«Christmas Evel» Delivery

      Мужская крепкая рука прижимает к себе, удерживая на грани реальности. Бездумно, словно в попытке проснуться, невесомо обводишь кончиками пальцев косточки костяшек, рисуешь на витиеватом узоре вен. Он что-то сонно бормочет, старается скинуть со своей ладони лёгкие прикосновения, в то время как тебя практически прошибает.       Садишься на постели, обводя беспорядок спальни, в Его сторону взгляд даже не отводишь, пристально разглядывая закуски и два наполовину пустых бокала вина. И сглатываешь практически потерянно, на тонкой грани осознания невозможного.       Всё вокруг выглядит точно также, как и вчера, как и в другие дни до этого. Всё привычно и на своих местах, вот только кажется, что теперь всё иначе. Эта мысль пробирает морозом по коже, заставляет невольно обернуться через плечо, бросив взгляд на постель, на Него, — и почему только не ушёл? — практически парализует непривычной нереальностью.       Потому что вспоминаешь о том, что произошло вчера в Рождественскую ночь.

***

      Подготовка к празднику по обыкновению начинается за пару недель, — с одной стороны, не хочется праздновать в полном одиночестве, а с другой, нет никакого желания подпускать к себе кого попало. Поэтому нужно немного времени.       Анкеты сайта знакомств перебегают перед глазами, сменяют друг друга с такой быстротой, что становится скучно. Тяжёлый вздох режет стенки горла и саднит безысходностью в сдавленных рёбрах. Ни одного в достаточной мере хотя бы симпатичного, чтобы захотелось провести с ним ночь. Это всегда самая противная, самая неинтересная часть, — сотни анкет с одними и теми же требованиями в конце концов сливаются в одну и это вызывает мигрень. До головокружения надоедает.       Поэтому единственное, что остаётся, — откатиться на небольшом стуле, прикрыв глаза, и в очередной раз уверить себя, что всё получится. Ведь каждый год получалось.       Кончиками пальцев подтягиваешь ближе свою чашку с кофе, — таким же остывающим, как и интерес к традиционной затее, — пока по комнате тихим напевом разносится очередная праздничная мелодия. Небольшая переливающаяся украшениями ёлка в углу комнаты, так и не смирившись, смотрит почти осуждающе.       Вдруг внимание привлекает едва-уловимый щелчок оповещения, всплывшего в нижнем углу экрана, — тут же придвигаешься ближе, с трудом контролируя разыгравшееся под рёбрами неконтролируемое предвкушение. Каждый год, из раза в раз, это было интересно и даже забавно.       Ведь нет ничего такого в том, чтобы взрослые, одинокие, никому ничем не обязанные люди провели вместе Рождественскую ночь. Особенно, когда всё происходит по обоюдному согласию и заранее оговорено.       Из года в год блуд путается в ветвях Рождественской ели, переплетается в сияющих гирляндах и отражается в блестящих шарах. И всех всё устраивает.       Молодой парень, поставивший взаимный лайк на анкету, был хорош собой. Стараясь побороть в себе резкое, непривычное, непонятно откуда взявшееся желание вдоль и поперёк пролистать его профиль, только переходишь в открывшийся диалог, чтобы начать общение. На сообщение он отвечает сразу же.       И диалог длится сутки напролёт, — слишком хорошо и живо, чтобы быть правдой. Парень, назвавшийся Сынмином, кажется слишком умным, проницательным, начитанным, чувствующим грань и никогда не переходящим черту, словно выбивается из грязи этого заурядного сайта знакомств. Разговоры с ним разрывают границы реальности, — приходится постоянно напоминать себе, для чего вообще было затеяно это общение.       С самого начала, с самого первого дня и первого сообщения было в этой переписке что-то непривычное, особенное. Настолько поглощающее, что осталось незамеченным даже то, что последний раз в сети этот Сынмин был три года назад…       А потом настало Рождество.       