Серая шёрстка

      — Баю-баюшки-баю, не ложися на…              «Краю», — пронеслось в голове осторожным шепотком.              С краю поддувало. Сквозняк блуждал по дому хозяйской походкой: свистел в щелях оконных рам, щипал морозцем под пуховым одеялом. Всякий раз, когда ветер по новой подхватывал заунывный мотив, Варенька боязливо морщилась. Свернувшись калачиком, она зарылась в одеяло с головой.              — Придёт серенький волчок и укусит за бочок…              На краю спать было страшно, а у стенки — холодно. Была бы дома мама — Варенька бы прошмыгнула к ней, сверкая пятками, пока подкроватные монстры понять ничего не успели. Сегодня мама работала в ночь, оставив Варю одну. «На растерзание той страшной чёрной медведихе из мультика», — с досадой подумала Варя и тотчас замотала головой, прогоняя мысли прочь. Не маленькая уже, да и в одиночку ночевать не впервой. А мама уставала сильно: после работы спала без задних ног, готовила на неделю вперёд и не успевала пожелать спокойной ночи. Но Варенька на неё нисколечко не обижалась: она ведь была уже первоклассницей — иногда даже ходила в гости к подружке в верхний посёлок без сопровождения!              И всё же маму хотелось видеть чаще. Хотелось прижиматься к ней, как в далёком детстве, когда был папа; крепко обнимать, да так и засыпать — в тепле родных рук, сладко посапывая. Быть может, когда мама наконец-то накопит на квартиру на материке, всё вернётся на круги своя?..              Тук-тук. Задрожала балконная дверь.              «Это ветер просто. Просто ветер…»              Стучали быстро и коротко, точно сама вьюга костяшками обмёрзшими тарабанила, просилась внутрь. Отвори, мол, Варенька, дверцу, разреши согреться на пороге. Варя живо представила, как вьюга кружит по комнате хороводом весёлых снежинок, вытягивает крупицы тепла из обледеневших косточек, из хлипенького обогревателя. И ширится, ширится… подобно смерчу в голом поле.              Тук-тук.              Нет, даже самая суровая метель так не постучится. Слишком резво. Слишком… по-человечески.              Варя робко высунулась из-под одеяла. Обвела взглядом комнату: ничего необычного, не считая красного глаза, что вытаращился на неё из противоположного конца комнаты. Немигающий взор красной точки: чем дольше Варя смотрела, тем больше и больше становилась точка, и…              Всего лишь лампочка на телевизоре. Яркая, как отполированный до блеска ёлочный шарик, через который запросто можно рассмотреть собственное отражение.              «Дурилка ты картонная, Варя! Телевизора испугалась!»              Варю потряхивало — то ли от сковывающего в тиски страха, то ли от обжигающего лёгкие холода, — совсем как на выступлениях перед классом. Варю в школе не любили: скромная она была, тихая; словом, пустое место для таких ребят, как Женька Злобин или Сеня Талалаева — общительных и компанейских. Если Варенька и завидовала им, то только самую малость. А если и не малость, то всё равно не сильно: ей и Дианки хватало — закадычной подруги с детского сада.              Тук. Тук.              Сегодня Диану на ночёвку не отпустили — зачастила, мол, по домам чужим шарахаться. Оно и немудрено: уже третий раз подряд Варя звала её в гости и умоляла остаться до утра. Что-то подсказывало Вареньке, будто в компании Дианки оно её не тронет, не станет светиться перед посторонними.              — Пожалуйста, уходи… — обессиленно всхлипывала она. — Пожалуйста…              То ли сгусток энергии, то ли зверь неведомый — нечто дурное следовало за Варей по пятам. Оно пыхтело горячо и хрипло, как гудок паровоза; тянуло скрюченные лапищи к покатым плечикам, но отчего-то не могло достать — не по зубам ему была беззащитная Варька. Пока что. Надолго ли?              — Пожалуйста, пожалуйста, — заклинала Варя. — Не надо, не забирай меня, не забирай…              Послышался утробный вой. Он вторил свисту пурги, заметавшей сваи старого дома. Неистовая вьюга отрезáла Вареньку от цивилизации, оставляя её наедине с терзающей душу тревогой и мелкой дрожью, что накатывала от малейшего шороха. Тиканье часов на кухне, глухие удары капель о дно ванны…              Тик-так. Кап-кап.              