Взлом судьбы

Жить вместе с Циньсюань было все равно, что жить с младшей сестрой — которой у Хуа Чэна никогда не было, но которую он неожиданно для себя счастлив был обрести. С ней можно было подкалывать друг друга, обмениваться обнимашками и делиться наблюдениями о проблеме Се Ляня. Хотя сама проблема, казалось, растворялась вместе с синяками на его спине. Это были лучшие дни. Они с гэгэ много смеялись. Касались друг друга. Ели вместе. И смотрели фильмы вечерами на диване. Вели себя как пара хотя бы в их маленьком мирке на троих, получая взамен ноль процентов осуждения и сто процентов принятия. Это были лучшие ночи. Каждая из них. Хуа Чэн ложился в постель с легким возбуждением, которое необходимо было усмирить и уснуть почти до утра. В утренних сумерках проснуться от легких касаний и отозваться на них такими же тихими ласками. Постепенно их кожа разогревалась, а желания проявлялись все ярче. Поцелуи, объятия и прикосновения. Стоны, тяжелое дыхание и вкус его кожи на языке. Чужое возбуждение, трущееся о собственное. Каждый раз Хуа Чэн отчаянно надеялся, что они зайдут дальше. И опять напоминал себе ценить то, что уже получил. И ценил. И все равно хотел большего. Дело было даже не в том, что они делали. Гэгэ явно был готов заниматься с ним любовью каждую ночь. Но Хуа Чэн хотел целую ночь. Он словно был вынужден смотреть весь день на вкусный торт, получать под утро маленький кусочек, лишь разжигавший аппетит. А потом должен был спать с этим тортом в одной постели и облизываться. Удивительно ли, что когда дело доходило до дела, он был уже перевозбужден и заканчивал так быстро? Черт! Цени то, что уже получил. При первой же возможности он оставил гэгэ пару засов на шее, чтобы проверить реакцию. И она не заставила себя ждать: — Сань Лан, я задолбался носить водолазки. Ты не мог бы не оставлять следов на шее? — А ниже можно? — Если хочешь. Хуа Чэн совершенно обалдел. Он не мог себе представить, как его соперник мог бы смотреть на оставленные кем-то другим следы на теле гэгэ и отнестись к этому спокойно. Невозможно. Я что, его вытеснил? Как? Я же и не сделал ничего вообще? И это были худшие дни. И худшие ночи. Он постоянно задавался вопросами — Неужели у меня уже все получилось? Неужели было достаточно просто появиться тут, рядом с ним? Он хотел и боялся в это верить. И все, что ему оставалось — ждать пятницы. Ждать и бояться.