Ожидание кажется бесконечным, время словно тянется липкой лентой, а вот образ выглядит безупречным от и до, — идеальный маникюр, безукоризненная причёска, самое красивое платье и бельё. И пусть одежда, которая всё равно будет снята, не имеет такого уж большого значения, это всё равно воспринимается как приятный бонус.       И сердце под рёбрами почему-то, — впервые, — трепещет в ожидании.       Метания из угла в угол успокоения не приносят, только сильнее раззадоривают взволнованное сознание. Никак не удаётся понять, что же именно выбивает из колеи, ведь одно и то же повторяется из года в год.       Вот одно только чувство предвкушения бежит по сетке вен, стучит в висок, не даёт усидеть на месте. Этот Сынмин, разговоры с которым не утихали с самого начала общения, будет с минуты на минуту.       Сердце перемигивается с огнями гирлянд, отстукивает в унисон с заветными секундами в ожидании звонка в дверь. Почему-то под рёбрами дрожит тревожно, выбивает ударами все прочие мысли.       И когда Этот Сынмин появляется на пороге квартиры, трепещущее в переживании сердце почему-то на долю секунды всё-таки замирает. Рождественскую ночь ты всегда проводила исключительно с симпатичными парнями, но вживую он оказался намного красивее, чем на фото. Строгий, практически официальный костюм, в руках какая-то крупная коробка с немного нелепым бантом. А глаза, — тёмные, поблёскивающие отсветами праздника, кажутся чарующими, внеземными.       Красивый настолько, что спирает дыхание. — О, а ты подготовился, — смешок срывается с накрашенных губ, когда взгляд снова падает на странную коробку. Слышишь, как Сынмин довольно фыркает, замечая, куда направлено твоё внимание. — Это подарок, — коротко отвечает он, проходя в квартиру.       Следуешь за ним, чувствуя, как от волнения начинают подрагивать руки. Подобного с тобой не было никогда, — недели общения в интернете всегда заканчивались сексом в Рождественскую ночь, после чего все связи намеренно были потеряны. Не больше, чем забава и приятно проведённое вместе время. Почему же ты так переживаешь теперь? — Не знала, что ты что-то принесёшь, — тут же мысленно одёргиваешь себя, понимая, что срываешься на бессвязный лепет, — тогда бы и я что-нибудь приготовила.       Сынмин, не выпуская из рук коробки без какой-либо праздничной обёртки, — на боку замечаешь только странную марку с надписью «Christmas Evil», — осматривает квартиру почти придирчиво, словно надеется найти что-нибудь компрометирующее или запрещённое. — Это не обязательно, — беззлобно фыркает он, не прекращая сканировать комнату взглядом. В твою сторону даже не смотрит, словно ты ему вовсе неинтересна, — главное, чтобы посылка дошла до тебя. — Посылка? Мне нужно её открыть сейчас? — Говорю же, не бери в голову. Пока рано, — наконец оборачивается к тебе, осматривает с головы до ног, будто мысленно раздевает. Под его пристальным колким взглядом впервые хочется, чтобы короткая юбка стала длиннее.       Снова тушуешься. Не знаешь, куда деть взгляд, куда спрятать руки, как перейти к сексу, ради которого ты его сюда и звала. Ради которого он пришёл.       Во все прошлые разы всё происходило как-то само собой, ты практически и не старалась, чтобы привлечь внимание желаемого мужчины, чтобы заставить его думать, что ситуация находится под его, а не под твоим контролем. А этот Сынмин, кажется, знал всё наперёд и намеревался играть действительно по своим правилам. — Ну… Так что? — Как бы невзначай прикусываешь губу и скашиваешь взгляд на постель. Он ведь не глупый, должен понять.       И парень действительно улыбается, словно улавливая твои лёгкие заигрывания, правда делает к тебе небольшой шаг, словно собирается принять твои правила. Смотрит в глаза своими бескрайними карими омутами, — глядит так пронзительно, что спирает дыхание. — Давай перекусим, — безапелляционно выдаёт он, а тебе лишь хочется верить, что твои глаза не слишком округлились от услышанного, — у тебя же есть что-то на праздничный стол?       