Книга 1. Свобода воли - это иллюзия

      Прошло пару дней. За окном солнце падало косыми лучами на морскую гладь, через открытые ставни заходил тёплый морской воздух и бродил по комнатам, создавая едва слышный шум.       Обито уже привык находиться в полной тишине. Перелистывая старую книгу: затёртые углы обложки, жёлтые страницы — все были в отпечатках, да и текст, казалось, выцвел.       В мгновении тишины он услышал движение, и в ту же секунду книга замерла в воздухе, падая с хлопком на пустое кресло.       Учиха уже сидел на кровати Сарутоби, встретившись с её сонным взглядом. Сейчас можно было видеть, как цвет её лица улучшился, да и движения пришли, более-менее, в норму.       Девушка, наконец, могла самостоятельно подняться. В её движениях читалась нервная возбуждённость, что не скрылась от глаз Учихи.       — С добрым утром, — он проговорил это достаточно мягко.       Реакция Лии тоже вернулась в норму.       — Доброе... А сколько прошло времени? — она уложила ладонь себе на голову, опустив взгляд на то место, где лежала рука мужчины, но после быстро перевела его в сторону своих ног.       — С нашего последнего разговора — дня три. Ты крепко спала всё это время, — на пару секунд он замолчал, но после поднялся и протянул ей руку: — Тебе нужно поесть, моя чакра — не вечный источник энергии, — проговорил он, помогая вспомнить, что именно его чакра течёт в теле девушки.       Лия закусила нижнюю губу, пытаясь унять неприятное чувство стеснения. Процесс передачи чакры сам по себе был слишком личным, а тот факт, что это происходило между ними не раз, а целых два, заставлял залиться краской. Но, к счастью, её кожа была ещё слишком бледной, чтобы румянец на щеках был заметен.       Она приняла его руку, и в мгновение они перенеслись в другое помещение. Она не смогла не сказать:       — Удобно, — опираясь на его руку больше, чем сама того хотела.       — Это уж точно, — придерживая её, он одной рукой отодвинул стул и усадил девушку аккуратно за стол.       Подойдя к кухне, Обито налил чашку кофе, Лия рассматривала его с нескрываемым интересом, не думая, кажется, ни о чём.       — Кофе не предлагаю. Будешь чай? Зелёный, чёрный, травяной? — он открыл холодильник и взял пару яиц и молоко. — Подумал, тебе понравится омлет. Во всяком случае, ты его ела каждый день на завтрак.       Сарутоби не знала, как реагировать на то, что он буквально знал о ней всё, даже то, что не нужно.       — Зачем мне говорить, какой чай я хочу, если ты и так это знаешь? — она ответила совершенно спокойно.       Он хитро хмыкнул и развернулся к ней, уложив руки на столешницу позади.       — Я спросил, потому что ты пьёшь их все. Сейчас ты, возможно, хочешь не тот, о котором думаю я.       — А о каком ты думаешь? — Сарутоби посмотрела на него.       — О травяном.       В ту же секунду последовал ответ:       — Ты прав.       — Хорошо, — он развернулся и начал готовить завтрак.       В это же время Лия хотела бы задать ему ещё вопросы, но как-то не решалась. Учиха, кажется, спиной чувствовал, что-то вертится у неё в голове.       Поставив чашку чая и тарелку с омлетом перед ней, он сам сел напротив, за небольшой круглый столик.       — Спасибо, — тихо вымолвила медик.       Учиха же отпил кофе и спросил:       — У тебя, наверное, много вопросов.       Лия продолжала медленно есть, слушая его.       — Я тут и могу ответить на твои вопросы.       Сарутоби молча доела и придвинула чашку чуть ближе, обхватив её пальцами.       — Тоби, у меня очень много вопросов, я не знаю, с чего начать...       Обито кивнул, выражая понимание.       — Это вполне нормально. Давай тогда по порядку — от простого к сложному, — он снова отпил кофе, видя, как она кивнула.       — Хорошо. Что с моей семьёй и друзьями?       