочек у ног Моракса, взявшийся из ниоткуда. Это был маленький кролик, что мило шевелил носиком, приблизившись к своему хозяину. В мгновение Ока выражение мальчика изменилось и на его лице появилась теплая улыбка. Он отшвырнул в сторону палку и присел на корточки, желая поднять животное на руки. Однако его окровавленные ладошки замерли в нескольких сантиметрах от этого белоснежного существа… Моракс посмотрел на свои грязные руки и убрал их за спину, наклонившись к кролику.       — Тебе нельзя быть здесь. Мастер будет ругаться.       Тарталья не удержался и тоже присел на корточки напротив мальчишки. Он внимательно вглядывался в чужие глаза напротив, наполненные нежностью и любовью. Видеть его таким было до того непривычно, что мозг сам пытался построить между маленьким Мораксом и взрослым стенку, разделяя личности. Совсем как… с Чжун Ли.       — Давай, беги отсюда, — тихо сказал Моракс, аккуратно подтолкнув маленький комочек ботинком, чтобы тот сдвинулся с места. Он снова выпрямился и подобрал палку с земли, намереваясь возобновить свою тренировку.       Только лишь когда кролик отошел от него на достаточное расстояние, он снова начал тренировать свои удары. А Тарталья так и остался сидеть на корточках, со сложным выражением на лице, наблюдая за его маленькой фигурой. Однако долго сидеть не пришлось: позади, в хижине послышался какой-то скрип. Юноша тут же обернулся на звук, вглядываясь в окошечко. Он поднялся на ноги и приблизился к нему, заглядывая с любопытством внутрь помещения. Там на полу сидел человек, обращённый к улице спиной. Его черные волосы водопадом спадали вниз, красиво переливаясь на свету.       Учителя Моракса Тарталья представлял дряхлым злым дедушкой, который едва ли передвигался на своих двоих. Кажется, сам демон не один раз называл его стариком… Однако перед ним сидел мужчина, на голове которого не было ни единой седой волосинки. Как можно было его назвать стариком?!       Внезапно дверь, напротив которой сидел мужчина, открылась, и на пороге возникла еще одна фигура. Явившийся был одет в белую мантию с капюшоном и потому выглядел очень загадочно и статно. Но стоило ему снять с головы капюшон, как Тарталья чуть воздухом не подавился, замерев на месте как вкопанный. Прямо напротив него стоял… Лин Гаунмин. Его белоснежные волосы и красивые правильные черты лица Аякс очень хорошо запомнил. Сомнений быть не могло — это он.       Но… как такое было возможно? Ведь Тарталья явно наблюдал сейчас воспоминания Моракса. А демону было несколько тысяч лет. Разве мог учитель Чайльда столько прожить? Да, Заклинатели считались долгожителями по сравнению с обычными людьми. Развив свое золотое ядро на определённом уровне, они как будто прекращали стареть, доживая до ста пятидесяти, в редких случаях до двухсот. Но… Несколько тысяч лет прожить обычному заклинателю было просто невозможно.       Если только… он был не человеком?       Тарталья нахмурил брови, все свое внимание теперь сконцентрировав на этих двоих.       — Учитель, — Лин Гаунмин поклонился, сложив руки в знак приветствия.       — Зачем пришел? — сухо спросил мужчина, даже не открыв глаза.       Молодой человек сладко улыбнулся, совершенно не задетый подобным отношением. За столько лет он уже привык к ворчанию своего мастера, потому Лин Гаунмин просто прошел вглубь комнаты, поставив корзинку со вкусностями на столик.       — Я принёс сладостей своему шиди. Подумал, что было бы неплохо, если бы учитель хотя бы иногда менял кнут на пряник.       Тарталья опешил. Потребовалось некоторое время, чтобы переосмыслить все услышанное. Казалось, у юноши вот-вот взорвется голова из-за шестеренок, пытающихся крутиться там.       — Балованный ребенок непочтителен; балованная собака непослушна, — ответил мужчина и, наконец, посмотрел на своего гостя. — Моему ученику не по нраву мои методы воспитания? Удумал советы раздавать?              Так как Лин Гаунмин стоял лицом к Тарталье, юноша очень хорошо увидел, как улыбка молодого человека превратилась в легкую ухмылку, словно говоря «Не по нраву — мягко сказано». Однако это выражение лица быстро сменилось на почти приторную почтительность, когда он вновь повернулся к своему мастеру.       — Что вы, Учитель, этот ученик бы не посмел. Многим покажутся ваши методы довольно жестокими, но они бесспорно имеют свои плоды.       Мужчина внимательно посмотрел на него, после чего приблизился к окну и принялся расставлять на столе чашечки с кувшином вина. Тарталья с интересом разглядывал его недовольное, но очень красивое лицо. Можно было бросить на этого человека лишь один взгляд, чтобы понять насколько этот человек строг и безжалостен ко всем окружающим его людям. Наверняка не только ученики страдали от его нрава.       «Такое ощущение, что главным критерием для его учеников была неотразимая внешность» — подумал Тарталья, переведя взгляд обратно на Лин Гаунмина.       — Ты невыносим, — прокомментировал мужчина, разливая вино. — Надеюсь, у тебя никогда не будет детей, ведь иначе эти паршивцы могут перенять твой отвратительных характер.       — Не понимаю, о чем вы, — как будто намеренно не стирая с лица улыбку, сказал Лин Гаунмин, прекрасно понимая, что это раздражает его собеседника. Его учитель явно был не тем человеком, с которым вежливость и сладкие речи могли положительно воздействовать на отношения с ним. Тем не менее, молодого человека совершенно это как будто не волновало.       Лин Гаунмин посмотрел в сторону окна, и Тарталью почему-то пробил озноб, когда его зеленые глаза обратились в его сторону. Лишь через пару секунд до юноши дошло, что смотрел он не на него, а на Моракса, что тренировался сейчас прямо позади него.       — Не слишком ли вы жестоки с ним? Кажется, даже с нами вы не были настолько строгими.       Этот вопрос — высшая степень наглости, учитывая то, как боготворили в те времена своих учителей. Лин Гаунмин в открытую поставил под сомнение его метод обучения. Однако… К удивлению Аякса, мужчина не стал сильно гневаться из-за такого неуважения. Он просто сел за стол, с равнодушием отпив из чаши рисовое вино. После этого он указал ладонью на место напротив, приглашая собеседника.       — Сядь, выпей со мной.       — Вы же знаете, я не пью, — покачал головой молодой человек.       Мужчина поднял на него строгий взгляд, от которого даже у Тартальи пробежались мурашки. Воистину страшный человек.       — Запомни, ни одни переговоры не пройдут как тебе нужно, если на столе не будет стоять рисовое вино и угощения. И сам ты не вызовешь доверия, если не опустеет хотя бы одна твоя чаша, — изрек он, после чего более требовательно указала на стол. — Сядь. Составь компанию своему старому учителю.       Лин Гаунмин помедлил, но все же устроился напротив мастера.       — Я пришел сюда не на переговоры. И просить у Учителя ничего не желал. Не стоит осквернять мои чистые помыслы.       Мужчина поднял ладонь, закрывая тем самым рот своего наглого ученика, возомнившего о себе слишком многое.       — Нужно было твой язык отрезать еще в те годы, когда ты меч в руках не умел держать. Моя вина.       — Прошу, не уходите от темы, — напомнил молодой человек.       Мужчина поставил чашу на стол и серьезно посмотрел на Лин Гаунмина.       — Он очень способный мальчик. Способнее тебя. Но правителем ему никогда не быть. Его судьба — стать оружием в чужих руках. И моя задача, как учителя, сделать все возможное, чтобы это самое оружие было без изъянов. — он повернул голову в сторону Моракса, что прямо на его глазах полностью снес пень обычной палкой. Щепки разлетелись в разные стороны, а мальчишка замер в растерянности, не зная, хорошо ли поступил, или его будут ругать за уничтоженную мишень. Он повернулся к своему учителю, потупив взор, но мужчина ничего не сказал ему. Не было ни похвалы, ни оскорблений. Он лишь махнул равнодушно рукой, желая, чтобы мальчишка убрался с его глаз. — Знаешь ли ты, что считается самым безобразным изъяном воина?       — Трусость.       — Сомнение в приказах, — покачав головой, ответил мужчина. — Я сделаю так, что он станет обычной марионеткой. Обычным воином, не способным здраво мыслить, — он снова взглянул на Лин Гаунмина и, понизив голос, сказал: — Только представь, как могут перевернуться небеса, если ты станешь правителем, а он твоим орудием. Вас никогда не смогут победить.       