Пусть лес станет домом твоим

      Дни полетели за днями. Сяо Чжань разучился о них думать, уверенный, что не знать о том, какой сегодня день, шло им обоим только на пользу. Да и ничего особо не менялось, если не считать того, что с каждой проходящей ночью Ван Ибо прижимался к его груди всё отчаяннее и отчаяннее. Будто страшась и цепляясь за последний оплот. Сяо Чжань иногда даже не мог сделать вдоха из-за крепкой хватки рук и прекращал гладить его по волосам. Ему не хватало решимости спрашивать. Не было смелости утешить. Всё чаще его обнажённая кожа и мятые простыни под мягкими щеками становились влажными.       Что он мог предложить Ван Ибо в поддержку?       Он мог бы предложить отправиться в путешествие, чтобы забыть случившееся и наслаждаться временем, им отпущенным. Вполне мог пообещать отыскать нужное снадобье, найти рецепт в книгах, приготовить его собственноручно и спасти Ван Ибо от напрасной смерти. Однако были ли у него реальные шансы осуществить подобное, если даже Ли Вэй это оказалось не под силу? Вообразить себя настоящим знахарем? Он уже сделал ошибку, за которую стоило бы расплатиться, только что было у него за душой, у лиса, чтобы он мог отдать взамен? Готовя и пробуя новые зелья, он лишь бы бездействовал всё равно, выискивая, мечтая, а ведь время для них стало драгоценней золота.       Сяо Чжаню только и оставалось, что не спать, следить за состоянием Ван Ибо, оберегать и греть ладонями всё то, до чего мог дотянуться. Может, правда, собрать вещи и отправиться посмотреть мир?..       Чем дальше шли дни, тем больше Сяо Чжань терял покой.       Чем дальше шли дни, тем больше просьбы Ван Ибо звучали до ужаса беспристрастно. Перед наступлением ночи он всегда брал с него слово, заставляющее нервничать и тупо глядеть в потолок после того, как его человек с явным облегчением вздыхал и укладывался у него под боком. Разве имел Сяо Чжань столько циничности, чтобы ему это запрещать?       – Гэ, послушай, я не хочу тревожить родителей таким известием сейчас, но ты сможешь отправить им письма, что я тебе оставлю? Мне было бы легче, если я мог их доверить тебе. У тебя же найдутся ручка и листок?       – Если я завтра не проснусь… Глупое такое напоминание, гэ, но не забудь доесть острый суп, что я приготовил. Не оставляй его как память, ладно? Ну чего ты, гэ, сердишься, ведь это хорошая шутка. Ладно, ладно, я больше так шутить не буду.       – Гэ?       – М-м-м?       – Как в детстве ты боролся со страхом?       – Я не уверен, что тогда его чувствовал, – хмыкнул Сяо Чжань, прикрывая глаза и пробуя пробудить воспоминания о детстве, когда он был лисёнком. – В нашей семье было семеро лисят и не скажу, что мы нуждались в особом присмотре, потому что как только ты встаёшь на лапы и нуждаешься помимо материнского молока ещё и в добыче, ты не можешь быть мягким. Весь мир – это опасность, с которой необходимо бороться, чтобы выжить.       – И ты ничего не боялся? – из-под влажной чёлки на него глядели широко распахнутые глаза. Такие наивные, такие открытые.       Сяо Чжань прижал Ван Ибо к себе крепче.       – Боялся. Но загонял его так глубоко, чтобы никто этого не разглядел.       – Ты о чём-то думал? Вспоминал какие-то моменты, которые позволяли тебе набраться храбрости?       – Возможно, это случилось после того, как Фусяо попалась в капкан. Мы дурачились с братьями и сёстрами на берегу реки, на привычных лисьих тропах, от которых нечасто ждёшь опасности, но мэймэй вдруг завыла так, что кровь застыла в жилах. Мы сгрудились вокруг неё, забывая о первопричине, по которой её поймали, и звали кого-нибудь из родителей, когда появился охотник со своим верным псом. После этого я понял, что страх и паника мешают выживанию, и позабыл о них.       – Твоя мэймэй…       – Фусяо и мой дагэ больше никогда не вернулись домой.       Ван Ибо притих, постукивая подушечками пальцев около его ключиц, рассматривая лицо Сяо Чжаня, будто выискивая в них отголоски сказанного.       – Когда я боюсь темноты, я включаю ночник, там, дома, или засыпаю в гостиной под свет телевизора, поставленного на беззвучный режим. В детстве я просил маму читать мне сказки и оставаться до тех пор, пока я не усну. Наверно, если бы случилось что-то такое, как с тобой, я бы тоже смог перебороть этот страх…       – Я здесь, Ибо, с тобой. Тебе нечего бояться.       Тогда Ван Ибо приподнялся и закусил губу перед тем, как добавить шёпотом:       – Ты спасаешь меня от тьмы, гэ, но она подбирается всё ближе, я чувствую это, и боюсь её всё больше.       Заставить Ван Ибо не думать об этом Сяо Чжань посчитал эгоистичным и лишь притянул его обратно к себе, прижимаясь губами к его лбу.       – Знаешь, гэ, несмотря на то, что наше знакомство оказалось поистине странным, и это только мягко говоря, я всё-таки рад в этой жизни повстречать тебя.       Спустя несколько минут Сяо Чжань всё же не смог сдержать любопытства и уточнил:       – Ты не расскажешь мне, что такое «телевизор»?       Проходили неделя за неделей, а блеск в глазах Ван Ибо всё угасал. Какие бы силы Сяо Чжань ни прикладывал, чтобы раздуть эти угольки, чем бы ни занимал Ван Ибо, всё было без толку. И это ощущалось самым тяжёлым. Быть беспомощным. Бездарным. Жалким.       