Половое воспитание

Эндо/Сакура/Такииши Сакура не верит, что ввязался в самую стрёмную авантюру.  Как же сильно он любит Эндо, если позволил шутливой просьбе с подарком на день рождения осуществиться?  Его имеют с двух сторон, доводят до, кажется, пятого оргазма за последний час. Час же? Или больше? Чувство времени перестало ощущаться где-то после того, как Эндо вошёл на всю длину. — Да, ты не врал, — довольно урчит Такииши, толкаясь глубже в податливое горло подростка, — он правда великолепно сосёт.  Ну почему он решился на этот пиздец?  Каких, блять, ощущений ему не хватало в жизни, что он повёлся на «хочу в свой день рождения оттрахать тебя на пару с Такииши»? Ладно, похер. Сумасшедше-счастливая улыбка Эндо при взгляде на Сакуру, с синим бантиком на шее, и Такииши, с красным — стоит любого дискомфорта. Как и радостные отблески в бирюзовых глазах при виде растянутых в довольной ухмылке губ рыжего.  Такииши грубый, жёсткий, не терпеливый. Контрастирует с Ямато, безмерно щедрым и далеко не эгоистичным любовником.  От члена во рту начинает тошнить, а внизу живота в очередной раз всё сводит. Судороги меткими импульсами прилетают в мозг, выходят наружу через яркие искры в глазах. Такииши не задумывается о чужом дискомфорте и не смущается давящихся звуков. Толкается в горло глубже, игнорирует мерзкие звуки и впивающиеся короткие ногти в бёдра, намекающие на снижение темпа или, хотя бы, перестать долбиться в заднюю стенку горла.  — Малыш, тебе хорошо? — тягуче интересуется Эндо. — Не смей отвечать с набитым ртом, — рыкает Такииши и болезненно тянет за волосы наверх, подтаскивая к своему лицу. Колючим взглядом янтарных глаз пугает подростка до подрагивающих ног. До колючей проволоки на шее, из-за которой не получается отдышаться.  Горячие слюни медленно ползут по подбородку, а рот не закрывается. Челюсть совсем затекла, грёбаный Такииши не позволяет её закрыть, удерживая пальцами за подбородок. Всматривается с интересом в ровный ряд зубов и нервно дёргающийся язык.  — Хэй, будь проще, он же не глупый, — бёдра успокаивающе поглаживают.  Эндо чётко дал понять — трахать можно, целовать нельзя. Напрягается до разъярённого оскала, когда губы Харуки оказываются в непосредственной близости от Такииши. Рывком опрокидывает Сакуру на себя и приземляется спиной на матрас. Член с громким хлюпаньем вылетает из растянутого подростка.  Слёзы непроизвольно стекают по щекам. Скулы сводит от долгого минета, хотя, что там скулы — у Харуки всё тело сворачивается в тугом и измученном узле.  — Малыш, я очень хочу кое-что сделать, можно?  — Делай, что хочешь, ты же именинник, — неуверенно шепчет Сакура и охает от нежного поцелуя в щёку, — а я твой подарок.  Принимать в себя одновременно два, не самых маленьких, члена — больно и сложно. До льющегося рекой пота, новых выступающих слёз в уголках разноцветных глаз. Если бы не Эндо, вымоливший Такииши действовать синхронно и аккуратно, то Сакура бы порвался на британский флаг.  Выдержка брюнета вызывает восхищение и зависть. Он уступил Такииши право первым войти в Сакуру, а сам постепенно растягивал сильнее. Готовил к небывалым ощущениям. — Малыш, — Ямато размашисто лижет солёные и мокрые позвонки, — если не сможешь, то ничего страшного.  — Чё ты его спрашиваешь? Он твой подарок, вещь и игрушка на сегодня, — закатывает глаза Такииши и входит глубже.  Обхватывает член Эндо своей рукой и уверенно приставляет к дрожащему Харуке. Сакуре и без того дико от качелей, где вместо «вверх-вниз», тело тягали «вперёд-назад». Поочередно входя до максимума, на всю длину. От хлопков чужих яиц о потную кожу. Сакура хватается за тонкие простыни, задерживает дыхание, надеясь, что не умрёт и выдержит эту парочку внутри себя.  Или он чересчур самоуверен. Крик раздирает всю глотку. Ему больно до сорванных голосовых связок, до чёрных кругов перед глазами. Хочется сбежать и забыть последние пару часов, как фильм ужасов. Вырваться из кольца сильных рук, обвивающих всё тело.  — Маленький, ты так вздулся от нас внутри, — Эндо восторженно гладит низ живота, шепчет успокаивающую дребедень в искусанное ухо. — Такое завораживающее зрелище.  Дышать становится невозможно. Ямато играется с телом на себе: давит на пояс, массируя покрасневшую и натянутую кожу, заставляя втройне ощутить, на сколько же Сакура наполнен ими, жёстко дрочит истекающий смазкой член и присоединяется к темпу Такииши. Любой вдох и лишнее движение отзываются ненормальной болью, смешанной с невменяемым кайфом. Кажется, что не задохнулся только благодаря воздуху сквозь рваные поцелуи с Эндо. Любовь к прикосновениям людей было сложно принять. Она медленно зарождалась с рукопожатия с Сугиситой, с момента похвалы в виде растрёпанных волос благодаря Умэмии. Стабильных объятий от одноклассников и друзей.  Только касания Эндо всегда сравнимы с оголённым высоковольтным проводом. Где бы и с каким намёком он не прикасался — разряд тока под кожей обеспечен.  Касания Эндо — самые любимые. Уничтожающие и стирающие весь негатив с болью.  — Если это не любовь, то что? — стонет Ямато от сжавшихся вокруг членов стенок и ускоряется.  Любовь и безумие в их отношениях на одной ступени, как и безрассудство. Иначе бы Сакура в жизни не позволил себе оказаться меж двух парней разом, заполненным до краёв и с сорванной глоткой. Тело непроизвольно и припадочно дёргается, когда член Эндо проходится по простате. — А в рот-то можно ему кончить? — доносится сверху.  Если честно — плевать. Харука затрахан едва не до потери сознания, прекрасно чувствует собственную границу и понимает, что ещё пара минут и он отключится прямо во время секса. Горячая ладонь закрывает рот и тянет сильнее назад, изгибая в пояснице до треска костей:  — Нет, он весь мой, — шипит Эндо и толкается глубже, наконец-то кончая. 

***

В комнате приятный полумрак и прохлада, на прикроватном столике бутылка минералки с пачкой обезболивающих. В глазах и голове до сих пор мутно, воспоминания резко оборвались и, скорее всего, Сакура испортил подарок Эндо.  Правда потерял сознание во время секса.  — Хару, как ты? Что болит? Кроме очевидного! В темноте виден только силуэт, а по голосу не ясно, как сильно Эндо опечален концовкой их тройничка. — Эго, — Сакура утыкается лицом в подушку, не желая смотреть в расстроенное лицо своего парня, — поверь, пострадало только моё эго.  — Дурак, — ласковые поцелуи растекаются по всей пояснице, а мышцы спины начинают приятно разминать, — мы думали, что ты отрубишься, как только вдвоём окажемся внутри. А ты нас удивил, как всегда.  — То есть, ты не расстроен? Я не испортил твой подарок?  Эндо обнимает и расцеловывает, признаётся в любви и клянётся — это был лучший день рождения.