Тарталья нахмурил брови. Он оглянулся, чтобы посмотреть на Моракса, и увидел, как мальчик, взяв меч в руки, намеренно замедлился, подслушивая разговор. Этот хитрый лис в шкуре овечки продолжил тренироваться, но его движения замедлились. Он наклонял голову вниз и опускал взгляд, вслушиваясь в диалог.       Это было странно. Странно, что заклинатели ничего не сделали для того, чтобы их разговор оставался тайной. Строя планы о том, как бы сделать из кого-то послушную тупую куклу, Тарталья бы в первую очередь побеспокоился об информации и ее утечке. С помощью заклинаний или элементарной осторожности; Он бы никогда не позволил, чтобы человек, на которого у него такие грандиозные планы, что-нибудь узнал. Даже если он маленький глупый мальчик…       — И как вы хотите сделать из него марионетку? — спросил Лин Гаунмин, косо взглянув на Моракса, что сделал вид, будто он вытирает с ладоней кровь. — Моракс очень добрый и отзывчивый мальчик… едва ли он сможет без сомнений занести меч над кем-то.       — Добрый, отзывчивый, сочувствующий… мы избавимся от всего этого ненужного хлама. Я собираюсь провести ритуал, с помощью которого запечатаю все его чувства и эмоции. Для этого всего-то нужно его сломать.       — Сломать?       Мужчина ничего не стал объяснять, отпив рисового вина. Он глянул в сторону Моракса и с подозрением прищурил глаза, заметив что-то неладное в его поведении.       — В чем дело, учитель?       — Этот паршивец подслушивает нас?       Лин Гаунмин перевел взгляд на мальчишку, с интересом следя за его движениями. Удивительно, но Моракс не дрогнул и никак не показал свое волнение, хотя Тарталья отчетливо ощутил, как пропустило удар его сердце. В этом воспоминании юноша разделял все чувства с ним… Потому он и ощущал в самом начале боль во всем теле. Когда Моракс, как ни в чем не бывало, принялся и дальше учить выпады и другие движения с тем же перерывом, что и раньше, Аякс очень пожалел об этом. Ведь его ладони тоже начали сильно болеть каждый раз, когда тот сжимал деревянный меч в руках.       — Вы поставили заклинание? — спросил Лин Гаунмин и, дождавшись кивка, пожал плечами, — в таком случае нечего переживать. Он бы точно не смог сам снять его.       Мужчина пару раз кивнул с задумчивостью, и отпил вино, после чего перевел нечитаемый взгляд на собеседника.       — Сам бы не смог. Да, — он отставил чашку и сложил руки в замок. — Для чего ты приехал?       — Я хотел просить вас отпустить шиди со мной на несколько дней.       Мужчина постучал ногтем по столу.       — Ты так и не осушил свою чашу. В этих переговорах ты не получишь никакую выгоду, так как ты не смог расположить к себе собеседника.       Лин Гаунмин с улыбкой покачал головой.       — Для того, чтобы расположить к себе чиновника при встрече, необязательно пить с ним вино. Выгода легко получается, если знаешь как подойти к человеку.       — Значит ты и с этой задачей не справился. Уж за столько лет ты должен был понять, как расположить к себе своего Учителя.       Лин Гаунмин ничего на это не ответил, с улыбкой глядя прямо в глаза напротив. Атмосфера была очень странной… Тарталья физически ощущал нечто напряженное, нависшее между ними. Сейчас на столе как будто стоял не сосуд с вином, а настоящая доска с шахматами. И эти двое были очень умелыми игроками, что продумывали в эту секунду свои действия на несколько шагов вперед.       Аякс поежился. Такая атмосфера не располагала к адекватному формированию личности. Не удивительно, что Моракс вырос мудаком.       Лин Гаунмин ушел от учителя с пустыми руками. Но стоило мастеру повернуть голову в сторону импровизированной тренировочной площадки, как он обнаружил, что мальчик тоже куда-то запропастился. Моракс, увидев, что его шисюн уходит, рванул вслед за ним. И последнее, что увидел в этом воспоминании Тарталья, как его бывший наставник делится с мальчишкой рисовым пирожным и треплет его по голове. Дальше картинка покрылась трещинами и распалась на осколки, меняя окружающую среду.       