that is love?

Была ли эта любовь? Была ли это любовь, когда он позволял себе так жадно тонуть в омуте чужих глаз? Его тела касались повсюду. Нежно очерчивали выпирающие ребра, оставляя легкие поцелуи, на вздымающиеся от переизбытка чувств, груди. Обхватывали его шею, слегка надавливая, чем выбивали слабую хрипотцу. Контур губ обводили так, как художник легкой рукой по холсту. Пак не смог избежать момента, когда покорился ему. Просто бы не стал, не посмел. Ли Хисын смотрел на него неотрывно, ловя во взгляде настоящее удовольствие, которое дарил лишь он сам. Никто другой бы так не смог. Сонхуна никогда не целовали, чтобы ноги подкашивались, а в голове пусто, заставляя отчаянно цепляться за крепкие плечи. Трепет, с которым руки Хисына держали его за талию, он не ощущал ранее никогда. Трепет? Да, Пак верил, жил этим. Надеялся, что каждое касание Ли, пропитано этим чувством. И сейчас когда парень возвышался над ним, Сонхун хотел видеть лишь его. Черты любимого лица, что въелись в мысли. Излюбленный взор, он бы пустил себе по венам. Сошел бы с ума сильнее, чем от той дури, что регулярно принимал Ли. Мир, который находился за стенами их однокомнатной квартиры, мог исчезнуть навечно. На него плевать. К черту пусть катиться тот мир, в котором Ли Хисын не его. Глаза любимого - луна, россыпь родинок на спине - звезды. Его ночь, его тьма и порочность. Жадность. Он был таким, когда дело касалось Хисына. Он был отчаянно болен им.  Обхватывая крепче шею Ли, он приподнимается, припадая губами к венке. Сонхун желает его поглотить. Залезть под ребра, распороть грудную клетку, добраться до сердца и заменить его на себя. И пусть Хисын сходить от него с ума также. Оставляя яркий след на шее, Пак трепетно целует его. Как знак покаяния, повиновения. Здесь и сейчас в их душной комнате с тонкими стенами, ему абсолютно плевать, что слышат соседи. Их стуки по стенам и регулярные жалобы, не значат ничего, пока Хисын вдавливает его в матрас, все чаще ускоряя толчки. Голос давно сорван, а в глазах легкая пелена от слез. Он уже на грани, и когда Ли касается его истекающего члена, через пару минут не выдерживает, обильно кончая себе на живот. Еще пару глубоких толчков и Хисын кончает в презерватив следом. Опуская макушку на живот Сонхуна, он тяжело выдыхает. Это их второй заход. Неделя на расстоянии уничтожила. Все еще не разобрались в своих чувствах. Душили рядом друг друга недосказанностью, а на людях холодом. Хисын бросил его на неделю. Не отвечал на звонки, сообщения. На людях отвечал с привычным холодом и ссылался на занятость. Взгляд его был еще более пуст, а слова резали за место ножа, заставляли задыхаться. Пак истязал себя долго. Ночи проводил у изголовья кровати , глотая жалкие рыдания. Он не справился, стал Хисыну ненужным. Но тот вернулся в их квартиру, так не вовремя застав Пака, с распухшими от очередных ночных слез, глазами. Ли смотрел на него с болью. Так, будто это его бросили без объяснений, оставив сверху пепел сожженного сердца. Сонхуну бы кричать, злиться за всю ту боль, которой Хисын ему вновь ответил. Но не может. Падает в прихожей на колени и задыхается вновь в отчаянных рыданиях , в тех, что никогда его не спасут. Так они и оказались этой ночью в жаркой постели. Сонхун не заметил, когда Ли успел обтереть их и выкинуть презерватив в мусорку. Хисын опускается рядом так легко, будто между ними нет этой пропасти. Будто не он каждый день душит его холодом в стенах университета, а при друзьях называет лишь знакомым. Черт, даже не другом. Хисын изначально, пусть и неосознанно, уничтожал все живое внутри Пака. С каждым днем хотелось реветь все сильнее, отчаянно опускаясь по стенке туалета универа, где пару минут назад его резво брал Ли.  Хисын вырисовывает на груди Пака незамысловатые узоры, понятные только ему одному. Глаз не поднимает, знает ведь, как Пак на него смотрит. Взглядом удушающей любви, отчаянием и мольбой. Сонхун кричит одним взглядом, ему более не надо слов, все отнюдь на лице написано. Боль. Сонхун упорно молчит. Он не готов терять хотя бы то, что они построили сейчас. И пусть это лишь жаркий секс и холодные объятия ночью.  Ночью Хисын только его, а днем будет уже неважно.