Идёшь за ним, не отставая ни на шаг, пока он принимается хозяйничать на твоей кухне, — залезает в каждый ящик и даже холодильник, находя остатки салата и немного курицы. — Ты что, всегда празднуешь одна? — выгибает бровь он, хотя ответа, видимо, и не ждёт, потому что относит всё в гостиную и расставляет прямо на полу. — Нет, у меня всегда есть компания, — недовольно цедишь сквозь зубы, но всё равно следуешь за ним. — И много счастья тебе принесла эта твоя компания?       Вопрос ставит в ступор на долю секунды. Ты смотришь на Сынмина, пытаясь понять, что именно он имеет ввиду, неужели для него это и правда имеет значение? Или просто хочет узнать, нет ли у тебя ревнивого мужа, который станет выяснять отношения? — "Эта моя компания" принесла мне много удовольствия, — тебе нравится, как звучит ответ. Ощущается острым лезвием, которое обрубает все возможности ещё хотя бы раз поднять подобную тему.       Сынмин же, словно ему вдруг стало абсолютно всё равно, усаживается на пол, возле принесённой им коробки с кривым бантом и странной маркой, взглядом приглашая присоединиться. Вдруг мысленно делаешь пометку о том, что этим Рождественским вечером странной является не только марка на неожиданной посылке.       Тем не менее, всё равно щёлкаешь выключателем, оставляя освещение комнаты на совесть нестабильных огней гирлянды. Они пляшут на поверхности пола, играются в блёстках твоего платья, зарываются в волосы Сынмина и катаются по бокам двух бокалов, в которые парень наливает вино. Садишься напротив уже без былой решимости, кажется, готовая выполнить любой его подобный каприз, лишь бы вы уже перешли к сексу.       И Сынмин словно назло тянет время. Всё подливает и подливает вино, заводит какие-то лёгкие, совершенно ненавязчивые и не провоцирующие разговоры. Такие, словно ему действительно интересно разговаривать с тобой. Даже перестал дразниться, хотя с того момента, как он впервые открыл рот у тебя на пороге, хотелось занять его язык чем-нибудь более полезным.       Трудно сказать, сколько именно времени вы провели вот так, — практически в дружеской атмосфере, словно знаете друг друга целую вечность, а не несколько недель. Это заставляет теряться и сбиваться, постоянно одёргивать короткую юбку и слепнуть от мигающих гирлянд. А вина и различных разговоров постепенно становится всё больше, сознание мутнеет и перестаёт удерживать любые рычаги приличия.       Тебе вдруг кажется, что если этот Сынмин сейчас же не прекратит говорить, сейчас же не поцелует тебя, придётся переступить через гордость и сделать всё самостоятельно.       А он вдруг поднимает на тебя пронзительные тёмные глаза, встречаясь с твоим взглядом, и усмехается так глумливо, словно читает мысли.       И это кажется призывом к действию.       Плавным, отточенным движением отставляешь бокал в сторону. В висок настойчиво стучит мысль, — сейчас или никогда. Кажется, иначе с этим парнем желаемого действительно не получить. Сынмин не сопротивляется, следит за каждым твоим действием с интересом и предвкушением, ни одним жестом не даёт понять, что нужно остановиться.       Когда расстояние между вами сокращается до пары миллиметров, — ты даже улавливаешь запах его парфюма и лёгкий шлейф кофе, чувствуешь тепло, исходящее от его груди, практически дрожишь под неразрывным зрительным контактом. Одно движение, — блуд восторжествует и всё встанет на свои места.       А Сынмин, вместо того, чтобы положить руки тебе на талию, притянуть ближе, поцеловать, только тянет губы в довольной победной улыбке, даже не отодвигаясь, и медленно произносит: — Открой коробку.       Вздрагиваешь, в секунду каменея. Он что, издевается?       Отодвигаешься, теперь даже не пытаясь скрыть изумления своего взгляда. А Сынмин твоей реакции ничуть не смущается, продолжая пытливо наблюдать. Чувствуешь, как впервые за долгое-долгое время начинают пылать щёки и уши.       