Дезориентированный таким резким изменением юноша некоторое время пребывал в растерянности. Но стоило услышать детское рыдание, как он тут же пришел в себя, ломанувшись на звук. Он снова оказался неподалеку от хижины, однако во дворик не пришлось бежать: все действие происходило рядом с журчащим ручейком, на берегу которого стоял Моракс и его учитель. Тарталья чувствовал, как от боли сжималось что-то в его груди, и на глазах у него самого наворачивались слезы от беспомощности, несправедливости и жалости. Это было просто ужасно…       — Ты должен это сделать, — требовательно сказал мужчина, протягивая мальчику крольчонка, что всяческих пытался вырваться из его рук. Бедолага верещал, пока его держали за уши.       — Нет, учитель, пожалуйста отпустите его! Это ведь… это ведь подарок шисюна!       — Это приказ мастера. Шисюн тебе важнее учителя, что спас твою жалкую шкуру и приютил у себя под боком? Возьми его.       Маленький Моракс замотал головой, задыхаясь от собственных слез.       Мужчина потер переносицу свободной рукой, хмуря брови.       — Твои слезы раздражают меня. Прекрати вести себя как маленький ребенок. Оставшись один в лесу, тоже будешь рыдать, не в силах себя прокормить? Каждую птицу жалеть будешь? Я сказал возьми его, — строго повторил он, поднеся чуть ли не к самому носу кролика.        Мальчик попытался закрыть рот, чтобы не раздражать Учителя своим плачем еще больше. Он трясущимися руками взял из чужих рук кролика, но так и замер, держа его за уши. Протянутый Учителем кинжал он упрямо игнорировал, не желая принимать условия. Тарталья, наблюдая за всей этой картиной, нахмурил брови. Ему хотелось оттолкнуть мужчину и крикнуть ему прямо в лицо: «Что ты творишь?», однако это было всего лишь воспоминание, в котором он даже утешить ребенка был не в состоянии. А грудь сжимало, давило, и хотелось разодрать себе всю кожу в этом месте от бессилия и жалости. Жалости к этому существу и себе.       — Твоя задача правильно распотрошить его. Совсем скоро этим тебе придется заниматься самостоятельно, в тяжелых условиях. Я мог бы тебя просто швырнуть в лес и ты бы выживал как умеешь, но я проявляю заботу по отношению к тебе и наставляю.       — Н-но это подарок… это живое существо. Учитель, я умоляю вас.. Пожалуйста…       Мужчина сжал челюсть. Чужие слезливые мольбы в самом деле ужасно его раздражали. Он сжал нож и резким движением полоснул по крольчонку. Тарталья и мальчишка одновременно дернулись в сторону, боясь, что удар придется прямо по ним. Но если реакцию Аякса можно было понять: он впервые видел этого строгого, жестокого человека, то реакция Моракса заставляла задуматься. Раз мальчик на полном серьезе воспринял эту атаку как попытку нанести вред именно ему… Значит, Мастер в самом деле мог выкинуть что-то подобное? Таковы были его методы воспитания?       Провод от зарядки, ремень… все это казалось уже не таким жестоким.       Мальчик растеряно посмотрел на учителя. Тарталья отчетливо ощутил тот страх, что сковал все его тело после такого выпада его Учителя. Казалось, он до конца не мог понять, почему ему не больно. Почему он не чувствует липкую кровь. Потребовалось некоторое время, чтобы он справился с шоком и опустил взгляд на крольчонка, что все еще верещал. С него капала кровь… Мужчина оставил ему серьёзную рану, намеренно не убив сразу.       — Ему больно, Гоушэн. Если ты так и продолжишь стоять и смотреть как он истекает кровью, он умрет в мучениях. И виноват будешь в этом ты.       Мальчик сжал губы, притихнув. Его громкие мольбы и рыдания очень быстро прекратились, теперь он, молча роняя слезы, смотрел на бедное истекающее кровью существо в своих руках.       — Избавь его от мучений. Это единственное добро, что ты можешь сделать для него сейчас.       Моракс поднял на учителя взгляд, в котором отчетливо Тарталья разглядел странный огонек, что, вспыхнув, тут же погас в страхе. Аякс ощутил, как уважение к этому человеку треснуло, и росток ненависти проклюнулся, показывая свой нежно-зеленый стебелек. Но мальчишка так сильно боялся этого странного чувства, прожигающего грудь, что он тут же попытался подавить его в себе. Ведь… это был его Учитель. Человек, который спас его, пригрел и позволил учиться и развиваться дальше. Разве… можно было испытывать к нему что-то, кроме уважения и благодарности?       