Felix never bad

Феликс вздохнул. Сегодня должен был прийти Чан, потому что они должны нормально отрепетировать. Чтобы Чанбин убедился, что Феликс не расплачется от одного его вида, а сам Феликс понял, что бояться нечего. Что такого больше не повторится. Но было страшно. Ещё и история с Джисоном… как он вообще? Это вина его до такого довела? Или то, из-за чего он чувствует себя виноватым? Феликс боялся за друга, хотя и называл его в мыслях «бывшим». И за Минхо тоже боялся. Он уже не был уверен, что Джисон не навредит никому из тех, кого считает своими. И нужно было об этом с кем-то поговорить, но Феликс трусливо надеялся, что с этим справится психиатр. Не зря же Сынмин назвал его лучшим, так? Поэтому Феликс позволил себе понервничать и подумать о себе. Выбрать футболку. Чёрная, хлопковая, тяжёлая. С рукавами ниже локтя. Цифрами на спине и серебряной окантовочкой. Хёнджин ругался на неё, говорил, что Ликси в ней ходит, но Феликсу было так комфортнее. Обычно он казался больше, а теперь, почему-то меньше. Может, проблема в штанах: максимально широкие? Туда бы залезло ещё два Феликса. Он смотрел на себя в зеркало и пытался заставить руку не касаться синяка, но жутко нервничал. Знал, что не может ошибиться, если Хёнджин поймёт, он просто возьмёт и увезёт его. Сразу. И он не сможет вообще ничего противопоставить. А тут мало того, что работа, тут ещё и Минхо неровно ходит. Его нельзя бросать. Совсем нельзя. Поэтому Феликс пытался дышать, вспоминал то, как Чан душил его и изо всех сил пытался пережить тот момент. Накручивал. Чтобы в реальности было проще. Тяжело в учении, легко в бою и всё такое. Феликс дышал. Чанбин в пространстве Феликса появился внезапно: – Не пойдёт, – он нахмурился, – я понимаю, что ты так прячешься, но нужен костюм. – Хёнджин костюмы не привёз, – Феликс с трудом удержался от пассивной агрессии в голосе. Сжал руками раковину. – Зато я привёз, – Феликс поднял взгляд в зеркало и увидел уверенную улыбку альфы. Минхо так примерно также улыбался, когда Хёнджин на выпускном запачкал рубашку, и Минхо достал новую буквально из ниоткуда. Феликс сглотнул. Костюм оказался очень удобным. И, видимо, дорогим, хотя Феликс не разбирался. В их среде все ходили в джинсах и футболках, а Хёнджин занимался какими-то модными штуками, куда Феликс не лез. Поэтому Феликс не знал. Но рубашка была впору, штаны - тоже. В зеркало Феликс пытался не смотреть, потому что боялся там увидеть объект вожделения. Всё получится и посмотрит. Обязательно. – На улице будем встречать или тут? Где тебе комфортнее? – Чанбин любовался. Феликсу безумно идёт. Приталенная белая рубашка, чёрные штаны, подчёркивающие то, что надо подчёркивать. Он казался ещё меньше, чем был на самом деле. Вкусно. – На улице, – Феликс кивнул, поправляя манжеты. Чем больше людей, тем лучше. – Выглядишь как принц, – Чанбин улыбнулся, – у тебя получится. Чан ждал встречи с блондинчиком, предвкушая. Чанбин строго настрого запретил к нему лезть или давить. И вообще лучше делать вид, что он его абсолютно не интересует. Успеют еще на основном проекте друг с другом поближе познакомиться. А сейчас надо показать ему, что он – Чан не то, что не враг, а вообще-то никто. Но Кристофер не был никем. Он был истинным. И ему было очень интересно посмотреть как поведёт себя метка. Потому что у него самого член стоял колом с самого утра, и избавиться от напряжения удалось только после трёх часов бокса и одной весьма жёсткой фантазии, которую Чан хотел воплотить в жизнь. Не сегодня, но в будущем. Пока, действительно, нельзя. Испугает. Чан увидел Феликса первым. Дорогие шмотки ему определённо шли. Сразу перестал казаться шлюхой. Чан усмехнулся: стал казаться