Святоша

      В этот раз она не слышала разрывов снарядов и чужих криков, только шум ветра, перебирающий зелень бескрайних рисовых полей. Над головой — ни низкого потолка госпитального судна, ни белых сводов палатки. От горизонта до горизонта простиралось синее-синее небо. И такой простор, что дух захватывает. Его хочется объять руками, бережно уместить в груди под рёбрами вместо сердца, чтобы всегда носить с собой этот восторг от лёгкости. Шагать босыми ногами вдоль кромки воды, а оставлять лисьи следы. Слышался лай охотничьих псов, взявших след. Всё ближе и ближе.       И когда Агнесса разлепила глаза, то действительно увидела пса, тот сидел прямо перед её лицом и смотрел внимательными умными глазами. А потом припал к полу всем телом и пружинисто прыгнул, с размаху ткнулся в неё мокрым носом.       — Ну-ка, брысь! — Агнесса попыталась выставить руки перед собой, но спросонья все движения выходили нелепыми и смазанными. — Ты же этот, как там тебя… — пёс, видимо, решил, что это она так с ним играет, поэтому фыркнул ей в лицо и прикусил за растрёпанную косичку. — Уйди, блин, дурак слюнявый.       — Рю, ко мне! — Танигаки похлопал, судя по звуку, по полу.       — Рю, фу! — прикрикнул Сугимото. — Нельзя, глупый пёс!       Пёс никого не послушал, поэтому утро Агнессы началось с того, что её как следует обслюнявили. Она в собаках понимала не особо много, но даже если это было проявлением симпатии, то оно ей такое противное даром не нужно. Чем дольше она кривилась и оттирала рукавом лицо — волосам уже не поможешь, до следующего мытья будут пахнуть пастью псины, — тем шире становилась улыбка на лице Огаты.       — Грелка плюшевая, отстань, — Агнесса аккуратно отпихнула локтем пса, но он упорно пытался поднырнуть под руку, — тебе не рады, уходи. По-японски тоже не понимаешь? — вообще-то она надеялась, что он поймёт её недружелюбную интонацию. Пёс наклонил голову на бок и перестал настырно лезть, только лапы на предплечье сложил. — Ты же охотничий пёс, значит, должен быть полезным, — Агнесса указала в сторону улицы. — А загнанного медведя я что-то не вижу.       Рю моргнул блестящими бусинками чёрных глаз.       — Принеси мне что-нибудь полезное, — она протянула к нему раскрытую ладонь, — тогда и поиграю с тобой, и сколько хочешь слюнявь, понял?       Рю снова просто моргнул, продолжая давить на руку, Агнесса разочарованно выдохнула. А ведь Сугимото говорил, что на самом деле этот пёс очень умный.       — Он просто неравнодушен, а вы так строги, — Огата смотрел ей в лицо, не на пса, она была абсолютно уверена, что как раз до пса ему нет никакого дела. И ещё более елейным голосом добавил как ни в чём не бывало. — Ну, или ему просто показалось, что у вас что-то присохло.              — А мне-то что с его неравнодушия, — недовольно проворчала, складывая одеяло. — Радости никакой — терпеть не могу собак. И на хлеб не намажешь его неравнодушие, — Агнесса сделала вид, что не слышала последней фразы Огаты, нашёлся тут остроумный.       Утро у неё началось с собачьих слюней, зато продолжилось чуть лучше: ухой и забавным рассказом Асирпы. И если с последним всё понятно и так: вернулись они без хоть какой-то части медведя, а Сугимото ещё и чумазый, как будто уже под дождём проехался по мокрой земле. То вот наличие ухи Агнессу удивило. Вернее, то, что та пережила эту ночь. Суп — с ухой у него общего только рыба в составе, по вкусу ни разу не похоже — уже холодный, значит, готовил его Огата. Видимо, успел отставить котелок до того, как она разворошила очаг ведром.       — Верёвки у нас не было, поэтому нашли дли-и-нную палку, — Асирпа широко развела руки, — Сугимото ухватился, дополз до середины, — она сделала драматичную паузу, — но палка оказалась недостаточно прочной! И переломилась! Сугимото снова покатился кубарем в овраг!       Агнесса зачерпнула очередную ложку супа, а потом замерла и широко раскрыла глаза, будто не знала, чем вообще может закончится эта история, хотя этот же самый Сугимото буквально за её спиной что-то перекладывал в своём рюкзаке. Все остальные заканчивали завтракать, когда Агнесса проснулась. И точно закончили, когда она только начала. Они всё равно с самого начала собирались идти вдоль реки, так что умыться и прополоскать вещи можно было и позже.       Асирпа продолжила рассказывать, как они делали себе временное убежище от ливня, как съели все ягоды, которые набрали по дороге. В Агнессе интересная история только больше пробуждала аппетит. Она села на сложенное одеяло, скрестила ноги перед собой и поставила на них походный котелок, в нём оставалась порция только на неё одну, поэтому ела прямо оттуда. И только когда съела половину, поняла, почему эта уха показалась ей странной. Ну, кроме того, что это на самом деле вовсе не уха.       В давно остывшем супе плавало нарезанное кубиками рыбное филе.       Причём, кусочки осели на дно, так что Агнессе досталось больше всех, как самой последней. Порции остальным накладывала явно не Асирпа. Она всегда сначала перемешивала, перед тем как зачерпнуть. Агнесса наблюдала, у девочки выходило это просто по привычке, к тому же, идеально вязалось с её словами о товариществе и командной работе, специально бы так делать она и не подумала.       Асирпа закончила пересказывать ночное путешествие и с довольно сильным любопытством, не между делом, поинтересовалась:       — А у вас что? Как?       — О, отлично, — лучезарно улыбнулась Агнесса.       И начала щебетать про прекрасную погоду, про интересный опыт ловли рыбы гарпуном. Больше праздная болтовня, чем нормальный пересказ событий, но чем больше говоришь, тем больше вероятность, что люди будут считать тебя открытым человеком, а не лжецом. Даже если никакой ценной информации не говоришь. Агнесса намеренно ни разу за рассказ не скосила взгляд в сторону Огаты, чтобы это выглядело как только её душевный порыв поделиться. По крайней мере, для него уж точно. Мол, смотри — не зря возился, теперь и она отыгрывает свою роль качественно, чтобы никто ни в коем случае из-за переглядок не подумал, что заставил не жаловаться. С этого внимательного умника станется к такому придраться.       — В общем-то, как-то так, — Агнесса пожала плечами и тоже начала собираться.       Вот только в её небольшом этюде это ещё не финал. Будет кода. Она поправила сложенное одеяло, делая квадратик ещё ровнее, и вручила Огате всё с той же улыбкой человека, которому не хватает только нимба над головой.       — Спасибо, что поделился, — мягко чуть ли не пропела она, специально не сбавляя громкости голоса, но стараясь не слишком уж переигрывать.       — Не за что, — Огата ответил безо всякой язвительности, вот только щурился хитро-хитро, но Агнессе показалось, что это похоже на одобрение. — Обращайтесь.       Финальный аккорд вышел просто прекрасным. В четыре руки. Огата даже не испортил его своим ехидным «госпожа-госпожа», конечно, это же было в его интересах в самую первую очередь.       И в одно резкое движение расправил одеяло, которое она так старательно складывала с показательной аккуратностью. Ещё бы чуть-чуть и ткань хлестанула Агнессу по носу. То ли совпадение, то ли Огата рассчитал. Одеяло взметнулось, принесло лёгкий порыв ветерка. Агнесса задавила в себе искренне недоумение, а потом подумала: лучше бы она продолжала чувствовать простое недоумение. Потому что теперь ощущала какую-то странную глупую горечь. Огата сворачивал одеяло по-другому, в рульку. Так как именно так и носят одеяло солдаты, а она задумалась, свернула по-своему. По-граждански. Причём задумалась о совершенной глупости.       Про эти дурацкие кусочки рыбного филе на дне.       Агнесса быстро надела сапоги — придётся пройтись с драным, другого выбора не было, — перекинула сумку через плечо и вышла из домика самой первой. В спутанных чувствах успела сделать всего три шага. А на четвёртом разум с рациональностью взяли верх. Агнесса вспомнила, что теперь у неё нет вообще никакого оружия, поэтому вернулась назад и подпёрла спиной стену домика с внешней стороны, пока остальные заканчивали собирать вещи и убираться.       — Кстати, а что с очагом случилось? — между делом спросил у неё Сугимото, он вышел первым. — Там мокрое всё какое-то.       Ему, вероятно, тоже понравилось бы говорить с мёртвой рыбой больше, чем с Огатой.       — Я залила, — честно призналась Агнесса с самым непринуждённым видом, — так надо было.       Она считала, что сейчас он выскажет предположение про пожар, про то, что огонь стал неконтролируемым, и сделала она это в целях пожарной безопасности. Но Сугимото натянул фуражку на глаза сильнее и с вопросами больше лезть не стал.

***

      Большую часть пути до следующего привала говорил Танигаки. Вернее, Агнесса метафорически потыкала в него, пытаясь вытянуть то про загон медведя с собаками, то про одежду и обувь из подручных материалов. Она так по привычке называла и про себя, и вслух всё, что не сшито в ателье или личным портным. В какой-то момент ей показалось действительно интересным то, что он рассказывает, поэтому рефлекторно сунула руку в сумку, но тут же опомнилась. При всех просить у Огаты блокнот назад, пусть даже и на время, совершенно не хотелось.       Второй сапог выдержал больше расстояния, чем Агнесса предполагала, но всё-таки порвался. К счастью, к этому времени они прошли примерно треть пути.       — Как твой нос? — бесстрастно поинтересовалась Агнесса, когда они остались одни.       — Нормально, — Огата даже головы к ней не повернул.       Но она уже понаблюдала с утра — отёчность и заложенность отсутствовали, хороший знак, так что не верить его словам на эту тему у неё не было ни единой причины. Пусть себе дальше сидит и молчит как обычно. Но, кажется, ему всё-таки понравилось её утреннее исполнение этюда «Огата — неплохой парень, с которым можно отлично и весело провести время», поэтому хорошо было бы ей выступить с чем-то из того же репертуара. Ну, или тот же этюд на бис, только слегка сменить тональность.       Проще говоря, когда распределялись по командам, он вызвался остаться с ней. И если в случае с рыбалкой, он так и говорил, что хочет, собственно, на рыбалку. То теперь это так и называлось — «остаться с госпожой Агнец». Так как теперь у них не команда рыбаков, а команда бездельников, просто сидящих на полянке, от которых требуется только не убиться. И всё. Все остальные ушли искать виноградную лозу, чтобы из неё сплести Агнессе новую обувь, ну и, по возможности, дары природы, которые не надо готовить, а можно быстро съесть, не разводя костёр.       Она покачалась на месте, попинала босой ногой прибрежную муть около реки. Прошлась туда-сюда вдоль кромки воды. Обошла Огату вокруг, пытаясь придумать, как сформулировать свою мысль так, чтобы не звучать совсем уж жалкой. Он упорно игнорировал всю её беспокойность. Агнесса развалилась у него за спиной и ещё раз оценила насколько велика её новая неприятность — дыра размером чуть больше, чем её ладонь, под мышкой в айнском халате. Конечно, можно было бы обвинить Огату, что всё это из-за него и случилось, пусть исправляет. Но это не касалось сферы его профессиональных интересов, а совести у него и подавно нет. Следовало начать, как всегда, с обмена. Услуга за услугу.       Вот только предложить Агнессе ему было нечего. Конечно, она могла бы просто попросить, с него не убудет, всё равно ничем не занят. Но даже если каким-то чудом согласится, то это даст ему весомый повод делать ехидное лицо до тех пор, пока не наступят холода, а она не сменит вот это конкретное зашитое им тетрапе на что-то более тёплое. Более того, у неё сложилось отчётливое ощущение: Огата только этого и ждёт. После того как она криво пришила ему пуговицы на китель, он в следующем же городе купил иголок с нитками, соорудил из них небольшой походный набор. И вряд ли дело было только в том, что, как говорится, у хорошего солдата всё всегда должно быть с собой. Агнесса не обманывалась настолько большой своей значимостью в его глазах, чтобы специально идти и покупать, только бы в следующий раз, когда она что-то оторвёт, не отмазывалась, мол, не могу, надо идти у кого-то просить и прочие причины потянуть время.       Скорее, и то и другое в равной степени.       Агнесса встала с травы, обошла Огату, важно печатая каждый шаг, и с не менее важным видом села прямо перед ним. Но как бы ни разглядывала, в голову решительно ничего не приходило. Ничего, кроме её репутации, ему сейчас и не было нужно.       — Что? Опять хотите сказать, что у меня дурацкая бородка? — Огата приподнял одну бровь.       Ни капли не изменился в лице, только по едва-едва уловимой интонации было понятно, что он забавляется. Ну, или за якобы шуткой пытался спрятать, насколько она надоела ему своими комментариями, но приходится терпеть.       — Ага, именно, — соврала Агнесса.       А потом удивилась, как же сильно у неё замылился взгляд, что раньше не обратила внимания, пока он сам не подал ей идею. Теперь это будет не унизительная просьба, а деловое предложение обменяться услугами. Но ему хорошо сиделось и так, поэтому ей нужно было как-то навязать необходимость в своей.       — Сейчас при нормальном дневном свете стало заметно. У тебя быстро растут волосы, так что дурацкая бородка вместе с отросшей за последние дни куцей щетиной выглядит ещё забавнее, — она широко улыбнулась.       Огата на эту придирку заговорил донельзя мягко:       — Я бы ответил вам, что если никто, — он сделал акцент на этом слове, — не будет замедлять группу, то к вечеру мы дойдём до города. И там будет цирюльник, так что моё лицо больше не будет задевать ваши высокие эстетические стандарты, — во всей его речи явно чувствовался подвох. Не издёвка и подтрунивание, а как душное марево в воздухе перед грозой. — Но вы ведь не это на самом деле хотите услышать.       Он улыбнулся, однако что голос, что черты лица у него резко стали жёстче. Огата не хотел напугать, такое бы она явно заметила, просто начал говорить безо всякой напускной мягкости. Если бы не знала его так хорошо, то ошибочно приняла бы за явное давление и запугивание.       — У людей нет ни когтей, ни достаточно острых зубов, ни быстрых лап, поэтому кицунэ принимают истинный облик, когда своим острым слухом улавливают вдалеке собачий лай и пугаются, — он с расстановкой повторял свои же слова из ночного рассказа, Агнесса слегка нахмурилась и кивнула, мол, это она помнит. Но Огата явно к чему-то вёл. — Они хотят защититься. Почти во всех легендах превращения в исходную форму происходят рефлекторно. Кицунэ делают это неосознанно, чтобы спастись: убежать быстрыми лисьими лапами или оскалиться острозубой пастью. Но тем самым только выдают себя, — он сказал это как вывод, из которого она должна была что-то понять, и развёл перед ней одной рукой — второй придерживал винтовку, прислонённую к плечу.       — То есть ты сейчас открыто обозвал меня оборотнем и злобной обманщицей? — Агнесса ни капли не обиделась, но подбоченилась для более грозного вида, чтоб неповадно было. — Впечатляет, долго сочинял это сравнение?       — Не особо. Пока вы вчера засыпали, — Огата со своим обычным видом проигнорировал обвинение в обзывательстве.       — Повторенье — мать ученья, но к чему ты это?       Он пригладил волосы с самым довольнейшим видом, будто намеренно ждал, когда она поддержит этот ставший ещё более странным диалог. А не покрутит пальцем у виска и пойдёт пинать прибрежную муть дальше.       — Раньше я предполагал, что вы время от времени скалитесь, так как на дух меня не переносите, — Огата улыбнулся этой своей фразе, как чему-то забавному. — Просто другого выбора у вас нет. Но чем дальше, тем более нелогичными казались ваши слова и действия.       — Будешь намекать на то, что я дура, — буду не просто скалиться, как ты выразился, а сразу откушу ухо, — Агнесса произнесла это ровным тоном и скептично выгнула бровь, Огата, конечно, сказал «казались», а не «были», но предупредить стоило.       — Я и не собирался этого говорить, — он вообще никак не отреагировал на эту угрозу, смотрел спокойно, даже покровительственно, будто всё уже разгадал и понял, беспокоиться ему не о чем. — Или настолько скучаете без работы? Вам же потом пришивать.       — Вот и пришью, — она попыталась сделать такое же уверенное лицо, как у него, — у меня отлично получается пришивать уши и скальпы, погрызенные хищными животными, — Агнесса расплылась в неподходяще дружелюбной улыбочке. — Можешь спросить у Кохея.       — Кохея? — Огата действительно удивился без какой-либо театральщины.       — Рядовой первого класса Никайдо, — уточнила Агнесса, так как хотела, чтобы он в полной мере оценил её остроумие.       Только потом до неё дошло: дело было не в том, что он не вспомнил, кто это, а в том, что она по привычке назвала этого человека по имени. Агнесса тяжело вздохнула. Чёртов Огата её точно сглазил своими словами про то, как она ловко за такое относительно короткое время привыкла говорить на японском. И всякие заморочки менталитета давались ей вполне неплохо. Раньше.       — О, даже так, — Огата прислонился щекой к винтовке с выражением лица, мол, что ещё интересного расскажешь.       Чем больше она расскажет, тем больше может быть использовано против неё же самой. Вот только тут он ошибся с выводом, и Агнессу не могло это не радовать. Но у неё снова возникло жгучее желание метафорически щёлкнуть его по носу, сам акт того, что он пытался сунуть нос не в своё дело, её раздражал. Она запомнила и выучила результаты предыдущей попытки, поэтому постаралась действовать не так топорно и прямо.       — Я бы ответила тебе, Огата, — она сделала как можно больший акцент на том, что назвала его по фамилии, — мол, понимаю, как это странно звучит и выглядит со стороны. Но ты просто всё не так понял. И так далее, — Агнесса лениво покачала головой. — Это действительно то, что ты хочешь от меня услышать?       — Да. Так как это бы значило, что я не ошибся, — он пригладил волосы, хотя ни одна прядь ещё не выпала из его странной причёски. И улыбнулся. Не хищно, не показывая зубов: когда меряются остротой языка и щелчками по носу — нет нужды скалиться. — Потому что когда вы не кривляетесь, то производите впечатление девушки, которой нравятся умные мужчины.       Агнессе пару секунд удавалось сохранять непринуждённое выражение лица, но оно быстро треснуло, расползаясь в улыбку. Тут же прикрыла рот ладонью, пытаясь задавить смешок. Как будто это могло спасти её от неминуемого поражения. И она даже была готова его честно признать — Огата выдал что-то действительно забавное, при этом не обидное и никак не задевающее её самолюбие, — но не так быстро, а то будет совсем уж позорно.       — Ты просто делишься наблюдениями или флиртуешь? — Агнесса в театральном удивлении приподняла брови.       Естественно, она видела, что ни то и ни другое. Он сказал это просто так, но хотелось посмотреть, как будет выкручиваться с ответом на вопрос, который был изначально неправильно поставлен.       — Вы сначала зовёте человека по имени, хоть и знаете, что это значит в Японии. А потом легко шутите над тем, что его чуть не задрал насмерть медведь. Как думаете? — Огата кивнул в её сторону, совершенно не меняясь в лице, будто ждал именно этот вопрос.       — Думаю, хм-м, — Агнесса действительно думала пару секунд, что бы такое ответить, прислонив палец к губам, — ты производишь впечатление мужчины, которому бы такое как раз понравилось.       — Смотрю, вам нравится дразниться.       — Ну а как, — она сделала театральную паузу и откинула косичку за спину, — мне пошутить про то, как неудачно ты искупался в реке полгода назад?       — Вот про это я и говорил, — Огата флегматично приподнял брови с выражением лица, будто в очередной раз подтвердил, что он прав, ничего удивительного. — То ни с того ни с сего начинаете скалиться, то спустя пять минут шутите. И я наконец-то понял почему.       — О, да, ещё я на самом деле умею накладывать иллюзии и управлять огнём, — беззлобно отозвалась Агнесса на то, что он продолжил тему про лисиц-оборотней.       Не обозвал дурой и неумёхой — и на том спасибо. А во всём остальном ей казалось, как в русской поговорке: хоть горшком пусть назовёт, только в печь не кладёт.       — Как минимум, вы бы не стали стараться договориться со мной, а потом намеренно цепляться к какой-то ерунде, — Огата улыбаться не прекратил, вообще не изменился в лице, но стал выглядеть неуловимо серьёзнее, — хотя с лёгкостью можете предъявить более серьёзные претензии, если действительно захотите, — он замолчал на какое-то время, выжидая: то ли она что-то ответит, то ли обдумает и осознает услышанное. — Вы похожи на кицунэ, которая умеет отлично держаться в человеческом облике, создавать правдоподобные иллюзии. Но стоит ей хотя бы отдалённо услышать собачий лай — по привычке пугается и принимает истинную форму. Лисью. И скалит острозубую пасть, даже если на деле никакой опасности не угрожает.       — Ого, для солдафона ты сочиняешь достаточно интересные метафоры, мне нравится, — Агнесса расправила плечи, чтобы выглядеть увереннее, и как ни в чём не бывало пошутила. — Но давай-ка к сути: то есть хочешь сказать, что я красавица? Ты же говорил, что кицунэ обычно выглядят как красавицы.       — Я хочу дать вам совет, — Огата её шутку проигнорировал. — Слух у людей не такой острый, как у оборотней. Скорее всего, кроме вас никто и не слышит собачьего лая, потому что он слишком далеко. Но когда вы принимаете истинную форму и скалитесь — вот это видно всем. И помните, что делают в большинстве легенд с кицунэ, которых поймали с поличным?       Огата поднял и опустил один за другим пальцы на руке, которой держал ствол винтовки, постукивая. Агнесса со спокойным видом медленно, нарочито лениво перевела взгляд с этого движения ему в глаза, а потом обратно. И скептично выгнула бровь.       — Ты сейчас мне угрожаешь убийством буквально только за то, что я всего-лишь обратила внимание на твою щетину?       — Нет, что вы, — с наигранным беспокойством возразил Огата. Глаза у него остались всё такими же равнодушно стеклянными. — Наоборот, не хочу, чтобы кто-то другой это сделал. Поэтому только подсказываю. Мы же сегодня ночью договорились, что прячемся под вашей иллюзией вместе, так что это и в моих интересах тоже, — он пожал плечами. — Если без интересных метафор, то следовали бы вы вашим же словам: есть что сказать — говорите прямо. И не показывайте клыки, пока в этом действительно не будет необходимости.       — Ты не настолько меня старше, чтобы таким тоном учить жизни, — пробурчала Агнесса.       — С чем конкретно из моих слов вы не согласны? — Огата наконец-то расплылся в своей обычной улыбочке и пригладил волосы.       Очевидно, он прекрасно знал ответ на этот вопрос, просто пытался пресечь всё возмущение на корню. Агнесса впервые за весь длинный диалог посмотрела в другую сторону. Не на Огату. И надеялась, что сейчас к ним из леса выйдет медведь, которого не удалось ребятам и Асирпе выследить вчера, — теоретически, тут вроде бы всё ещё его территория. К большому и искреннему сожалению Агнессы, никто вмешиваться в их разговор не хотел.       — Говорю прямо: я хотела попросить тебя зашить моё тетрапе, — она подняла руку, чтобы он увидел разошедшуюся по шву ткань.       И победно улыбнулась. В конце концов, она выучила наизусть для зачёта все отверстия, впадинки и ямки человеческого черепа для экзамена, а потом успешно сдала на «отлично». После этого даже ехидные шуточки Огаты не такие неприятные, какими могли бы быть. Он смотрел на неё так, будто она безо всякого контекста или предупреждения начала рассказывать вслух названия всех этих впадинок и ямок. Естественно, на латыни.       — Вернее, предложить обменяться услугами, — чуть менее уверенно продолжила она. — Если у тебя есть личная бритва, то брить у меня получается гораздо лучше, чем зашивать одежду. Денег у меня вообще нет. А медицинские услуги пока, к счастью, не требуются. Так что я могла бы быть за цирюльника.       Огата сделал такое лицо, будто теперь она ещё и наложила текст на латыни на мотив какой-нибудь русской народной песни. И напевает своим поставленным вокалом.       — Подождите, — с расстановкой начал он весёлым голосом, насколько у него вообще мог быть весёлым, — то есть вы оскорбляли мою внешность потому, что вам что-то было нужно от меня. А теперь предлагаете собственноручно дать бритву и подставить шею?       Агнесса уверенно кивнула:       — Не люблю бессмысленное насилие, но так всё всегда формулируешь, что хочется тебя стукнуть.       — Вы ночью уже разбили мне нос, — Огата продолжал веселиться, — не удовлетворены?       — Это вообще не считалось. Давай заново.       Агнесса медленно-медленно, чтобы он в любом случае успел перехватить её руку, поднесла ладонь с растопыренными пальцами к его лицу. Огата смотрел между ними и даже не зажмурился рефлекторно. И такой прямой взгляд заставлял остановиться. Она, конечно, и так не собиралась его стукать, но он-то не мог этого знать.       — Видишь, — она убрала руку, — ты же на самом деле не веришь, что я тебе что-то сделаю, — хитро прищурилась Агнесса, усиленно делая вид, будто она с самого начала задумывала это странное действие с определённым смыслом, — так чего набиваешь себе цену?       — Вы же хирург. И рука у вас слишком лёгкая. А вот затылок крепкий.       Звучало как оскорбление, Агнессе захотелось его всё-таки попытаться стукнуть.       — Дай угадаю, — она продолжила упражняться на нём в остроумии, — ты дезертировал потому, что во всём дивизионе никто не захотел слушать вот это вот всё твоё?       — Верно, вы угадали, — слишком быстро согласился Огата.       Быстро и без единой секунды взвешивания собственных слов, раздумий: а говорить ли правду? Агнесса полагала, что это именно та тема, правда в которой должна даваться сложнее, чем ложь. А значит, Огата лгал.       Он дал ей флягу и ещё какое-то время копался в своём рюкзаке. Агнесса знала, зачем нужна фляга, но всё равно отпила немного, а потом ещё. Жажда никуда не ушла.       — Прошу вас, госпожа Кейсериг, — достаточно тихо, чтобы этого точно никто не услышал, сказал Огата и протянул ей сложенную бритву.       — О, только если что — обычно таким занимаются санитарки или медсёстры, поэтому мне немного непривычно, — спокойно оповестила Агнесса, а потом увидела, как он весело едва заметно щурится и явно собирается что-то сказать, поэтому быстро оборвала его: — Ничего точно не отрежу. Это я к тому, что будет медленнее, чем у настоящих цирюльников.       Огата пожал плечами и слегка кивнул.       Агнесса сняла свой ремень с пояса, придавила ногой к земле бляшку, а конец намотала на левую руку, натягивая обратной стороной вверх. И медленно провела бритвой, чтобы сбить возможные зазубрины с лезвия. Огата смотрел на это с едва-едва различимым удивлением. Агнесса остановилась и приподняла одну бровь, ожидая, что он сам объяснит в чём дело.       — Я думал, вы это просто так придумали, чтобы выкрутиться. А теперь вижу, — он кивнул на ремень в её руках, — кажется, действительно умеете.       — Когда кажется — креститься надо, — спокойным голосом ответила Агнесса, уже не удивляясь.       Вполне в его манере: если она не умеет, то посмотрит, как мучается, хоть бы это и значило, что поцарапает ему лицо.       — Мне остаться сидеть? Или лучше лечь? — Огата веселился, будто не в какой-то полузабытой глуши сидит, а отдыхает в дорогущем санатории на берегу моря по полностью оплаченной путёвке.       Причём у Агнессы возникло ощущение, что путёвка оплачена из её кармана.       Посмотрела на него долгим-долгим взглядом, медленно приподнимая бровь, мол, следовало бы на его месте ещё хорошенько подумать перед тем, как ехидничать, она же сполна вернёт, когда он будет зашивать её халат.       — Ложись, — в конце концов твёрдо скомандовала она.       Огата положил рядом на траву винтовку, свернул свой плащ, сунул под голову и улёгся на спину всё с таким же довольным видом. Агнесса вытащила из своей сумки склянку со спиртом, чистые тряпицы и мыло, закатала до локтя рукава косоворотки. Протёрла лезвие лоскутом, смоченным в спирте. Огата продолжал лежать со сложенными в замок руками на груди, она полагала, так не столько удобно, сколько демонстративно видно, что помогать ей он даже не думает. Она подсела поближе, наклонилась, откинула за спину косу. Примерилась.       — Ты неправильно лежишь, — вынесла вердикт Агнесса. — Пододвинь плащ больше сюда, — она показала ладонью на своей задней стороне шеи, — чтоб голова была слегка запрокинута.       Огата повозился, поправляя плащ, сделал так, как она сказала. Агнесса недовольно нахмурилась. Выглядело всё неудобно для неё — далековато, если наклонится, то спина устанет очень быстро. К Огате, к сожалению, больше не могло быть никаких претензий, она очень старалась, но ни одной не смогла придумать.       — Ну-ка, а если так, — задумчиво пробубнила себе под нос Агнесса.       Одной рукой подняла его голову — ладно, попыталась поднять, Огата сам приподнялся на локтях, когда понял, что она делает, — а второй убрала плащ куда-то в сторону и подсела правым боком совсем уж близко. На место, где лежал плащ. Огата смотрел за её действиями через плечо, всё ещё опираясь на локти.       — Что? Ложись, — Агнесса как ни в чём не бывало слегка пожала плечами и похлопала по своей ноге.       Он лёг. Снова сложил ладони в замок на груди, а по его непроницаемому выражению лица сложно было что-то понять. Сложно, но не невозможно. Только не для Агнессы. Она на всякий случай расстегнула ему воротник кителя, Огата медленно сглотнул, кадык прошёлся под её пальцами. Агнесса полила водой из фляги мыло и руки.       Мягкая белая пена облаком разрасталась в ладонях, Агнесса плавными движениями размазывала её по лицу Огаты, а потом и немного по шее. Тот смотрел одновременно и прямо на неё, и в никуда. Она ещё больше вспенила мыло, чем сделала себе же хуже, всё начало стекать прямо ей на штанину, Огате, скорее всего, немного попало в ухо, но он ничего не сказал. Агнесса предполагала, что весь процесс бриться будет если не смешным, то как минимум достаточно забавным.       Однако даже забавно ей не было. И дело, кажется, было совсем не в мокрой штанине.       Она аккуратно примерилась, натянула кожу и провела лезвием по его щеке. Всё как и учили: наклон под тридцать градусов, уверенной рукой, сначала вдоль роста волос, потом против. К её собственному удивлению, навык, который за ненадобностью должен был уже забыться, восстанавливался медленно. Но восстанавливался. Лезвие плавно скользило по коже.       Агнесса была готова признаться хотя бы самой себе, что с самого начала этот дурацкий обмен услугами хотела затеять ещё и ради возможности поближе посмотреть, получше изучить. Ведь если так подумать, она могла бы попросить и Сугимото зашить дырку — с объяснением её появления Агнесса бы точно справилась, — качество шва не так важно.       Но Агнесса неожиданно поймала себя на мысли: она даже не рассматривала иные варианты, кроме тех, в которых можно было бы прицепиться к Огате.       Она это трактовала как подсознательное желание исследовательницы метафорически слегка потыкать острым концом спицы по подушечкам пальцев. Спицы не своей — отравленной, а тех, что используют для проверки нервной проводимости тканей. А потом, как и изучали на курсе по неврологии, прикоснуться мягче, можно пощекотать по ладони. И позже, намного позже курса по неврологии, уже в настоящей хирургической практике, она поняла, что очень часто нужных инструментов нет под рукой или их попросту слишком долго доставать. Надавить и пощекотать можно и собственными пальцами, а постучать по согнутому колену — ребром ладони вместо резинового молоточка.       Вопреки тому, как, кажется, считал Огата, белоручкой в общепринятом смысле она никогда не была. Если ей будет нужно, то не побрезгует.       