Safe

Леди Джессика Атрейдес была, наверняка, единственной женщиной в Империи, которая не обрадовалась тому, что её сын оказался альфой, а не омегой. Чуть позже, сложив два и два, Пол подумал, что мать, по-всей видимости, собиралась выиграть в генетическую лотерею, чтобы несколько смягчить последствия своего своеволия, ставшего причиной разрыва с Орденом. Если бы Пол родился мужчиной-омегой, Бене Гессерит сочли бы это приемлемым, а у отца всё равно был бы наследник, пусть и с нюансами, о которых Полу думать не очень-то хотелось. Но в предсказаниях второго пола, окончательно формирующегося только к середине пубертата, даже орден Бене Гессерит не продвинулся достаточно, чтобы можно было делать ставки на будущее ребёнка. Леди Джессика проиграла, Пол выдохнул с облегчением — в пубертате и так мало приятного, даже если мать учит тебя секретным техникам контроля над собой, а уж если бы тело менялось настолько радикально, как у омег — Пол, наверное, просто свихнулся бы. На самом деле, конечно, нет, гормоны сделали бы своё дело, но, всё же, он был рад, что не пришлось переживать все эти прелести. В повседневной жизни Пол прикидывался бетой — для его статуса, сын герцога Атрейдеса, не было никакой разницы, бета он или альфа, техники Бене Гессерит, которые Пол изучил почти что в совершенстве, позволяли ему контролировать как свои реакции, так и свои феромоны, а жизнь беты была куда спокойнее. И предполагала больший выбор партнёров, не осуждаемый обществом. Пол сам не знал, кто нравится ему больше — женщины или мужчины, омеги, альфы или беты, но, не связанный условностями, он мог экспериментировать вдоволь, ограниченный лишь рамками пристойности: имя Атрейдесов не должно было быть замешано ни в каких скандалах, это было единственным условием. И наличием свободного времени, конечно, которого у него было не так уж много. Его первый секс был с Чани, фрименской девушкой-альфой, горячей, своевольной и обжигающей, как песок. Первый секс с мужчиной — Дункан Айдахо, внимательный и даже нежный бета, трахавший Пола на весу с таким рвением, что Пол кончал, не касаясь себя. На этом поле экспериментов заканчивалось — Пол не особо любил подпольные клубы, предлагающие все виды любви. Дункан сопровождал его несколько раз в такой, но всё кончалось тем, что они выпивали в баре и трахались в одном из номеров. Омег в таких местах было мало — их в принципе в Империи было немного, статистически в разы меньше, чем бет и альф, — а те, что были, как раз охотились за богатыми наследниками вроде Пола, так что их он старался избегать. Празднование совершеннолетия на-барона Харконнена изменило всё. В первый раз в жизни Пол трахался с человеком, которого едва знал, не раздевшись и не дойдя до кровати. Ни одна техника восстановления памяти Бене Гессерит не помогала понять, как до этого дошло. Вот Пол смотрит на человека на арене, в какой-то момент ловя себя на том, что любуется его движениями, грацией хищника, перекатывающимися под гладкой белой кожей мышцами. Сам бой ему противен, но традиции есть традиции, а молодой мужчина с оружием — приятное зрелище для глаз, уставших от контрастных цветов Гьеди Прайм. Вот они сталкиваются в одном из коридоров незадолго до ужина. Несколько ничего не значащих фраз — им положено транслировать отстранённую неприязнь друг к другу, так же, как это делают главы их домов, но вокруг никого нет, и спектакль идёт не по нотам. Вот Пол целует изгиб губ, таких идеальных, мягких и полных, словно из-под кисти талантливейшего художника. Мозолистые от частых тренировок с оружием пальцы зарываются в прилизанные кудри, безжалостно портя причёску. Вот захлопывается дверь, отрезая их двоих от холла, в котором они стояли. Пол мельком глянул вокруг, не сильно удивившись тому, что это чей-то рабочий кабинет, а не спальня, и снова захлебнулся в поцелуях и в ощущении чужого тела под руками. — Секс? — предложил Фейд-Раута так, как обычно предлагают стакан воды после долгой прогулки. Пол не стал отказываться и через несколько минут лежал грудью на столе, с которого на-барон смёл всё в один угол широким движением, попутно выудив из нижнего ящика флакон смазки и презервативы, со спущенными брюками и бельём, сладко вздрагивая от умелых и точных движений чужих пальцев внутри. Возможно, всё это было синонимом слова «скандал», но кто узнает? Пол кайфовал на чужом члене, даже больше чем с Дунканом. Фейд-Раута вбивался в него то сильно и резко, то тягуче и плавно, но каждый, без исключения, раз попадая по простате. У Пола перед глазами искры перемежались с чёрными кругами, в груди горело, в паху всё плавилось, задница сжималась так жадно по мере приближения оргазма, что Фейд-Раута рычаще стонал ему в затылок, толкась снова и снова. Это было почти больно, но ровно на той грани, которая слепила удовольствием. Горячая ладонь на члене стала неожиданным приятным бонусом — Пол и правда не думал, что на-барон вспомнит о его возбуждении сквозь пелену собственного. Но тот, вопреки создаваемому образу, оказался довольно обходителен — Пол кончил в его ладонь, воя в своё прикушенное запястье. Всё тело пульсировало, каждая мышца билась в оргазме, и всё, о чём Пол мог думать было: «ебать меня господи, а если бы я был омегой?» В кабинете обнаружилась и небольшая ванная с раковиной, так что Пол даже более-менее привёл себя в порядок. Волосы пригладил водой — ненадолго, но дойти до своей комнаты хватит. Он был почти уверен, что хорошим тоном будет, если Харконнен уйдёт раньше, чем Пол выйдет из ванной, но этого не случилось — Фейд-Раута встретил его сытым взглядом, обаятельной ухмылкой и вопросом, есть ли у Пола планы после ужина. Весь вечер вокруг Фейд-Рауты вились три гибкие омеги, светлоглазые, чернозубые, с белой кожей и гладкими черепами, отталкивающе-красивые, гипнотически притягивающие взгляд. Во всяком случае, многие беззастенчиво пялились именно на них, затянутых в излишне откровенные наряды из чёрной кожи, беззастенчиво прикасающихся к Фейд-Рауте, словно банальные правила приличия писаны были не для них и не для их хозяина. «Это не ревность», — повторял про себя Пол, издалека наблюдая за на-бароном, рассматривая его так же заинтересованно, как другие рассматривали его омег. Изредка он ловил на себе его короткие взгляды, отзывавшиеся где-то за рёбрами тягучим теплом, но за весь вечер они не обменялись и словом. Позже тоже было не до разговоров. Кровать оказалась намного удобнее стола, а возможность никуда не торопиться сделала секс потрясающе изматывающим. С тех пор прошло два с лишним года, сотни писем и две дюжины встреч. Пол расстался с Чани (или она с ним, тут сложно было утверждать наверняка) и прекратил всякие «эксперименты» с Дунканом — теперь, если они выбирались вместе в город, то исключительно, чтобы выпить в баре. Его умения контролировать своё тело вполне хватало на то, чтобы не думать о сексе тогда, когда не было возможности получить действительно хороший, а с Раутой они трахались каждый раз, как в последний, первый и самый лучший. Кроме секса были ещё ужины и завтраки, клубы различной степени подпольности и фешенебельности (если они встречались на Арракисе, клубы были в основном подпольные, на Гьеди Прайм — фешенебельные), даже пара мероприятий, на которых можно было появиться неузнанными, и достаточное количество разговоров, обсуждений, а также некоторых мелочей, которых не знаешь о чужих людях, чтобы можно было считать, что они двое находятся в отношениях. В какой-то степени. От Рауты почти всегда пахло его омегами — сложный многоступенчатый запах, образующийся из слияния трёх неуловимо похожих, но никогда кем-то ещё. Пол не заострял на этом внимания — будь он бетой, он бы этого и не уловил, беты не были чувствительны к феромонам. Фейд-Раута был либо весьма уравновешенным альфой — не исключено, ведь он действительно отлично отыгрывал все свои обязательные социальные роли, либо довольно агрессивным бетой. Они этого не обсуждали, но Пола устраивал любой расклад, как и Рауту, раз он не поднимал эту тему. Точнее, Полу даже нравились многие мелочи, которые навряд ли светили бы ему в отношениях, где партнёр знал бы, что он альфа. Дело было даже не в сексе. У Пола захватывало дух, когда на очередном тёмном танцполе Раута подхватывал его под бёдра, поднимая на руки, или когда между поцелуями тот заправлял Полу за ухо лезущую в глаза прядь волос, шепча что-нибудь вроде «ты такой красивый». Пола грело каждое маленькое проявление привязанности, и сам он старался отвечать на них тем, что радовало партнёра. Идея пойти в тот же клуб, куда они ходили когда-то с Дунканом, была довольно глупой, но