Sunset on eyelashes

      Ты мечтаешь от всего сердца — вот бы эта ночь продлилась вечно.       Холодно. Балкон. Ты стоишь на деревянных половицах перед окном, укутавшись стареньким потертым пледом. Шерсть неприятно колется, щекочет спину и плечи, но сейчас это единственное, что хоть как-то согревает обнаженное тело. Смакуешь горечь последней сигареты. Покрасневшие пальцы немного дрожат. Выдыхаешь носом серый дым. Лениво осматриваешь серые дома.       Пусто. Город уже давно погрузился в зимний сон, но не ты — тебе сегодня не спится, ты всматриваешься в декабрьскую белизну дорожек. Звёзды-снежинки, больше похожие на крошечные хрустальные фигуры, медленно, плавно, опускаются с неба; сверкают и блестят в тумане желто-рыжих фонарей. На улице безветренно. Так спокойно.       Тихо. Тени деревьев неподвижны, плывут под окнами соседних пятиэтажек. Их силуэты напоминают тебе старые чёрно-белые снимки в мамином фотоальбоме — слегка размытые, зернистые, но такие родные, свои. В них скрываются воспоминания о беззаботном детстве, где пахнет чистотой и снятся добрые сны. Ты улыбаешься, слышишь свой смех словно со стороны. Хрипловатый. Теплый.       — Простынешь.       Скрипят, трещат деревянные доски. Шота приближается и обнимает тебя со спины. Колючая, покрытая щетиной щека, легко касается твоего виска. Пепел с сигареты падает в стеклянную пепельницу, оставляя на дне серую горстку. На плечах Айзавы огромное одеяло, пропахшее порошком и любимыми духами, — оно накрывает вас двоих. Тепло от чужого дыхания пробегает по твоей шее солнечными лучами. Ты вздрагиваешь.       — И как ты терпишь этот ужас? — говорит и немного приподнимает руки, стягивает с тебя плед, прижимается ближе, горячей грудью к лопаткам. По твоей коже бегут мурашки. Плед оседает у ваших ног, тихо-тихо шурша.       — Не знаю, — шепчешь в ответ. Пальцы Айзавы медленно скользят по твоей руке, выводя тонкие и нежные линии. — Может, уже привыкла?       — Ещё одна плохая привычка, — усмехается. Его горячая ладонь замирает на твоей, некрепко сжимает. — Сколько их у тебя уже? — он легко приподнимает твою руку к своему лицу. Глубоко затягивается сигаретой.       — Не знаю, — повторяешь, улыбаешься, наслаждаешься теплом его кожи. Он выдыхает дым в окно. Запах табака переплетается с ароматом дерева и свежего снега. — Кажется, их слишком много, — отвечаешь чуть неловко.       Шота хмыкает. Ты смотришь на его лицо, на мягкий свет от уличного фонаря в вечно уставших глазах, на длинные тени от ресниц. Замечаешь потускневшие отпечатки подушки на щеках.       — Некоторые плохие привычки могут быть хорошими, если правильно их использовать, — произносит, почти неслышно, замечая твой пристальный взгляд. На губах Айзавы появляется лёгкая усмешка. Эта мысль развлекает его.       — Например?       — Например, — продолжает, отпуская последнюю струю дыма в холодный воздух, — курение может быть своего рода медитацией. Это помогает забыться от суеты. — В чёрных, блестящих золотом, глазах мелькает узнавание, словно он не впервые сталкивается с этой мыслью.       — А что насчёт любви? — спрашиваешь внезапно. — Она ведь тоже может быть плохой привычкой.       — Согласен. Любовь — это почти всегда риск, — наконец произносит, — но иногда именно риск дарит самые яркие ощущения. — Шота тушит сигарету. Его ладони, остывшие, уже холодные, обнимают тебя крепче, скользят по обнаженному животу, спускаются к ногам.       Ты делаешь глубокий вдох, откидываешь голову назад, на его плечо.       — Риск, — повторяешь, чувствуя, как сердце начинает стучать намного быстрее. — И что же, по твоему мнению, стоит больше: возможные яркие ощущения или вред, который может принести любовь?       — Любовь, как и курение, — это всегда выбор, — шепчет прямо в твоё ухо, его голос звучит как горький шоколад, как солёная карамель на любимом десерте. — Каждый сам решает, что для него лучше, а что — хуже.       Ты выдыхаешь, пытаясь уловить его мысль. Ваша беседа кажется тебе танцем между светом и тенью, где каждое слово оживает, то обжигая, то обливая холодом.       — А что выберешь ты? — спрашиваешь, чувствуя, как Шота легонько зажимает зубами мочку твоего уха. Стискиваешь в руках край одеяла. Его губы пробираются к твоей шее.       — Вернуться в кровать, — он слегка двигает рукой вдоль внутренней стороны твоих бедер, его пальцы пробегают по ткани трусиков, вызывая дрожь. Ты невольно выгибаешься навстречу прикосновениям, вспоминаешь мягкость смятых простыней и долгие поцелуи в вашей постели.       — Кажется, я выберу то же самое, — шепчешь в тяжелом выдохе. Вторая рука Шоты касается твоей обнаженной груди, нежно дразнит соски, чуть сжимая их кончиками пальцев. Твои ноги слабеют, чувствуешь, как колени подгибаются.       — Рад, что мы с тобой так похожи, — произносит почти неслышно. Твой вздох переходит в тихий стон, отражается эхом по пустому балкону. Шота проводит языком по шее вверх, оставляя влажную дорожку.