Тарталья сжал челюсть. Его ужасно бесила вся эта ситуация, бесило, что маленький Моракс пытался всячески подавить в себе ту злость и обиду, которая даже у самого Аякса сейчас разрывала грудь. Хотелось приблизиться к этому ублюдку и хорошенько врезать. Однако он не мог. И это тоже ужасно раздражало!       — Не иди у него на поводу, — уверенно сказал Тарталья, словно маленький мальчик из воспоминаний мог его слышать. — Этот ублюдок специально все это делает.       — Ну же. Долго будешь мешкать? Он страдает из-за тебя.       — Да нихера, не из-за него он страдает, урод! — рявкнул Тарталья, и, сделав шаг вперед, схватил за шиворот мужчину. Однако руки прошли сквозь него, и Юноша лишь напрасно потратил силы, сжимая кулаки. — Это ты виноват, что кролик кровью истекает! Ты его полоснул! Не смей внушать ему вину!       Парень мог лишь скрежетать зубами, злобно глядя на человека, стоящего прямо напротив него. Почему-то они оба внезапно притихли… Тарталья обернулся, не понимая, почему ублюдок перестал подталкивать своего ученика, и застыл, увидев сжатые в тонкую линию губы мальчика.       Моракс тяжело дышал, наблюдая, как капли крови падают на землю. Его сердце сжималось от боли и безысходности. Но… кажется, он на полном серьезе думал, что убийство — единственный выход, чтобы это бедное существо больше не мучилось. Залечить его раны было невозможно. Моракса не обучали этому, ведь цель учителя заключалась в другом.       Тарталья испуганно крикнул, делая шаг к мальчишке. Однако он даже приблизиться к нему не успел, как Моракс поднес кинжал к шее кролика и, зажмурив глаза, перерезал ему глотку.       Визг и дергания прекратились.       Аякс застыл, ошарашено глядя на последнюю слезу сожаления, скатившуюся по щеке.       — В чем проблема была раньше это сделать? — устало вздохнув, спросил мужчина, после чего встал к нему боком и указал ладонью в сторону речки. — Идем, я научу тебя потрошить их и готовить.       Челюсть мальчишки дрожала, но он не смел больше громко плакаться при учителе. В этом… уже не было смысла. Он направился медленно следом за учителем, невидящим взглядом уставившись куда-то вперед. Тарталья хотел было пойти следом, но внезапно он почувствовал нечто странное в районе живота, будто кто-то сжал его в объятиях, удерживая на месте. Не успел ничего осмыслить парень, как впереди начало все рассеиваться, меняясь на другую картинку.       Объятия позади казались фантомными. Тарталья не видел позади себя никого, но странное чувство тепла разлилось там, будто его отчаянно пытались оттащить назад, не позволяя идти дальше. Кто-то явно не хотел, чтобы Аякс и дальше разгуливал по чужим воспоминаниям. Однако парень явно не собирался просить разрешения. Он понимал, что другого такого шанса узнать эту старую черепаху может просто не быть. Поэтому он упрямо пошел вперед, хмуря брови и вполголоса желая «счастья» всем потомкам этой твари, называющей себя Учителем.       Каждый шаг, который он делал, сопровождался странным треском внизу. Пол под ногами как будто вновь начал покрываться трещинами и сыпаться. Тарталья не успел нормально посмотреть это воспоминание, как его уже что-то тянуло вниз… и он ничего не мог с этим поделать. В какой-то момент его будто что-то схватило за лодыжку и дернуло. «Мир» полностью погрузился во тьму, и юноша рухнул, Падая в какую-то необъятную бездну.       Те осколки, на которые рассыпалась последнее воспоминание, что прервал Моракс, превратились в небольшие сценки из его жизни. На них было видно, как тот маленький мальчик потихоньку взрослел, становясь подростком.       Тренировки, замечания учителя, который был вечно недоволен своим учеником, охоты… Каждый раз убивая какое-то животное, юный заклинатель складывал руки вместе и просил прощения перед тем, как начать разделывать тушку. Тарталья видел все это, пробегаясь взглядом по отрывкам из жизни демона. И везде, абсолютно везде мальчик был одинок. Словно побитая, никому ненужная собака, он то слонялся по окрестностям, то тренировался до изнеможения. Но и этого его Учителю было недостаточно. Ему всегда что-то не нравилось.       