Фейд-Раута буквально достал Пола шуточками на эту тему и своим неуёмным желанием «посмотреть на бордели Арракиса». Откровенно говоря, бордели на Гьеди Прайм впечатляли куда больше — и выбором, и атмосферой, но Пол горел желанием закрыть навсегда эту тему, так что они действительно пошли туда. — Это заведение на смогло бы занять первое место даже в конкурсе на худший бордель года, — заявил Фейд-Раута, потягивая непомерно дорогой для разбавленного пойла коктейль со льдом. Стоимость была завышена в основном за лёд — Пол это понимал, но лицо на-барона Харконнена было просто бесценно. Но, если не считать этих особенностей местного бизнеса, никаких оправданий у клуба не было. Пол разглядывал обстановку с почти таким же удивлением, как Раута — за пару лет, что он не был здесь, ничего не изменилось, но сам он сильно расширил свои горизонты по части развлекательных заведений, и теперь видел то, чего раньше не замечал — обшарпанные стены, потёртые стулья у бара, слишком тусклое освещение. — Я не говорил, что это хорошее место, — Пол медленно, давая льду подтаять, цедил свой напиток, но под взглядом Рауты сдался. — Ладно, я просто не запомнил, что оно настолько плохое. Ты сам хотел сюда, так что сам и виноват. — Да, пожалуй, — Харконнен обвёл взглядом бар и танцпол, и снова посмотрел на Пола. — Как смотришь на то, чтобы свалить отсюда нахер? Полу нравилось, как меняется его взгляд: когда Раута смотрел на других людей или просто оглядывался, его взгляд всегда был цепким, холодным и оценивающим, но сразу же теплел, обретая манящую глубину, стоило ему взглянуть на Пола. — Ко мне или заедем ещё куда-нибудь? — Пол сжал зубами длинную соломинку, улыбаясь. — Боюсь, что эти впечатления из памяти так просто не сотрёшь, — Фейд-Раута закатил глаза и беззастенчиво погладил Пола по бедру. — Давай к тебе. Это Полу тоже нравилось — чужая инициативность, возможность принимать её без оглядки на вторичный пол, ведь инициативу традиционно должны проявлять альфы. Он был уверен, что дело в воспитании матери, готовившей его к другой судьбе. Нет, она не хотела, чтобы сын безропотно принимал чужую инициативу, она учила его наблюдать, делать выводы, искать слабости — по её словам умный омега мог подчинить себе альфу вне зависимости от статуса и разницы в физической и ментальной силе. Тем интереснее и легче ему было теперь, когда Раута наклонялся к нему, чтобы поцеловать, или когда прикасался откровенно и дразняще, не оглядываясь на чужое мнение об уместности. — Значит, ко мне, — напомнил Пол между поцелуями. Тягучее возбуждение, копившееся в паху весь вечер с момента встречи, разгоралось всё жарче, а от мысли уединиться в одном из здешних номеров Пол невольно содрогался. Фейд-Раута верно уловил его эмоции, что не помешало ему всю дорогу подкалывать Пола на этот счёт. Что ж, наверное, Пол сам был виноват. Небольшой коттедж неподалёку от центра города, его место уединения, их место для встреч, обоим стал привычен, как второй дом. Это на Гьеди Прайм можно было хоть всю ночь провести на светящихся неоновым освещением улицах — главное не забрести слишком далеко, не выйти из-под купола, охраняющего небольшой участок города от ядовитых дождей, — или в действительно приличных клубах. Арракис не получил бы звание культурной столицы даже если бы соревновался со своим спутником. Пол наскоро принял душ и завернулся в тонкий шёлковый халат только для того, чтобы уже через минуту снять его, скользнув к Фейд-Рауте, сидящему на постели на коленях, на бёдра. Мягкий полумрак, разбавленный неверным, подрагивающим светом свечей, окутывал их легким покрывалом. И без того горячая кожа плавилась от прикосновений, сладкая дрожь скользила по телу волнами от мягких поцелуев, которыми Фейд-Раута покрывал его шею, одновременно разводя ладонями ягодицы и трогая кончиками пальцев жадно поджимающуюся дырку. — Оседлаешь меня? — хрипло предложил Раута, то вылизывая, то прихватывая клыками линию челюсти. Пол мелко закивал, поводя бёдрами, чтобы насадиться на жёсткие пальцы с крупными рельефными костяшками, так правильно и туго ощущающимися внутри. Его член, зажатый между их телами, уже подтекал смазкой, воздух закипал в лёгких, губ горели от поцелуев. Полу казалось, что сегодня его ведёт от близости куда больше обычного, что всё тело реагирует острее и