***

Он снял у Лин Вэнь ее боксерский клуб на целый вечер и привез туда Се Ляня, не говоря о цели их путешествия. И да, он увидел его на ринге, он дрался с ним вживую и проиграл. И лежа на лопатках, сбитый с ног и совершенно потерянный в своем сумасшедшем обожании, целовался с ним, сидящим на его бедрах. Неловко елозя ладонями в перчатках по его спине. — Не здесь. Поехали домой. И уже дома, тихонько пройдя в свою спальню мимо задремавшей на диване Циньсюань, они быстро разделись и нашли друг друга на кровати. И точно так же, как на ринге, он опять лежал на спине и чувствовал на своих бедрах теперь уже голое тело гэгэ. На этот раз его ладони были свободными и только он собирался перевернуть его, как понял, что Се Лянь что-то ищет под подушкой. Где кроме смазки и искать-то было нечего. Но вместо желанного скользкого прикосновения чужой ладони к члену, он ощутил, как тюбик со смазкой вложили ему в левую руку. А правую ладонь направили к… он чуть не забыл, как дышать. Чуть не забыл, что у него есть легкие и их можно заполнить воздухом. Что дышать вообще нужно. — У тебя есть презервативы? — Да. — Тогда давай, ты же хочешь. «Хочешь» даже близко не отражало его изводящее нутро желание. Он очень быстро выдавил смазку и начал тихонько кружить по сжатым мышцам скользкими пальцами. Конечно, гэгэ наклонился вперед и целовал, целовал, целовал его. И его пальцы работали — очень осторожно, очень медленно, но не останавливаясь. В следующий раз он забыл, как дышать, когда один его палец наконец-то проник внутрь. Я в нем, я в нем… Неужели, правда, неужели? Тесный, нежный, теплый. Каково же будет на самом деле трахнуть его? Я близко, я уже так близко… И он уже дошел до двух пальцев, когда понял — что-то явно идет неправильно. Гэгэ становился не более, а менее активным. Стоны сменились напряженным дыханием через напряженные губы. А потом он почувствовал, что вроде бы такие расслабленные мышцы сжались. Хуа Чэн замер. — Что-то не так? — Все нормально, продолжай. Я справлюсь. Нормально? Справлюсь? А где «потрясающе» и «жду не дождусь»? Он вытащил пальцы. — Что именно не так? — Я не… я не… — с этим недообъяснением гэгэ отстранился и выпрямил спину. Хуа Чэну пришлось тоже сесть и обнять его. — Просто вы двигаете пальцами очень похоже. И я начинаю вспоминать о нем. Думать о нем. А я не хочу. Хотя, чего я ожидал? Сколько вообще есть способов растягивать задницу? Почему это должно быть как-то по другому? Отказаться от нормального секса было сложно. Но это все еще было проще, чем согласиться делить мысли гэгэ с каким-то воображаемым мудаком во время этого самого секса. Решение пронеслось молнией в его голове. — Ты был сверху? — Пока нет. — А хочешь? — Не думал об этом. — А я вот очень даже думал. Давай займемся чем-то, что оставит в твоей голове только меня. — Не шути. Ты этого не хочешь. — Да ну? Включи ночник. — Зачем? — Я хочу показать тебе, как сильно я этого не хочу. Ему пришлось выползти из-под гэгэ, откинуться на подушку и развести согнутые в коленях ноги. Мягкий розоватый свет позволил ему не только показать себя, но и увидеть Се Ляня — сидящего на коленях, с налитым кровью членом, пожирающего его глазами. Красиво. Он начал медленно. Так же, как он готовил гэгэ. — Да, я хочу быть внутри тебя. Это как будто я помечаю тебя меткой «мое». Но так же я хочу чувствовать тебя внутри себя. Это как будто ты отмечаешь меня, как своего. И я очень хочу быть твоим. О! Внутрь скользнул один палец и это пока не приносило физического удовольствия. Но ожидание удовольствия Се Ляня от обладания им, предощущение я принадлежу ему, безотрывно следящие за ним медовые глаза заставляли его член дергаться, а губы округляться в стоне. На двух пальцах он шепнул: «Поцелуй меня» — и Се Лянь тут же сорвался с места и прильнул к нему. И он целовался так сладко и так жгуче. — Поможешь мне? Он взял его руку и поднес к своему входу. Потребовалась некоторая координация, но в итоге один палец гэгэ присоединился к его двум и растяжка стала намнооого интересней. Особенно после того, как он надавил его пальцем на правильную точку: по телу Хуа Чэна прошла дрожь. Широко раскрытые глаза гэгэ были бесценны. — Давай еще один. — Уверен? — Неужели ты думаешь, что твой член меньше? — Я не замерял. — Ничего, сейчас замерим. Только прибор подготовим. А дальше все пошло так, как и должно было. Се Лянь привык, что в попытке его возбудить Цзюнь У давил на простату почти не переставая. Идея, что надо возбуждать партнёра не слишком сильно и не слишком долго, чтобы он мог выдержать основную программу, ему даже в голову не приходила. Между