Любовь по венам

"Назад пути нет — я пойду до конца, каким бы ужасным он ни был, ради правды, ради Союн...

Но знаешь, что даёт мне силы, что позволяет держаться и не сломаться?

Ты, Минхёк".

В полуденной тишине, окутанной ночным покровом, на открытом балконе сквозь колышущиеся от ветра шторы открывался великолепный панорамный вид на город. Южная Корея утопала в море огней, рекламных щитов и непрекращающегося потока автомобилей. В чернильном небе сверкала луна, постепенно затягиваемая хмурыми тучами, не оставляющими места ни одной звезде, а воздух трепетал от удушливой жары. Вдалеке вспыхивали молнии, предвещая приближающийся дождь. Силуэт высокого, статного мужчины, полностью обнаженный, плавно растворялся в ночи, озаренной лунным светом. Минхек пробудился в полночной тьме, охваченный тревожным предчувствием. Подхватив с собой пачку сигарет, он спешно закурил. Стараясь, чтобы едкий дым не проникал в спальню, он осторожно, бесшумно прикрыл за собой балконную дверь, стараясь не потревожить сон своей девушки, которая сладко посапывала, рассыпав шелковистые пряди волос по его подушке. Ему нравилось видеть Джиюн в своей постели, чувствовать аромат её кожи, замечать следы и отметины, оставленные им на её белоснежном теле во время их близости, и ощущать её прикосновения, запечатлённые на его собственной коже. Ранее Минхёк никогда не поступал так. Курил в любых уголках, беспечно шагал по собственному дому, порой играл по ночам на фортепьяно, устраивал вечеринки не заботясь о сне соседей; будучи хозяином своей жизни, он делал всё, что только пожелает и его всё устраивало. Но с Джиюн всё изменилось. Ради этой девушки Минхёк порой отказывался от своих принципов, и чем дальше развивались их отношения, тем крепче становилась его привязанность к ней. В часы, проведённые вместе, он ощущал, как его сердце переполняется нежностью, а старания удержаться на расстоянии становились всё более невыполнимыми. Каждый миг, проведённый рядом с ней, внушал ему несвойственное волнение, разбивая его привычное равновесие. Он понимал, что обретает нечто большее, чем просто чувства: С Джиюн его привычный ритм наполнялся весельем и непредсказуемостью, но с каждым шагом к истине, Минхёк ощущал подступившие к нему риски. Чем ближе они приближались к правде, тем громче билось сердце, но его беспокойство касалось большем не себя — он всегда находил выход из любой трудности, оставаясь на плаву благодаря своим извращённым уловкам, изворотливому уму и хорошим связям. Он боялся за жизнь Джиюн, свою маленькую, но отважную девочку. Да, именно такой она была для него. Конечно, порой она могла его задеть колким словом, взбесить и укусить, словно змея, лишь бы отстоять свою правоту. Однако раскрыть дело о смерти ее сестры, докопаться до истины, было для нее столь же важно, как заново научиться дышать, и она ни за что не остановится, даже если бы он пытался удержать её. Расследование шло не так, как планировалось изначально, и это, несомненно, тревожило Минхёка. Прохладный ветер леденил кожу, по стеклу и подоконнику струились капли дождя. Затушив окурок, с силой вдавив его в пепельницу, Минхёк потянулся за следующим, как вдруг балконная дверь распахнулась, и к нему вошла еще сонная, но взволнованная Джиюн. От большого скопления табачного дыма в горле сушило и драло, но она старалась сдерживать позыв прокашляться. В ее руках был черный халат, вышитый узором большой змеи на спине: — Так и знала, что найду тебя здесь. — Почему не спишь? — Тот же вопрос я могу задать тебе. — Минхёк нарочно молчал, его тишина говорила о нежелании объясняться, но взгляд, упрямо впивающийся в Джиюн, требовал ответа. Она сдалась, глубоко вздохнув, поддавшись его настойчивости. — Без тебя не хочу. Доволен? — Вполне. — Он самодовольно усмехнулся. — Минхёк, мне, конечно, нравится лицезреть тебя… голым. — Нравится? Что ж, можешь даже потрогать. Всего. я только за, — Взяв руку Джиюн, он приложил ладонь к своей подкаченной груди, плавно повел вниз. Его кожа была прохладной, а её ладонь — теплой. — Прекрати. — Чуть не поддавшись провокации, Джиюн мягко освободила руку, пальцы которой приятно покалывали, и смущенно отвела взгляд. — Ты же знаешь, что да. — Что «да»? — Нравишься. Всё. Больше ничего не скажу!