Считалка

Деревья, словно бы в обмороке, позволяли ветру наклонять себя ниже и ниже. Ветви тонко свисали над лавочкой, на которой, обротя взор куда-то далеко, сидела Катя. Сейчас, хотя и в отчаянно-неоновом цвете, она выглядела как статуя. Мраморно белая, потерявшая печальный взгляд где-то там, далеко за частью города или даже горизонта. Холодная, как смерть, по крайней мере выглядела именно так. Статуя на кладбище, что через сотни лет заплачет черными едкими слезами, подобно мироточащим иконам. Она медленно перевела свой взгляд на него, раскалывая тонкий слой каменно-белой оболочки. Благосклонно вынула наушник. Помахала ..забинтованной рукой. Гордей неловко тронулся с места. Шаги были медленными и прерывистыми, словно под управлением залипающих клавиш. - Ты удивила конечно.. Он сел рядом с ней, разрушая всю ту искусственность искусства. - Живая же. - закатила она глаза и улыбнулась. Привычная ее улыбка сметала всю тревогу, унося ее вместе с ветром. Но Гордей вида не подал. - Ага. А могла бы и нет. - Гордей. Фраза стопорит. Голос серьезный, и непонятно: наигранно или впрямь? - Что "Гордей"? - Давай без этого. - Я даже не начинал. Он поджал губы, глубоко вздохнул. Ну, правда, хотя бы она жива и сидит рядом с ним, впритык почти. - А теперь расскажи, снегурочка, где была. Точнее, чем занималась. - Говоришь как моя мать. Ещё один глубокий вдох. - Просто расскажи. Ты же за этим меня сюда позвала. Воздух оттянуло тяжестью, духотой, хотя и он обновлялся каждую секунду, дышать стало невозможно. Гордей невольно поежился от холода, а Кате было хоть бы хны. - Нуу - протянула она, облокачиваясь назад. В ее глазах, устремленных в рыжие кроны, блеснула какая-то несвойственная ей тревога - Я написала Альбине, типа, привет, это пиздец полный, мне нужно рассказать. Она предложила приехать, ну, девичник классический. Там мне ноготочки сделать, да я и поехала. Приехала, сидим, болтаем. Она предложила по бокальчику. А она подруга моя, я откажусь что ли? - Судя по всему, отказаться стоило. Она чуть нервно цокалаа ноготками о ноготки. - Пью потихоньку, чувствую, слабость жуткая. От вина такого не бывает! Спрашиваю ее, это что такое. - голос ее смеялся , как простыни - Она не отвечает, а меня уже совсем туда-сюда. Она убирает все, вот.. Помню, поцеловала. А на утро я проснулась как после месячного запоя. Голос прозвучал тише, но жёстче, как лязг железной струны. Это было стыдно. Гордей понимал. - И? - И Альбина рядом. - Поздравляю. Тебя напичкали наркотой. - Спасибо, капитан очевидность. Я ей предъявила утром, она сказала, что вот, ничего такого, хотела, чтобы ты расслабилась. Расслабилась, блин. Она шатнула кистью руки. - Я ещё бутылку разбила. - она вытянула перед собой забинтованную ладонь. - Вот, осколком прилетело, видимо. - Видимо? - Ну, Я этого не помню. Альбина сказала. Пляшущие искорки в чужих глазах, разрезанные ладони, кровь, капающая на землю. Танцующий черный бес, который подглядывал из-за угла в темных переулках с ножом-бабочкой и острым взглядом. С острыми зубами и смертью на языке. Гордей встряхнул головой, отгоняя вспыхивающие перед глазами образы. Да нет, бред какой-то. - В остальном нормально все? - Да, но..