Тарталья повернул голову в сторону и увидел на осколке сцену, где одиннадцатилетний Моракс стоял на коленях, сжав губы, в то время как учитель бил его по спине бамбуковой палкой за какой-то небольшой недочет в его движениях. После этого мужчина бросил ему эту самую палку и приказал защищаться. В гневе он схватил настоящий свой меч и двинулся в сторону мальчишки. Чем закончилась эта перепалка, Тарталья так и не узнал. Осколок перевернулся другой стороной, и там он увидел уже одного Моракса, сидящего под дождём возле реки. Вся его спина была в синяках и порезах… Плакал он или нет, было не ясно. Дождь лил с такой силой, что заклинатель полностью промок, походя на бездомную мокрую псину.       Совсем неподалеку пролетел с большей скоростью, чем остальные, непонятный осколок, где единственное, что успел различить Аякс, как уже четырнадцатилетний подросток в последний раз взглянул на спину учителя и пошел в противоположную от того сторону. При этом, окружение очень сильно отличалось от того бамбукового леса, где находилась их хижина. Парень все дальше уходил в темный густой лес…       Эта часть воспоминания упала вниз и в мгновение ока пространство под ногами Тартальи заполнила вода. Юноша упал прямо большое озеро, подняв кучу брызг. Благо неподалеку от него находился берег. Из-за раскалывающийся головы, что была явно переполнена информацией, и странной непонятной болью, которая усиливалась с каждой секундой, Тарталья боялся, что не доплывет… Однако он все же успел выползти на траву, прежде чем бок пронзила такая страшная боль, что юноша задержал дыхание, открыв рот в беззвучном крике. Он перевернулся на спину и задрал футболку, но раны не увидел… А это значило, что прямо сейчас ее на самом деле испытывал юный заклинатель.       Аякс еле как поднялся на ноги и бросил быстрый взгляд на озеро, найдя в этом окружении что-то знакомое. Вот только думать о том, где он еще видел этот пейзаж, времени и желания не было. Он двинулся на поиски виновника его дискомфорта, чтобы понять, что произошло. Вот только передвигаться было крайне тяжело, Тарталье казалось, что он упадет в обморок быстрее, чем отыщет Моракса. Но ему повезло… Впереди он увидел небольшую скалу, на которую падали тени от костра. Мальчишка был рядом, и Аякс планировал спуститься к нему, однако кое-что заставило его остановиться. Тень на скале сложила свою рубашку несколько раз и… зажала в зубах. В следующую секунду этот малолетний мерзавец вытащил из ножен свой меч и поднес к костру. Тарталья нахмурил брови, в недоумении глядя на всю эту картину. Он не сразу понял, что именно происходит и что планирует вытворить мальчишка. Осознание ударило по нему лишь тогда, когда Моракс поднес раскаленный метал к своей ране на боку, прижигая ее.       Аякс упал на землю, вцепившись в собственную кожу до крови. Крик застрял где-то в горле, не в состоянии вырваться наружу. Парень мог только переворачиваться с бока на бок и раздирать ступни о камни, пока его бок горит адской болью.       Все прошло довольно быстро. Тарталья снова почувствовал, будто кто-то тянет его вниз, меняя пространство вокруг. Но фантомная боль некоторое время еще мучила Тарталью, что так и остался лежать на земле, в шоке уставившись на деревья. В этот момент он напрочь забыл, что находится в воспоминаниях Моракса и что все чувства и боль принадлежат ему. Парню захотелось завопить проклятия во всю глотку, поливая грязью эту несносную старую черепаху. Но ни одно слово так и не вырвалось у него из горла. Он сел, злобно оглядываясь по сторонам. Даже поругать и обвинить в этих издевательствах было не кого, что несомненно, бесило лишь сильнее.       По сравнению с той чередой неприятных пасмурных воспоминаний, это отличалось своей безмятежностью. Проведя целый год в ужасных условиях в опаснейшем лесу, Моракс, наконец, вернулся «домой». Казалось, он сам до конца не мог поверить в то, что теперь он находился в относительной безопасности и ему больше не нужно просыпаться от каждого шороха (хотя от привычки уже было трудно избавиться). Сейчас он спокойно сидел на берегу речки, к которой привык за все эти года, и просто смотрел вдаль, наслаждаясь тишиной и покоем. Его взгляд очень сильно изменился. Он стал более взрослым, осознанным… и Тарталье было неприятно видеть сочетание еще детских черт с этим глубоким, понимающим взглядом.       