Чай или кофе?

      Данила нередко после работы топит усталость в стакане хорошего виски. Традиция уже, чтоб ее. Главное завести с кем-то разговор, чтобы не смахивало на алкоголизм. И любимый, насквозь прокуренный бар, с вечно подбухивающим барменом, никогда не отказывал в таком удовольствии.       Он садится за барную стойку и в привычной манере заказывает виски. Начинает какой-то незамысловатый диалог с бородатым мужчиной, сидящим рядом и делает глоток. Все как обычно. Хотя нет, что-то поменялось. Старая колонка, стилизованная под американский музыкальный автомат, хрипела значительно тише чем обычно. А на привычно пустой сцене стояло разное оборудование. Да и людей в баре было значительно больше чем обычно. Пятница, в конце концов. Это, наверное, нормально.       Первый стакан алкоголя заканчивается слишком быстро. Второй примерно так же. Лишь на третьем, когда со сцены начали доноситься звуки гитары, Данила немного притормозил. Напиваться, в конце концов, плана не было, а вот отдохнуть и расслабиться — очень даже. Он оборачивается к сцене и видит на ней парня. Довольно худого, бледного, с белыми, выжженными волосами, но слишком уж удовлетворенной физиономией. Он держит в руке микрофон, проверяя звук и безразличным взглядом окидывает посетителей бара.       А потом звучит музыка. Спокойная, несколько мрачная, не то, что любит слушать Кашин, но вполне себе. И его голос. Как раз под стиль музыки. Такой же спокойный, но мрачный. При чем эта мрачность распространялась не только на голос и музыку, но и на сам текст. Парню бы в пору писать саундтреки к триллерам. Или тяжелым драмам. И хоть стиль Даниле не нравился, он слушал. Опираясь локтем о барную стойку, неторопливо отхлебывал виски из стакана и слушал его голос, не сводя взгляда с худой фигуры, бродящей по крошечной сцене.       Андрей — так зовут музыканта по словам бармена — исполнил, наверное песен пять, может шесть. После третьего стакана Данила сбился со счета. И в конце, поклонившись и получив заслуженные аплодисменты, Андрей спустился со сцены и направился к барной стойке. Судя по заказанной минералке, жажда замучала, хоть он и прерывался на воду, во время выступления. И жадно выхлебав полулитровый стакан воды, он вдруг переводит взгляд на Данила.       — Ну как тебе? — Андрей с неожиданным интересом осматривает Данилу с головы до пят, а после усаживается рядом, вытягивая из нагрудного кармана рубашки самокрутку. И Данила, конечно, хотел верить, что это просто хороший табак, но учитывая внешний вид собеседника, верилось в это все меньше.       — Мрачновато, — пожав плечами отвечает Кашин, наблюдая как Андрей зажимает самокрутку в губах и закуривает. Нет, курить в баре можно, но не траву же, блять. — Ты не боишься тут это курить?       — А кого мне бояться? — специально выпустив дым в лицо Данилы, широко улыбается Андрей, внимательно глядя в его глаза.       — Ну, ментов, например.       Андрей смеется. Заливисто так, звонко. Вновь делает затяжку и упирается локтями в барную стойку, отрицательно вертя головой.       — Ментов здесь не бывает, малыш. Если бы были, то половину бы уже давно загребли. Того же бармена, за продажу запрещенки, например.       Он рассказывает это не задумываясь. Не боясь. Ему все равно. Прямо сейчас он может озвучить все, что придет ему в голову, совершенно не думая о последствиях. Последствия они ведь потом. А сейчас ему хочется высказаться. Все прелести легких наркотиков. Стоило бы парнишку арестовать, но с другой стороны, Данила ведь и не мент. И употребление легких наркотиков точно не в его юрисдикции. Уж тем более не в вечер пятницы.       