странно как-то. Хотя, ладно, давай к тебе пойдем, меня щас сдует тут нахуй. - Ладно-ладно! - он поднял руки в примирительном жесте. - Только нам нужна машинка короче. - Стиральная? - Катя подняла одну бровь. - Висок брить мне будем. Ветер бил в спину и затылок, немного сносил Катю, но ,в целом, было хорошо. Тихо. Только машины рычали двигателями, обливая все вокруг водой из луж. Редкие прохожие орали на водителей, но те быстро угоняли подальше. Гудели трубы, гудел собственный голос. Сетования про то, что бритва Таниного отца не подойдёт, он по-любому брил ей свой лобок, а Гордею вши не нужны. Точнее его с новой армией подерутся и он облысеет. Как Катя. Та толкнула его в плечо и едва не отправила лицом в лужу. Вообще, она сама брилась налысо, точнее брил ее Гордей, но с того момента машинка пережила даже большее, чем дедов лобок, а что именно - Катя о том учтиво умалчивала. - А чё сбривать-то? Могли б просто тебе как у Бузовой прическу сделать. Ну. Как в 16 году. - Да мне эти.. Блэкаутовские порекомендовали вчера. Катя подставила ножницы к свету и осмотрела чрез ресницы. Лезвия отблескивали металлическими переливами и остротой. Отлично. - Боря сказал, что мне пойдет. На секунду она остановилась. Помотала головой, беря пальцами одну прядь. Заулыбалась. - А взгля-яд какой - промычала она, поднося ножницы к его волосам и, свесившись, посмотрела в глаза - Нравится? - Началось.. - он попытался отвести взгляд, но ее настойчивость сбивала и возвращала обратно. - Я даже не начинала! В тоне не было злости, лишь игривый интерес. Как пружинка она вернулась на место. Сомкнулись лезвия. Одна черная прядь пёрышком упала на плечо. Гордей нервно поджал губы. - Погнали! Стрекот ножниц. Катя шустро резала, то и дело перескакивая то в одну, то в другую сторону от него, как вдруг замерла. - Опана. - Что? - А это у нас что? Она ткнула острым ногтем в его шею. Гордей не сразу понял, что она хотела этим сказать – сначала попытался вывернуть голову и взглянуть, что такое, но осознание пришло раньше, чем удачная попытка ломания позвоночника. Боря. - А говорит, рассказывать нечего. - Катя облокотилась на его плечо, кажется, в ожидании разъяснительной лекции: когда, с кем, где и почему. В обычное время Гордей готов был выложить ей душу, все сплетни, но это. От воспоминания чужого искаженного лица с этим противным "Юля" на выдохе.. По плечам пробежал озноб. – Не хочу рассказывать. Она отодвинулась и пожала плечами. - Океей. - в голосе показалась нотка беспокойства, но развитие оборвалось. Спустя несколько последовательных часов с рефлексией в главной роли стало ясно для него самого: почему с ним, почему тогда, почему там. Он – потому что старший из всех. Потому что добродушно встретил. Хотя.. Тогда, потому что он был пьяный, тогда, потому что по пути. Хотя.. Там, потому что идти к себе не хотелось, там мама. Хотя.. "Юля" – как бритвенным лезвием проехало по разуму. Порез от них тонкий, но болит ещё месяц. – Ауч! - Гордей вздрогнул от боли. Бритва быстро скользила по затылку, прихватывая ещё и кожу. - Я и так по росту! - бормотала Катя, сильнее надавливая. - Скажи спасибо, что у тебя волосы жидкие. - Спасибо, блин. - Не то мы бы с тобой до ночи мучались.- она провела от уха до загривка, после шустро протирая бритву о салфетку. - Чувствую себя пролетарием. Он недоуменно проморгался. - Мне кажется, Альбина на тебя плохо влияет. - Возможно. Тридцать минут царапания одноразовой бритвой по короткостриженой голове привели больше к.. – Знаешь, это единственное, для чего тебе пригодится бритва. - ... - А, ну ещё жопу брить. - Да иди ты. - Ну а с кем? - С к.. А. Палец заскользил по шее, особенно нажимая на бардовое пятнышко. Гордей замялся. Доебется же, не отвертится. Ладно. – С Борей. - как пенопластом по стеклу. - Ну как я и думала.. Бритву в воду, о салфетку, тишина стекала по шее и чужим пальцам. Конец игры, конец прически. Фраза вырвалась сама. - Не знаю, как буду ему в глаза смотреть. - А ты глаза закрой. - Очень см.. - Закрой! - Катя окунула его