Внутри Моракса тоже что-то изменилось. Появилась усталость. Вовсе не физическая, а моральная. Он сидел опустошенный после всех тех событий, что произошли с ним за эти года. Но хоть и притуплено, он все еще что-то чувствовал. Тарталья ощутил нежность, разлившуюся внутри, когда к подростку приблизился здоровый черный пес и начал нюхать и лизать его лицо. Это существо Моракс нашел в лесу и с тех самых пор не расставался с ним ни на минуту. Они здорово выручили друг друга, не раз спасая жизнь.       Подросток собрал волосы в высокий пучок и завязал лентой, после чего поднялся со своего места и направился в сторону хижины. Он не хотел возвращаться. Кажется, этот год без Учителя показался ему настоящим отпуском, несмотря на то, что он много раз был на волоске от смерти. Там его пытались распотрошить существа физически, в то время как в хижине давили морально, втаптывая в грязь. Никакая боль уже не действовала на Моракса так, как игра Учителя.       Войдя на задний дворик, подросток не сразу направился внутрь хижины. Еще на обратном пути он увидел свежие следы, а значит, у них был кто-то в гостях. Вместо того, чтобы поприветствовать его, парень приблизился к окну и сел на землю, вслушиваясь в разговор. Он скрыл свое присутствие, оставаясь теперь незаметным даже для своего Мастера.       — Не слишком ли вы торопите события? — послышался вновь голос Лин Гаунмина. — Я думаю, еще рано проводить ритуал, запечатывающий чувства и эмоции.       — Я сам решу, когда рано, а когда в самый раз, — строго ответил мужчина.       — Учитель, вы… не боитесь, что создадите монстра?       — Если мой эксперимент провалится, я поручаю тебе его казнь, — равнодушно пожал плечами тот.       Повисла пауза.       — Но вы сами сказали, что он куда талантливее меня.       — И что? Даже талантливого воина можно застать врасплох. Твоя задача лишь правильно загнать его в угол.       Лин Гаунмин покачал головой.       — Шиди очень добрый отзывчивый ребенок. Вы не сломали его до конца. И навряд ли сломаете. Проводить ритуал нельзя, есть большая вероятность, что он либо навредит ему, либо не приведет к тому результату, к которому вы стремитесь.       Тарталья сел напротив Моракса, что нисколько не изменился в лице за весь этот разговор, и внимательно посмотрел на его равнодушное выражение. Он пытался разглядеть в нем хоть какое-то смятение или любой другой отклик, однако ничего не было. У Аякса сложилось впечатление, что он пропустил какую-то часть жизни мальчика… Пропустил воспоминание, после которого он стал таким уставшим и закрытым ото всех. Что-то явно было между этими отрывками… Почему-то не верилось в то, что таким мрачным этого светлого милого мальчика сделал жуткий лес.       — В чем дело А-Гаунмин? — спросил учитель, впервые за все годы обучения обратившись к своему ученику по-детски ласково. И это обращение заставило молодого человека скривиться. — Почему ты так хочешь потянуть время?       — Я не тяну время. Просто считаю, что раз вы взялись за это дело, лучше довести его до конца.       — Я и довожу его до конца. Подготовка к ритуалу уже началась.       Тарталья нахмурил брови, наклонив голову чуть в бок. Стало ясно, почему медленно, но верно, чувства и эмоции Моракса начинали угасать. Он вновь посмотрел на подростка, но тот лишь облокотил голову о стену хижины безразлично глядя куда-то сквозь Тарталью.       Аякс не удержался от того, чтобы протянуть ладонь и коснуться до щеки мальчишки. Конечно, он не почувствовал тепла человеческого тела, однако этот жест казался таким нужным сейчас… Но стоило его пальцам пройти через образ Моракса, как тот растворился прямо перед ним. Ему будто снова пытались помешать заглянуть глубже… Хозяин всех этих воспоминаний всячески старался контролировать каждый миг, открывая глазу Аякса лишь те мгновения, которые считал пустыми. Но он явно не справлялся с этим, ведь контроль почти каждый раз ускользал из его рук.       Но не сейчас.       