Бумажная работа

Громкий вздох. Одри несколько раз крутит в руках уже почти не пишущую ручку, пытаясь придумать новые формулировки для, как девушка раньше думала, никому ненужных бумажных отчётов. Кажется, её словарный запас исчерпался ещё пару страниц назад, но никого из начальников эти условности не волнуют. Взялась за работу – сделай до конца. А если учесть маниакальное (и не совсем осознанное) желание девушки выслужиться перед новыми боссами, она и не против пострадать лишние пару часов под тусклым светом настольной лампы в кабинете Микаэля. Но все же, откуда ей взять эти проклятые слова? Может, они смогут спуститься с потолка, который оценщица задумчиво оглядывает уже несколько минут? Или, возможно, Одри вдохновится уже расписанными документами, что машинально перебирают ее тонкие пальцы? А может, темная кружка, в которой пару часов назад стыл ромашковый чай, и ныне игравшая роль ненужного грязного аксессуара, сможет подарить девушке вдохновение? Впервые за все время, что она находится в Астрее, ее «попросили» поработать за бумагами. И, кажется, это было только для нее впервые - большинство ее коллег, почётно поджав хвосты и придумав себе новые задания, скрылись из дома ещё утром. Тогда Одри надеялась, что сможет справиться со всей кипой сама - все же, не так давно она работала в "Гудламе", училась в университете, да и вообще - девушка на короткой ноге со всеми бюрократическими институтами, которые только можно придумать. Взросление без родителей и адаптация в социуме практически в одиночку имеют и свои плюсы: каждый документ в жизни, от подачи заявления на социальную поддержку со стороны государства до банального заполнения договора для поступления в университет, девушка всегда заполняла самостоятельно. Хотя некоторым из коллег всё же стоило бы предупредить невинную душу Одри, что работа за бумажками в детективном агентстве еще боле муторное дело, чем получение лицензии психиатра. И возвращение этой лицензии – тоже. Но сейчас она в отчаянии. Кто знал, что архивные бумажки проверяются новым начальством так дотошно? Кто знал, что каждое дело нужно описать с точностью до секунды и, желательно, с наличием стенограммы? Кто вообще знал, что Давид и Фелония таскают с собой диктофоны и микрокамеры, и записывают все вылазки Астрейцев на них? Совсем недавно, точнее этим самым утром, Сомнус и Фурий все же решили раскрыть Одри «маленькие секретики» детективного агентства. Конечно же, каждый работник «Астреи» и раньше знал об этих небольших условностях. Они-то, в отличие от новенькой оценщицы, уже множество лет заполняют архивные документы. Ну, или не заполняют, а сваливают всю работу на единственного, любящего посидеть в красивом кожаном кресле, Микаэля. Кажется, теперь Одри поняла, почему мужчина буквально живет в своем хмуром, заполненном кучей ненужных вещей и очень даже некрасивом (спустя столько-то часов работы) кабинете. Одри почти ненавистно кидает непишущую ручку на лакированную деревянную поверхность. Лопатки будто бы обжигает спинка стула, впиваясь в мягкую кожу, когда блондинка отклоняется всем своим корпусом на нее. Она вплетает собственные ладони в волосы, слегка оттягивая их, чтобы взбодрить свой уставший мозг хотя бы небольшим приступом садисткой боли. Живот урчит. Стрелка часов близится к полуночи, но Одри так и не удосужилась поесть и организм с лихвой напоминает об этом не только громким возмущением, но и слабым головокружением. Будто бы до этого ей было слишком легко. Одри улыбается одним уголком засохших губ. Не стоит врать, девушка ещё пару часов назад поняла, что ей нужно «заправиться», ведь уже вечер сменил день, а кроме завтрака во рту оценщицы был, разве что, растворимый кофе, который она отыскала в закромах шкафа Микаэля и ромашковый чай, который ей услужливо занес Давид перед сном. Так себе перекус, а уж тем более обед или ужин. Но знаете, как бывает, порой просто надеешься, что следующий листок - последний шаг, те самые сложные, но завершающие 20%. Ты просто закончишь 'это' и пойдешь ужинать, отдыхать и, в конце концов, спать. А потом оказывается, что