Я буду с тобой или буду один

За окном медленно падал снег. Отсутствие ветра позволяло крупным снежинкам парить в воздухе плавно и размеренно, создавая успокаивающий контраст с внутренним беспокойством Блэка. Он тяжело оперся на подоконник локтями, мучаясь от тревожных мыслей о предстоящем возвращении домой и о том, что ожидало его там. Перспектива проведения Рождества в окружении Волан-де-Морта и его самых мерзких прислужников казалась тяжелым бременем, давящим на его плечи. Ещё одним человеком, находившимся в комнате в тот момент, был Джеймс. Тот уже знал всю ситуацию и явно понимал, как сложно для него провести этот праздник в таком обществе. — Двери моего дома всегда для тебя открыты. Тебе необязательно возвращаться домой, — положил руку на плечо друга Поттер. — Но за пределами дома у меня ничего нет. — А что у тебя там, кроме твоей комнаты? — слегка склонил голову набок Сохатый, выразительно посмотрев ему прямо в глаза. — А если не сойдёмся на почве чего-то в быту? — нерешительно задал вопрос Блэк и с неким волнением потёр затылок.  — Ну, ты уже мальчик взрослый. Тогда начнёшь быстрее шевелить булками, чтобы закончить учёбу и свалить куда-то уже осознанно. Но думаю, что у нас будет всё чётко, потому что родители в нашу подростковую жизнь не лезут – они уважают эту часть, а в остальном проблем не будет. Если только ты не засунешь свои грязные носки маме в хлебницу. Думаю, это она не оценит, но что-то мне подсказывает, что ты найдёшь для них более укромное местечко, — в привычной шутливой манере ответил Джеймс. Сириус всё же не осмелился отправиться к Поттерам и вернулся домой по накатанной дорожке, так как опасался быть в тягость, стать обузой ещё и для них. Ведь он никогда не был желанным в собственном доме, так будет ли иначе в другом? По крайней мере, здесь есть стены, а за пределами и этого нет – там лишь дует ветер.  Бродяга настолько замучен и не уверен в себе в этой жизни, что у него просто не хватало на этот шаг смелости, но когда ему сказали: «двери открыты, мы всегда тебя ждём», в нём поселилась хоть какая-то надежда. В преддверии рождественского приёма родители предписывали ему, где сесть, как встать, как, что и что не сказать, а так же приказали не делать определенных вещей. Его отчитали как пятилетнего ребёнка, которому запретили жевать песок и вымазывать стены собачьими какашками. И всё это в весьма уничижительном тоне.  — И не смей показать свою дерзость или ещё что-то подобное, что испортит наш имидж. Нам и так стыдно, что ты приходишься частью нашего семейства, — рявкнул отец. Сириус выглядел настолько убогим в глазах родителя, что каждый его жест казался для него неугодным. Ему предписывали каждую мелочь, словно он одним своим существом оскорбляет их фамилию. Отец никогда своими детьми не наслаждался. Они для него лишь побочный продукт его семяизвержения. Он и жене-то жизнь испортил, когда, будучи брезгливым и опасающимся запачкаться в нечистой крови, взял её себе как аксессуар, подчёркивая собственный статус в магическом обществе. Орион никого в жизни не любил, кроме себя. Всё его внимание было сосредоточено на собственных увлечениях и услужливости перед более высокопоставленными.  Судя по рассказам дяди Альфарда, мать изначально вела себя более-менее адекватно, но, живя под постоянным прессингом, со временем продавилась под эту систему. Она стала податливым инструментом в руках отца, а её защитные механизмы выразились в вспышках ярости и агрессии.  В этой семье уже давно нет ни любви, ни тоски, ни жалости. — Вы простите, что я вообще родился в этой семье! — срываясь, выкрикнул Сириус. — Я устал быть марионеткой, игрушкой тут. Сидеть там, строить и пыжить что-то из себя перед твоими вот этими людьми. Да ты половину из них не знаешь! Им насрать на тебя и на всё твоё семейство! Ходите только друг другу жопы зализывать и подтверждать свою статусность! — накипело у него. Орион рывком вскочил с места, сердито раздувая ноздри, а после с силой ударил сына по лицу. Унизительно и больно. В тот момент гнев настолько поглотил его, что даже обычных вздох со стороны