дорогой шлюхой. С такими нужно нежнее. Он включил всё своё обаяние на полную: – Здравствуйте, – к омеге, как к участнику событий, – позвольте принести Вам свои искреннее извинения за доставленную ситуацию. И к остальным присутствующим, кто из этих хлюпиков его муж-то: – Я приношу свои личные извинения за то, что не уберёг вашу омегу, и в нашей компании произошёл подобный инцидент, – поклон. Этикет, позволяющий не смотреть в глаза, это конечно очень удобно. Но Чан увидел, что дёрнулся тот, что повыше. Ага, муж значит тощий хлюпик. Ну это будет совсем просто. Феликс держался. Улыбался, смотрел на Хёнджина, изо всех сил не соприкасался и в целом делал вид, что Чан ему неинтересен, но что-то заставляло его держать на нём взгляд. Он мог повернуться спиной, особенно, если Хёнджин был в поле зрения, мог сказать «спасибо», когда придерживал дверь, мог отчитать свою речь. Но не мог заставить себя на него не смотреть. Феликсу это не нравилось, потому что он планировал не вызывать интереса. А Кристофер определённо заметил то, что Феликс смотрит. Потому что смотрел в ответ. А ещё, когда Чан наконец ушёл, Феликс забрал свою бездонную одежду и пошёл переодеваться, к горлу подкатил комок, и Феликса, впервые со времён школы, вырвало. Хорошо, что успел добежать до туалета. Было плохо: окунуло как-то одновременно и в школу, и под Криса. Просто теперь его драли не на рабочем столе заместителя директора, а в закрытом кабинете, где отсиживались двоечники и нарушители школьных правил. Феликс видел плитку, видел поручни, шторку. Чувствовал, что он сидит, ему неудобно, но никто к нему не пристаёт. Но одновременно с этим он был там: под школьным хулиганом, который нагнул его на столе, чтобы скоротать время наказания. Было мерзко. Феликс глухо застонал. Когда же это закончится. Он поймал злость за хвост и запретил себе об этом думать. Вливаться, вживаться, чувствовать это всё. Лучше злиться. По крайней мере, лучше, чем плакать. Так он хотя бы что-то делает. Феликс умылся, почистил зубы, сходил в душ. Переоделся в футболку и широкие штаны. Вышел, подумал о том, что надо бы дойти до Чанбина, а желательно ещё и до Минхо, узнать как там дела у Хана и уточнить у Хёнджина про маму, но прилёг на кровать и отрубился.

⊱─────⊱༻⚜︎༺⊰─────⊰

Хан проснулся в хорошем настроении. И даже легко отпустил Минхо поддерживать Феликса, у них там какая-то важная репетиция перед телепередачей. Ну естественно он не упустит своей выгоды. И даже расскажет всему миру об изнасиловании. Это же Феликс. Чему тут удивляться. Но Хан не расстроился. Мысль о том, что Минхо согласился осчастливить его ребёнком грела. А может быть, уже? Надо будет узнать, вдруг получилось за один раз? Это было так замечательно. Хан как-то напрочь забыл про Чонина. А когда тот пришёл, вспомнил. И препарат, который он ему вколол, тоже. Но решил ничего не спрашивать, притворяться тупым он умел. – Как ты сегодня? – Прекрасно, – Хан солнечно улыбнулся, – Минхо вчера кончил в меня! Без презерватива. Он согласен на ребёнка! Чонин вздохнул. Класс, час от часу не легче. – Хан, – он подсел поближе и посмотрел ему в глаза, – ты же понимаешь, что ребёнок не решит твою проблему? – Какую? – Хан не понимал. Основную решит. Безусловная любовь – это то, чего он жаждал больше всего на свете. Желательно, человека, потому что животные не давали Хану то, что ему нужно. – Самоненависти, – Чонин вздохнул. – Я себя не ненавижу, – он насупился и положил руку на живот. Было приятно думать, что скоро внутри него появится маленькая жизнь. – Правда? А почему тогда порезал себя? – Чонин опустил руку на внутреннюю сторону бедра омеги. Не отталкивает. Никаких границ? Если я альфа, могу делать с