Sunset on eyelashes

      Кажется, он чертовски в тебя влюблён.       Хизаши не может объяснить это как-то иначе. Солнце вдруг стало горячее? Или день стал по-настоящему летним, он уверен — ему ещё никогда не было так жарко. Дорога. Длинное шоссе среди жёлто-зелёных равнин. Со свистом в открытые окна машины врывается немного колючий ветер, принося с собой запах горячего асфальта и дорожной пыли.       Ямада держит руки на руле. Первые три пуговицы его рубашки расстёгнуты. На шее сверкают серебряные цепи и небольшая подвеска в форме микрофона. Его глаза, прикрытые солнечными очками из красного стекла, следят за дорогой, — но непостоянно, — он часто бросает липкие взгляды на соседнее сидение.       Там сидишь ты.       Лёгкая футболка, эмблема The Rolling Stones на груди. Джинсовые шорты с нашивками. Твои волосы собраны в небрежный пучок, — прямо как у него! — ветер играет с выпавшими прядками. Ты вытягиваешь руку, украшенную тоненькими браслетами, в окно. Ловко ловишь пальцами щекотки океанского бриза, постукивая ногой в ритм песне из старенькой автомагнитолы.       На коричневой, крашенной под дерево, передней панели лежит картонная коробка из-под кассеты. Ещё один антиквариат. Такой мог достать только Хизаши Ямада. Шум мира перебивает лязг гитарных струн. Играет песня о любви. Вы оба расслаблены. Качаете головами в такт.       Кажется, он чертовски в тебя влюблён.       Других объяснений нет.       Кожа под твоими глазами блестит от пота. С удовольствием подставляешь лицо гудящему в ушах ветру. Перекидываешь одну ногу на другую — Хизаши замечает покрасневший след чуть выше твоего колена. Ему очень хочется коснуться его, провести ладонью снизу-вверх — ловко, как Брайан Мэй по металлическим струнам, — пробежаться кончиками пальцев до самых шорт…       Нет.       Он должен держаться.       — Ты же слышала их последний альбом? — роняет чуть неловко, указывая на магнитолу и сжимая руль до белых пятен на костяшках. Сейчас мысли Хизаши заняты твоей красивой кожей на девяносто семь процентов из ста, он обязан заполнить оставшиеся три чем-нибудь приличным. Обязан, чёрт возьми! Иначе его рассудок превратится в громадный ком похоти, приумноженный желанием. — Он получил хорошие отзывы на радио.       — И не только на радио, — отвечаешь и откидываешь голову на сидение, — они вроде получили много наград за этот альбом, — берёшь в руки кассету, ощупываешь, внимательно рассматриваешь картинку и буквы, зажимаешь потрепанные уголки чёрными ногтями. — У моего отца даже есть подписанный винил.       — Really? — Хизаши широко распахивает глаза, поворачиваясь к тебе лицом. Тут же сожалеет об этом — помада на твоей нижней губе немного стёрлась — он с трудом сдерживает желание протянуть палец и подправить вишневый цвет. Водитель же не должен отвлекаться от дороги, так ведь? Ему приходится кусать внутреннюю сторону щеки, чтобы поверить в это.       — У него очень большая коллекция пластинок. Помню, я часто слушала их в детстве. У нас дома была отдельная комната для такого.       — Это многое объясняет, — отвечает. Его щека ноет, болит и жжет.       — Это ты про мой безупречный музыкальный вкус? — смеёшься в голос, а у Ямады перехватывает в груди. — Думаю, тут ты прав, хочешь съездить к моим родителям и взглянуть? У них полно старого оборудования. Ты должен оценить! Возможно, ещё жив мой первый плеер… — ты не успеваешь закончить из-за кашля Хизаши.       Он старается вдыхать только носом, а выдыхать ртом, чтобы вернуть в кровь кислород.       — Возможно, когда-нибудь… — говорит немного хрипло. Стучит несколько раз по груди.       — Что-то не так? С тобой всё хорошо? — ты взволнованно приподнимаешься, заправляешь вылезшие пряди волос за уши, наклоняешься к Ямаде, чтобы успеть перехватить руль, если будет нужно. От движений твои шорты приподнимаются, становясь ещё короче. Хизаши замечает крайний шов твоего белья, или он окончательно свихнулся и ему уже мерещится. Касаешься рукой его плеча.       — Я в порядке, — нет. Это неправда. Он врёт. Сердце Хизаши едва не останавливается. От тебя пахнет духами, лёгкими сигаретами и кофе. У твоего подбородка, ближе к щеке, есть едва заметная бледная родинка. — Просто немного устал. Скоро подъедем к заправке, может, проветримся немного? — твоя ладонь скользит ниже по его руке. Трепетно. Нежно. Тепло плавит через ткань рубашки. Ну и за что ему такие муки? Возможно, на руле останутся вмятины с отпечатками его пальцев.       — Давай, тоже хотела предложить, — киваешь и возвращаешься на сидение.       Главное — дышать, напоминал он себе. Не забывать поглубже дышать! Ты откидываешь козырёк с зеркалом, достаешь из кармана маленькую помаду, водишь подушечкой по раскрытым губам. Влево. Вправо. Хизаши сложно думать — чёртовы цепочки на его шее кажутся очень тяжёлыми; линии на дороге размываются.       Машина тормозит резко, но не грубо, чтобы не трясло. Ямаде хочется стянуть свою рубашку, хочется выхватить из твоих рук красный тюбик. Впиться в твои губы своими, размазать весь цвет по подбородку и щекам. Хочется попробовать новый вкус, усадить тебя к себе на колени, но он расстегивает ремень, встаёт и выходит за дверь. Воздух не легчает. Сейчас бы прыгнуть в прохладную пропасть океана, который вы недавно проехали. Залечь на глубокое и тёмное дно на парочку долгих дней… или недель.       Он снимает очки, трёт уставшие глаза. Дорога предстоит очень долгая — прощай спокойствие, здравствуй тахикардия. Он тяжело вздыхает и осматривает небольшие здания вокруг. Заправочная станция, кафе с огромными окнами и, кажется, гараж, где можно заменить шины. Вполне неплохо для такого далёкого и глухого места. Может, задержаться подольше? Пообедать, отдохнуть?       Дверь с твоей стороны хлопает. Ты выходишь, вытягиваешь руки над головой, разминаешь затёкшее тело. Футболка поднимается следом, задирается, обнажая живот и спину. Ты стягиваешь резинку с волос. Запускаешь пальцы в мягкие, слегка запутанные ветром пряди, массируешь кожу.       Словно треск стекла за спиной у Хизаши, у самого затылка, — с тонюсеньким звоном, как от горсти монет, рухнувших на гладкую плитку, ― бегут мурашки от поясницы до шеи. Ему просто нужно освежиться, нужно немного побыть одному.       — Я схожу куплю чего-нибудь выпить, — произносит себе под нос, стараясь не встречаться с тобой взглядом. Шагает в сторону кафе. Сжимает-разжимает кулаки, в надежде хотя бы немного сбавить напряжение.       — Ничего не забыл? — окрикиваешь, вытаскивая кошелек из заднего кармана.       — Что? — отвечает тише, чем хотел бы. — Я и забыл, что он у тебя...       — Я всё равно не слышу, что ты там бормочешь, лови! — кожаный кошелек летит прямо к рукам Хизаши. — Yes! — кричишь победно, когда он его ловит.       — Это мои слова! — Ямада притворно расстраивается. Корчит недовольное, смешное лицо. Крепко сжимает кошелёк в руках, прочно, слишком настойчиво, словно держится за последнюю уцелевшую ветку в бушующей песочной буре. — Может, взять что-нибудь ещё в кафе? — дышит глубоко, медленно, чувствуя, как по телу разливается тепло от твоего радостного смеха и сверкающей на солнце улыбке.       Прислоняешься к капоту машины, над передним колесом. Футболка прилипает к влажной коже — ты оттягиваешь воротник, остужая разгоряченную шею и грудь. Лишь на таком расстоянии он позволяет себе рассмотреть тебя внимательно. Его взгляд замирает на ключице... которую он буквально мечтает облизнуть. Как бы он хотел схватить тебя за талию, притянуть... Хизаши вздрагивает. Разве героям можно быть такими извращенцами?       — Можно, — киваешь.       — Что именно ты хочешь? — смотрит на огромный стенд с меню. Его видно ещё с дороги.       — Я сказала, что героям можно быть извращенцами.       