Но смысл всех этих манипуляций в проверке остроты реакции и её степени. Однако отсутствие реакции — тоже симптом. И Огата сейчас этот симптом ярко и очевидно демонстрировал.       Он не пошутил над ней, даже не ухмыльнулся. Хотя именно эту реакцию она прогнозировала. Огата вообще делал вид, что ничего такого не происходит. И он выдал себя именно этой совершенной непроницаемостью. Подходящая реакция для мертвеца, но, как она вчера выяснила, мертвецом даже в метафорическом плане он не был.       А живым полагалось реагировать совсем по-другому. Живым полагалось видеть не исследовательницу, ставящую очередной эксперимент, пытающуюся поддеть и надавить, чтобы посмотреть. А просто красивую девушку. Которая, к тому же, предложила полежать у неё на коленях.       Агнесса не особо понимала местные стандарты красоты, но у неё было зеркало. А своим глазам и своему мнению она привыкла доверять больше всего.       — Я придерживаюсь теории, что человек эволюционировал из обезьяны, — начала она, когда сделала примерно половину работы. — Очень много миллионов лет назад. Но у нас всё равно сохранились рефлексы, доставшиеся от предков, поскольку они помогали приспособиться и выжить, соответственно, оставить потомство. Значит, с точки зрения «природы», если позволишь, хотя это не совсем верное слово, и эволюции эти рефлексы и эти качества хорошие и правильные. Например, один из таких рефлексов — механизм реакции на опасность. Асирпа рассказывала как-то про него на примере зайцев, кажется, — Агнесса задумалась, пытаясь вспомнить, был ли тогда с ними Огата, но решила не придавать этому значения. — Так вот. Как и у любого животного, когда мы замечаем опасность, у нас есть три вида рефлекторной реакции: бей, беги или замри. Рефлекторная реакция помогает выжить, — тоном преподавательницы продолжила она. — Так как срабатывает гораздо быстрее, чем сознательная. Но она не всегда правильная.       Огата перестал смотреть на неё таким стеклянным взглядом, в целом стал выглядеть живее. И Агнесса не знала, радует её это или нет, но он стал больше похож сам на себя.       Ну, вернее, стал выглядеть так, как больше привыкла она.       — Я к тому, — она улыбнулась, хитро-хитро прищуриваясь, — что ты замер. Не бойся, — Агнесса веселилась, поэтому щёлкнула зубами, как если бы хотела его укусить, — я тебе ничего плохого не сделаю.       Агнесса веселилась, так как её очередь подшучивать настала даже раньше, чем Огата сел зашивать тетрапе. Конечно, она ни на секунду не поверила, будто он замер потому, что боится её.       Его реакция Агнессе виделась больше похожей на оцепенение, чем на дискомфорт или страх. Огата, скорее, просто не понял, ведь реакцию «замри» животные выдают в неизвестных обстоятельствах, когда первые две реакции, по всей логике, не подходят.       — А вы?.. — наконец-то заговорил Огата.       — Будь добр, — резко перебила Агнесса, — оставь остроты на потом, — никакое «потом» для выслушивания его шуточек, естественно не наступит. — Попридумывай пока. А сейчас не разговаривай — мешаешь.       — Нет, я хотел спросить: откуда вы умеете? — Огата слегка повернул голову и уже сфокусированным взглядом остановился на её лице. Лениво и будто бы рефлекторно.       Но для Агнессы это выглядело, как если бы он хотел посмотреть на её реакцию. И она, к своему сожалению, эту реакцию показала — удивлённо выдохнула. Прежде всего, удивлялась она тому, как в очередной раз глупо полагала, что Огата попадётся на такую дешёвую уловку: будет оправдываться, юлить или отмазываться — и тем самым только поможет ей дальше пройтись по этой теме.       — А, перед операцией необходимо обрабатывать операционное поле, — Агнесса приподняла его лицо за подбородок, открывая шею. — Область кожи обязана быть чистой, что бы ни в коем случае не занести инфекцию. А на волосках не только может остаться грязь, но и, возможно, он сам попадёт в открытую рану или шов.       И тут же поймала то ли кожей своей щеки, то ли услышала чуть более сильный, чем должен быть, выдох, как если бы он смеялся. Но Огата только едва-едва улыбался. Агнесса выпрямилась и показала бритву, мол, давай, говори уже всё, что хотел. А потом нервно вытерла свою щёку тыльной стороной руки на всякий случай.       — Значит, есть определённая вероятность, что вы уже это делали?       Агнесса удивлённо подняла бровь, она прекрасно поняла, о чём он, но очень странно завести такой разговор именно сейчас. К берегу речки, на котором они сидели — ладно, сидела сейчас только Агнесса, — слишком близко прилегал лес, теснил зарослями кустов и деревьями. Не самое подходящее место для того, чтобы обсуждать её работу на старшего лейтенанта Цуруми. Поэтому она наклонилась ближе к уху Огаты.       — Нет, это делал медбрат, — серьёзно объяснила Агнесса, как если бы он действительно просто любопытствовал, а не вёл к какой-то шутке над ней, — это входит в обязанности младшего медицинского персонала, — будничным тоном продолжила, делая вид, что послушно идёт за ним по этой дорожке из хлебных крошек. И совсем не знает, куда же та ведёт.       — О, надеюсь, как и убирать судно за лежачими больными, — Огата широко ухмыльнулся.       — А если нет? — Агнесса действительно искренне удивилась.       — Что ж, тогда мне повезло, что вы не брезгливая, — он непринуждённо пожал плечами.       Вернее, сделал лёгкое, похожее на это, движение, равно как и похожее на то, что ему просто неудобно так лежать, — Агнесса не столько это увидела, сколько почувствовала ногой.       — С чего такие уверенные выводы? — чуть осторожнее продолжила поддерживать диалог она.       Огата хоть и вёл её гораздо более интересными тропами, но всё ещё куда-то вёл.       — Кроме того, что, насколько я знаю о врачах в целом, профессия не предполагает брезгливости? — между делом озвучил он очевидный факт. — О вас в частности это узнал, когда вы попросили у меня закурить.       И слегка прищурил глаза. Огата так уже много раз делал, но именно сейчас ей казалось, что он стал выглядеть донельзя хищно. Агнесса нахмурилась, покрутила бритву в руке. Без каких-либо угрожающих движений, однако, она считала, такое подсознательно должно нервировать.       — Я не курю. И никогда не курила, — с расстановкой разрубила Агнесса этот узел хитросплетений — он пытался то ли завязать его вокруг неё, то ли впутать в него её саму. — Ты ведь лжёшь. Зачем?       — Как скажете, — Огата снова слегка пожал плечами, довольно прикрыл глаза.       И замолчал.       Просто всем видом показывая, что всё — разговор и так закончен. Агнесса почувствовала себя неожиданно потерянной. Слегка отстранилась, хмуро оглядывая его снова и снова. Это всё-таки было жутко похоже на дорожку из хлебных крошек, по которым она ещё не пришла к домику ведьмы, но уже свернула со своей знакомой тропинки.       Хотела ведь посмеяться над его реакцией на то, что он оцепенел от её предложения полежать у неё на коленях, — и стоит теперь в густом лесу, вынужденная озираться на светлячков, мерцающих обманчивым светом, будто это отдалённые фонари людей, которые её ищут. Причём свернула не по собственной воле или, скорее, даже глупости.       А это задумывалось Огатой с самого начала.       Они оба прекрасно знали, что по обычной дорожке, как в классической зачитанной сказке, она никогда не пойдёт, ведь в этом не было никакого интереса.       — Так ты это к чему? — как ни в чём не бывало попыталась продолжить разговор Агнесса.       — Ни к чему. Вы правы, я всего лишь лжец, — снова обрубил он.       — Не надо делать мне одолжение своим согласием, — она старалась звучать просто прохладно, а не грубо. Не вышло.       — Вы бываете довольны, только когда едите? — Огата специально чересчур наигранно выдавил обиду.       — Да ты же специально сказал что-то потенциально интересное, поманил, — Агнесса нахмурилась и упёрла бы руки в бока, если бы не бритва. — А теперь не договариваешь до конца.       — А зачем это мне? — Огата ни на один полутон не изменил своего голоса, но неожиданно повеяло прохладой. — Вы уже отдали свои драгоценные записи и механизм. И даже нож.       Вот теперь пришла очередь Агнессы замереть. Она даже рефлекторно задержала дыхание, пытаясь проанализировать ситуацию. А потом достаточно шумно выдохнула. И Огата это не мог не заметить.       Он то ли действительно повёлся на её мнимую капитуляцию, то ли просто сделал вид: ведь, очевидно, спицы хороши только как оружие внезапной атаки в ближнем бою, нож при неудачном замахе легко меняет хозяина. Агнесса здраво оценивала свои шансы, так что в принципе лезть в общие потасовки никогда и не планировала, а против самого Огаты это и вовсе очень неудачное оружие. Как минимум потому, что он знает и о спицах, и о том, что она умеет постоять за себя, даже если это будет значить убить кого-то.       А все вычисления, касающиеся поддельных кож, она вырвала из блокнота и сожгла уже достаточно давно.       — Остаётся… — он неожиданно снова заговорил и поднял руку.       Огата остановился до того, как она успеет хоть как-то отреагировать. Агнесса на секунду оцепенела. Он учил её, как быстро вскидывать винтовку и снимать её с предохранителя, как целиться, не сбивая собственного дыхания. Но вот на такое у неё реакция была отточена недостаточно, особенно учитывая, что она этого совсем не ожидала.       Так что если бы он хотел, то мог бы стукнуть. Но Огата просто показывал пальцем ей на лоб.       — Это, — коротко выдохнул он.       Она запоздало отклонилась всем телом чуть дальше, когда поняла, что глубоко ошибалась. Начиная со сравнения с хлебными крошками и пряничным домиком ведьмы, заканчивая всеми, особенно последней, попытками поставить его в неловкое положение и посмеяться.       Хлебные крошки никогда не приведут её к домику ведьмы именно потому, что он пряничный. Из жестокой и поучительной, но сказки. У них же с Огатой не может быть никаких пряничных домиков. Потому, что идут они по самому настоящему лесу. И, как рассказывал ей сам Огата, играть на территории противника и по его правилам — полнейшая глупость, нужно переманить его на свою, навязать собственные правила, часто это медленный процесс, требующий аккуратности и терпения. Гораздо большего терпения, чем у оппонента. И изучить этого самого оппонента нужно чуть ли не лучше, чем себя. А потом, когда он забудется, расслабится — пустить в него одну-единственную пулю.       Вот о чём ей напомнил их разговор. И когда Огата ткнул пальцем прямо в середину лба, Агнессе стало действительно не по себе.       Она передёрнула плечами, пытаясь отогнать это вязкое и раздражающее в своей иррациональности чувство, — лезвие-то у неё в руке. Нахмурилась, сосредоточенно переводя взгляд с его ладони на лицо и обратно. В принципе, особо скрывать смысла больше не было.       — Через пациентов, — бросила она ему и всё-таки продолжила бритьё, аккуратно придерживая его за подбородок.       Этот короткий ответ медленно растворялся в шуме деревьев и журчании речушки. Агнесса специально всё остальное время молчала, чтобы Огата сам себя занял мыслями, начал вспоминать и обдумывать, ей искренне хотелось надеяться, что распалённое любопытство жжёт его хотя бы в сотой доле так же сильно, как и её.       Лезвие скользнуло по горлу, собрало мыльную пену с редкими едва отросшими волосками и оставило чистую гладкую кожу. Раз за разом, без единой царапины. Агнесса чувствовала, как её спина уже начинает затекать, плечи деревянеть, а Огата головой неприятно пережал часть кровотока в ноге, но поторопиться — испортить работу.       Если уж взялась, то нужно делать как следует. И когда закончила, позволила себе зевнуть и довольно потянуться. Огата смотрел на неё выжидающе.       — Если коротко, то весь ответ действительно такой простой, — она смочила тряпочку простой водой и начала протирать его лицо, — через пациентов. Естественно, не напрямую. Сложно найти хорошего шпиона, — она пожала плечами. — Некоторые могут проболтаться, если надавить. Другие — просто вызовут подозрения. Но эти, — она сделала акцент и махнула свободной рукой, — пациенты. Ты же их видел. Такие никогда не дожидаются хотя бы частичного выздоровления, сразу идут… — Агнесса задумчиво огляделась по сторонам, — куролесить. Как это сказать на японском? Пить, гулять, развлекаться, — сама достаточно быстро вспомнила и оттого уверенно расправила плечи.       Огата смотрел на неё заинтересованно и слушал со своей обычной внимательностью. Ну, то есть той, после которой он любое слово может использовать против неё самой. Но Агнессу это не особо беспокоило.       — И там, естественно, расскажут про русскую женщину-медика, которая появилась из ниоткуда и вылечила их совершенно бесплатно. Согласись, такой достаточно необычной историей сложно не поделиться.       — У старшего лейтенанта повсюду могут быть глаза и уши. До него быстро доходила эта история, как и наше месторасположение, — с пониманием кивнул Огата, а потом улыбнулся, возможно, даже искренне, только вот после таких его улыбочек кто-то оказывался с пулей в черепе, — ответ был спрятан на самом видном месте. Это всё?       Агнесса закончила протирать его лицо и шею от мыльной пены, поэтому сделала вид, что задумалась и не поняла контекста вопроса: — Нет, надо ещё спиртом протереть на случай, если есть какие-то невидимые человеческому глазу порезы. Так что лежи.       — Нет. Я про вашу скоропостижную шпионскую карьеру, — без лишних расшаркиваний уточнил Огата.       — Да, это всё, — солгала она.       — Вы поэтому неправильно запахиваете халат? — по его интонации было сложно сказать, просто шутит он над ней или серьёзно интересуется. — Для более запоминающегося впечатления?       Агнесса рефлекторно посмотрела на свой распахнутый халат и с серьёзным видом кивнула:       — Ну, а ещё так удобнее.       Вдали послышался шорох. Тихий-тихий, но слишком непохожий на случайный. Огата сразу же положил ладонь на ствол винтовки и начал приподниматься, Агнесса просто замерла, близоруко прищурилась в ту сторону и попыталась аккуратно разогнать кровоток по ноге, которую Огата отдавил, чтобы быть в состоянии бежать, если вдруг что-то пойдёт не так.       Шорох приближался. Не петлял, чётко двигался к ним, иногда пытаясь затихнуть, чтобы отвести от себя ненужное внимание. Огата занял позицию, ещё чуть-чуть и направил бы дуло винтовки в ту сторону. Агнесса показала ему жестом раскрытой ладони, мол, убери. Толкать или в принципе применять силу к человеку, держащему огнестрельное оружие, категорически нельзя, особенно из якобы благих побуждений. Кроме рациональных причин, почему, собственно, нельзя, была ещё более личная для самой Агнессы. Если она так попробует сделать, то Огата потом отчитает её.       Он поднял дуло вверх, но позы не изменил.       — Хей, выходи, ты же знаешь, что мы тебя заметили, — весёлым голосом крикнула Агнесса в ту сторону.       Она не была до конца уверена, что это действительно кто-то из их компании. Может, просто совпадение, что какое-то дикое животное так неосторожно двигается.       Из кустов в полный рост, теперь она была выше них ровно на голову, встала Асирпа. И Агнесса помахала ей свободной рукой, так как видела её донельзя радостное лицо, улыбка от уха до уха делала ещё по-детски припухлое лицо девочки совершенно круглым.       Агнессе повезло, просто повезло, но она с довольным видом повернулась к Огате:       — Смотри, как надо.       Он сел нормально на землю, прислонил винтовку к плечу. А потом демонстративно для неё скептично приподнял одну бровь и то ли тихо недовольно фыркнул на Агнессу, то ли ей просто показалось.       — На тебя снизошёл медвежий бог и послал самые вкусные мозги? — мягко начала Агнесса.       Асирпа покачала головой из стороны в сторону и уверенно зашагала к ним, неся обеими руками кулёк. И чем ближе она подходила, тем отчётливее видела, что лицо у девочки столько же радостное, сколько хитрющее. Агнесса посмотрела то на Огату, то на Асирпу. Её, конечно, радовало, что та не слышала их разговора точно, иначе не делала бы такое лицо. Вот только Асирпа, вероятно, совершенно не так всё поняла. И Агнесса взвешивала, насколько ей нужно — и нужно ли вообще — пытаться объясниться.       — А что это вы тут делали? — ещё сильнее расплылась веселящаяся Асирпа.       Судя по тону, она считала, что сама всё прекрасно и правильно поняла, требуется только подтверждение. Агнесса отложила все вещи, которые пыталась собрать, и обеими руками показала на лицо Огаты, демонстрируя результат своих трудов.       — Я побрила его лицо, — честно ответила ей Агнесса. — По моему скромному мнению, вышло нисколько не хуже, чем у настоящего цирюльника.       — Агнессушка, — чересчур ласково позвала её Асирпа, качая головой из стороны в сторону. — Ничего же не изменилось.       Звучало это так, будто она разочаровалась, мол, как можно настолько бездарно врать, лучше бы придумала что-то другое. Агнесса посмотрела на Огату. Огата старательно игнорировал происходящее. Не отрицал, но и не соглашался с тем, что они тут просто обменивались услугами вполне приличного характера. Агнесса была упорной и упёртой, однако, конкретно это недопонимание ей было совершенно безразлично, так что она просто пожала плечами — не получилось, да и ладно. И перевела тему к содержимому кулька, а потом к своей будущей обуви.       — Не стесняйтесь — угощайтесь, — покивала ещё раз напоследок Асирпа, будто имела в виду совсем не кислую ягоду в кульке.       Огата потёр ладонью подбородок и выдал то, чего Агнесса не ожидала:       — Вы же сказали, что у меня дурацкая бородка?       Она на это вопросительно выгнула бровь. Благодарностей уж точно не ожидала, но это как-то слишком выбивалось из колеи. А потом нашарила в сумке своё зеркальце и протянула ему. В закрытом виде. Ведь он умеет открывать и точно не сломает. Огата его взял скорее рефлекторно, так как она почти впихнула ему в руку, но смотреться в своё отражение не спешил.       — Ну, так, — она не знала, как на это ответить, кроме как признаться, что на самом деле так не считает и сказала это просто так. Может, в другой раз бы у неё и получилось, но Огата специально напугал её, поэтому расшаркиваться не было никакого настроения. — Тебе же самому она нравится? — всё-таки нашлась Агнесса.       Огата принял этот вопрос за риторический. Она попыталась сделать точно такое же выражение лица, как и у него. Но такого же запаса терпения у неё не было.       — Так что? Зашьёшь тетрапе? Или у тебя есть какие-то претензии?       — Давайте, — он протянул ладонь и сидел так, пока она стягивала халат с плеч.       — Кстати, ты мне теперь за это, — она невежливо ткнула пальцем в ту сторону, в которую ушла Асирпа, — ой-ой, как будешь должен.       Огата слегка приподнял брови в наигранном удивлении, ждал, что она услышит, какую глупость сказала, и заберёт свои слова назад. Агнесса проигнорировала его. Упала на траву и свернулась калачиком, принципиально спиной к нему.       Подначивать и шутить над тем, как он зашивает халат, ей как-то совсем расхотелось.