— она настойчиво протянула ему халат. — Вот, надень, а то простудишься. — Сказала та, что стоит передо мной босая в одной тонкой сорочке, к слову, — Ловким движением он зацепил пальцем лямку её пеньюара, потянул вниз, — выглядит весьма привлекательно. Склонив голову, он нежно поцеловал её в плечико, такое нежное и хрупкое. Кожа Джиюн, белоснежная, словно светилась в лунном свете. С виду это был простой, почти невинный поцелуй, но внутри девушки всё горело от ласки, подаренной любимым. — Минхёк? — М-м? — Что мне сделать, чтобы ты вернулся в постель? Минхёк, с видом задумчивого гения, приложил палец к подбородку, изображая задумчивость. Это была всего лишь игра, некая прелюдия к тому, что он задумал. Затем, с неожиданной легкостью, парень поднял Джиюн и закинул на плечо, словно она была невесомой пушинкой. Девушка, естественно, возмутилась, крепко обхватив его широкие плечи, впиваясь, точно дикая кошка острыми ногтями и оставляя яркие царапины на коже, громко крича: «Отпусти!» Однако её попытки вырваться выглядели одновременно жалко и отчаянно. Минхёк: высокий, сильный, с крепким телосложением, а она — хрупкая и миниатюрная. Какие у неё шансы сопротивляться? А он даже не замечал ее попыток, по-прежнему шагая уверенной тяжелой походкой по дому. От обиды Джиюн даже укусила мужчину за спину – легкий, почти игривый укус, скорее для вида, чем для причинения боли. Однако, это, похоже, лишь раззадорило Минхека. Длинные, струящиеся длинные волосы девушки почти касались земли, а сорочка до неприличия задралась, открывая все прелести для взора мужчины. Он не удержался и шлёпнул Джиюн. Звучный хлопок раздался в тишине, и она вскрикнула от неожиданности и тут же прикусила губу. Кожа на её левой ягодице горела от прикосновения его руки, а внизу живота распространялось приятное, волнующее покалывание, предвестник нарастающего возбуждения. Сердце забилось чаще и все же она была слишком упрямой, чтобы потерпеть поражение. — Минхёк, хватит! Не смешно, ты меня уронишь! — Никогда! Люблю, когда ты в моих руках: такая беззащитная, брыкаешься и пищишь! Ах-ха, обожаю твою аппетитную попку! Так бы и съел! — Сумасшедший! — Джиюн снова попыталась упереться рукой в плечо Минхека, чтобы вырваться и опуститься на пол, но второй рукой для опоры не смогла дотянуться, так как она была прижата к его плечу. — Вот блин, что за медведь свалился мне на голову Минхёк, весело хохоча, стремительно миновав дверной проем, мягко опустил свою драгоценную «добычу» на кровать, а затем прижал сверху — одной рукой и ногой, чтобы она не сбежала. Он позволил себе перевести дух, уткнувшись лицом в ее шею, но сначала поцеловал: нежно и трепетно. К удивлению, у Джиюн тоже не осталось сил ворчать — его горячее дыхание, тепло, его терпкий запах сигарет, к которому она уже привыкла, успокаивали, словно обволакивая её. Вплетая пальцы в его чернильные гладкие волосы, она мельком взглянула на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. — Три часа ночи. Наверное, своими криками мы разбудили соседей. — Плевать на них, — Он прошептал, не отрывая губ от её шеи и ключицы, и лишь когда она начала отдаваться нежности, обвила его шею руками, ловя его мягкие губы, Минхёк в миллиметре от её губ остановился и коварно усмехнулся. — Хочешь милкеути? — Что? — Джиюн была так поглощена его лаской, что не сразу поняла смысл слов. — Проголодался. Уверен ты тоже. — он встал, накинув на себя шелковый халат, и, не сбавляя шага, направился на кухню, бросив. — Идем, составишь мне компанию. — Сейчас? Минхёк?! — приподнялась она на локтях, но из коридора ответа не последовало. На кухне уже шумел во всю чайник, звенела посуда. Джиюн хотелось