Мораксу удалось изменить все именно так, как хотел того он. И перед Тартальей предстала весьма странная картина. Перед ним, стоя по пояс в воде, возник юный Моракс. В его глазах не осталось и капли того человеческого, что было в маленьком мальчике, которого видел в начале Аякс. Абсолютно бездушное существо, напоминающее холодную расчетливую машину. Он безэмоционально смотрел на своего верного пушистого друга, беспокойно суетившегося на берегу. Он видел своего хозяина и очень хотел приблизиться к нему, но он как будто боялся это сделать. Возможно животное тоже чувствовало что-то неладное. Однако… стоило Мораксу поманить рукой, как пес, несколько секунд постояв в нерешительности, все же ринулся к нему в воду. У Тартальи было крайне плохое предчувствие. Он полез в воду прямиком за псом, но остановился в нескольких метрах от Моракса, в то время как животное доверчиво подплыло к юноше. Демон наклонил голову чуть в бок, глядя на него пустым взглядом.       — Хей, дружище… — тихо сказал он, выдавив фальшивую добрую улыбку, какая раньше украшала его лицо. Вот только теперь она была совершенно неискренней, и потому Тарталья ощутил лишь холод, пробежавший по позвоночнику.       Сделав дружелюбный вид и тем самым успокоив пса, Моракс положил ладонь на его голову. Он пару раз потрепал его, после чего… медленно начал погружать морду животного в воду. Аякс ошарашено застыл на месте, не понимая, что он творит. А сам юноша тем временем не останавливался. Он с бесстрастным лицом полностью погрузил громадное тело пса в воду, не позволяя тому всплыть и вдохнуть воздух. Ни жалости, ни удовольствия… ничего не было. Тарталья ощущал лишь свои собственные эмоции, в то время как у напротив стоящего даже не дрогнул ни один мускул.       Спустя несколько минут жалких сопротивлений существо перестало дёргаться, и Моракс отпустил своего верного друга. Никто не вынырнул на поверхность, никто не поплыл обратно к берегу… Демон поднял трясущиеся руки, уставившись равнодушно на них. Он не чувствовал сожаления.       Он ничего не чувствовал.       На берег выбежал Лин Гаунмин с обеспокоенным видом. Заметив своего шиди, он махнул рукой.       — Ты в порядке? Что ты там делаешь, выходи, вода ледяная! — крикнул он ему. — Это правда? Учитель провел ритуал?       Моракс спокойно побрел в сторону берега, не спеша что-либо рассказывать. Лишь выйдя на сушу и накинув на себя рубаху, он равнодушно кивнул.       — И как? Как ты себя чувствуешь? — с беспокойством спросил он, схватив шиди за плечи и заглядывая ему в глаза.       — Никак.       Лин Гаунмин растеряно хлопнул ресницами.       — Что значит никак?       — Я утопил свою гончую, которая была мне дороже вас всех вместе взятых, — ответил ровным голосом Моракс. — И мне абсолютно плевать. Теперь понятно, шисюн?       Лин Гаунмин явно не ожидал такой наглости. Он нахмурил брови и отступил назад от юноши. На несколько минут повисла тишина. Ни Моракс, ни его брат по оружию не двигались с места.       — Прошу меня простить за эти слова, — вдруг исправился юный заклинатель. — Кажется, я просто слишком растерян. Возможно остатки эмоций?       Лин Гаунмин кивнул пару раз, молча глядя в янтарные глаза. Посчитав, что на этом разговор окончен, Моракс двинулся вперед. Однако, проходя мимо своего шисюна, до него донеслось тихое: «мне жаль». Он остановился всего на секунду, как будто желая убедиться, что ему не послышалось, после чего продолжил свой путь, даже не взглянув на собеседника.       Это воспоминание было последним, которое Моракс хотел показать. Взяв, наконец, полностью под контроль всю ситуацию, он наглым образом выбросил Тарталью из головы.       Аякс подскочил на кровати крайне раздраженный. Он только проникся историей, начав испытывать сочувствие, как старая черепаха тут же подбросила ему ужасное воспоминание и выбросила вон, как будто боясь, что его начнут жалеть. Но разве это не было по-детски? Он не хотел, чтобы его образ безжалостной мрази рушился?!       — Ты говнюк! — ударил Тарталья кулаком по матрасу, где должен был лежать Моракс, однако, к удивлению парня, там мужчины не оказалось.       Он растерянно оглянулся по сторонам, но демон словно сквозь землю провалился, даже ничего не сказав напоследок. Крайне странное чувство… Аякс ощущал себя покинутой обманщиком любовником девицей.       — Я тебя убью, — сквозь зубы прошипел парень.