[.possibility_matrices]

      Всё началось с Пикачу.       Ну, точнее, всё началось с Тренера, который привёл сюда Пикачу. Моника, возможно, не видела многого за пределами заброшенного торгового центра — солнечный свет причинял боль, и, кроме того, был ли в этом смысл? — но другие, живущие здесь, бродящие по округе, продолжали стенать о разочаровывающем отсутствии настоящих Тренеров. Разочаровывающей нехватке нейтральных людей, которые направляли и заботились.       Тренер, который оставил здесь Пикачу, не имел ни капли заботы или сострадания.       Моника могла сказать это ещё до того, как он бросил его — это было ясно по его поведению, как он гаркал, глумился и издевался над собственным Покемоном, когда она гналась за тенями, которых не было, натыкалась на предметы в темноте. Это была едва ли её вина; это была одна из лучших чёрт заброшенного торгового центра, его тусклый полумрак, и раздражение Моники только росло с каждым саркастическим выговором. Он дёргал Пикачу за хвост, толкал её вперёд, когда она съёживалась при виде Хонтера, и, наконец, спустя несколько часов безуспешной экспедиции, оставил её там; он приковал её к стойке у прохода, растоптал Покебол и ушёл с отвращением.       И не вернулся.       Тот факт, что Пикачу, по-видимому, всё ещё сидел там, был действительно самой печальной частью этой истории. Не то чтобы на её лапах не было больших пальцев, с помощью которых она могла бы развязать узел; но каждый проходящий мимо Покемон говорил Монике, что да, Пикачу действительно просто сидит там, вероятно, ожидая Тренера, который её бросил.       Конечно, Монику это не особо волновало. Ей было плевать на любых Покемонов, но особенно на Пикачу, потому что это был Пикачу, когда какой-нибудь нейтральный человек, Тренер или нет, проходил через торговый центр и видел её, начинал сюсюкаться, суетиться вокруг неё и увозил в Центр Покемонов, прежде чем она успевала моргнуть. Все любили Пикачу; даже бессердечные Тренеры, даже подлые Тренеры, даже Тренеры, которые хотели только быстро заработать, никогда не могли устоять перед милым, весёлым, беззаботным Пикачу.       Поэтому Моника не проверяла её. Она решила, что это не её дело, и была очень довольна тем, что заперлась в своей милой тёмной комнате, рисовала и играла с игрушками, которые она взяла в заброшенном магазине, задолго до того, как Тренеры решили, что её дом станет великим испытанием храбрости, а затем, впоследствии, снова забыли об этом. Это не имело значения — кто-нибудь отнесёт Пикачу медсёстрам и заберёт себе.       — Что ты имеешь в виду, что она не ест?       Хонтер перед ней беспомощно разводит руками, открывая и закрывая их, как будто это проясняет его слова.       — Я… я имею в виду, что она не ест? Мы давали ей ягоды, маласаду и всё такое, но она…       Это нехорошо. Прошло, наверное, несколько дней, и Покемону нужно поесть. Если Пикачу продолжит в том же духе, он умрёт от голода, прежде чем кто-нибудь успеет его найти.       — Прекрасно.       — Ха?       — Позвольте мне позаботиться о ней.       Моника действительно ненавидит иметь дело с другими Покемонами, поэтому Хонтер неверяще разинул рот, отталкивая свой текущий рисунок в сторону, вставая, и с гримасой натягивает капюшон на лицо.       — Идём.

***

      Моника знает, что на самом деле она совсем не похожа на Пикачу. Иногда было приятно думать, что, возможно, какой-нибудь мифический добрый Тренер клюнет на приманку и подумает, что рваный, грязный жёлтый костюм с кривыми ушами и деревянным хвостом означают, что перед ним Пикачу! и будет показывать её всем с такой же гордостью, как увешанную ленточками Электрическую Мышь, победившую в чемпионате; но это было всего лишь притворство, что-то тёплое, что можно раскрасить сломанным пыльным карандашом, прежде чем спрятать вместе со всеми остальными рисунками не-Пикачу. Это всё, чем она была — не-Пикачу.       Поэтому она не удивлена, когда Пикачу визжит, отступает назад. Если она боится Хонтеров, она, вероятно, испугалась и какой-то мерзкой, нелюбимой копии… себя.       …       …хотя теперь, когда визг прекратился, Моника не уверена, чего она собиралась этим добиться. Очевидно, Пикачу боится её так же, как и любого другого. Что же, чёрт возьми, может это исправить?       Моника не знает, поэтому не пытается. Она роняет маласаду на колени Пикачу — может, немного пыльную, но в любом случае вполне съедобную — и, устав ждать, пока она сделает это сама, опускается на колени и отстёгивает застёжку. Сначала отстёгивает от стойки у прохода, затем от шлейки и небрежно отбрасывает ту в сторону, когда заканчивает.       — Вот, — хмыкает она. — Готово. Ешь и у… ухо…       Ешь и уходи уже, вот куда клонился ход её мыслей — но это было до того, как она увидела, как щёки Пикачу вспыхнули, когда она уставилась на неё, и Моника никогда так сильно не хотела, чтобы неуклюжие уши на её капюшоне прижались к голове.       — Н-не бей меня!       Может быть, падать назад немного неприлично, не говоря уже о том, сколько шума вызвал её деревянный «хвост» при падении — но вместо любого другого языка тела, это должно сработать. Щёки Пикачу не перестают искриться, но если присмотреться, то искры скорее ленивые, чем агрессивные.       Пикачу с любопытством смотрит на Монику.       Моника настороженно смотрит (из-под маски с каракулями) на Пикачу.       Она смотрит на маласаду, осторожно поднимает её и медленно откусывает — затем снова задумчиво смотрит на Монику.       Она делает ещё три укуса, прежде чем слегка поворачивается в сторону — затем предлагает свой хвост.       Ты, должно быть, шутишь.       Моника смотрит. Мысленно перебирает варианты. Наконец, с большим, безошибочным повтором, поднимает палку, прикрепленную к её грязному разорванному самодельному костюму, обеими руками.       Пикачу оставляет свой хвост вытянутым, выжидающе моргая.       Моника сидит так ещё несколько секунд, озадаченная, прежде чем касается кончиком своего хвоста Пикачу.       — Привет!       И это похоже на открытие шлюзов; Пикачу поворачивается и ползёт вперёд на коленях, пока они с Моникой не становятся слишком близко, широко улыбаясь, сжимая в одной руке маласаду, а другой дружески похлопывая по чужому бедру.       — Приятно познакомиться! Как тебя зовут? Меня зовут Сайори. Ты здесь живёшь? Спасибо за маласаду!       (Моника знает, что ей следовало остаться в своей комнате; но сейчас уже слишком, слишком поздно.)