тот самый листок был вовсе не последним. И о желании поесть забываешь так, будто это не жизненная необходимость, а какая-то глупая условность. Очередной глубокий вздох. Одри переносит вес тела вперед, опираясь всем своим весом на хрупкие локти. Девушка, очевидно, устала, но раз уж взялась за дело, то нужно его закончить, не так ли? Практически шепотом, оценщица вымученно, с долей иронии, произносит: «Господи, помоги мне». Она и не видит, как дверь позади тихо открывается, впуская яркий свет из коридора в мрачный темный кабинет. Микаэль ненарочно тихо обходит собственный стол, являя свой силуэт над сидящей. Оценщица же заметила его только когда широкие плечи смогли закрыть лунный свет, и ласковый низкий голос ответил на ее незамысловатую просьбу: - Не волнуйтесь, Одри. Вам хватит и меня. Девушка не подняла голову, не дала ясный вербальный ответ. Лишь слабая саркастичная улыбка коснулась сухих женских губ, пока ребра предательски расширились и резко, на полувдохе, потеряли весь запас воздуха. Практически без звука, одними губами оценщица проговорила тихое: «Неужели», так и не одарив нового собеседника хотя бы мимолетным взглядом. Не сейчас. Ведь теперь ей и вовсе не хотелось двигаться с места. Недосказанность между ними, признания в симпатии, ревность, которую мужчина показывал… Их служебный роман, легкое заигрывание ради перчинки и скрашивания общих будней уже давно надоели девушке. Она хотела ощутить шершавые руки мужчины на себе, почувствовать его дыхание и мягкие волосы на собственной коже. Она ждала действий от мужчины, но из раза в раз получала лишь обнадеживающие обещания. Откровенно нехотя, Одри убрала ладони от лица, поднимая взгляд на мужчину перед собой. Глаза оценщицы в лихорадочном танце обвили силуэт архангела, подмечая каждую деталь его образа, запечатывая в своей голове его облик на долгие месяцы вперед: как голову Микаэля, словно божественный лик, обогнул яркий лунный свет, скрывая мягкие черты лица в создаваемой тени. Только его глаза, необычайно яркие голубые зрачки, выбивались из живой темноты. И отвести от них свой взор Одри больше не могла. Хотела ли она найти ответы на волнующие вопросы, обсудить проблемы и чувства – она сама не знала, что ищет в этих серо-голубых глазах напротив. И не знала, что хочет найти в ней Микаэль. Если вообще хочет. Казалось, в этих холодных зрачках уже давно не зажигался огонь. Интерес к жизни теряется, если жизнь для тебя не ценность, если она, настолько долгая, что практически вечная, становится клеткой с тонкими, но прочными железными прутьями. Одри не чувствует Микаэля. Не может понять, о чем он думает, не может использовать профессиональные знания, чтобы понять кого-то, кто изначально не является человеком. Она может лишь ожидать, когда архангел, наконец, хотя бы слегка растеряет в своей тяге к контролю. И когда это может случиться – она опять не знает. Но возможно сейчас, именно тот момент, когда его шаги, которые девушка должна отчетливо слышать, заглушены за очередным ворохом мыслей. Момент, когда он решился приблизиться к той, кого считал для себя недосягаемой, разрывая с ней любую зрительную связь, но лишь на время. Человек, всегда ассоциирующийся с холодом и льдом, стоя за спиной возлюбленной, источает лишь тепло, пока его шершавые руки, которые способны убить практически любое живое существо, подобное Одри, сжимают ее плечи. Без напора. Без агрессии. Без давления. Их глаза вновь соединяются, когда Одри поднимает взор на стоящего уже за собой мужчину, чьи большие пальцы с непривычной нежностью поглаживают кожу оценщицы сквозь тонкую рубашку. Их зрительный контакт был прерван лишь на пару минут, которые потребовались мужчине, чтобы преодолеть то небольшое расстояние, разделившее их именно сегодня. И эти пару минут что-то наконец изменили в нем. Одри больше не видит в них тусклое свечение нерешительности, смешанной с безразличием. «Наконец решили самолично развлечь меня, Микаэль?» - сорвалось с губ девушки, когда прохладные ладони мужчины сместились чуть ниже плеч, помогая оценщице подняться с деревянного