Самое больное было то, что кроме ночных разговоров, Ван Ибо никак не показывал свои эмоции по этому поводу. Он не плакал, не стенал, не поднимал постоянно одни и те же бесполезные вопросы. Он полноценно участвовал в ведении хозяйства: расчищал снег перед домом, принялся за восстановление сломанного им же сарайчика, отмывал одну-единственную комнату до блеска и добивался от Сяо Чжаня более осознанного сохранения порядка. Он часто брал на себя ответственность за еду, и хотя чаще всего что-нибудь шло не так, не показывал, что унывал. Ван Ибо ещё ни разу не жаловался на своё самочувствие, много шутил и подкалывал, вот только открыто он смеяться и улыбаться перестал.       Сяо Чжань скучал по его улыбке.       Очень скучал.       И трудился по мере своих сил и умений, чтобы Ван Ибо хоть на маленькую, крошечную капельку считал себя не одиноким, несмотря на ожидающее их будущее.       Только в своей наивности многое упустил из виду и чуть не поплатился за это.       Однажды Сяо Чжаня разморило от усталости и поисков какого-нибудь дерева, похожего на ёлку, о которой так много рассказывал Ван Ибо. Тот делился с ним историями и традициями, принятыми у людей, о том, как они ближе к весне празднуют день, когда начинается новый год, и в том месте, где он жил, принято обязательно раздобыть к этому дню пусть даже самое крошечное мандариновое дерево. Сяо Чжань тогда спросил его о мандаринах, какие они были на вид и вкус, и впервые за долгое время Ван Ибо выглядел довольно счастливым, описывая ему это. Они потратили больше суток на вырезание украшений красного цвета, которыми потом увесили небольшую сосенку неподалёку от дома. На закате дня, когда зимнее солнце давно скрылось за кроной вдали, Сяо Чжань смотрел на Ван Ибо, как тот по-детски задирал голову, поправляя шапку и шевеля звериными ушами, руками указывал, что хотел бы перевесить, и не мог на него наглядеться.       Уснув в тёплых объятьях, Сяо Чжань проснулся, будто его толкнули. Он испуганно вскрикнул, скорее всего, ещё во сне, перевернулся, чтобы коснуться Ван Ибо, только обнаружил, что постель с его стороны уже остыла. Сяо Чжань зашевелил ушами, прислушавшись – ему снова показалось, что скрипнула половица. Он спустил ноги с кровати, зевая, не совсем соображая после краткого отдыха.       – Ибо.       На его отклик никто не отозвался. Дома в принципе стояла звенящая тишина. Только потом, когда он услышал, как открылась входная дверь, он вскочил, и остатки сна мгновенно слетели с него. Он почти сорвал покрывало, запутавшись в нём, босиком добежал до выхода и, не останавливаясь, оказался на улице, на покрытом небольшим слоем снега крыльце. Он бросился вслед за уходящей тенью, спотыкаясь, толкая хлопнувшую вслед за Ван Ибо калитку, без мыслей опустил ногу в сугроб и не сдавался, пока не догнал убегающего человека и не напрыгнул на него сзади.       Они оба свалились на землю.       Ван Ибо был только тепло одет, не имел ни рюкзака, ни вещей, ни еды, ни воды. Сяо Чжань со злостью замолотил ему по спине, плечам, рукам.       – Ты…Ты решил сбежать? Вот так сбежать? В ночи? Даже не предупредив? Ван Ибо, это жестоко по отношению ко мне.       – Гэ, отпусти меня, – выбравшись из снега, Ван Ибо утёр мокрое лицо и повернул к нему немного голову, он не говорил, он шептал, и даже так Сяо Чжань мог расслышать в его голосе дрожь. – Просто отпусти.       – Не подумаю даже! Что ты собрался делать? Куда ты собрался бежать?       – Я должен уйти, гэ. Подумаешь, не примут меня люди в таком виде, но я устал причинять тебе боль. Я не хочу, чтобы ты столько терпел этой боли, привязываясь ко мне.       – Значит, ты решил самостоятельно, по-взрослому, сделать мне ещё больнее, оставив одного?       Утопленные в снегу колени мёрзли, ступни тоже начинало покалывать, Сяо Чжань поднялся и никак не мог сдержать озноб. Лицо, казалось, горело, и он провёл по нему ладонью, касаясь влаги на щеках. Он… плакал? Или с заиндевевших ресниц от тепла стали таять снежинки?       Ван Ибо перевернулся, встал на колени со склонённой головой и держался этой позы, пока Сяо Чжань не остановил поток слёз и не присел, обнимая его. Тогда он уже заплакал навзрыд на его плече, почти не замечая, как Ван Ибо расстёгивал и стягивал с себя куртку, чтобы укрыть и укутать его.       – Пойдём в дом, гэ.       Уже за закрытой дверью они впервые поцеловались, точнее, Ван Ибо коснулся его губ своими, и Сяо Чжань даже не думал сопротивляться. Это было похоже на выражение обоюдного отчаяния, такого необходимого и важного, лучше всяких слов, и Сяо Чжань, сжимая Ван Ибо в крепких объятьях, не думал ни о чём, кроме как о горячих поцелуях, почти неслышного смеха и того, какой его человек был податливым. Он даже не смог точно потом разобрать, чей в итоге всхлип прозвучал, его или Ван Ибо.       – Мой дом навсегда останется и твоим тоже, и если ты уйдёшь, я больше не смогу назвать его своим. Он наш, Ван Ибо, общий, – прямо в ненасытные губы признался Сяо Чжань.       После этого он чаще стал находить себя подавленным. Вся решимость сводилась к бесконечным поискам способа, если не снять проклятье окончательно, то хотя бы замедлить его действие. Звучало эгоистично, и Сяо Чжань это прекрасно осознавал, однако он больше не представлял жизнь без Ван Ибо и был готов сделать невозможное ради него. Он собрал чуть ли не коллекцию книжных изданий о различных отварах, настойках и зельях, выпросил у старушки Хуан справочник о лекарственных растениях ближайших областей их леса и болот, ходил и опрашивал всех старейших соседей в округе и даже, сдерживая свой гнев, всё-таки стал навещать Ли Вэй, заставляя её чуть ли не носом пахать землю, чтобы разыскать вариант ослабить метку. Возможно, в нём ещё и взыграла жалость: ведь все местные звери отвернулись от ведьмы из-за того, что она натворила, пусть и не совсем по своей воле, и девушка в последнее время в одиночестве прозябала в ведьмовской хижине на краю болот. Сяо Чжань давил это лишнее чувство, но он решился задействовать все возможности, лишь бы зажечь огонь в Ван Ибо и не дать тому окончательно потухнуть. Ведь не могло же на самом деле не быть способа его спасти, когда Сяо Чжань, обычный необразованный лис, научился даже отличать валериану от пустырника? Спасибо дядюшке Яну, научившему его читать самое элементарное, и то, всегда приходилось уточнять, когда какой-нибудь иероглиф он не знал. Поэтому процесс затягивался, и Сяо Чжаня это выводило из себя.       «Бесполезный. Какой же ты бесполезный мешок меха!»       – Ты действительно этого хочешь, Чжань-гэ?       Сяо Чжань не любил, когда его отвлекали. В особенности когда это делали такие раздражающие особы, как Ли Вэй, чьё присутствие постоянно его нервировало. Но он терпел. Из-за Ван Ибо. Из-за слабой, почти угаснувшей надежды.       Он потёр покрасневшие глаза и поднял взгляд на девушку.       – А ты разве нет?       – Ты же знаешь, о чём я, твоя привязанность такая странная, вы знакомы совсем немного. Но почему этого так хочешь ты?       – Конечно, ты-то же хочешь всё исправить, потому что это твой промах, но у меня с каждым разом ощущение, что ты совсем не раскаиваешься, а? – сквозь зубы процедил он, не собираясь раскрываться перед ней.       «Какая, к гуям, разница, почему я это делаю? Я это делаю, и точка».       Ли Вэй присела за стол напротив, сложила руки вместе и уткнулась в кулачки подбородком.       – Не забывай о своей вине тоже. Что, так зудит, даже усидеть на месте не можешь, вот и рвёшься так?       – Не забывай, – передразнил он её тон, – что я не мог подумать, что твоё оборотное зелье сделает только хуже. Мне же оно плохо не сделало.       – А я не могла подумать, что от боли предательства могу проклясть кого-то. Справедливо?       Они буравили друг друга взглядами. С непримиримой ненавистью. Сяо Чжаню многое хотелось высказать: и то, что технически они с Ван Ибо не сделали ничего дурного, кто же считает простую вежливость и даже лёгкую симпатию – предательством, и Ван Ибо не являлся чьей-то собственностью, чтобы его делить, и договорённости между их матерями не означали, что они уже встречались или заключили меж собой брак. Всё это – отговорки, чтобы обелить себя, однако он не желал делиться всем этим. Пусть дуется и обижается, сколько ей захочется – вот как он считал.       Ли Вэй выдохнула первой и расправила плечи.       – Как он себя чувствует?       – Сходи и сама посмотри, – огрызнулся он и загородился очередной книжкой.       Он начал читать про энергию ци, о которой однажды уже упоминала ведьма, и ему пришлось обложиться ещё парочкой руководств, чтобы хоть немного улавливать смысл прочитанного. Он был особо подвержен раздражению в такие моменты, потому что ему казалось, что он недостаточно прилагал усилий.       – Он всё ещё меня ненавидит, если я приду к тебе домой, он сожрёт меня живьём, – с грустью пожаловалась Ли Вэй, и Сяо Чжань хмыкнул.       «Я с ним в этом полностью единодушен».       Какое-то время они молчали, только в печи потрескивали дрова. В такой ледяной стылый день это ощущалось даже уютно. Сяо Чжань поелозил на стуле, призывая себя расслабиться хоть немного.       «Если бы здесь ещё не было этой ведьмы! Лучше вместо неё сидел бы Ибо, и я мог бы показать ему этот странный абзац. Я уже пытаюсь его прочитать чуть больше получаса, но так и не понимаю, неужели мужская энергия ян настолько всемогущая? Можно было бы даже пошутить что-нибудь и попытаться вызвать у него улыбку».       Он приподнял голову, чтобы ещё раз обозначить Ли Вэй своё негодование, хотя у него и вспыхнули щёки от смущения, когда он начал думать о поцелуях с Ван Ибо в её присутствии, но неожиданно увидел, как по её щекам покатились слёзы. Чёрная радужка её глаз стала серой, стеклянной, а взгляд совершенно пустым.       – Эм… Ли Вэй… Ты чего?       – Вы все думаете, что я со зла это сделала, – всхлипывая, произнесла девушка, кривя рот и жмурясь, будто собираясь таким образом остановить текущие слезинки. – Вы с Ибо, звери – все обвинили меня в этом, отказались общаться, все готовы навсегда остаться в своих истинных обличьях, только чтобы ко мне не обращаться. Я знаю, что всё случившееся обернулось чем-то плохим, но я ведь… я ведь действительно люблю его и просто… просто…       Её маленькие раскрытые ладошки, упавшие на стол, выглядели беззащитными, и сердце Сяо Чжаня ёкнуло. Ведьма так смотрела на них, на свои тонкие пальцы, словно на самом деле видела на них что-то другое, возможно, даже кровь или похожее, потому что на её лице застыл ужас. Она жалела о случившемся, и в этот момент Сяо Чжань принял бы это впервые за многие недели, если бы она извинилась. Может, она просто не находила правильных слов или способов загладить вину? Поэтому так агрессивно всё время защищалась?       Как бы то ни было, Сяо Чжань не мог скрыть своей досады.       – Прости уж, но любимых не обращают в животных. В ослов, свиней, вепрей, какая разница? Была ли ты зла, возмущена, расстроена, это не даёт тебе никаких оправданий, когда ты разрушаешь чужую жизнь. А если бы он в таком облике что-то съел? Выпил? Он же человек! В теле животного у него совсем нет звериных инстинктов, он как слепой новорожденный мог умереть от чего угодно, ты это понимаешь?!       – Но сейчас он тоже умирает.       