В пару глотков опустошив последний стакан, Данила уже хотел было попрощаться и уйти, но замечает, как подозрительно жмется к нему Андрей. Как он, все еще распластавшись по барной стойке, вдруг опускает руку вниз. И Данила очень хорошо чувствует, как его рука оказывается на бедре. Он хотел было скинуть ее, но она уверенно скользнула выше.       «Нет, Кашин, ты не будешь трахаться с первым встречным. Еще и наркоманом».       Но его рука вскоре добирается до цели, накрывая пах и принимается слишком уж настойчиво наглаживать член через плотную ткань брюк. И ведь взгляд не отводит, слишком пошло покусывая нижнюю губу.       — И что ты делаешь?       — Привлекаю твое внимание, Рыжик.       «Нет, с другой стороны, какая разница, между ним и какой-нибудь юной девицей подцепленной в баре?»       «Отлично, теперь ты ищешь причину переспать с ним. Восхитительно».       — И с какой целью? — Данила хмурится, с силой обхватывая запястье Андрея и убирая его руку со своих брюк, на стойку.       — Ох, у тебя не получается отыгрывать наивного ничего непонимающего мальчика, — он наконец вспоминает о самокрутке, зажатой в пальцах и поджигает ее вновь, делая очередную затяжку.       И тогда Данила наконец поднимается, оставляя на барной стойке несколько голубых купюр и выходит из бара. Достает из кармана брюк пачку сигарет и закуривает, очень скоро слыша за спиной шаги и чужое дыхание. Конечно он пойдет следом. Как брошенный котенок, чтоб его. Еще и бутылку коньяка успел схватить. Дорогого конька, на который у Андрея точно нет денег.       — На место отнеси. Сейчас же. И извинись.       Андрей хотел возмутиться. Хотел поспорить. Хоть что-то ответить. Но так и не произнес ни слова, встретившись взглядом с хмурым, явно осуждающим взглядом Данилы. И ушел внутрь, через несколько минут вернувшись уже с пустыми руками и крайне печальным лицом. Он прячет руки в карманы, и с очень напряженным видом что-то обдумывает. То ли ответ, то ли предложение. Черт его знает. Но так ничего и не озвучивает, а когда Данила идет к машине, молча плетется сзади. Его не то чтобы звали. Впрочем, не то чтобы его это ебало. Он и в машину забирается так же молча, однако садится как-то полубоком, не сводя пристального взгляда с рук Данилы, держащих руль автомобиля. И Кашин лишь краем глаза замечает как через несколько мгновений на его щеках появляется предательский румянец, а нижняя губа вновь оказывается в плену зубов. Очевидно, в голове Андрея далеко не библейские картинки. Но он все равно смотрит. До самой парковки, где Данила обычно оставляет машину.       Они все в той же тишине поднимаются на лифте в квартиру и если Данила сразу уходит на кухню, то Андрей несколько минут бродит по довольно просторной квартире, изучая интерьер и отмечая особый перфекционизм своего спутника. Везде идеальная чистота, а вещи лежат так аккуратно, что Андрею невольно стало не по себе. Может этот рыжий вообще психопат какой-то? И на кухне сейчас ножи точит. Но с кухни доносился лишь шум воды, а после и чайника. Вряд ли он Андрея варить собрался.       — Тебе чай или кофе? — услышав за спиной шаги, спрашивает Данила, доставая из шкафчика две кружки.       — Ты ведь понимаешь, что я пришел сюда не для чая или кофе, — он подходит ближе, но в какой-то момент останавливается, сверля взглядом широкую спину Кашина. Тогда Данила разворачивается. Внимательно смотрит в серо-голубые глаза Андрея и задумчиво хмыкает.       — И для чего же ты тогда пришел?       На губах Андрея появляется ухмылка, а глаза прямо-таки сияют, когда он вытягивает руку и пальцами сжимает рубашку Данилы, потянув его на себя.       — Для того, чтобы ты, своими восхитительными руками усадил меня на стол, — он неторопливо отходит, продолжая тянуть Данилу за собой. — Чтобы сорвал с меня джинсы, — и останавливается лишь когда бедрами упирается в стол. — Чтобы раздвинул мои ноги и выебал меня. Так грубо, как только можешь, малыш.       