стула. «Надеюсь, вы ждали этого не слишком долго, моя дорогая Одри» Девушка не отвечает. Она все еще пытается понять, что изменилось в её многоуважаемом начальнике, позволяя тому блуждать руками по собственному телу, обвивать женскую талию и прижимать к широкой груди. Она вдыхает аромат раритетной ткани, любимого костюма Микаэля, который прямо сейчас Одри просто ненавидела. Не касаться его кожи напрямую уже казалось испытанием, особенно, пока оба они пожирают друг друга голодными взглядами. И сдается мужчина тоже первым. Сначала, лишь знакомясь взглядом с чужими губами, а затем уже накрывая их своими в нуждающемся, хищном поцелуе. Каждый из них перестает думать в этот момент – тот момент близости, который оба ожидали, с которым тянули слишком долго. Сильные руки слегка приподнимают юбку Одри, касаясь и оглаживая ее мягкие бедра. Микаэль одним незатейливым движением усаживает ее на собственный стол, скидывая на пол стопку ненужных бумажек. Он сам разберется с ними, но уже потом. Тогда, когда длинные ноги оценщицы не будут обвивать его собственные бедра. Когда руки Одри не смогут царапать чувственную кожу на шее, а собственные ладони не будут заняты стягиванием тонких чулок. Микаэль не может оторваться. Каждая частичка его тела нуждается в Одри прямо сейчас. И он не может, да и не хочет, ничего делать с этим. Лишь сильнее, напористее вторгаться языком в чужой рот, бесцеремонно оглаживать чужую грудь, вызывая томные, сладкие вздохи. И каждый из этих вздохов Микаэль ловит в новом поцелуе и новом движении. Мужчина носом ведет по чужой шее, перемещая мокрые губы все ниже и ниже, пока тело Одри выгибается навстречу, каждым движением прося от мужчины большего. Её рука покоится на чужой макушке, так правильно вплетенная в белобрысую копну волос, заставляя мужчину вжиматься сильнее, целовать страстнее, оставлять за собой следы их маленькой грешной связи. Одними пальцами, мужчина расстегивает мелкие пуговицы на рубашке Одри и снимает ее. Избавляется от застежки лифчика и зубами стягивает ненужный предмет, выбрасывая его куда-то в тень своего кабинета. И только сейчас он отрывает губы от горячего тела полюбившейся женщины. Прежде яркие и ясные, его зрачки затуманены. И если до этого Одри не могла найти в них ничего, то сейчас – она видела каждую эмоцию и все чувства, которые мужчине приходилось сдерживать раньше. Не отрывая взгляда, Микаэль прижимается к чужому лбу собственным, тяжело дыша. Его пальцы проходятся по раскаленной, восприимчивой коже Одри от бедер и тянутся выше, пока губы вновь ищут ответа в быстром поцелуе. Подушечки пальцев задерживаются на твердых сосках, с силой сжимая их и заставляя девушку слегка постанывать в их сладкий поцелуй. Одри не знала, что он хочет с ней сделать. Вновь распылись желание и уйти, или же признаться в чувствах, а затем окатить кочаном холодной воды? Её тело практически инстинктивно отвечает на чужие ласки, пока сердце заходится в резвых кульбитах. Она отдана ему вся, без единого остатка, даже в самый бессмысленный, быстрый и глупый поцелуй вкладывая всю себя. Больше девушка не хочет думать – лишь чувствовать. Пальцы мужчины резко отпускают возбужденную грудь, когда он разрывает их затянувшийся поцелуй. Микаэль отстраняется всем телом, выпрямляясь и оглядывая Одри со стороны: задранная и висящая на тонкой талии юбка, раздвинутые ноги, нагие соски на вздымающейся груди, размазанный по щекам блеск. Блондин улыбается, произнося тихое: «Прекрасна». Пальцы, что только недавно ласкали Одри, оглаживают ее раскрасневшиеся щеки, убирая следы косметики. Он тратит на это секунды и улыбается, замечая недовольный взгляд оценщицы на своем лице. «Не нужно на меня так смотреть, Одри» - не переставая улыбаться, мужчина проскальзывает пальцами в чужой рот, медленно погружая в мокрую гортань две фаланги, пока вторая рука расстегивает пуговицы на этот раз собственного рабочего костюма. Наконец, они оба понимают, что назад пути нет. Он стягивает свою одежду, наблюдая как Одри обсасывает его грубые пальцы, как играется с ними. Оставаясь в одних брюках, он вновь