спать, но без любимого мужчины сон был невозможным. Казалось, они начали работать вместе совсем недавно, но она уже всем сердцем привязалась к нему, будто стала с ним единым целым, срослась кожей. Оттого ещё грустнее было думать, что скоро наступит утро, и им снова придется ехать в агентство, играть роли солистки и автора песен для её группы, скрывая свои чувства. Никаких вольностей на людях, никаких намеков, никаких подозрений. Зевнув, Джиюн, чувствуя на своих плечах всю тяжесть вселенской грусти, устало побрела на кухню. Минхёк, с дерзкой улыбкой, подмигнул Джиюн, которая сидела за столом, уткнувшись лицом в руки. Она, зачарованная, наблюдала за его кулинарными подвигами. Его движения на кухне были быстрыми, точными, словно танец. Он управлялся с ингредиентами с невероятной лёгкостью, а его губы тихонько напевали мелодию, которую, казалось, он сочинял прямо на ходу, вдохновляясь самим процессом приготовления. Воздух наполнялся ароматами кимчи, жареного кунжута и риса – волшебная симфония корейской кухни. Пар поднимался от сковородки, где, судя по звукам, он готовил пибимпап, еще одно традиционное блюдо, а может, и щепотку своих фирменных секретных ингредиентов добавлял. В воздухе витал запах соевого соуса, легкое сладковатое послевкусие меда и терпкий аромат чеснока. Наконец, Минхёк поставил перед Джиюн тарелку с аппетитными кимпабом – идеально свернутыми роллами с тонким, почти прозрачным, листом нори, начиненными разноцветными овощами, нежным омлетом и, судя по блеску на поверхности, вероятно, с добавлением свежайшей красной икры. Слюна мгновенно собралась у Джиюн во рту, но воспоминание о строгих пунктах контракта, запрещающих переедание, особенно перед сном, заставило ее вздохнуть. — Ты же знаешь, что нам нельзя…— прошептала она, слегка виновато. Она прекрасно понимала, что Минхёк, вкладывая всю свою душу в приготовление этого ужина или раннего завтрака. Неважно! Он хотел побаловать свою девушку после напряженной недели работы. — Ешь, — проговорил он, не допуская возражений. Его голос был полон нежности, он был готов преодолеть любые препятствия, лишь бы увидеть улыбку на её лице. Он бережно передал ей палочки для еды, изготовленные из высококачественного полированного дерева, на ощупь гладкие и приятно тёплые. Джиюн задержала на них взгляд, задумываясь на мгновение. В её глазах отражалась усталость последних дней, бессонные ночи, проведённые за анализом расследования, случай в ресторане, сложный разговор с госпожой Пак. Минхёк, понимая ее колебания, взял её руку в свою, его пальцы были сильными, но нежными. Минхёк наклонился и, с удивительной нежностью, поцеловал её запястье. Этот нежный жест мгновенно растопил её опасения. Именно этого ей сейчас так не хватало. Понимания. Поддержки. Заботы. От мужчины, её мужчины. Кажется, она начинает влюбляться. Её карамельные глаза, наполненные восхищением и благодарностью, неотрывно смотрели в его с черной горчинкой глаза. — Последние дни расследования вышли слишком напряженными, — по-прежнему держа её руку, Минхёк продолжил, — Мне бы хотелось, чтобы ты немного расслабилась. Со мной. Здесь. Сейчас. Забудь на время о контракте, о работе, о всех заботах. Просто наслаждайся этим вечером, наслаждайся вкусом, ароматом, наслаждайся нашей компанией. Мы не знаем, что нас ждёт дальше. — Наверно, ты прав. Нужно ловить момент. — Джиюн, заметно оживившись, отправила в рот сочный, аппетитный ролл. — Умница. — Минхёк, приподнявшись на локтях, нежно поцеловал её в нос. — М-м, как вкусно, Минхёк! Где ты так научился готовить кимбаб? — Места надо знать. Они вместе поужинали, за столом беседуя о работе, затем убрали посуду в посудомойку и легли спать, за окном уже начинало светать. Под одеялом они устроились рядом, оба почти синхронно зевая, слегка уставшие, но сытые и довольные. — Завтра сообщу твоему продюсеру, что ты заболела и отпросилась у меня на пару дней, чтобы полечиться дома. Девочки в курсе, они тебя