Нет, Данила держался. Честно. Искренне. Как только мог. Но его выдержка не железная. И он срывается. Легко приподнимает Андрея и усаживает на кухонный стол, в ту же секунду жадным поцелуем впиваясь в его губы. Проворными руками сразу же ныряет под его растянутую футболку. Скользит по теплой коже. Он худой. Слишком. Еще и живот втягивает, когда холодные пальцы Данилы касаются низа. Андрей самостоятельно скидывает с плеч рубашку, а после подцепляет и футболку, снимая ее и откидывая на пол.       — Почему ты такой худой? — с нотками беспокойства спрашивает Кашин, выпрямляясь и расстегивая собственную рубашку, не сводя взгляда с тела Андрея. С выпирающих ребер и втянутого живота.       — Как будто тебя это волнует, — отмахивается Андрей вновь притягивая Данилу к себе, когда тот откидывает рубашку на соседний стул.       — А если волнует?       Андрей улыбается. Непривычно мягко. Смотрит с такой детской наивностью и все же целует в губы. С большей страстью и отдачей, чем прежде. Глупости какие. Даже его родственникам плевать на его здоровье. А парню, с которым он впервые видится — нет? Нелепо. Вот и Андрей так посчитал, решив выбросить из головы глупую навязчивую мысль. Он тянет пальцы к ремню на его брюках, старательно расстегивая металлическую пряжку. Но тут же чувствует как руки совсем легко отстраняют.       — Не торопись, — тихо шепчет Данила, губами спускаясь к шее. Он не позволяет себе выйти за рамки, оставляя лишь мягкие влажные поцелуи на коже. Скользит ниже, к выпирающим ключицам и столь же аккуратно покусывает тонкие косточки, так чтобы не оставить следов. Его рука все же опускается к джинсам Андрея, но расстегивает их он так медленно, что Андрей тут же пытается помочь. Хоть как-то ускорить процесс.       Данила поддается неохотно. Будучи любителем романтичной медлительности, ему кажется странным желание приступить так скоро. Не то, чтобы прежде девушки не пытались по-быстрому перепихнуться и исчезнуть. Но чаще всего они принимали условия Кашина, полностью подчиняясь его желаниям. А Андрей сопротивляется. Из раза в раз он повторяет тихое «Пожалуйста», ногтями вцепляясь в плечи Данилы.       — Боже, блять, трахнешь ты меня уже или нет, тормоз? — нахмурившись, наконец возмущается Андрей, когда вся его одежда наконец оказалась на полу, а Данила, судя по всему, снимать свои чертовы брюки не собирался.       — Тебе бы не помешало начать следить за языком, — слишком монотонно отвечает Данила, наконец расстегивая ремень. Следом и брюки, спуская их вместе с бельем. И Андрей не успевает толком отреагировать, когда Данила, смазав член слюной, грубым и слишком резким толчком врывается в тело.       Вскрикивает. Громко. Невольно сжимается, пытаясь свести раздвинутые ноги. Он сам виноват, но не так же… Тихо всхлипывает, дрожащими пальцами вцепляется в плечи Данилы, пытаясь его отодвинуть. Оттолкнуть. Хоть что-то, что поможет хоть немного усмирить боль. А он не останавливается. Входит глубже, вынуждая Андрея выгнуться едва ли не дугой. И Данила полностью игнорирует его скомканные, бессвязные мольбы.       — Ты ведь сам просил сделать это грубо, — он с силой отцепляет руки Андрея от себя и толкает его в грудь, заставляя лечь на стол. — Что тебя не устраивает на этот раз?       Андрей не может сказать что это больно. Просто потому, что слова нелепо разбегаются в голове, когда он пытается собрать из них нормальную конструкцию. Плюсом было то, что Данила, войдя до упора, остановился, давая привыкнуть. Но его губы уже не касались кожи. Лишь холодные пальцы выводили узоры по втянутому животу и дрожащим бедрам.       