В груди Сяо Чжаня глухо застучало. Ярость. Обречённость. Бессилие. Они, по-видимому, заняли место сердца, пульсировали вместо крови, растекались по венам, били в висок. Сяо Чжань вновь и вновь видел перед собой Ван Ибо. Померкшего, потерянного, испуганного. Как наклонял голову, чтобы коснуться его горячих рук на своих плечах, когда Ван Ибо его обнимал, прижимался с отчаянием на лице, будто завтрашний день больше не наступит. Ван Ибо, который постоянно умалчивал и лишь грустно улыбался, когда Сяо Чжань спрашивал о самочувствии. Ван Ибо, который смахивал чёлку и ставил перед ним какое-нибудь пышущее жаром блюдо и закусывал губу в ожидании вердикта. Обычные мелочи, что видел Сяо Чжань, и которые трогали его, заставляли оголять клыки и бросаться на весь мир, только чтобы оставить это навсегда. Он не мог понять эту боль, то, что испытывал ежесекундно Ван Ибо после горькой правды, невозможно было понять, но как же он хотел её разделить. Пополам, и даже забрав большую часть. Сяо Чжань был несомненно готов к страданиям, лишь бы Ван Ибо снова смог улыбаться без оглядки. Ведь наверняка тот постоянно жил вопросами. «Сколько мне осталось наслаждаться пустяками?» «Могу ли я вообще радоваться?» «Имеет ли это хоть какой-то смысл?»       – Чего бы мне ни стоило, я разыщу способ и спасу его, – прорычал он, перелистывая страницу под продолжающийся плач Ли Вэй.       Прошло достаточно времени, за которое Сяо Чжань прочитал довольно интересные моменты о «Книге перемен», вечном сражении дракона и тигра, когда ведьма оплакала своё и тихо спросила:       – Ты правда готов на всё, чтобы его спасти?       Сяо Чжань застонал, закатил глаза и стукнул себя по лбу обложкой. Ему показалось таким неуважительным, что он столько раз произносил это и доказывал своё неистовое желание действиями, а его до сих пор спрашивали.       – Я с тобой разговариваю, Чжань-гэ…       – Сколько раз мне это произнести? Да! Да, гуи подери! Да, я готов на всё, чтобы его спасти. Под «всё» я подразумеваю действительно всё, если ты вдруг до этого момента ещё не поняла.       – Я думаю, что есть один способ, который стоит попробовать. И мне кажется, что вы готовы к нему…       – … поэтому она предложила это.       Сяо Чжань тщетно силился не выглядеть смущённым, только у него не особо выходило скрыть горящие щёки и шею, пока он делился этой новостью с Ван Ибо. Было непросто: сначала он пережил подобную откровенность с Ли Вэй (а кто этого вообще хотел?), а вот теперь приходилось пояснять это всё своему человеку. Добавляло робости ещё то, что Сяо Чжань увидел после своего возвращения, пусть он и сделал вид, что не заметил, как Ван Ибо сидел за столом и разглядывал все эти книги, рукописи, справочники и руководства, им оставленные, и как у того блестели глаза от слёз. Теперь же Ван Ибо совсем не выглядел заинтересованным, он ковырял закинутую на кровать ногу и даже, казалось бы, игнорировал лисье смущение. Из-за этого ситуация становилась всё более неловкой.       Сяо Чжань сглотнул.       – Что ты об этом думаешь? М-м-м, Ибо?       Ранка чуть ниже колена разрасталась, набухала, краснела и краснела. Когда из неё выступила капелька крови, Сяо Чжань закусил губу. Ему не нравилось, как Ван Ибо молчал.       – Ибо?       – Да, гэ? – наконец-то еле слышно отозвался тот.       – Что ты думаешь об этом… способе? О котором я тебе рассказал? Может, это наш единственный шанс побороться с этой гуевой меткой и сбить темп распространения проклятья.       – Я тебя слушал, не обязательно повторять, гэ.       – Просто тебе это будто неинтересно, может, ты отвлёкся, и я…       – Чтобы подавить проклятье, предположительно вызванное женской энергией инь, то есть ведьмовской сущностью Ли Вэй, вы предлагаете заставить пробудиться вместо неё энергию ян? Так?       – Да, точно, ты всё слышал, – облегчённо выдохнул Сяо Чжань, взял паузу, наблюдая, как Ван Ибо всё ещё царапал собственную ногу, откашлялся и добавил. – Звучит ведь как хороший план, да? Чем больше будет энергии ян, тем меньше будет действие энергии инь, то есть проклятья… И ты будешь спасён!       – И вами, подчеркну, вами выбранный способ не нечто связанное с адреналином, допустим, чтобы случился выброс каких-то мужских гормонов и прочее? Мы же о традиционном лечении всё ещё говорим?       – Возможно, у людей это называется традиционным лечением, не скажу, что могу утверждать так наверняка, но подобное действие описано в «Книге перемен», и Ли Вэй подумала, будто бы это самый хороший вариант. То есть, конечно, там не было сказано: «Идите и предложите это Ван Ибо», конечно, нет, – Сяо Чжань неловко рассмеялся, и затем ещё раз, потому что Ван Ибо на его шутку не отреагировал, поэтому стал его убеждать. – Нет, ты не подумай, твой вариант тоже неплох, я уверен, он тоже мог бы помочь, только, мне кажется… то, что я предлагаю… более… эффективно?.. Что не так, Ибо? Честно, ты заставляешь меня ещё больше нервничать…       Ван Ибо всё-таки вскинул на него глаза. И он вздрогнул, потому что в первую секунду его всегда пугало это осунувшееся лицо, с тёмными провалами вокруг век, с потрескавшимися губами и почти посеревшим взглядом.       Перед ним сидел человек, отринувший надежду.       – Поэтому… – Ван Ибо помедлил перед тем, как продолжить, – ты предлагаешь мне пойти и потрахаться с Ли… с этой ведьмой? Я правильно тебя понял, Чжань-гэ?       Сяо Чжань опешил настолько, что не успел даже возразить, поскольку Ван Ибо вдруг вспылил, его брови сдвинулись к переносице, делая его прямой взор суровым, а на подбородке проявилась и запульсировала венка.       – А ты подумал о моих чувствах, Сяо Чжань? Перед тем как предлагать такое? Ты прекрасно же знаешь, насколько я её ненавижу, и ты сам со мной соглашался, что не будет ей прощения. Только нет, посмотрите-ка, теперь ты к ней ходишь, будто к себе домой, пропадаешь в её гуевом обществе целыми днями, а потом приходишь с такими идеями и наивно считаешь, что я соглашусь? Ты хоть раз подумал, что я при этом чувствую, а, гэ?       Сяо Чжань придвинулся, пока он ругал его, попытался взять за руку, успокоить, притормозить, только Ван Ибо отдёрнул её, смотря в ответ с откровенным отвращением.       «Я всё испортил», – мелькнула ужасающая мысль.       За грудью кольнуло. Неужели он смог так просто потерять его доверие? Всего лишь тем, что неправильно рассказал свой план? Сяо Чжань выдохнул, намереваясь оставаться спокойным, решил всё-таки быть откровенным. И сказать прямо, хотя вся шея взмокла от напряжения.       – Я предлагал себя, вообще-то.       Что-то в глазах напротив от его обиженного тона мелькнуло, какая-то сильная эмоция, пробившаяся сквозь обречённость. Словно вспышка кометы прочертила бескрайнее беспросветное небо.       Ван Ибо провёл языком по губам.       – Ты не мог бы повторить?..       Сяо Чжань не смог так долго выдерживать это противостояние взглядов, поэтому посмотрел сначала на кончик носа, затем на губы, подбородок и ниже, отмечая, как кадык приподнялся и опустился, когда Ван Ибо сглотнул. Это особенное местечко манило. Будоражило. Сяо Чжань сжал кулаки, снова поднял глаза и максимально чётко проговорил:       – Я предлагаю себя. Как можно было из моих слов решить, что я назову кого-то другого? Да, я, именно я, хочу тебе помочь пробудить энергию ян. Как ты там сказал?.. «Потрахаться»? Вот, прошу об этом, чтобы ты потрахался со мной, а не с какой-то ведьмой. Или я тоже тебе не подхожу?       Ему показалось, что у Ван Ибо начали подрагивать крылья носа, трепетание переместилось ко рту, а затем он улыбнулся, несмело, робко, но от этой улыбки Сяо Чжань ощутил в себе новый прилив сил. Наполнился уверенностью. Поэтому заикнулся:       – Не подхожу?       – О чём ты говоришь, гэ? Просто это слово такое грубое, грубое и неподходящее. Грязное. Не для нас. Мне кажется, что в этой ситуации будет более идеальным словосочетание «заняться любовью»… А? Как считаешь?       Сяо Чжань посчитал это за согласие, потому потянулся к нему снова с намерением обнять, и теперь Ван Ибо не сопротивлялся, даже когда он оставил влажный след на его шее. Обжигающий. Ненасытный. Без каких-либо сомнений.       – Заняться любовью? Я думал, что любовь – это чувство, эмоция, разве можно чувствами заниматься?       Ван Ибо обхватил его лицо ладонями, убрал упавшую на глаза Сяо Чжаня чёлку, погладил щёку. Перед новый поцелуем он пообещал:       – Ему можно научиться, гэ, и я тебя этому научу.       Наверно, Сяо Чжань просто-напросто нуждался в этом, только не осознавал. Возможно, когда-нибудь, в своём истинном обличии, он и испытывал нечто сходное, но вот так, поддаваясь напористости Ван Ибо, он тонул в эмоциональной волне подобной силы впервые. С готовностью приоткрыл рот, позволяя горячему и влажному языку оказаться внутри. Сяо Чжань выгнулся, чтобы большей площадью тела ощущать Ван Ибо. Не без помощи он перебрался к нему на колени, ухватился за плечи, пальцами проводя по задней стороне шеи, цепляясь за тоненькие волосы, оттягивая их, накручивая на фаланги. Ван Ибо выдохнул, прикрыл веки, чуть наклоняя голову, прошёлся языком по языку и чуть-чуть приподнял колени, чтобы Сяо Чжань скатился по его ногам, упираясь в торс.       Жар, вспыхнувший цветком в груди, переместился куда-то в живот, под пупок и в пах, и Сяо Чжаню срочно потребовалось раздеться. Он отстранился, и между их губ протянулась тоненькая линия слюны. Ван Ибо открыл глаза, и его пронзительный взгляд пустил разряды по коже, волоски на руках встали дыбом, чтобы под ними забегали мураши, а хвост заметался по кровати. Остаться без одежды стало ещё необходимее.       Сяо Чжань выпустил Ван Ибо из объятий и принялся расстёгивать пуговицы своей рубашки. Сначала у горла, затем следующую и следующую, задержал дыхание, когда Ван Ибо уложил свою ладонь ему на живот, двинулся чуть вверх, приподнимая пока застёгнутую часть одежды.       – Можно я?..       Несмело попросил разрешения он, а после кивка принялся за начатое, распахнул полы и двумя руками взялся за его талию, с нежностью и без спешки провёл вдоль рёбер, достигая груди, трогая соски. Наверняка Сяо Чжаня пробила дрожь от одного осознания, что его могли так касаться, чем от возбуждения, и он, кусая влажную губу, опустил взгляд на собственную грудь. Между подушечками пальцев, что с нажимом давили, оглаживали, щипали, его соски напряглись, стали крупнее и твёрже.       Сяо Чжань посмотрел на Ван Ибо, а тот на него.       – Надеюсь, что не все твои сородичи такие красивые. Нет, конечно, нет, что я такое ляпнул, ни у кого не может быть такого красивого тела, как у моего гэ.       Он соблазнительно изогнулся, сначала поддаваясь бёдрами и втягивая живот, двинулся верхней частью тела с хитрой улыбкой, будто бы подтверждая размышления своего человека.       «Смотри на меня, смотри».       Ван Ибо стиснул его груди, выворачивая соски, перемежил ногами.       – Сяо Чжань, – выдохнул он. – Сяо Чжань…       От внезапно съехавшего на шёпот голоса что-то происходило внутри его тела, похожее на микро импульсы, приятным покалыванием которые проходились по позвоночнику, от головы и до самого копчика, и незнакомую тяжесть, желания укусить. Сяо Чжань позволил себе не сдерживаться: наклонился и зубами затронул местечко между основанием шеи и плечом, мягкое, под бьющейся жилкой, чувствительное. Не со всей силой, так, лишь немного прикусил, больше целуя губами, и приподнялся на коленях. Хвост Ван Ибо хлестнул его по локтю, но Сяо Чжань не заметил, ведь тот, кому он принадлежал, подставился под его клыки, застонал совсем низко.       