тем Хуа Чэн сжимал простынь свободной рукой и пытался не прекратить свой первый раз «по-настоящему», пока он даже толком не начался. — Я готов. — Дай презерватив. — Зачем? — хотя Хуа Чэн даже в мыслях не допускал входа в гэгэ не экипированного члена, он искренне не понимал, зачем им резинки, когда он снизу. Он хотел, чтобы гэгэ кончил внутрь. — Для безопасности. Дай. Пока Хуа Чэн тянулся к тумбочке, доставал оттуда пачку (Открытая! — заметил Се Лянь и тут же велел себе прекратить об этом думать) и протягивал гэгэ заветный квадратик, он успел передумать многое. Например, что он не возражал бы чем-то заразиться от Се Ляня. СПИДом или чем там в этом сезоне модно? Ведь если бы это произошло — гэгэ никогда не расстался бы с ним. Никогда не покинул его. И он бы автоматически стал для гэгэ лучшим партнёром для секса. Без резинок! Удивительно, но эта мысль его не напугала. А вот следующая — что можно и подстроить такое заражение — уже оказалась устрашающей. Это не любовь, это одержимость. Кажется, из нас двоих соображает только он. Он и будет решать, нужна ли защита. — Прости. Это мой первый раз и я говорю ерунду. — Сань Лан, тебе не нужно врать. С кем бы ты ни был раньше, даже на этой кровати — это не важно. — Но я не вру! — Но ведь пачка была открытой. Несмотря на все сексуальное напряжение между ними, на давящую ответственность момента, на стоящий колом член и разведенные ноги, Хуа Чэн не мог не расхохотаться. — Ты не поверишь — но я использовал всего один. Я никогда раньше не надевал и решил потренироваться. — Тогда поделись опытом. Ты не поверишь — но у тебя его больше, чем у меня. — С радостью. Конечно, сначала они опять быстро поцеловались, потом Хуа Чэн несколько раз провел рукой по его члену и только потом раскатал по нему презерватив. А потом они опять поцеловались и он утянул его вниз на себя. И наконец-то почувствовал, как к его входу прижался член гэгэ. — Готов? — Уже заждался. Се Лянь был осторожен. Очень осторожен. Слишком. — Тебе не больно? Конечно, было больно. Конечно, это не имело и не могло иметь никакого значения. Его счастье входило в него, его счастье было внутри, его счастье обладало им и поэтому: — Мне хорошо. — Ты такой… ты такой… Какой?! Узкий? Неудобный? Приятный? Неприятный? Хуа Чэн весь извелся, пока наконец не услышал: — Ты сведешь меня с ума. Так тепло. И так тесно. Спустя целую вечность Се Лянь был наконец внутри и опять замер, давая ему время приспособиться. — Двигайся. И после первой же фрикции, когда член очень удачно проехал по его простате, Хуа Чэн кончил. Испытывая жуткий стыд и пьянящее удовольствие, застонал: — Нет-нет-нет-нееееет… Се Лянь же был в приятном шоке от того, что Сань Лан действительно получил от этого столько удовольствия так быстро. Он прекрасно понимал, что ничего еще не успел сделать, и причина такого скорого оргазма — то, с какой силой Сань Лан хотел его. — Все хорошо. Все хорошо. Я сейчас выйду. — Нет! — на всякий случай Хуа Чэн как можно сильней обнял гэгэ руками и ногами. — Нет. Не выходи. Просто дай мне минутку. Каждый раз с тобой я вообще не могу сдерживаться. Хотя обычно могу дольше… Черт, после признания в девственности это звучит так, будто у меня целая коллекция резиновых хуев и я все перепробовал. — Если я не выйду — я не смогу сдерживаться. Я начну двигаться, а ты все еще слишком чувствителен. — Тогда двигайся. — Но… — Не выходи. Не выходи из меня. И где-то там, под сначала тихие движения бедер и сразу мокрые поцелуи, размазывая сперму по обоим телам, они начали двигаться.

***

На следующий день они встречаются уже практически ночью. Если быть точней — Хуа Чэн приходит домой поздно и обнаруживает, что гэгэ уже лег. Залазит в кровать, находит там гэгэ и обнимает его. И с ужасом понимает, что тело под его руками не расслабляется, а каменеет. Се Лянь не спит, это очевидно. И так же очевидно, что он лег в постель рано, чтобы притворится спящим и избежать разговоров. Хуа Чэн вспоминает, что завтра пятница. Момент истины. Он хочет сказать не ходи. Хочет сказать останься со мной. Но лежит на своей половине кровати, не спит, молчит и думает — что же делать. Под утро забывается коротким сном, а когда просыпается в сером зимнем рассвете — кровать рядом с ним пуста и холодна. Се Лянь ушел. Он накрывает себя одеялом с головой и сворачивается в комок. Он чувствует себя слабым. Маленьким. Бесполезным. Неспособным защитить то единственное, что любит. Его реальный рост, вес и сила удара больше не имеют значения. Он совершенно не вырос — он все такой же бессильный и ничтожный, каким был десять лет назад.