приближается к женщине. Коленом раздвигает ноги шире, прижимаясь к мокрому белью, почему-то все еще находящемся на девушке. Новая волна напора заставляет оценщицу упереться локтями в деревянную поверхность стола, пока мужчина, пользуясь замешательством, накрывает её своим телом. Его мокрые пальцы оглаживают влажные трусики Одри, слегка надавливая на чувственную поверхность. Он кругом обводит выступающий клитор сквозь ткань, давит на узкий вход, заставляя белье натянуться и сдавить чувственные стенки. С губ Одри срывается тихий стон наслаждения, пока коленки ближе прижимаются к чужому торсу. Пока он вновь целует ее, наконец погружая в плоть два влажных пальца, Одри чувствует ногой, как на черных брюках проявляется маленькое мокрое пятно. Мужчина, его тело, сам изнывал от желания удовлетворить себя. Стоило слабо надавить, провести чуть сильнее, и уже женщина хватала чужие стоны своими губами. «Давай, Микаэль, ты можешь дать мне больше» - прошептала она, пока тонкие ноги все сильнее прижимали мужчину к себе. Все внутри горело, сводило, всевозможные узлы и бабочки уже давно закончились – она чувствует близость к экстазу, когда мужчина наконец высвобождает свой член из приспущенных брюк. Он входит медленно, с каждым сантиметром вызывая новый громкий стон, рисуя мокрые дорожки на груди и сжимая кожу бедер Одри до белых костяшек, пока наконец не оказывается в ней полностью. Он погружен в нее настолько, насколько способно его тело, но останавливается на несколько минут, позволяя обоим перевести дыхание перед новыми толчками. Микаэль опускает руку к клитору, оглаживая его, когда мягкие толчки начинаются вновь. Сначала слабые, он практически не выходит из неё, оставаясь полностью погруженным, давая оценщице привыкнуть к своему размеру. Затем, чуть активнее, высвобождая по сантиметру и вновь глубоко погружаясь.. Он бы мог долго мучить и её и себя, наслаждаясь каждой секундой, пока они так свободно находятся в объятиях друг друга, мог меньше двигаться и дать Одри возможность самой выбирать темп и позу. Но не сейчас – когда мужчина буквально чувствует собственный голод, когда его тело сводит от наслаждения любимой женщиной. Блондин выходит полностью, оставляя внутри лишь головку, а затем входит вновь. Резко, быстро, неумолимо. Движения его бедер становятся хаотичными, Микаэль теряет голову, будучи сжатым этими узкими стенками, заставляя Одри чувствовать каждую вену, каждый неровный участок члена. Их громкие стоны заполнили каждый угол тускло освещенного кабинета, но их желание быть вместе уже давно вышло за эти пределы. Бедра женщины поддаются темпу, впуская в их связь большее безумие. Она чувствует, как чужие кисти перемещаются возле ее головы, как тяжелое тело мужчины полностью покрывает ее, давая почувствовать весь свой вес. В конце концов, толчки вновь замедляются, позволяя им, наконец, вдохнуть потерянный воздух и найти губы друг друга в последнем, долгом поцелуе. Микаэль полностью останавливается, погружаясь в Одри по самые яйца, выпуская липкую жидкость глубоко вовнутрь, пульсируя в чувственном теле. Его член разбухает, слабеет, пока пальцами он доводит до оргазма и девушку, заставляя ее сжаться вокруг себя. Она уже не стонет, а слабо скулит, разрывая их поцелуй и откидываясь головой на контрастно холодное дерево. . . . Им требуются десятки минут, чтобы вновь прийти в сознание. Но ни Одри, ни ее возлюбленный больше не пытаются никуда убежать. Микаэль уже давно покинул тело девушки, но остался внутри ее слабых, нужных объятий. Неслышно дыша, осматривая что-то вокруг, он лишь крепче вжался носом в чужую шею, позволяя Одри в этот момент быть сильнее над его обессилившем, но все еще грубым телом. «Ты же понимаешь, что я собираюсь стать самой назойливой секретаршей на свете и ждать, пока твои глупые стены вновь упадут?» - сладкий после их связи воздух наконец прорезал настойчивый женский голос. Губ мужчины коснулась еще одна ухмылка. Она почувствовала это уже в районе своего уха, когда Микаэль, слегка задевая его, интимно шепнул: «Не самая худшая перспектива, моя дорогая Одри»