Путешествие По Изнанке Сознания

После того как отработали басы, вступили высокие ноты. Дождь, налетающий порывами, идущий над вами и внутри вас. Вы и так знаете, что несут с собой эти звуки: изначальный лепет корней, голос матери на подушке, внезапно материализовавшийся поток жизни, бегущий в вас так же непреложно, как кровь и слезы… В точности, будь то наркотик или крепкий алкоголь. Нетсуко никогда не уставала от этого шума. Она могла часами слушать, как дождь стучит по крышам, стёклам и машинам. Это будоражило ей кровь. Это наэлектризовывало её, как канун сочельника. Элисон не раз замечала её, заворожённым взглядом пялящуюся на дождливую улицу за оконным стеклом, опирающуюся на подоконник в подобные дни. И, естественно, она всегда получала свою порцию ругательств за то, что по случайности могла опрокинуть тот или иной горшок с цветком. Чёртова Элисон-садовод! Гроза пришлась очень кстати — было чем омыть разум после всех беспокойных мыслей, витавших в голове. Нетсуко не очень понимала, чего добивается Элисон, но с ней всё всегда заканчивалось одинаково: месивом из крови и внутренностей. На какую-бы работу она ни устраивалась, в конечно итоге всё заканчивалось резнёй. «Ты всё равно там не надолго,» — каждый раз говорила Нетсуко, когда немка подписывала очередной договор насчёт работы с какой-нибудь кампанией. Нетсуко бросила взгляд на размытый парк, и у неё появилась идея. Идеальным местом, чтобы насладиться ливнем, была оранжерея, которую она заметила накануне. Она нашла и прихватила в прихожей дождевик — прелесть их совместной жизни в том, что у них всегда всё предусмотрено. Вернее, малейшая деталь, пусть самая незначительная и вроде совершенно бесполезная, будила приятные воспоминания, как бренчание монет в глубине кармана. Снарядившись должным образом, она прошла через парк — пейзаж был словно заштрихован ливнем. И рисунок был сделан не карандашом, не углём и уж тем более не сангвиной, а полупрозрачным, без устали чиркающим пером, выявляющим истинную природу сада, как в детских играх, где нужно поскрести верхний слой, чтобы обнаружилась картинка — зелень, вода, свежесть… А самое главное — тут никогда не встретишь людей. Ну, может, почти никогда. С лужаек сейчас поднималась хрустальная дымка, нечто вроде льющегося через край, пьянящего, легкого перезвона; лужи трепетали, с поверхности фонтанов доносилось постукивание, как будто туда кидали мраморные шарики. Нетсуко замедлила шаги. Она вспомнила ливень, разбудивший её в то утро, когда они с Элисон собирались праздновать рождество. Воспоминание было приятным. Что-то кольнуло внутри, породив ощущение глубинной связи с самим средоточием жизни — с водой. С водопадами, с озёрами, с родной Японией… Дождевик не спасал, одежда облепила её как вторая кожа. Она чувствовала себя и отяжелевшей, и легкой. Подавленной, но живой. Её ноги промокли. Устояли только белоснежные волосы. Словно отлакированные ливнем, они казались даже твёрже, плотнее и в идеальном согласии с моментом. Она нашла дорожку из широких плит, ведущую через газон в глубину сада. Девушка двигалась по этой тропе, когда раздался раскат грома — в тот самый момент, когда мёртвенно-бледная вспышка высветила весь парк. Движимая необъяснимым инстинктом, Нетсуко оглянулась на ворота. И тогда она увидела её: Элисон Шмидт в белом плаще и красном свитере в крупную чёрную клетку, перехваченном под самой грудью двумя поясками. Казалось, под чёрным зонтом она пребывает в полной сухости. Нос тонущего корабля, ещё не ушедший под воду. Нетсуко побежала к ней, поскальзываясь чуть ли не на каждом шагу. — Что ты здесь делаешь? — спросил она, тут же пожалев о своём взвинченном тоне. Но чтобы пробиться сквозь дождь, приходилось кричать. — Я вернулась с работы! — ответила Элисон, тоже надсаживая голос. — Вернулась с работы? — Мой Arbeitstag закончен! Нетсуко ринулась к воротам, где стояла доктор, и с громким скрипом отворила их. — Иди за мной, сейчас всё мне объяснишь. Верная принятому решению, она повела Элисон в оранжерею. Скорее теплица, чем основательная постройка. На литом каркасе крепилось множество стеклянных проёмов, которые, казалось, вот-вот разлетятся под жестокими порывами ливня. Они проскользнули внутрь. Почти мгновенно на них нахлынула влажность. Контраст между этим вечно жарким экзотическим лесом и неожиданной прохладой дождя привёл к сильнейшей конденсации. От удивления они рассмеялись. Дождевая вода на лице Нетсуко уже превращалась в патину пота. Обе едва могли дышать. Элисон присмотрела бортик керамической кадки, уселась и достала из плаща бутылочку любимой «Daily Wages». Предложила глотнуть приятельнице, и та потянулась за бутылкой мокрыми пальцами. Им удалось открыть горлышко, и какое-то время они молча пили. Сдавшиеся, счастливые, промокшие. Нетсуко не обращала никакого внимания на обстановку — кстати, и видно-то почти ничего не было. Она смутно различала вокруг какие-то кактусы, чудовищные экзотические цветы оттенка свежей крови или английской лужайки, деревья с