Тут же успокаиваешь себя промелькнувшей мыслью о том, что в этой посылке наверняка что-то необходимое. В груди тут же вспыхивает всплеск сладостного предвкушения, а улыбка сама растягивается на губах. Сынмин смотрит и это выглядит практически интимно.       Тянешь за кривоватый бант, снова цепляешься взглядом за странную марку «Christmas Evil» и стараешься не замечать, как подрагивают от ожидания руки.       Сорвав слой невзрачной шуршащей бумаги и прячущийся за ней картон, снова замираешь. Поднимаешь взгляд на невозмутимого Сынмина, а потом снова возвращаешь всё своё смущённое внимание к посылке. Потому что в твоих руках — ещё одна коробка. Только теперь вместо кривого банта и марки к ней прицеплена маленькая праздничная открытка. — Шутишь? — голос срывается так, что приходится прокашляться. Всё происходящее кажется нереальным, а в голову закрадывается мысль о том, что ты просто уснула, пока ждала Сынмина. — А шутка удалась?       Ты встряхиваешь головой что-то среднее между «Да» и «Нет». Парня, кажется, это устраивает. Вы в очередной раз сталкиваетесь взглядами на несколько мгновений, пока он не кивает тебе с очередной лёгкой усмешкой. Правила игры всё-таки задаёт он…       Раскрываешь открытку, мысленно готовя себя ко всему, а после вскидываешь брови. Усмешка сама собой ползёт по губам, — с удивительной точностью копирует ту, с которой Сынмин сидит весь вечер. «Вещь, которая может вызвать возбуждение?» — Что это? — чувствуешь, как к горлу подкатывает раздражение. Надо было поцеловать его прямо на пороге, утянув в квартиру без прелюдий, и тогда всё пошло бы как надо, по твоему плану. — Вопрос, на который тебе нужно ответить, — он отпивает вина и снова гнёт губы в своей чёртовой всезнающей улыбке.       Выдыхаешь сквозь зубы, цепляясь за собственный бокал. Если таким образом Сынмин хочет поговорить по душам, если ему по вкусу такие прелюдии, так тому и быть. У всех свои фетиши. — Портупеи, — с вызовом отвечаешь первое, что приходит на ум. Ведь он никогда не проверит, правду ли ты говоришь, значит нет смысла откровенничать.       Вы встретились на одну ночь ради обоюдного удовольствия и уже утром ты его не увидишь.       С точностью копируя его жесты, отпиваешь вина и вскидываешь бровь, намекая на то, что пришла его очередь отвечать. — Кружевное бельё. — На тебе или на партнёре? — и тут он вдруг смеётся. Довольно и заинтриговано, явно понимая, что не только он умеет подкалывать. Его смех почему-то вызывает у тебя улыбку.       Стучишь накрашенными ногтями по картону коробки, мысленно успокаивая себя тем, что рубеж пройден. Портупея у Сынмина вряд-ли имеется, но вот кружевное бельё — на тебе.       С его молчаливого согласия и почти неразличимого кивка снова срываешь обёртку. Когда опять видишь перед собой коробку, чуть меньше предыдущей, сердце неприятно подскакивает в груди. Он точно издевается. «Самый неловкий секс?» — гласит подпись на открытке и ты смотришь на парня, не скрывая своего недовольства. Если смысл первого вопроса ты ещё могла как-то объяснить, то вот это было к чему? — Это затрагивает какие-то триггеры? — вдруг неожиданно мягко спрашивает он, слегка склоняя голову. Хочется грубо ответить, что единственный для тебя триггер сейчас это он сам, но прекрасно понимаешь, что единственный ответ, который от тебя требуется, относится к вопросу на открытке.       Говорить об этом и правда не хочется как минимум потому, что трудно вспомнить. Стараясь съехать с темы, ты нарочно меняешь положение, слегка раздвигая ноги, и внимательно следишь за реакцией Сынмина. А ему будто всё равно, — смотрит исключительно в глаза и ждёт ответа.       Разочарованно щёлкнув языком, садишься ровнее и одёргиваешь юбку. Гирлянды неприятно слепят.       