А потом он начинает двигаться. Без какого-либо предупреждения. Сперва медленно и аккуратно, но с каждым движением наращивая темп. Каждый толчок делая грубее. Жестче. Глубже. Андрей даже не стесняется своих стонов, как это было обычно. Он похабно стонет, раздвигая ноги шире, царапает ногтями запястья Данилы, очевидно не желая причинить боль. Ему безумно нравится ощущение его сильных рук на бедрах. Его умелые движения. Его горячее дыхание, когда он наконец склоняется, на несколько мгновений касаясь губ Андрея своими. Заглядывает в глаза, а после спускается к шее. Старательно выцеловывает кожу, лишь иногда покусывая, но не оставляя на чистой бледной коже ни следа. А Андрею хочется чтобы он пометил его. Чтобы оставил на коже возмутительные, абсолютно непозволительные следы. Присвоил, как чертов трофей.       Оргазм настигает после еще нескольких минут беспощадных толчков. Андрей, чувствуя как обостряются все эмоции и ощущения, как приятная тянущая боль внизу живота становится еще более невыносимой, изгибается. Возмутительно изящно. Вновь впивается ногтями в плечи Данилы, и с громким протяжным стоном кончает. Собственно, сам Данила, долго не тянет, совсем скоро замедляясь и парой глубоких толчков доводит себя до разрядки, изливаясь внутрь обмякшего тела под собой.       Андрей не двигается минут, наверное, пять. Просто лежит на столе, пялясь в потолок и пытаясь отдышаться. Краем уха он слышит какой-то шорох спереди, но шевелиться не хочет. Или не может. Еще не решил. Но спустя время чувствует легкое прикосновение к колену и все же находит силы подняться. С трудом, тихим шипением и дрожью в коленях. Данила, конечно, постоянно пытается помочь, но Андрей отмахивается. Отказывается от любой помощи, скоро разворачиваясь и направляясь в прихожую. Но дойти не успевает. Даже до дверей кухни. Потому что чертов Данила хоть и был высоким массивным мужиком, передвигался, блять, как пушинка и Андрей банально не заметил, когда он оказался сзади, пока его не подхватили на руки и не потащили в противоположную от выхода сторону.       — Отпусти, блять, я домой пойду, — возмущается Андрей, однако не оказывая физического сопротивление, боясь по своей глупости оказаться на полу.       — Завтра пойдешь. А сейчас спать.       Андрей вновь пытается возмутиться. Высказать пару ласковых. А то и не пару. И не ласковых. Но до самой кровати так ни слова из себя и не выдавливает. А стоит ему оказаться в мягкой прохладной постели, как все желание уходить моментально пропадает. Дома-то у него старый продавленный диван, от которого постоянно ноет поясница. Из-за чего, по видимому, специальный матрас ощущается как гребаное облако.       — Ты сейчас второй оргазм словишь, судя по довольному лицу, — смеется Данила, обходя кровать и раздевшись, ложится рядом.       Андрей пусть и неохотно, но стягивает джинсы, оставаясь в футболке и поворачивается к Даниле лицом. Смотрит в его глаза, и невольно краснеет. Почему-то лежать с ним в одной кровати казалось чем-то слишком интимным. Более интимным, чем секс на кухне. Он никогда не спал рядом с теми, с кем занимался сексом. Это было табу, наверное. Если дело доходило до квартиры, то Андрей после «дружеского времяпрепровождения» сразу же ретировался. При чем не важно сколько было времени. Андрей не хочет влюбляться. А забота, даже такая минимальная, наверняка станет причиной возникновения нежных чувств. И никому это не нужно.       Под одеялом он тянет руку и наощупь находит руку Данилы. Касается сперва неуверенно, но не заметив недовольства, берет его руку в свою, чувствуя как он, следом, сплетает их пальцы. Вполне возможно, завтра утром, протрезвевший Данила с матами выгонит его из квартиры, как надоевшего щенка. Но прямо сейчас ему хорошо. Имеет ли остальное значение?       Едва ли.