головой под струю воды, смывая мыльную пену. Собственное вынурнывшее отражение в зеркале, со скатывающимися по шее каплями воды. Там, по ту сторону, парень склоняет голову на бок, но волосы не падают на плечи. Их нет. - Мне кажется, афигенно. - заявляет Катя то ли его, то ли – оттуда.. Нет, его Катя. Там у нее отрезало руку. - Выглядишь ещё более устрашающе. Она взяла его за плечи, смотря в глаза отражения. Гордей неловко улыбнулся. - Афигенно. - Ты чё нюни распустил? Противник на глазах расслаивается по разным сторонам. Кулак летит в лицо то ли справа, то ли слева. Гордей едва успевает вздохнуть. Рывок вниз. Ногой в грудь. Удар. Сам отшатывается назад, едва не теряя равновесие. Две ноги в воздухе, в плечо и бок. Не успевает срегиваровать, в последний момент цепляясь пальцами за ногу. Колени скользят по татами. Мягко. В груди щемит обида. - Ямэ! Ещё раз. Пальцы цепляются в ногу. Верх, вниз, разворот. Быстро. Удар. Блять. Ногой в живот. К горлу подступает кипящая желчь. Два противника окружают как стены. - Давай-давай-давай! - набегающим тоном. Вдох. Вдоххх! Разворот. Удар ногой. Плечо, колено. Колено.. четыре колена и непонятно куда бить. Бьёт по всем с размаху, шатаясь на одной ноге. - Лишнее! - раздается едва ли не в голове эхом. Оборона руками. Уворот. Ткань царапает ноги и грудь. Вдох. В голову не целиться, но все смешивается в глазах. Блин, пил же таблетку утром. Грудки, переворачивать на мат, но удар в ноги, в живот, дыхание замирает. Выдох.. - Грачев, слушай, бросай это, а. В другом себя попробуй. Например, крестиком повышивай. Хотя и там рука дрожать будет, а? В тишине звучит громче взрыва. Фонит. Грудь прижата к холодному мату и дыхание вместе с биением сердца отдает в ушах. Раз. Вставай. Вставай, нюня! Два. Он резко поднимается, опрокидывая противников на протвоположную сторону мата. Раз. Сердце стучит в горле. Два. Заламывает руки. Лицом в пол, ближе к полу. Три. Ком подступает к горлу. Подавись, сука. Четыре. - Ямэ! Гордей обмякает. Отворачивается, отпускает руки. Противники соединяются в одного, в ноль, в пространство, в темноту. Слабость трясет тело. Тошнота выходит из горла кипящим маслом. Со стуком голова падает на татами. Резкий запах приводит в себя уже на стадии когда спирт обжигает язык. Не лучший способ напиться, но не так плохо. Разум кру1и1ся беск0нечн0. - Подъем! - г0л0с за стеной. Далеко-далеко бегущий, голос неродной. Голос голос голосок. Ресницы развязались, теперь видно все. Глаза крутятся туда сюда, а язык проваливается в глотку. Гордей хрипит, пытаясь уловить взглядом кого-то над ним. Силуэт размывается, как маятник часов туда-сюда, туда-сюда.. Язык пересох. Но мозг медленно включается. Над ним со скрытым волнением сидит тренер, держа спирт у носа. - Очнулся. Он отодвигается, давая место для того, чтобы сесть. Гордей тупит взгляд. Сглатывает. Слюна – яд. Проходит нождачкой по языку, по горлу или гортани, мимо трахеи. Усаживается с трудом – голова до сих пор тяжёлая, как налитая свинцом. - Ты как? - Да норм.. - бормочет он, пытаясь встать на ватных ногах. Тренер смотрел то ли с укором, то ли с сожалением. Смотрел строго, как всегда. Встал следом. - Гордей, что происходит? - Да просто.. ну.. - он замялся, убирая волосы с лица пятерней - Последнюю неделю хреново немного. Пройдет. Не верит. - Скоро чемпионат. - Я понимаю, да, Я приду в форму. Обещаю. - Позаботься о себе. И если что говори. Помрешь и уже не до спорта будет. - Да, хорошо. Легкое похлопывание по плечу. - Осторожнее, дружище. Дома ещё половинка таблетки, потому что ломало. Скольжение в пиздец с каждой секундой ускоряется.