Вдруг ответ сам собой возникает в сознании. Признавать этого не хочется, но ты уже, кажется, смирилась с тем, что пока не закончатся эти вопросы, секса не будет. А эта открытка явно не последняя. — Он был девственником, — спешно делаешь глоток, стараясь спрятать в бокале всю неловкость. По сравнению с тем, как оживлённо вы с Сынмином разговаривали весь вечер, сейчас диалог шёл практически насильно.       Парень фыркает настолько насмешливо, словно это самое позорное, что может случиться за всю историю человечества. А потом совершенно спокойно выдаёт свой ответ на вопрос: — Я был девственником.       Даже не пытаясь сдержать задрожавший в груди смех, смеряешь его взглядом. Хочется уколоть посильнее, поддеть как минимум за то, что он эту странную игру затеял. — Ты настолько плох? — твой смех всё-таки перезвоном звучит по комнате. Почти Рождественская мелодия. — Не злорадствуй раньше времени, — отвечает он, фыркая. — Жду не дождусь.       Срываешь очередную обёртку, не спрашивая его разрешения, с удивлением отмечая, что даже входишь во вкус. Внутри и правда коробка ещё меньше, с такой же яркой открыткой. «Самый экстремальный секс?» — Не хочешь ответить первым? — вскидываешь брови, наблюдая за его реакцией. Почему-то тебе начинает казаться, что он нарочно подстраивается под твои ответы, но Сынмин, ничуть не смущенный, только пожимает плечами. — Что, тебе нечего сказать? — он разливает по бокалам остатки вина, но, не встретив сопротивления, всё же сдаётся, — ладно. За кулисами театра прямо во время спектакля.       Ты издаёшь странный сдавленный звук, мысленно похвалив себя за то, что не успела сделать глоток. Сынмин твоей реакцией явно доволен, а от плясок огней кажется, будто его глаза сияют почти демоническим огнём. — Тут я проиграла, — усмехаешься, отставляя бокал. Гирлянда постепенно вызывает мигрень, и тебе кажется, с алкоголем пора завязывать, — однажды мой одногрупник пальцами довёл меня до оргазма на общей лекции в огромной аудитории. — Петтинг не считается, — коварно улыбается Сынмин, всё-таки довольный услышанным откровением, — придумай что-нибудь ещё.       Ты недовольно шипишь, садясь в более удобное положение уже без какой-либо задней мысли. Ни один из вас не замечает, что начинает заниматься заря.

***

      Поднимаешься с постели, ногой откидывая многочисленные обёртки. Чувствуя, как от одного только воспоминания о вчерашнем сердце начинает стучать сильнее, подкрадываешься к оставшейся на полу коробке. Вчера вы дошли до цифры восемь, пока не уснули, и что-то подсказывает тебе, что это далеко не конец.       Просто не верится, что вчера между вами действительно ничего не было.       Кажется, вы проговорили до рассвета, — тебя никак не покидало тёплое ощущение, что ты знаешь Сынмина всю жизнь. Вдруг замираешь, с удивлением осознав, что впервые не жалеешь о том, что вы не переспали.       Хочется узнать, что же на самом деле таится в посылке с маркой «Christmas Evil», в чём была суть. Конечно, можно было бы разбудить Сынмина и спросить у него, но хотелось разобраться во всём самостоятельно.       Ещё несколько слоёв, несколько открыток, на содержание которых даже не смотришь. Главное — то, что лёгким стуком перекатывается на дне последней, самой маленькой коробочки.       Обёртка падает на пол вместе с тем, как нервный смех начинает царапать стенки горла. Вчера вечером, перед самым Рождеством, Сынмин пришёл с довольно крупной коробкой, а теперь перед тобой лежал один-единственный презерватив, сопровождённый небольшой, последней открыткой.       Оборачиваешься к Сынмину, чтобы спросить, что же это всё значит, но постель пуста. Простыни смяты в твоём одиноком сне, словно всю ночь с тобой и не было никого. Словно это и правда был сон.       Но есть два бокала вина, есть обёртки многочисленных коробок, есть воспоминания этой прекрасной ночи. Есть маленькая открытка в твоих пальцах, на которую ты переводишь взгляд после того, как потерянно осматриваешь комнату. «Стоит ли одиночество того, чтобы бездумный блуд становился единственным спутником жизни?»