Учиха растянул губы в улыбке — он ожидал этого вопроса.       — А ты думаешь, я слежу за всеми?       Медик пару раз хлопнула ресницами и уставилась на свои руки, сильнее обхватив чашку. Это не укрылось от его внимания.       — Но ты права, это я знаю, — откинувшись на стуле, он вальяжно продолжил: — Асума и Конохамару живы и здоровы, они в Конохе. Каори и Итачи... — при упоминании своих товарищей она нервно сглотнула. — Они тоже живы. Вступили в ряды Акацуки, хотя Сенджу сделала это чуть позже.       Сарутоби не могла поверить в то, что слышала, но не стала перебивать.       — А Какаши и его отряд «спасения», — тут-то отступник как-то холодно улыбнулся, — в Конохе, они пережили встречу с Шисуи и Орусом.       — Почему Шисуи помогает Орусу? И откуда он взялся?       Отступник сделал новый глоток терпкого напитка.       — Ну, тут всё сложно. Я до конца не вникал в их планы, но Шисуи прячется от Итачи, а Орус бредит о совершенном мире, в котором все будут равны. Слишком сложно для тебя сейчас. Поговорим на эту тему в другой раз.       Сарутоби оставалось согласиться, ибо вопросов была уйма, а сейчас, по правде говоря, она много не смогла бы воспринять.       — Тогда скажи мне, почему я не умерла, когда... — в секунду её одолела робость, и она проглотила половину слов.       — Когда я убил тебя, — он сказал это так простодушно, будто это часть обычного рассказа.       — Тут начинается самое сложное. Ты не Сарутоби, твоя настоящая фамилия не эта. Только потому, что ты другой человек, ты и не умерла. Я бы сказал, ты единственная с такой судьбой.       Она не выдержала и выпалила:       — Тогда кто мои родители? Ты ведь это знаешь.       — Я был не уверен, но сейчас сомнения развеялись. Твои родители были из клана Кагуя. Ты что-то слышала о Кагуе Ооцуцуки?       — Нет, я ничего о ней не знаю, — ошеломлённая этой новостью, она покачала головой.       — Кагуя Ооцуцуки — это прародительница всех живущих шиноби, первая обладательница чакры. Твой клан поклонялся ей.       Сейчас нетерпеливость возросла в ней донельзя, и она скоро спросила:       — Тогда что случилось с кланом и моими родителями?       Учиха понимал, что сейчас ей нервничать ни к чему, нужно переключиться хотя бы на пару секунд.       — Сделай глоток чая, он уже остыл, — указав на чашку. Медик и правда переключилась на долю секунды. Сделав глоток, она принялась слушать.       — Клан Кагуя — очень древний и кровожадный клан. В их ряды редко вступали чужаки, чаще всего они практиковали кровосмешение между родственниками. Во-первых, чистота крови, а во-вторых, кеккей-генкай, который они пытались развить в каждом ребёнке, что рождался в клане, — отступник указал на девушку, добавив: — Как видишь, эта идея была провальной. Ты им не обладаешь.       — Я подозреваю, что твои родители умерли почти сразу после твоего рождения. Клан Кагуя был уничтожен в деревне Скрытого Тумана. Там они напали на селение. Тогда повсеместно вспыхивали бунты и восстания, и шиноби Киригакуре уничтожили клан Кагуя. Битва была кровавой, даже по моим меркам.       Лия не ощущала жалости или боли за соплеменников — скорее потому, что они были для неё чужими.       — Мои биологические родители погибли там?       — Да, но твоя мать, видимо, выжила и спасла тебя. Мне до сих пор не понятно, как именно эта женщина смогла пересечь океан, скорее всего, будучи раненой. Но она уже была мертва, когда тебя нашли.       Медик не верила своим ушам. Могла ли она ему доверять? Но что-то ей подсказывало, что это правда.       Резко Лия ощутила недомогание, и голова пошла кругом. Она зажмурила глаза. В ту же секунду, как она их открыла, рядом с ней стоял нукенин, уложив руку ей на плечо.       — Эй, всё в порядке? — его голос был тихим и спокойным. — Не стоит сейчас вдумываться и так переживать. Это было двадцать один год назад. Сейчас это всего лишь часть истории.       Она кивнула, но не перестала прокручивать его слова в своей голове, посему он принял решение.       — Вставай, пошли пройдёмся, — отступник помог ей подняться и выйти из дома.       Они медленно проходились по саду, шагая по тропинке, устеленной мелкими камушками, ведущими к плескающемуся морю. Вдруг в нос ударил солёный запах побережья, а яркое солнце приятно грело кожу.       Сарутоби посмотрела на мужчину и сказала:       — Я хочу тебя поблагодарить, — её рука лежала на его ладони, и на тех секундах он сам поменялся в лице: черты стали мягче, а глаза не такими напряжёнными.       — Не нужно. Ты даже не знаешь, что я скажу дальше, Лия.       Медик поджала губы и кивнула, опуская голову. Сейчас её сердце уже не болело так сильно.       — Моя жизнь и так полностью зависит от твоего решения, поэтому не думаю, что что-то поменяется в любом случае, — произнося это, она в действительности верила в свои слова, так чисто, что её сердце даже не сбилось с ритма.       — Пойдём, — он мягко подвёл её ближе к морю. Там она взглянула на границу воды и суши, только сейчас заметив, что совсем босая. Прохладные волны ласкали ноги, и тело расслабилось так, что стало казаться пустым и лёгким. Она сделала глубокий вдох, и морской солёный воздух проник в каждую клеточку её тела.       Печаль и боль смывались белой пеной, а блеклые следы ног стирались холодными волнами, не оставляя никакой памяти о стоявшем здесь человеке.       Учиха же тихо наблюдал за тем, как она наслаждается природой вокруг. Её естественность и простота дарили странные ощущения. Они были сравнимы разве что с мягким южным ветром, что ласково обнимал и едва заметно грел.       — Лия, — он не хотел звать её, но вышло непроизвольно.       — Говори, — она посмотрела на него откровенно и неприкрыто, держась за его ладонь на расстоянии вытянутой руки.       Сейчас его близость не пугала, какое-то тихое принятие поселилось в глубине её сознания.       — Ты выжила, потому что... в тебе... — сейчас, казалось, ему самому не хватало воздуха. Он запинался, что ему было вовсе не свойственно. Обито всячески старался сохранить невозмутимый вид.       Она же внимательно слушала каждое его слово, но ещё внимательнее смотрела в его тёмные глаза.       — Те видения, сны и странные голоса — всё это потому, что на твоём сердце стоит печать клана Кагуя, и ты рождена для того, чтобы стать её вместилищем. Главной задачей твоего клана было призвать прародительницу в этот мир. А убийство было лишь условием активации печати.       Тишина слилась с бесконечным океаном вокруг. Шёпот ветра в ушах и шум лазурных волн разрезали тишину.       Услышанная новость не стала для неё ударом. На короткий миг Лия подняла глаза вверх, и показалось, что в них отразилось небо. Её охватили безмятежность и умиротворение, душа не тяготилась ни его словами, ни известиями.       — Теперь я знаю, зачем была рождена и почему не умерла, — в её голосе не было ни боли, ни печали, и это ввергало Обито в шок.       — Тоби, — она повернулась к нему и обхватила его ладонь двумя руками, — на самом деле моя жизнь закончилась в тот день, когда ты меня убил, ведь так?       Он сам от себя не ожидал, слишком резко ответив:       — Нет. Это не так. Твоя душа всё ещё здесь и продолжает жить.       Он неустанно следил за перемещением её взгляда: удивительно открытым, искренним и необыкновенно откровенным.       — Но моё тело создано как сосуд. Печать в моём сердце и то, чья кровь течёт по моим венам — всё это говорит только об одном.       — О чём же? — её простодушное принятие этого выводило его из себя, и он подошёл ближе, заходя обувью в воду.       — Пока ты осознаёшь себя, Лия, ты — это ты, и никто другой.       Она же ответила на его утверждение.       — Скажи мне, Тоби, почему ты спас меня? Это последнее, что я хочу сегодня знать, — с каждым словом она будто отдалялась незримо и как-то слишком быстро, хоть на самом деле не сдвинулась ни на шаг.       — А если я тебе совру?       Этот вопрос слегка удивил медика.       — Когда врут, обычно не спрашивают.       Учиха выдохнул и усмехнулся.       — Ты права. Ты хочешь знать почему? Да по одной простой причине — в тебе я вижу, — он запнулся и не стал уточнять, — кое-кого очень знакомого.       Лия же уняла любопытство, решив не задавать больше вопросов.       Моментом он опустил глаза ниже, на их руки. Всё это время он держал их в своих ладонях.       И перед тем как Обито что-либо сказал, Сарутоби прошептала:       — Я хочу пройтись, одна.       Её рука моментально выскользнула из его рук, и она неторопливо сделала шаг в сторону, затем другой, а после третий. Всё больше и больше они отдалялись друг от друга.       Тёплый ветер пролетал мимо, стирая внешние звуки, лишь гремела прибрежная галька. Скоро её силуэт был едва заметен в глубоком густо-синем цвете горизонта.       Стрелка часов зашла за девять, и только тогда Учиха услышал, как она вошла в зал, разувшись и тихо пройдя мимо. Он не решился завязывать с ней разговор, ведь прекрасно знал её мысли. Она хотела тишины и спокойствия, что он и решил ей предоставить.       Который час его одолевали противоречивые чувства. Зайдя в свою комнату, он не мог от них отделаться, даже простояв около часа под холодными струями воды. Из головы всё не выходили надоедливые мысли — они будто сгрызали его изнутри.       «Она должна злиться, ненавидеть, но никак не благодарить. И кого же!? Меня! Её убийцу и того, кто заберёт её жизнь».       Учиха резко закрутил кран и вышел из ванны.       «Если бы она не встретила меня, то скорее дожила бы до старости, занималась бы любимыми делами и...»       Он покачал головой, обвязывая полотенцем бёдра.       «Нет, мир полон страданий, и единственный способ их прекратить — это создать тот мир, где каждый будет счастлив».       Учиха уже находился в постели, когда время зашло за полночь. Он уставился в потолок, размышляя, когда услышал отдалённые всхлипы.       Обито прислушался, усиливая слух чакрой. Звуки доносились из комнаты Лии.       Сарутоби после того, как пришла, казалось, достойно приняв то, что её жизнь закончится достаточно скоро. Она пролежала битые часы, не двигаясь, и с каждой минутой, пропитанной тишиной, медик ощущала, как её душат слёзы. Вскоре она разрыдалась, с каждым всхлипом всё громче и громче. Ей уже было всё равно, услышат её или нет.       — Моя жизнь... я не... не могу понять... — ирьенин сжимала простыни до хруста суставов.       Она просто не могла тихо думать о том, что уже умирала, лишь для того чтобы умереть снова.       Сейчас, обхватив голову, она разразилась громкими рыданиями, словно страдания раздирали её душу на части. В её глазах отражались растерянность и неотвратимое принятие факта:       — Я хочу жить... хочу.       Так она лежала, сотрясаясь с каждым воем, исходившим из её горла, пока слёзы не высохли на лице. Тело же обессилило от слёз только через пару часов, и, когда голос охрип, комнату накрыло гробовое молчание. В какой-то момент она поняла:       «Я буду жить. Пусть это будет короткое время, но оно будет, и я проживу его так, чтобы, умерев, не жалеть ни о чём».       Смерти не боятся только те, кто знает, что это. Но правда в том, что на самом деле никто ничего не знает.       В другой комнате молча лежал человек, читая мысли девушки, которая приняла окончательное решение:       «Она хочет жить».       И он тихо улыбался, сам не осознавая настоящую причину этой улыбки.