И тут ему становится холодно. Пальцы немеют от испуга, чувство, будто он положил на язык кусок льда после мятной жвачки с наклейкой «супер свежесть». Он открывает рот, стараясь скорее ответить, найти объяснение, оправдание, но не успевает выдать и звука. Ты говоришь первая:       — Мы тоже люди, вообще-то! Если это не вредит другим, то почему бы и да? — ты как-то странно смеёшься. — Я вот сегодня только и думаю о том, как же великолепно эта рубашка подчеркивает твою грудь и плечи. Специально расстегнул пуговицы? Мог бы и в футболке пойти, — продолжаешь смеяться, — так и хочется тебя потрогать.       Звучит по-другому: твой голос становится глубже или Ямаде снова мерещится. Он закрывает глаза. Беспорядок в голове проходит, когда он осознает... как сильно хочет тебя в эту самую секунду.       — Я вообще не умею делать намёки, да? — ты хлопаешь себя по щекам. — Или ты их не понимаешь?       Усадить. Тебя. На капот. Машины. Срочно. Прямо сейчас.       Ты вытягиваешь руку, игриво машешь, зазывая Хизаши к себе. Пока-пока здравый смысл. Его глаза задерживаются на твоих, прежде чем он делает несколько шагов. Неощутимо, быстро, оказывается перед тобой. Откладывает кошелек на крышу машины. Ловко хватает твою руку, прикладывает к своей груди. Звякают и переплетаются браслеты-цепочки, скатываясь вниз по руке. Горячие ладони продолжают сжимать твоё запястье.       — Нет, я отлично их понимаю, — пристально смотрит, его хватка крепчает, — darling.       Смеёшься, чувствуя быстрое и резкое сердцебиение через тонкий хлопок. Жарко. Пахнет бензином. Такого Хизаши ты видишь впервые: его зелёные глаза темнеют, мрачнеют, превращаются почти в кипящий океан под тяжелой громадой туч. Скользишь свободной рукой по его плечу, шее, лицу, на миг твой большой палец останавливается на подбородке.       — Мне намекать дальше или… ты сам? — договариваешь почти в губы.       Шаг в чёрную пропасть, моментальное падение, лишь стоило словам прозвучать. Ямада впивается в твои губы, нетерпеливо и жадно, так, словно пьёт из них чистую воду, утоляет страшную жажду, возвращая себе шансы выжить. Его руки перемещаются на твою спину, гладят, надавливают, щупают, оставляя красноватые полоски. Ты почти ахаешь, когда он сжимает бёдра, подхватывает и усаживает на горячий капот автомобиля. Это было бы обжигающе больно, не будь тело между твоих ног горячее, а шорты — тоньше.       Хизаши прижимается ближе, почти вдавливает себя в тебя. Его язык скользит по твоим губам, облизывает и дразнит, пробирается глубже в рот. Ты почти плавишься, упускаешь контроль, жадно обхватываешь лицо ладонями. Твои ноги скрещиваются за его спиной. Вы понимаете — или говорите себе, что понимаете — вокруг открытая улица, вокруг проходят люди, вокруг могут быть камеры... но посылаете эти мысли к чёрту.       Сильные руки скользят по ногам, под разлохмаченные края шорт, пробираясь пальчиками к очень-очень мягкой и приятной коже. Твоё тело — воплощение его желаний. Ямада мечтает исследовать каждую часть своих вечерних фантазий, втереться поглубже, узнать и почувствовать всё, что только возможно. Ты слышишь, как хрустит замочек на шортах, медленно расстегивается, не выдерживая смелости чужих прикосновений. Чувствуешь пальцы и ногти, впивающиеся в твои ягодицы.       На небе ни единого облачка. Влажные губы скользят дорожками к твоей шее. Кончик языка Хизаши — наконец-то, о боже, — касается твоих ключиц. Вставший член упирается тебе между ног, ты ощущаешь его через слои одежды, так отчетливо, так сильно. Толкаешься бёдрами навстречу, готовая умолять Хизаши взять тебя прямо тут. Ещё одно движение — ты сдашься и сама сорвешь бедную пуговку с шорт, откинешь ту самую «последнюю грань».       — Не хочу отвлекать, — Айзава высовывает голову из окна заднего сидения, отчего вы единовременно вздрагиваете и отскакиваете друг от друга, взлохмаченные и ошарашенные, — но могли бы вы прихватить и мне водички со льдом, когда закончите? — наклоняет голову так, что синяки под его глазами выглядят ещё темнее, и прячется обратно в спальный мешок.