тобой всё, что захочу? – И не один раз? – Потому что… – Хан не знал. Он перестал улыбаться, – не знаю. Оно само. Я так давал себе обещания. Он пожал плечами. – В чём? – В том, что всё будет хорошо, – Хан вернул себе улыбку. Погладил себя по животу, – так как мне не потерять Минхошу? Чонин вздохнул. Убрал руку. И начал заново: детство, сравнение, всплески на Феликса. Потом пришёл Минхо, увидел, что Хан в слезах и выгнал Чонина, хотя тот и пытался объяснить, что слёзы – часть исцеления, и им надо закончить разговор, но альфа был непреклонен. Хан поплакал в объятиях Минхо. После разговора с Чонином стало полегче. А после того, как его альфа погладил его по спине и сказал, что он его защитит, так вообще. Хан был счастлив. Хотелось остаться в его объятиях навсегда, но вечером Минхо забрал Хёнджин. Кажется, готовить, а то Феликсу что-то плохо, да и Хан отказался от больничной еды. Тортик был вкусным, но хотелось мяса. Или супчик. Он спокойно отпустил. Хотелось дойти до омеголога, но Хан знал только Сынмина. Попросил отвести себя к другому, но медбрат всё равно довёл его до Кима, сказав, что он лучший, и по врачам лучше не бегать. Хан вздохнул. Собрался с силами и постучался. Ну дружит он с Феликсом, и что? Откажется сделать ему узи? – Здравствуйте, – глаза в пол, руки скрещены, ноги слегка согнуты. Ты сильнее, ты главнее, вся власть – тебе. Я слабый. – Приветик, как раз о тебе говорили, – здесь ещё и Чонин. Мило. – Пойдём, – Сынмин пошёл в процедурный кабинет. Хан и Чонин за ним. Было страшно. Он послушно снял футболку, спустил штаны. Почувствовал, как холодная машинка касается низа его живота. Слегка закусил губу, вспоминая вчерашнее. Уставился в потолок, ожидая диагноза. Практически не дышал. – Чёрт, – Сынмин выругался. Чонин вздохнул. – Хани, – Чонин аккуратно начал, а омега испугался. Он подобрался. – Вы хотите лишить меня ребёнка? – столько боли в глазах и в голосе. Хан весь подобрался, забившись в угол и выставив руки вперёд, – не надо, пожалуйста, я никому ничего не скажу, – он испугался. – Прошли сутки, я просто смотрел последствия твоих вчерашних приключений, – Сынмин хмурился. Они были. – Тебе не нужен этот ребёнок. Ты же даже не знаешь от Минхо ли он, – А вот Чонин решил поиграть. – Что? – Хан перевёл взгляд на омеголога, – в смысле не его? – Я тоже в тебя кончал, – Чонин потянулся к Хану, но Сынмин остановил его руку. Перевёл на него взгляд. Ты что делаешь?! – Это не считается, – такое искреннее и детское. Хан захныкал. – Хани, маленький, биология так не работает, – Сынмин пересел на кушетку. Голос высокий, но мягкий. Как с ребёнком. – Работает, – Хан откровенно плакал, – если она работает так, чтобы было всё равно какой член в течку, то должны же быть какие-то профиты в отношения выбора отца ребёнка. – О боги, – Чонину было сложно не заржать, и он прыснул в кулак. А Сынмин понимал. Он такое видел. Чонин со своими шутками. Осторожно приблизился. Мягко коснулся волос. Не получил отпора и приобнял. – Хани, милый, – он укачивал его. – На мне была метка Минхо! Это его ребёнок! – громко, экспрессивно и как-то уж совсем по-детски. Сынмину было откровенно его жаль. Он прижал Хана к себе. Тшикал, кивал и смотрел на Чонина самым жёстким взглядом, который мог себе позволить. Тот сел на его место и начал делать вид, что рассматривает снимки. Хорошая шутка вышла. – Можно, пожалуйста, оставить его себе? – Хан цеплялся за Сынмина, – я извинюсь перед Феликсом, – он повернулся и посмотрел Сынмину в глаза, – Я всё сделаю, – вот сейчас они были полны слёз. И очень глубокой, затаённой боли. Сынмин прочувствовал, – Обещаю, – Косметика некрасиво размазалась. Губы дрожали. Нос раскраснелся. Сынмин знал: это было искренне, – Пожалуйста, – Хан сложил руки в молитвенном жесте, – пожалуйста, – он склонил голову, – молю, я никому ничего не скажу, – Хан на коленях, лоб на кушетке. Последнее – совсем тихо. Всхлипы были громче. Сынмин посмотрел на Чонина. Если даже оно и есть, и Чонин заставит его сделать это, надо уходить из профессии. – Хороший, а что именно ты никому не скажешь? – Чонин говорил мягко. Положил руку на спину Хана, между лопатками. – Про препарат, про вас, ничего и никому не скажу, – в пол, очень тихо, но чётко, – ребёнок Минхо. Умоляю. Прошу вас, – он снова сорвался в слёзы. Чонин переглянулся с Сынмином. «А он не такой тупой», – «Я же говорил: манипулятор». Они давно научились читать друг друга. – Хорошо. Давай оставим его, – Чонин погладил Хана по затылку. – Правда? – он осторожно поднялся, – Спасибо, спасибо, спасибо! Обниматься он полез почему-то к Чонину. Хотя не плевать тут было Сынмину. – Ну-ну. Ты будешь под нашим наблюдением. У обоих. Понял? – Чонин аккуратно передал Хана омеге. Пусть с ним возится. Хан активно закивал. – Вы правда его не убьёте? – он повернулся к Сынмину и прильнул к нему. Испуганный, маленький, взъерошенный. – Хани, милый, беременность – штука сложная. Многое может случиться, – мягко и ласково. – Я буду очень послушным. Буду делать всё, – Хан активно кивал. Он понял, что Сынмину неприятно и отполз в свой уголок, усевшись на колени, – Спасибо. Я извинюсь перед ним. Я умею. Правда, – Феликс стал казаться такой ерундой. Гордость стала казаться чем-то пустяковым. Свои убеждения. Тут был ребёнок. Ему разрешили его оставить. У него будет ребёнок. У них с Минхо будет ребёнок! Абсолютно не важно чей. – Не надо трогать Феликса сейчас, пожалуйста, – Сынмин вздохнул. Положил руку на лоб Хана. Температуры нет, это хорошо, – я бы попросил тебя держать в секрете… ещё недели две, хорошо? Чтобы мы убедились, что имплантация прошла успешно, – мягко. Хан активно кивал. – Дойдёшь до палаты сам или тебя проводить? – Чонин посмотрел на Хана. Облизнулся, и тот поёжился. – Спасибо, дойду, спасибо, – он кланялся в благодарностях, кивал и пятился. Пулей вылетел за дверь, пока не передумали. Сынмин подождал, пока дверь закроется, выстоял ещё минутку и, удостоверившись, что Хан не вернётся, закричал: – Ты совсем уже?! Так шутить с человеком?! – Сынмин кинул в Чонина ручкой. – Ой да ладно, смешно же вышло, – Чонин ручку поймал и засмеялся, – зато он никому ничего не скажет, даже если беременности и нет. – Отсутствие беременности его убьёт! – Сынмин злился. Хан конечно предатель, но смерти не заслужил. Феликс расстроится. – А я ему на что? – Чонин не видел проблемы, – в крайнем случае посажу на таблетки, или, мм, попробую ещё разок, – он облизнулся, – так-то он хорош. И отсасывает лучше тебя. Сынмин кинул в него ещё одной ручкой. – Мы здесь для того, чтобы лечить! – и подушкой в него надо кинуть. И пустой бутылкой из-под воды. И стикером. – Это часть исцеления, – Чонин пожал плечами. Миллион лет же знакомы. Ещё не привык к моим методам? Чонин встал. Ещё пара предметов и в ход полетит нечто тяжёлое. Или острое. Сынмин сам же поранится, а ему потом Чанбину объясняй, откуда ранка. Он подошёл и схватил друга за горло. – Напомнить, что он сделал с Феликсом? – слегка сжал, показывая свою силу, – куда ведут наш мир такие как он? Напомнить? Для чего ты всё это делаешь, а, Мин? Сынмин похлопал альфу по руке. Тот отпустил, а Сынмин часто задышал. – Око за око сделает мир слепым, – фраза Феликса. Сынмину понравилась. – Око за око сделает мир живым, – Чонин подмигнул, по-лисьи усмехнулся и убежал. Зародыш истерики Сынмина он подавил. А выслушивать нравоучения не было никакого желания.