Вальбурги показался ему неуместным, отчего та тут же поплатилась за это. — Это все твое воспитание. Я всегда говорил, что должна быть Спарта! — грозно выкрикнул отец, указывая на Сириуса. — Это ты со своими слюнями, соплями... Бродяга тихо простонал от боли и прикрыл место удара холодной ладонью. Мигом совладав с собой, он не дал ему договорить. — Если ты ещё раз в своей сраной жизни хоть когда-то посмеешь поднять на меня или на неё руку, — нахмурился Сириус, понимая, что теперь ему терять нечего, — то эту руку тебе будут отращивать потом долго и мучительно. — С родителями так нельзя! — воскликнула мать, вслед за этим тут же влепив сыну звонкую пощечину. Это и стало последней каплей, которая добила его. Сириус впервые осмелился встать на защиту себя и матери, но та его в этом не поддержала – струсила и решила задвинуть на место. Он только сильнее убедился, что эта система никогда в жизни не сдвинется с мёртвой точки. Вальбурга бесповоротно попала в ловушку синдрома жертвы, из которой уже не сможет выбраться. Ведь теперь это норма ее жизни. Она просто не сможет существовать в нормальной семье, страдая каждую минуту от нехватки привычного подавления. А отец каким был, таким и останется. Сириус как ошпаренный устремился в прихожую, планируя покинуть этот треклятый дом как можно скорее. — Что произошло? — озадаченно спросил Регулус, столкнувшись с ним в коридоре. — Всё! Мне это надоело! Ты со мной или нет? — резко выпалил Сириус, лишь на мгновение затормозив. Последовав за ним, Регулус стал растерянно наблюдать, как брат второпях надевал на себя уличную одежду. — Ты что уходишь? А как же…  — Это не моя жизнь! Всё, я больше не могу прогибаться под эту систему! — продолжал возмущаться Бродяга, не дав тому договорить.  — Да ты ничего не понимаешь, — нахмурил брови младший. — Ты что творишь? Да ты и так не оправдал всего того, что в тебя вложили мать и отец! Я, в отличие от тебя, уважаю их вклад и не собираюсь вместе с тобой бросать на них позорную тень. Это вопрос семейной чести. — Да ты всю жизнь был марионеткой в руках этого индюка, называющего себя нашим отцом, и его безвольным, бесхребетным созданием в виде матери, которая полностью продавилась под него! За тебя ещё миллион лет назад решили, куда и когда ты пойдёшь, на ком женишься, где и как сдохнешь. Ты проживаешь чужую жизнь! Выйди уже из-под этого гнёта! Заживи, расправь плечи, стряхни с себя эту пыльцу кочегарного налёта! Выпорхни ты отсюда! Расправь крылья, как мотылёк, и лети туда, куда хочешь Ты! — на одном дыхании произнес последние слова Сириус, почти давясь ими, в то время как его собеседник уставился на него, как на умалишенного. — Мотылёк настолько слеп и туп, что любое свечение принимает за божественный дар. Он летит на лампочку, как на божий свет, отчего обжигает себе усики и падает замертво, — проговорил он с лёгкой ухмылкой. Его тон казался насмешливым, а глаза смотрели на брата с явной издёвкой. — Уж лучше по-тупому сгореть на первой же свечке, но с верой в свои идеалы. Лучше умереть с чистыми идеями и планами в мозгах, с пониманием, что всё сделал правильно, чем всю жизнь, как ослик за морковкой, идти с шорами на глазах.  Схватив рюкзак, находившийся там с момента его приезда, Сириус направился к двери. — Я последний раз предлагаю: ты со мной или нет? — напоследок обернулся к нему он. Брат, ничего не предпринимая, лишь молча на него смотрел, и этот взгляд говорил больше, чем слова. Принимая его безмолвный ответ, Сириус резко развернулся и ушёл. Он предложил ему уйти, и тот выразил свою позицию, к которой Бродяга с пониманием отнёсся. Ведь Регулус абсолютно нормально, органично сосуществовал в этом болоте, подстроившись под него и мимикрировав.  