прикроют. Для них версия, что ты уехала на выходные к родителям. Мол, соскучилась, захотела повидаться. — Джиюн, до этого мирно прижавшаяся спиной к любимому, развернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Это новость её не на шутку взволновала. — Госпожа Пак будет в ярости. — Джиюн, ты прежде всего человек, а не робот. Даже айдолы иногда болеют. Ты как никто заслужила маленький отдых. — Но я не болею, Минхёк. Это плохая идея, — произнесла Джиюн, крепко обняв подушку и усевшись на кровати по-турецки. — Ты не знаешь госпожу Пак: она всё выяснит, и тогда у меня возникнут проблемы. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадали девочки. — Никто. Ничего. Не узнает. Доверься мне. — Хорошо, допустим, я доверюсь тебе, но, Минхёк, справка мне нужна. Откуда мне ее взять? — С этим тоже не возникнет никаких трудностей. Я уже обо всём договорился. — Ты пугаешь меня своей спонтанностью: никогда не знаешь, чего от тебя ожидать. — Разве непредсказуемость не добавляет огня в отношения? Мне казалось, что тебе нравятся такие парни, как я. — Сумасшедшие? — усмехнулась Джиюн, заправляя прядь за ухо. — Смелые. Рискованные. — Верно, но что я буду делать все эти два дня? — Не ты, а мы. Хочу устроить тебе сюрприз. — Какой? — Завтра узнаешь. Наберись терпения. А сейчас спать. — забрав у девушки подушку, Минхёк притянул девушку обратно к себе, поцеловав в губы коротким, но сладким поцелуем, который лишь разжег в Джиюн желание. Притянув его за шею, она снова поцеловала, не в силах сдержаться, и языком коснулась прохладного металла его пирсинга. — Я не хочу спать, Минхёк. — Так чего же желает моя непокорная? — спросил он, но она предпочла хранить молчание, забралась на него сверху, словно нежный шаль, сверху укрывшись одеялом. — Хорошее начало, — хмыкнул Минхёк, закидывая руки под голову. Лунные блики, нагло пробивающие сквозь плотные лиловые шторы, играли нежными узорами на его коже, наполняя воздух сладким ароматом свежести. Он закрыл глаза, позволяя себе раствориться в этом состоянии, отдаться моменту. Джиюн всё дела так, как он любил, как ему нравилось, как им нравилось обоим. Теплотой своих губ и языком она ласкала его ключицу, затем медленно спустилась к груди, особое внимание уделяя соскам, на одном из которых был пирсинг. Прокладывая дорожку из влажных поцелуев по животу, исследуя каждую изгиб и контур мышц, даря мужчине неповторимую ласку. Опьяняюще близкая, она опустила свои губы чуть ниже, коснувшись загадочной родинки, расположенной возле пупка, и это прикосновение было как шепот, захватывающий дух и дарящий бесконечное наслаждение. В этой игре тишины и страсти, где слова уже недостаточны, единственными свидетелями их близости стали трепет в воздухе и тихий звук дыхания, становясь музой для мгновения, насыщенного волшебством, где только они двое существовали, забыв о мире за пределами их уютного уединения. Ласка обоих лишь разожгла огонь страсти, вознося их на вершину дерзкого блаженства. В темноте ночи их тела слились в едином танце, и каждый невидимый поток энергии провоцировал новые эмоции, ранее неведомые. Между ними существовало нечто большее, чем просто интимная близость; с каждым мгновением они раскрывались друг перед другом с новых сторон, ощущая такую прочную связь, словно являлись целым миром, созданным лишь для двоих. Общение, дерзкое и непривычное, не затмевало нежной заботы, которую Минхёк проявлял в постели. Он, обладая невероятной харизмой, сильным магнетизмом умел добавлять глубину и остроту в их соитии, каждый поцелуй и прикосновение становились отражением их единства. Джиюн, на первый взгляд скромная и безупречно правильная, рядом с мужчиной раскрывалась иной — смелой, почти дерзкой. Она умела отдаваться его желаниям с такой полнотой, что порой их страсть выходила за границы привычного, превращаясь в нечто большее, чем просто обыденность. Одним словом: они были созданы друг для друга, несмотря на разный социальный статус.