длинными свисающими листьями, такие же печальные и томные, как восточные песни. — А где же Тревор? — спросила она наконец. — Остался на ночное дежурство. Ему нужно провести ещё как минимум два эксперимента. — Тогда почему ты вернулась раньше? — Dummerchen, — ласково произнесла Элисон и подвинулась ближе. Приобняла подругу хвостом, и по телу девушки поменьше пробежали мурашки. — я же сказала: мой рабочий день окончен. Тревору просто слишком сильно нравится копаться в чужих внутренностях и коллекционировать кости — вот он и решил остаться. Какой же он у нас всё-таки умничка… — И что ты будешь делать теперь? — Спросила Нетсуко, чувствуя, как бледные щёки краснеют от неожиданного прикосновения. А может, из-за чудесного воздействия алкоголя. — Завалюсь спать. Это первое, что приходит мне в голову. Элисон продолжала глотать алкоголь, напиток на ней почти не сказывался. Эта внезапная близость с ней вызывала у Нетсуко чувство неловкости, как будто она, например, застала её спящей, тяжело дышащей и с каплями пота на висках. В самой ситуации было нечто нескромное и даже слегка непристойное. — Очень мило с твоей стороны предупредить меня. Элисон пожала плечами и состроила гримаску, показывающую, что она ещё не покончила с диалогами на тему работы. — Всего-лишь случайная встреча, — отмахнулась она. — Кстати, а что ты тут забыла? Обычно через этот сад хожу домой только я. — Просто решила выйти на улицу и прогуляться. Я люблю дожди, ты же знаешь. — А ещё знаю то, что где-то в доме валяется опрокинутый цветочный горшок. Признавайся: остались ли в живых мои фаленопсисы? — Ты только о своих растениях и думаешь… — Классический случай. Потоп по-прежнему хлестал по стёклам, и оранжерея всё больше напоминала бокал, в котором скопился конденсат. Молчание продлилось несколько секунд, и Нетсуко, ещё раз взвесив эту внезапную близость, усомнилась в ней: Элисон появилась здесь по иной причине. — Тоже захотелось подышать свежим воздухом? После этих слов уголки глаз Элисон сузились, выдавая улыбку, спрятанную под маской на лице. Нетсуко тоже заулыбалась и легонько пихнула её в плечо. Доктор обиженно вскрикнула, но не слишком громко, чтобы не выглядеть недотрогой. — Что ж, ты меня раскусила, — хихикнула она. — Ну и что с того? Мне было необходимо подышать чем-то другим — только не отходами человеческой жизнедеятельности. Тебе лучше не знать, как пахнут пациенты психушки, в которой я работаю… Нетсуко, смотря на подругу, с ужасом и одновременно прекрасно догадывалась, что такое «работать в психушке». Они шутливо препирались в этом заполненном паром и потоками жаркого воздуха колоколе. Нетсуко едва могла видеть стройный женский силуэт. Она различала лишь отдельные фрагменты, из которых мысленно слагала его красоту. Элисон слезла со своего насеста и принялась расхаживать между растениями. Листья, лепестки и иглы теперь походили на водоросли в глубине моря. — Я смею предполагать, что у нашего умницы-Тревора тоже есть свои причуды. — Например? — Он любит допросы, помнишь? Те, которые с пытками. — Ну и что? — Он всегда наблюдает через специальный глазок. У нас там есть такие штуки. Нетсуко сглотнула. В этой парилке она размякала на глазах. — Прямо в камере? — Ага, — Элисон коротко кивнула и ехидно сложила руки на груди. — А ты что, не знала? Дыхание Нетсуко постепенно становилось всё более тяжелым и затруднённым. Пазл неторопливо складывался в её голове. — Ты там уже была? — Упаси меня Господь. — Значит, Тревору нравится смотреть на мучения других? Элисон повернулась к ней лицом, но на нём уже не было привычных бинтов. Из чёрной пасти на Нетсуко смотрели ряды острых зубов, с их концов стекала слюна, которую девушка вытирала рукавом плаща. Приблизившись достаточно близко, она положила свои когтистые руки на тонкие плечики, спрятанные под дождевиком, и притянула Нетсуко к себе для крепких объятий. Девчонка, попавшая в капкан из крепких рук, вздохнула и прижалась влажной щекой к чужой груди, закрыла глаза и расслабилась. Несмотря на жуткую внешность, Элисон была милейшим человеком, которого ей довелось встретить. — Да, — шепнула ей на ухо немка, — и я хочу, чтобы с моей малышкой-Нетсуко всё было в порядке. Я хочу увидеть её после всего этого безумия в целости и сохранности, без единой царапинки на её прекрасном личике. Самое страшное ещё впереди. Особенно для тех, кто остаётся в Неваде. — Ты же не собираешься оставить меня здесь одну? — Никогда. — А почему бы и нет? — Потому что я люблю тебя. Нетсуко лишь рассмеялась в ответ, как пьяная, уже неспособная управлять своими эмоциями. В горле стоял навязчивый вкус спиртного и листвы. Она чувствовала себя всё более расслабленной и словно разжижённой: смысл того, что Элисон говорила дальше, теперь ускользал от неё. Вскоре Элисон растворилась в завитках пара, но Нетсуко осознала это слишком поздно. Она так и не успела сказать ей… Но что? А главное, она никак не могла ответить на собственный вопрос:

Перед тем как исчезнуть в дымке, поцеловала ли её Элисон или нет?