Она была Рапунцель, запертой за фасадом высокой башни; покинутой и несчастной. Вот только вместо башни у Вари была неуютная квартирка в бараке, а вместо копны золотистых волос и прекрасного принца — колтуны в русых прядях да монстр, что оборотнем под окнами завывал.              — Баю-баюшки…              Вдох-выдох.              А за окном тень промелькнула. Краем глаза Варенька заприметила взъерошенную шёрстку: серую, словно в пыли измазанную. Да это же… глупости — воображение разыгралось. Почудилось небось: дурная голова сама себе додумала. Кистями наспех разукрасила чудище косматое и — концы в воду!              — Вар-ря!.. — зарычал нежданный гость. Картавый рык его запетлял по комнате, пустился в пляс со вьюгой на перегонки. — Варвар-р-ра!              Варя могла списать всё на бурную фантазию: и голос, и тени, и даже шёрстку! За милую душу выменяла бы свои немногочисленные пожитки на подобное объяснение, если бы не одно но.              Тик-так.              Путь от ветхих деревянных бараков до бетонных пятиэтажек пролегал через лес. В верхнем посёлке жила Дианка. Там же была и школа: новая школа — та, что дальше от дома, — в которую пришлось определить Варю. Посветлу ходить в лес было ещё ничего, а вот по темноте… Какая только гадость не привидится: сгорбленная старуха в плаще, ожившие ели с пальцами врастопырку и тяжёлая звериная поступь за спиною: оглянешься через плечо — а там и нет никого. Но Варя готова была поклясться: она уже видела этот мех — серый, как голубиное крыло, немного плешивый. Оно никогда не показывало лица или тела — лишь хвостик, что петлял меж заснеженных сосен. Передвигалось оно бесшумно, но и не нападало, точно чего-то выжидая. Чего именно — Варя так и не поняла: улепётвала по дикой тропе что есть мочи, стоило лишь «серой шёрстке» выдать своё присутствие.              — Варя! — послышался вдруг мамин голос. — Варя!              — Мама! — облегчённо выдохнула Варенька. Вскочила с постели, мухою подлетев к балконной двери. — Мамулечка!              «Почему она вернулась так рано? Чего не постучалась? — недоумевала Варенька. — Отпустили пораньше? А вдруг дали путёвку на… как его там… курорт! В Туапсе! А ещё вагон игрушек и квартиру на материке — вот везенье-то будет!»              — Варенька! — звенел колокольчиками непривычно весёлый голос мамы. — Выгляни на минутку!              — Иду, мамулечка!              С лязгом отворилась ржавая щеколда. Повеяло студёной прохладой, облизнуло щёки до красноты. Варя открыла окно нараспашку, и в груди жгло так, будто колючий горчичник приложили.              — Мам?              Сугробы. Глубокие, по пояс. Сердце Вари забилось загнанной в угол куропаткой, которую готовили на убой.              — Мамуля?..              Нет мамы. Есть лишь подмигивающий вдалеке фонарь и снег, что льдинками на узорчатый ковёр сыпет.              — Варя-а-а! — прозвучало где-то у самой кромки леса, где тени сгущались в сплошное чёрное «ничто» — дыра размером с футбольный мяч на белоснежном холсте. — Ай-да ко мне!              Варя вытянула шею и неспеша высунулась из оконного проёма. Ноздри царапнуло свежестью морозного воздуха. Темень кромешная, вокруг — ни души. А тишина стояла такая звонкая… как на поминках. Поминальный кисель Варенька любила, а занавесок на зеркалах боялась как огня: поговаривали, что в отражении дух покойника можно застать. Главное — не встретиться с ним глазами.              А у того, кто словно по волшебству очутился у Вариного балкона, глаз не было. Прорези в маске — пустота бескрайнего космоса — источали что-то фальшивое, насквозь пропахшее гнилью разбитых надежд и просроченных обещаний. Варенька пискнула и отшатнулась, взявшись за подоконник.              Мальчик в странном костюме. Уродец с полыми глазницами. Зверь из таёжной глуши. Обозвать его можно было по-всякому, но вряд ли все эти прозвища подойдут ему хотя бы приблизительно.              — Не надо, не надо, не трогай! — захныкала Варенька, прикрыв голову руками. — Мама, мамулечка!..              — Не бойся, я тебя не обижу! Р-р-р… Я — Волчик! А ты?!              Запахло пóтом и хвоей. Именно такой Варенька и представляла потустороннюю нечисть из дядькиных рассказов: в нелепом кафтане, с когтями Фредди Крюгера и маской, за которой скрыта густая мгла — или ещё чего похуже… От взгляда Волчика ей захотелось втоптаться в ковёр, расплывшись хлюпающим пятном по ворсинкам.              — Дер-р-ржи! — добродушно рявкнул Волчик. — Подар-р-рок!              Барби и Кен. Новёхонькие, лоснящиеся. А к ним в довесок — игрушечный домик и коробка «Киндер Сюрпризов». Таким подарком была бы довольна любая девочка из Вариного класса! Не сказать, правда, что обстановка располагала к веселью: Вареньке от гостинцев Волчика не было ни грустно, ни радостно.              — Спасибо… — потупилась она. — А это… правда мне?              — Пр-р-равда! — закивал Волчик. — Чего ты нос повесила, Снегур-р-рочка?!              — А почему Снегурочка? — Варя скромно улыбнулась.              — Вылитая потому что! Нос кр-р-асный, щёки помидор-р-рные! — Волчик быстро облизнулся. — Не холодно сидеть вот так?!              — Как?              — В сор-р-рочке, под снегопадом!              — А разве Снегурочка может замёрзнуть?              — Ха-ха-ха! Ни в коем случае, др-р-ружок! — Волчик покрутился вокруг своей оси, и лишь тогда Варя поняла, что он, должно быть, парит в воздухе.              — А как же ты так делаешь?..              — Как — так?!              — А вот так! — указала на него пальцем Варенька. — По небу ходишь! Как ты тут оказался, Волчик?              — С кр-р-рыши свалился! — шумно задышал он, виляя хвостиком. — Да я тут мимо пр-р-роходил! А под мышкой как раз нашёл игр-р-рушки! Чего добру пр-р-ропадать?!              — Ты что, умеешь теле… те-ле-пор-тироваться? — проговорила Варя по слогам. — У тебя так ловко сюда запрыгнуть получилось…              «А вдруг он меня из дома хотел вытащить? — пронеслось в мыслях. — А я тут с ним болтаю…»              Однако все сомнения тотчас улетучились, стоило Волчику залаять ласковой дворняжкой. Удивительно, но взгляд, испугавший Варю всего пару минут назад, подействовал на неё гипнотически. Что-то притягательное нашлось и в маске: теперь Варе чудилось, что Волчик прятал за ней вовсе не бездну размером с Галактику, а ответы на самые сокровенные вопросы. Один из таких вопросов особенно терзал Варю.              — Волчик, скажи… А ты разбираешься во взрослых делах?              — Скукота! — отрезал он. — Р-расчёты, р-работа, бухгалтер-р-рия! Век бы не слыхивал!              — Жаль, — вздохнула Варя. — А как… как же мне маму видеть чаще?..              — Видеть в чаще!              — Что? — Варя непонимающе захлопала ресницами.              — В чаще! У нас в лесу твоя мама иногда бывает! И не только она: весь посёлок на местные чудеса поглазеть собир-р-рается!              — Какие чудеса?              — Фейер-р-рверки и хлопушки, подарки, шар-р-рики, зверушки! — затанцевал на месте Волчик. — Всё, что ты только можешь себе пр-р-редставить! А ещё летать, прямо как я! Пр-р-рыгать до небес!              — И что, — глаза у Вареньки округлились, — моя мама правда туда ходит?!              — Пр-р-равда! Самый частый гость! Вон же она — у входа в лес тебя дожидается! Зовёт, зовёт, а ты её игнор-р-рируешь…              Из распахнутого окна потянуло мандаринной кислинкой и пряностью корицы. Неужто сам лес так благоухает? Интересно, какие ещё дары, помимо сладостей и хлопушек, можно в нём найти? Жвачку? Недостающую игрушку из коллекции Киндеров? А счастливое детство с мамой?..              — А вы… — надула губки Варенька. — А вы меня с собою возьмёте? Честно-пречестно?              — Ну, если ты так пр-р-росишь… — пожал плечами Волчик. — Это будет наш маленький секрет, договор-р-рились? А то у нас детишек младше десяти не пускают — с ума сойдут от востор-р-рга!              Варя оглянулась. Секундная стрелка кухонных часов колебалась над циферблатом; в ванной подтекал кран, роняя пузатые капли.              — Ну что, Вар-ря? Долой скуку?!              С благоговейным трепетом Варенька подала руку Волчику.       