Сириус покинул дом почти в том же виде, что и был, унося с собой лишь самую малость – обычный заплечный ранец и ничего больше. «Если он хочет, чтобы было так – пусть будет так, а я уже ни ради кого не могу здесь находиться. В первую очередь у меня есть я» — подумал он, выйдя на крыльцо и глубоко вдохнув ледяной воздух. Блэк уходил с облегчением, приятным страхом и с предвкушением новой жизни. «А будь что будет. Большинство времени я всё равно в школе, а уж на каникулах я как-нибудь перетопчусь, даже если и там не получится». Темнота окружала его со всех сторон, и лишь редкие фонари освещали ему путь. Он бесцельно слонялся по улицам, а холод сковал его тело, пробирая до дрожи. Отчаяние начинало овладевать им: Сириус совершенно не знал, как доберётся до Поттеров, когда в его карманах нет ни гроша маггловских денег, и все, что он имел при себе – это мешочек волшебных монет на дне рюкзака. Блэк ругал себя за эту импульсивность, ведь если бы он заранее продумал свой побег, то мог бы предупредить Джеймса или переместиться к нему через камин. Но вместо этого, поступив так необдуманно, поставил себя в затруднительное положение. Он понятия не имел, что теперь делать, и чувство беспомощности усиливалось с каждым его шагом . Не пройдя ещё и пары кварталов, Бродяга притаился в мрачной подворотне, дрожа и стуча зубами от холода. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что находится там один, он достал из кармана палочку, желая применить на себе согревающие чары. Этот поступок мог грозить серьезными последствиями за нарушение школьных правил, ведь несовершеннолетним запрещено колдовать за пределами школы. Но лучше так, чем отморозить себе все конечности. Рискнув, Блэк поднял палочку над головой и направил её на себя, готовый произнести заклинание, но вдруг его отвлёк жуткий рёв со стороны дороги и звук, словно кто-то столкнул почтовый ящик или мусорный бак.  Выбежав из тени подворотни, Сириуса вдруг ослепило потоками яркого света. Спустя некоторое время зрение адаптировалось, и он смог разглядеть перед собой трехэтажный автобус, на лобовом стекле которого виднелась золотая надпись: «Ночной рыцарь». От удивления Блэк замер на месте, а в голове возникало множество вопросов, на которые не удавалось найти ответов. — Добро пожаловать! Это автобус для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение! Входите в салон, и мы домчим вас куда угодно, — официальным тоном произнёс выглянувший из автобуса кондуктор. — Я, Марк Вейлос, ваш кондуктор этим вечером, — представился он, осмотрев его с ног до головы. — Как тебя звать, парниша? — сменил манеру речи Марк, понимая, что перед ним подросток. Сириус на мгновение опешил, так как не хотел называть своё настоящее имя, опасаясь нежелательных вопросов о том, как представитель «благородной» семьи Блэков оказался тут. — Джеймс, — почти машинально слетело с языка имя лучшего друга, к которому как раз сейчас направлялся, но представиться его фамилией Сириус так же не собирался. — Бонд, — уже увереннее добавил Блэк, вспомнив главного героя своих любимых книг. — Джеймс Бонд! — твёрдо повторил он, слегка улыбаясь. Мальчишек ничто так не завораживает, как приключения суперагента. После того, как Римус познакомил друзей с творчеством Яна Флеминга, Сириус зачитывал его романы до дыр. Неуязвимый агент с блистательными умственными способностями, харизмой и непоколебимой уверенностью в себе не мог не завоевать внимание ребят. Желание стать похожими на него даже сподвигнуло их к более внимательному отношению к учебе и стимулировало к чтению книг, так как острый ум на дороге не валяется – это плод огромной работы над собой. — Куда направляешься? — поинтересовался кондуктор, очевидно не заметив никакого подвоха.  Ему что Джеймс Бонд, что Билли из Элстона – одинаково. Лишь бы за проезд заплатил. — Этот автобус и вправду отвезет меня куда угодно?  — Даже не сомневайся, — заверил его Марк. — В любую точку мира, если это не под водой.  — Сколько стоит до Годриковой Впадины? — Девять сиклей, но за одиннадцать получишь ещё кружку горячего какао, а за четырнадцать – грелку и зубную щётку, — ответил тот. Блэк достал из рюкзака мешочек с монетами и вручил кондуктору несколько из них. Внутри автобуса вместо привычных сидений находились кровати, каждая из которых освещалась подсвечниками. Из пассажиров Сириус заметил только пару волшебников, мирно спавших на своих местах. — Это твоя, — указал Марк на одну из кроватей.