отзывчивее. Раута тоже это заметил, его потемневшие, затянутые поволокой глаза искрились самодовольством, когда он, как и всегда безошибочно найдя простату наглаживал её, чередуя мягкое давление и легкие касания, доводя Пола до сильнейшей дрожи. — Так не терпится? — улыбнулся Раута, застонав, когда Пол выгнулся так, чтобы потереться своим членом о его возбуждение. — Детка… — беспомощно выдохнул он, сжав свободой рукой бедро Пола. Надлом в его голосе был совершенно созвучен с тем, что чувствовал сам Пол, действительно дрожащий от нетерпения и слишком сильного, почти болезненного возбуждения. Раута отпустил его, когда Пол приподнялся, снимаясь с пальцев, и потянулся за брошенными на кровать презервативами. Так и не дотянувшись до них, он замер и, раньше, чем успел просчитать все варианты реакции на свой вопрос, оглянулся на Рауту, и спросил: — Они нам всё ещё нужны? Харконнен ответил внимательным взглядом, облизал губы и лишь после этого заговорил. — Я бы сказал, что нет. Но решать тебе. Пол дал себе ещё секунду на раздумья — ничто в нём не паниковало и никакая часть разума не считала это плохой идеей, и взяв только флакон смазки, вернулся. Они оба любили заниматься сексом лицом к лицу, целуясь почти беспрестанно, считывая эмоции и наслаждаясь моментами чужого оргазма. Изредка, в местах, обычно не предназначенных для любовных утех, Раута, как и в первый их раз, нагибал Пола над какой-нибудь подходящей поверхностью, но обычно он любил смотреть Полу в глаза. А когда Пол седлал его, медленно опускаясь на каменно-твёрдый член, Раута касался пальцами его лица, ласкающе поглаживая, и, хотя Полу ничего не стоило расслабить нужные мышцы одним усилием разума — тело подчинялось ему беспрекословно, — эта лёгкая, бережная ласка так успокаивала… Он задвигался в тягучем, неторопливом темпе, мягко сжав плечо Рауты, осаживая, чтобы тот не двигался, и тот послушался, лишь придерживая его талию, давая Полу сполна насладиться первыми минутами проникновения. Но, стоило Полу разжать ладонь, как тело Рауты тоже пришло в движение, встречая бёдра Пола мягкими, но глубокими толчками. — Я сейчас… — изумлённо прошептал Пол, прикрыв глаза. Всё его тело балансировало на тончайшей грани, удовольствие затапливало его так стремительно, как никогда до этого, и он уже ничего не мог с этим поделать. — Я… — он тихо всхлипнул, откинувшись на удерживающие его сильные руки, и всё тело содрогнулось, мышцы стиснули распирающий их член, снова и снова, заставляя Рауту то ли рычать, то ли стонать, на живот плеснуло тёплое вязкое семя, и Полу показалось, что он падает. Он вскинул руки, вцепившись в Фейд-Рауту, и тот прижал его теснее к себе, хрипло зашептав «я держу тебя, держу», и Пол расслабился, наконец-то сумев сделать вдох. В такие ночи, первые после очередной разлуки, он терял счёт своим и чужим оргазмам. Они отрывались друг от друга только чтобы глотнуть воды, да и то не всегда, иногда Раута поил Пола из высокого стакана, всё ещё находясь в нём, и это было восхитительно и ужасно одновременно. Они вплавлялись друг в друга, пальцы вжимались в податливую горячую плоть, тела двигались в унисон, идеально слажено, а удовольствие накатывало волнами, иногда одновременно, иногда порознь. За неплотно задёрнутыми шторами уже брезжил ранний пустынный рассвет, когда волевым обоюдным усилием было принято решение принять душ, перестелить постель и наконец-то лечь спать. Фейд-Раута уснул быстро, уложив тяжёлую руку Полу на талию, а Пол ещё некоторое время наблюдал за его расслабленным во сне лицом, за подрагивающими пушистыми ресницами, не в первый раз думая о том, что Раута выглядит совершенно беззащитным, когда засыпает рядом с ним. Пол придвинулся ближе, переплетая свои ноги с его, и медленно провалился в сон. Его обволакивало чужим запахом, уже знакомым и почти привычным, запахом, который никак не мог до сих пор оставаться на коже Фейд-Рауты после того, как они несколько часов провели в постели, но Пол слишком устал, чтобы ухватить эту мысль за хвост, перед тем, как уснуть, да и этот запах с полынной горечью, сладостью родниковой воды и свежестью морозного утра, успокаивал, как ничто другое. Проснулся Пол от острого, болезненно-жаркого всплеска возбуждения, прорвавшегося даже сквозь глубокий сон. Аромат, заполнивший и пропитавший