***

      Вечерело: солнце кренилось к горизонту, опускалось всё ниже, мягко касаясь золотыми лучами хрусткого покрывала из наста. Мерцание потолочной лампы действовало на нервы: уж лучше в чернильной мгле на ощупь тыкаться, чем пухнуть от мигрени. В участке было душно, будто помещение неделю не проветривали. Пахло мехом, пылью и талым снегом. Бобылёв не любил новое место работы, но тут уж ничего не попишешь — служба.              — Лейтенант Тихонов! — воскликнул он, оторвавшись от составления рапорта. — Добрый вечер!              Тихонов молча кивнул и с мрачным видом уставился на доску розыска. О чём-то думал: долго, пока морщинка меж бровей не стала совсем уж карикатурно-чёрной, глубокой, точно наспех карандашом заштрихованной.              — Повесили уже, значит…              — Чё это вы невесёлый такой? Что стряслось? Мокруха, что ль, какая?              — Хуже, — сурово заметил Тихонов. — Дети опять пропадают.              — Как это «опять»? — почесал затылок Бобылёв.              — Да ну тебя… тетеря, — отмахнулся Тихонов. — Ты посмотри, что делается — прямо из дому…              Подойдя к доске, Бобылёв обратил внимание на фотографию: широкое детское личико теснилось в рамочном квадрате. Девчонка лет шести, совсем ещё кроха: с детской припухлостью щёк и пышным праздничным бантом, что распустился пионом на макушке. Объявление гласило:

ВНИМАНИЕ! ПРОПАЛ РЕБЁНОК!

Чепурная Варвара, 7 лет. Ученица 1 «В» класса. В последний раз Варю видела дома мама утром 28 декабря.

      — Ну, может ещё найдётся. — Бобылёв отвернулся: чересчур тяжёлый взгляд был у девочки с бантом — въедливый, как масляное пятно.              — Не найдётся, — озадаченно причмокнул Тихонов. — Можно и не мечтать.              — Почём знаете?              Лейтенант выдохнул и развернулся к выходу. Вопрос Бобылёва повис в воздухе. Ответить на него могла, пожалуй, лишь девочка с чёрно-белой фотографии — с кроткой улыбкой и милой родинкой на ушке.       

***

      В смраде звериного логова вершилась расправа.              — Пир горой, крови — рекой! Ар-р…              Безобразная морда Волка была измазана чем-то густым и вязким. Манка с комочками: кашица с кусочками мышц.              Мяса, мяса.              — Добыча что надо, — с аппетитом чавкал Медведь, обгладывая косточку на ноге. — Ты, братец, постарался на славу.              — Дар-р-рмоеды… — хрипел Волк, роняя вонючие слюни водопадом. — Моё мясо, моё!              — Заткнись, — застучала треснувшим клювом Сова. — Я тоже уже приметила одну… Хорошая, сладкая. Свежая…              Сова долбилась отбойным молотком по Вариному затылку, словно пытаясь расколоть орех. Варенька тихо постанывала — смерть вцепилась ей в горло костлявой рукой и душила. До синюшных кровоподтёков, до беспамятства душила, но не убивала.              Чудовища жрали её наживую: крутили пальцы, покусывая фаланги, урывали по кусочку от округлого животика и жадно хрустели сухожилиями.              Голод. Животы урчали хором выброшенных на берег китов.              — Тьфу! Ненавижу ливер! — плевался Волк. — От него во рту так сухо ср-р-разу!              Молотить в фарш. Тереть до бульона из кожного сала и жира.              — Отдай мне, — предложила Лиса. — А я тебе — рёбрышко.              Хворые, убогие твари. С первым мясом сил набираются, потому и обедают с пылу с жару, пока тёпленькое.              — Спасибо, Варвар-р-ра! — Волк обнажил острые, как штыри, клыки. — Удр-р-ружила ты нам!              Варенька кряхтела и молилась. Молилась, чтобы всё скорее кончилось.              Треск переломанных хрящей. Рот заполнился чем-то горячим и солёным. Варенька сипела, заплывшим глазом смотрела куда-то вверх. Там ветер ёлки убаюкивал. Убаюкает и её.              Вдох — глубокий-глубокий, и бордовым лёгкие залило.              — Тихо! — гаркнула Лиса, оставив в покое распоротую до уха Варину щёку. — Хозяин вернулся.              Тухлятина и животные отходы, замаскированные под запах корицы и мандаринов.              — Козлик, а ты правда-правда знаешь Белоснежку?              Ксюша. Сеня Талалаева — пискля каких поискать. Голос звонкий, гласные растягивает.              Выдох — мамуля обняла Вареньку на прощание. В объятиях мамы тепло. Тепло до самых кончиков пальцев.              Это ничего, что вокруг пустота.