Следующий день.

Около полудня.

Район Сондонг. Вершина гор.

Машина, искусно лавируя между ухабами и каменистыми неровностями, выровнялась на плоскогорье и, набрав скорость, оставила за собой пыльный шлейф. Заглушив двигатель, Минхёк опустил стекло, впуская струю свежего воздуха — в салоне стало душно, и кондиционер уже не справлялся. Джиюн, всё ещё пристёгнутая, смотрела в окно, заворожённая неописуемыми пейзажами, одновременно осматривая окрестности. — Думаешь, что за камнем прячется армия фанатов, готовая выскочить за автографом? — Минхёк усмехнулся, высунув руку и стряхнул пепел с сигареты. — Ты уверен, что здесь безопасно и нас никто не узнает? — Джиюн, игнорируя его шутку, отстегнулась, чтобы взять стаканчик кофе. Горло пересохло от пыли. — Здесь? — Минхёк усмехнулся ещё раз, затягиваясь сигаретой. — Даже если кто-то и узнает, что они смогут сделать? Мы на вершине горы, в глуши. Ни души вокруг. Джиюн сделала глоток кофе, чувствуя, как тепло напитка разливается по телу. Они вышли из машины. Джиюн огляделись, вокруг простирались бескрайние горные хребты, покрытые густым лесом. Воздух был свеж и прозрачен, а тишина нарушалась лишь редким криком птиц. Взявшись за руки они осторожно подошли к краю. Дух захватывало. Внизу, словно выписанная акварелью, текла река, окутанная изумрудной зеленью, плавно огибая подножие горы. — Знаешь, — она повернулась к Минхёку, — иногда такие моменты кажутся слишком идеальными. Как будто что-то должно пойти не так. — Не порть настроение, — он снова достал из почти пустой пачки сигарету и с наслаждением закурил. — Сегодня всё будет хорошо. Обещаю. — Верю, — прошептала Джиюн, прижимаясь к нему и обнимая за талию. — Мне нравится, как ты водишь, и спасибо, что привёз меня сюда. Никогда не бывала в этом месте, но всегда мечтала сюда попасть. Так что, устроим пикник? — Лучше. Пойдём. Весь путь от машины занял около пятнадцати минут. Минхёк держал интригу до самого конца, пока Джиюн внезапно не остановилась, заворожённая открывшейся красотой. Впереди, на фоне бескрайнего неба, виднелся огромный воздушный шар, ярко-красный, словно пламя, плывущее в вышине. — Только не говори, что мы полетим на этом? — Именно. Где, как не в высоте, почувствовать себя свободным? Высота — это не просто расстояние от земли, это состояние души. Когда ты поднимаешься выше, оставляя позади суету и шум, мир становится проще, а мысли — яснее. — Минхёк, но я боюсь высоты! Он развернулся к Джиюн, обхватил её лицо ладонями. — Со мной тебе нечего бояться. — За чёрными солнцезащитными очками скрывались его глаза, почти такие же чёрные, но с лёгкой горчинкой. Она не видела их, но знала — он смотрел на неё с теплотой. — Готова? Джиюн едва кивнула, всё ещё ощущая дрожь в коленях, но, вложив ладонь в тёплую мужскую руку, что никогда не позволит ей упасть и сломаться, почувствовала, как уверенность прибавилась. Они парили на шаре над Кореей почти до позднего вечера, и каждый миг, казалось, был наполнен тихим волшебством. Земля, укутанная в мягкие сумерки, раскинулась под ними, как живой ковёр, сотканный из теней и света. Ветер, нежный и прохладный, ласкал их лица, а вдали, где небо сливалось с горизонтом, загорались первые звёзды. Там, наверху, время течет иначе. Оно не торопит, не подгоняет, а просто существует, как тихий спутник.