Весь остальной мир попросту перестал существовать, померк, потемнел, исчез.       Сяо Чжань расслабил челюсть, опустился, сразу нащупав между бёдер невероятной силы огонь. Ван Ибо из-за проклятья и звериной сущности всегда был горячим, только сейчас он почти полыхал, и хоть Сяо Чжань понимал, что это не по-настоящему, не мог тот гореть, однако другое ему сравнение в голову не приходило. Он подвинулся, сместил колени к ягодицам Ван Ибо, надавил, вмещаясь меж ног, и припихнулся. Хотелось забрать чужой жар себе, забрать и спрятать, распространить в себе, переманить хотя бы крошечный уголёк и раздуть. Будто бревно в костерок подкинуть. Сгореть. Вспыхнуть.       Ухмыльнулся, заметив испарину на висках Ван Ибо, поцеловал их, после и лоб, нежно стёр капли. Коснулся губами носа, почти невесомо губ, впечатался в подбородок, потому что руки Ван Ибо оказались на его заднице, сжали с силой.       Сяо Чжань заелозил, с оттяжкой качнулся чуть вперёд, затем назад, пока зацеловывал такое любимое лицо, срывая с губ Ван Ибо еле слышные судорожные вздохи. Это подначивало. Сяо Чжань ощущал, как под ним член реагировал – подскакивал, создавая давление на внутреннюю часть бедра, расслаблялся и снова подталкивался. Было невероятно возбуждающе это переживать, познавать реакции, читать не своё тело. Для этого не нужно было слов, чтобы понимать, как Ван Ибо это тоже всё нравилось.       Нет – Ван Ибо был в восторге.       Было не сдержать улыбки, когда Ван Ибо начал стягивать с себя его же футболку. Как оголялся молочного цвета торс, как почти приклеилась к этой твёрдой коже ладонь, рванулась вверх, помогая избавиться от одежды. Стоило им откинуть футболку, как они тут же вернулись к поцелуям. Сяо Чжань размеренно покачивался, а Ван Ибо гладил его по спине, лопаткам, запутывался пальцами в волосах, запрокидывал голову Сяо Чжаня, страстно целуя, снова даруя ему свободу, возвращаясь всем вниманием к бёдрам, стискивая их, подталкивая к себе активнее. В какой-то момент, Сяо Чжань даже не заметил в какой, он ускорился и почти только вжимался в пах с такой амплитудой, что почти подпрыгивал. Ван Ибо вбивался в него, привставая в нужную секунду, тогда, когда это было правильно, важнее всего. Сяо Чжань ногтями впился в плечи и постанывал, потому что в нижнем белье и штанах с каждым проходящим мгновением становилось тесно, почти до боли. Только он не стремился останавливаться, поэтому он, всё сильнее протискиваясь к Ван Ибо, запустил руки между ними в попытке расстегнуть последнюю преграду в виде пуговицы, что осталась застёгнутой на штанах.       Уловив его поползновения, Ван Ибо сразу же притормозил, хотя Сяо Чжань ощущал подёргивание собственных и его мышц, и по инерции они продолжали провоцировать друг друга. Оба тяжело дышали, почти с надрывом. У Ван Ибо волосы надо лбом были влажными и чуть-чуть скручивались в колечки, что Сяо Чжань считал жутко милым, как и пунцовые пухленькие щёки, ставшими такими от всего лишь полуулыбки. Сердце колотилось в груди, словно ударяясь прямо о рёбра, и даже выпускать воздух из лёгких делать было дискомфортно. Дыхание окончательно сбилось.       Сяо Чжань утёр свой лоб, причмокнул сухими губами и приоткрыл рот.       – Сяо Чжань, – с придыханием позвал его Ван Ибо, и это было первым, что прозвучало за это время помимо их стонов.       Было бы лучше, если так продолжалось, у Сяо Чжаня совсем не было в планах разговаривать, он попросту не находил на это сил и всего-навсего приподнял брови. Из усталого Ван Ибо стал игривым и прикусил изнутри щёку:       – Не думаю, что мне этого будет достаточно…       И выдержал интригу. Сяо Чжань не выдержал обрушившейся на него сладости, смотреть на такого очаровательного Ван Ибо было выше его сдержанности, он расхохотался и откинулся назад на чужих согнутых коленях. Он прикрыл лицо локтем, пробуя наладить вдох и выдох, но из-за смеха это не получалось. От нескончаемой ласки всё его тело подрагивало, и Сяо Чжань определённо не думал спорить. Этого совсем было маловато.       Ван Ибо, придерживая его, внезапно завалился набок, включился в его развесёлое настроение, улыбаясь. Окружил его своими конечностями, опутывая, окутывая, зацеловал все места, которые попадались под его ненасытные губы. Они поёрзали в кровати ещё сколько-то, в течение чего Сяо Чжань со смехом уворачивался от нежных поцелуев и трогал обнажённый торс Ван Ибо, пощипывал и щекотал, вызывая ответные смешки и ухмылки.       И уставился всецело влюблёнными глазами, когда Ван Ибо выпустил его из своей тёплой хватки, чтобы выпрямиться и сесть. Он начал снимать шорты, затем нижнее бельё. Сяо Чжань чуть менее грациозно повторил за ним, оставшись нагим. До этого он не считал такое зазорным – звери в принципе не признавали одежды, и Сяо Чжань стыдливо мог сказать, что в человеческом обличии множество раз предпочитал ходить также как в зверином – зато сейчас он сместил ноги друг к другу, скрывая то, как у него стояло меж ними. Не то, чтобы он стеснялся присутствия и взглядов Ван Ибо… В какой-то момент — это препятствие просто появилось в его голове, что он должен проявить волнение, вот так оголяясь перед другим, неловкость от реакций собственного тела, и теперь никак не мог от него избавиться. Пожалуй, эта неравная борьба проступила на его лице, потому что когда Ван Ибо опять обернулся, уши у него легли вдоль головы, выражая сомнения.       – Если ты считаешь, что это слишком… – и всплеску радости, такой детской и даже невинной, что до этого так и изливалась из него, закрыли доступ, и Ван Ибо отбросил её подальше.       Замер как напуганный кролик, в отражении глаз так и застыла боль, словно осознание возможной смерти снова настигло его, потянуло на самое дно, и Ван Ибо перестал верить в маячащую перед ними надежду.       Сяо Чжань издал звук, прочищая горло, перед тем как ответить:       – Ты обещал меня научить, разве нет? Я буду бессовестным, если захочу от такого отказываться, м?       Ван Ибо незаметно для самого себя ухмыльнулся и чуть наклонил голову. Потом замотал ею, будто не веря в то, что услышал.       – Ты красивый, гэ. И бесстыжий. Без одежды… ещё больше.       И кашлянул. Сяо Чжань рассмеялся, потому что ему вдруг как откровение пришло: Ван Ибо тоже был озадачен своей наготой. И переживал. Его крупные ладони лежали поверх паха, прикрывая его, и Сяо Чжань подлез к нему под руку, мимолётным взглядом коснулся покрасневшей виднеющейся плоти и уставился в лицо с улыбкой. Они же учатся, да?       «Тебе стоит быть смелее».       – Ты тоже.       Ван Ибо не мог не заметить его интереса и ещё пуще покраснел. Он прикусил губу и выглядел слишком соблазнительно, и непорочно одновременно, чтобы его не поцеловать. Сяо Чжань выпрямился и совершил желаемое. Сначала он держался за плечо Ван Ибо, потом же его ладонь соскользнула на бедро, прошлась по мышцам до колена и обратно, направилась на внутреннюю сторону. Большой палец коснулся мошонки, и Сяо Чжань, ухмыляясь в поцелуй, осторожно приподнял его, чтобы, оглаживая яички, достигнуть ствола. Член дёрнулся от первого прикосновения, Ван Ибо захлопал ресницами перед тем, как окончательно прикрыть веки, и неистово отдался страсти. Тогда Сяо Чжань чуть смелее взял член, на пробу оттянул его и отпустил, словил приглушённый стон губами и провёл сжатой ладонью вверх-вниз. Это было похоже на обладание всем миром. Всей галактикой. Вселенной. Сяо Чжань ощутил себя всемогущим.       «Будь смелее».       Ван Ибо вырвался из плена их поцелуя и тяжелее задышал, наблюдая за его манипуляциями, и Сяо Чжань чуть отодвинулся, чтобы не загораживать ему этот прекрасный вид. Загорелые пальцы казались побелевшими под алой от прилившей крови головкой. Сяо Чжань улёгся Ван Ибо на плечо, сменил руку, чтобы свободной найти его ладонь и переплести пальцы, усерднее принялся ласкать. Он слегка касался, наглаживал ровную кожу, чуть постукивал по уретре, натирая подушечкой углубление, потом соединял большой и указательный пальцы, через кольцо пропуская края щёчек. Ван Ибо дышал ему в макушку, трепетал, подчиняясь. И в какой-то момент привлёк его внимание, крепко стиснув его руку, останавливая, и прохрипел:       – Подожди… если ты продолжишь… я…       Сяо Чжанем руководило лишь знание, инстинкт, может быть доставшееся ему от предков, или также как на Ван Ибо повлияло оборотное зелье, это пришло ему от Ли Вэй, но он внимал тому, что диктовало ему сердце. Он послушно отстранился и убрал свои ладони, чмокнул Ван Ибо в щёку, и в нос, и в линию челюсти, попросил у него поторопиться. Сяо Чжань перевернулся на колени и, медленно вытягиваясь и изгибаясь, улёгся на кровати спиной к Ван Ибо, шевеля бёдрами, дразнясь. Скорее всего, он поспешил, и ему стоило хотя бы спросить у своего человека, готов ли он, однако в теле всё так горело, подначивало, торопило, будоражило. Сяо Чжаню было сложно себя удерживать. Ему хотелось. До ужаса хотелось. До ноющей боли в животе хотелось.       У него затекли руки.       Он опустился на локти и даже немного замёрз из-за остывающего пота, скопившегося на спине между лопаток и в ложбинке поясницы. Сяо Чжань всё же издал недовольный возглас, похожий и на «Ибо», и «будь искренним», когда ему всё труднее стало ждать, и тогда Ван Ибо решился, посмел его коснуться, всё это время стоя на коленях позади, наблюдая, как он себя трогал, оттягивал мошонку или выворачивал назад член, маня, зовя. Из-за этого Сяо Чжань не считал себя брошенным, только ему не терпелось приступить к чему-то большему.       Он желал ощутить всего Ван Ибо, обладать им, забрать всю боль и переложить её в другие эмоции, чувства, изменить ситуацию, позволить тому быть свободным рядом с собой.       Подушечки пальцев очертили лисьи бёдра, мягко, почти невесомо, как будто еле дотронулись до струн, и тело Сяо Чжаня запело, склонилось. Ван Ибо погладил его ягодицу, смял кожу, сдавил её, отпустил, шлёпнул. Звук лёгкого удара в тишине дома казался громким, и Ван Ибо ойкнул, извинился. Взялся за вторую половинку, и Сяо Чжань чуть покачался из стороны в сторону, призывая продолжить, ухмыляясь, хмыкая, выдыхая в собственный локоть. Его уши прислушивались к каждому шороху, чтобы сам Сяо Чжань успел правильно среагировать, уловить желание, потакать ему, а хвост выгнулся дугой.       Ван Ибо раздвинул его ягодицы, и Сяо Чжань попытался всё же подсмотреть, что он собрался делать, поэтому чуть приподнялся, вывернул голову. И в тот же миг снова упал на свои руки, дрожа и подаваясь, потому что Ван Ибо скользнул там пальцем. Это было одновременно и пробой, и открытием, и столькими впечатлениями сразу. Всего лишь поглаживание мышц в интимном месте, но колени вдруг ослабли, спина отказывалась держать тело, и если бы Ван Ибо не подхватил его поперёк, Сяо Чжань распластался бы на кровати. Его трясло, било от эмоций, и член, до этого немного опавший, ударил по животу.       – Ибо-о-о…       Ван Ибо проверил подушечкой пальца, протолкнётся ли он внутрь или нет, когда уловил сопротивление, с нажимом погладил, надавил, наклонился и поцеловал в поясницу. Напряжённый Сяо Чжань улёгся щекой на руку, чтобы шумно задышать. Каждый вдох давался с трудом, ведь сердце от испуга заколотилось в груди.       «Почему не получается? Почему у меня не получается расслабиться?»       Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями, собираясь представлять нежность, что дарил ему Ван Ибо, заставляя собственное тело покоряться. Одна из горячих ладоней лежала у него на спине, разминая затёкшие от позы мышцы, позвоночник, тазовые кости, лаская, чуть щекоча. Ван Ибо с причмокиванием смочил палец слюной и попробовал ещё раз, и Сяо Чжань подбросил свою нижнюю часть наверх, думая, что напористостью можно сдвинуть процесс дальше. Однако ничего не вышло, сокращающееся нутро не позволяло. Сяо Чжань уже начал ощущать подкрадывающееся отчаяние.       – Чуть опустись, гэ.       А вот Ван Ибо никакой безысходности к себе не подпускал, так и полыхал уверенностью и жаром. Сяо Чжань развёл шире ноги, и со звучным шлепком испытал всю увесистость члена сверху, между ягодиц. Ван Ибо приобнял его, обхватывая поверху за внутреннюю сторону бёдер, расставил их ещё сильнее и задвигался. Сначала не особо успешно: член с трудом проталкивался, больше натирая кожу им обоим, и Сяо Чжань старался максимально выпятить задницу, чтобы сократить трение, но не снизить ощущение. А потом от фрикций из головки потёк предэякулят, и Ван Ибо размазал его по собственному члену и ягодицам Сяо Чжаня. И стал толкаться быстрее, резче, не особо беспокоясь за боль. Сяо Чжань не сдержал стона, прогибаясь, прижимаясь, добиваясь такого угла, чтобы яички, подтянувшиеся в мошонке, ударяли его по заднице, и нащупав удовольствие, ему хотелось вскрикивать. Одна из ладоней Ван Ибо нашла его член, другой приподняла его за бёдра, и Сяо Чжань закачался от его руки к паху, представляя себя на пике блаженства. Он всхлипнул от особо болючей оттяжки, запрокинул голову и, отыскав затылком лоб Ван Ибо, прижался и постукивал по нему от темпа, что они взяли. Даже из глаз искры посыпались. Под его постоянно разъезжающими и сдвигающимися его усилиями коленями смялись простыни.       Кровать, казалось, ходила ходуном, и Сяо Чжаня будто подбрасывало от толчков, он чувствовал, как горела его щека, скользя каждый раз по руке. Ван Ибо обнимал его и ногами, оберегал, дарил ощущение безопасности, дома, он был таким горячим и ненасытным, что Сяо Чжань сорвал голос за всё короткое время наслаждения. Член ощущался так приятно и хорошо, особенно когда упирался в углубление между ягодицами, надавливал, чуть проникал, но скользил дальше. Хватило совсем немного времени и умений Ван Ибо, чтобы Сяо Чжань кончил ему прямо в руку, стоило человеку чуть-чуть ослабить хватку.       Сяо Чжань всего на мгновение завис, переживая этот момент, устало простонал родное имя, и так как Ван Ибо не перестал ласкать его и двигаться, он не позволил себе расслабиться. Набрав воздуха, он продолжил раскачиваться навстречу, отдаваясь без остатка до тех пор, пока всю его спину и мечущийся от довольства хвост не забрызгала сперма. И только после этого он откинулся на ослабевшего Ван Ибо, а тот завалился назад, подставив руку, чтобы удержаться. Он дыханием опалял затылок, всё резко вдыхал, со стоном, надрывом, всхлипом, и выдыхал, что волосы шевелились.       Сяо Чжань вертелся, находя бёдрами наилучшее местечко, подхватил его свободную руку, убирающую чёлку с глаз, заставил притянуть ею себя ближе и тоже разомлел, плавно чуть приподнимаясь и опускаясь. С каким-то потаённым любопытством он воспринимал, как обмякал член Ван Ибо, иногда чуть подрагивая, будто неготовый замедлиться.       Пот каплями стекал по спине, смешиваясь со спермой, холодя кожу, и когда Сяо Чжань затрясся, Ван Ибо крепче его обнял, высвободив перед этим из плена его лисий хвост. Касание губами к шее было таким тёплым и лёгким, что Сяо Чжань засуетился, двигая локтями и лопатками и смеясь от следующих поцелуев. Кабаний хвост прошёлся по его бедру, и Сяо Чжань успел поймать его, погладил кисточку, пока сам Ван Ибо трогал его живот и рёбра, будто считал их, обводя каждую косточку.       Сяо Чжань, а затем и Ван Ибо, вытянули ноги, предаваясь этой неспешной ласке. Говорить не тянуло, даже признавать, что урок любви был вполне успешным, только требовал крошечную капельку изменений, и им бы стоило ещё пару-тройку раз повторить. Для внесения корректив. Улучшения. Может, даже больше пары раз. Для закрепления. Только обговорить это можно было и потом, чуть позже, потому что сейчас Сяо Чжань испытывал желание только чувствовать Ван Ибо. Всего его, с тяжёлым дыханием и кроткими поцелуями, с теплом ладоней и жаром меж его ног. И был уверен, что в этом был не одинок.       «Знаешь, мне не о чём жалеть. Даже если этот способ окажется неэффективным, я не хочу ни о чём жалеть. Если вдруг… так случится? Можно я проведу все свои последние дни с тобой в любви, гэ?»       Сяо Чжань скатился Ван Ибо на плечо, обессилев окончательно, даже пальцы больше не сгибались и не расчёсывали волоски на чужом хвосте. Он не сообразил достаточно ясно: услышал ли он собственную странную мысль-обращение, или это прошептал ему в шею Ван Ибо. Его слишком нежили тёплые безопасные объятья, чтобы он и сейчас размышлял об этом. Они поговорят. Обязательно поговорят. Просто потом.       Он кивнул.       И прикрыл веки.       «И в своё время, как и всё сущее, я тоже умру».