всю комнату, обрушился на его рецепторы, дезориентируя, тогда как всё тело уже реагировало на омежьи феромоны единственным возможным способом. Пол неверяще оглянулся, но кроме них в спальне по-прежнему никого не было. Фейд-Раута спал или, точнее, метался в сонном забытьи, тяжело вздыхая и притираясь промежностью к ноге Пола, зажатой между его бёдер. Ещё не до конца осознав всю ситуацию, Пол, тем не менее, отчетливо чувствовал остающуюся на коже влагу, там, где его бедро соприкасалось с разгорячённым телом. Воздух был тяжёлым, хоть Пол не чувствовал своего запаха, он чувствовал сладко-горький привкус на языке, явное свидетельство, что от близости течной омеги его контроль дал сбой и теперь его феромоны только усугубляли и без того беспамятное состояние омеги. Нельзя было прикасаться к Рауте сейчас, несмотря на то, что это было буквально единственным, что Пол хотел в тот момент. Хотя бы прижаться губами к стыку плеча и шеи, к феромонной железе, распространяющей этот одуряющий запах, но Пол знал, что потом уже не сможет остановиться. Он не был в подобной ситуации, но хорошо понимал границы своего контроля, и последствия, к которым могла бы привести его потеря. Наверняка, если Харконнен настолько хорошо скрывал свой вторичный пол, на это были причины. Вряд ли он бы связался с Полом, если бы знал, что тот альфа. Раута считал его безопасным и в интересах Пола было доказать, что это по-прежнему так. Поэтому сначала Пол привёл себя в норму, и только потом протянул руку к плечу Фейд-Рауты, легко встряхнув его, чтобы разбудить. В широко распахнувшихся светлых глазах не было ни единой мысли, мягкие губы приоткрылись, по ним скользнул розовый язык, увлажняя. Пол воспользовался моментом, чтобы высвободить свою ногу из хватки чужих бёдер и немного отодвинуться. Он всё ещё не мог решить, какая тактика была более выигрышной, он даже не знал точно, что именно хочет, кроме того, чтобы их отношения не закончились вот так. Постепенно взгляд Фейд-Рауты прояснился и в одно мгновение в его глазах вспыхнул ужас. — Что… — прохрипел он, приподнявшись, и неосознанным движением накрыл феромонную железу, словно надеялся заглушить собственный запах. — Я не бета, — признался Пол, глядя прямо на него. — И ты, я понимаю, тоже. И у нас… Точнее у тебя… — Я знаю, что «у меня», — огрызнулся Раута. — Какого хера ты не говорил, что альфа? — Очевидно я не знал, что это принципиальный вопрос, — не удержался Пол, но продолжил мягче: — А ты не спрашивал. Несколько раз они с Дунканом разговаривали об омегах — за время службы Айдахо сталкивался с ними несколько раз. Может быть омег было больше, чем те трое, о которых он упоминал, но никто не узнал бы об этом, если бы не невовремя начавшаяся течка. Иногда это было реакцией на стресс, иногда — на альфу или на новые армейские препараты. Дункан говорил, что всех троих объединял страх — в те короткие отрезки времени, пока разум был ещё с ними, в те несколько дюжин минут или несколько часов, прежде чем гормональная волна отключала их от реальности, они были в ужасе от мысли, что вот-вот окажутся в чьей-то власти и ничего не смогут с этим сделать. «Я давал им ощущение безопасности», — вспоминал Дункан, взгляд у него был печальный и немного тревожный, когда он говорил об этом. «Это самое важное для омеги, которую природа застаёт врасплох. Безопасность». Фейд-Раута не был похож на испуганного зверька, загнанного в тупик. Он больше напоминал разъярённого хищника, чудом удерживающего себя от того, чтобы вцепиться в чужую глотку. — Я очень хорошо контролирую себя, — заметив, что губы Харконнена дёрнулись в пренебрежительной ухмылке, он пояснил: — Моя мать из Бене Гессерит, она обучила меня. Она думала, что я буду омегой и обучила меня всему, что знает сама. Я могу контролировать реакции своего тела. И свои феромоны, даже сейчас, когда ты рядом… Пол невольно сглотнул, потому что «рядом» было недостаточно на всех уровнях. Он удержал себя от попытки придвинуться ближе прямо сейчас. Раута медленно кивнул, потянув носом воздух. Феромоны понемногу выветривались, воздух уже не был таким густым, но… — Но уже поздно, — хмыкнул Харконнен и отнял ладонь от своей шеи — Пол расценил это как признак доверия. Раута был прав — ущерб нанесён, процесс запущен, и даже если Пол уедет, ничего не изменится.