Nimbus 2000

— Я не приеду. — Ты обещал. — Я сказал, что подумаю, — Эндо кидает эластичный бинт в корзину с продуктами, зажимает телефон между плечом и ухом и выбирает обезболивающую мазь, — я подумал и понял, что меня это не интересует. — Ты был организатором оргий, что сейчас изменилось? Такииши расстроен, и Эндо впервые плевать. Сакура попросил остаться, у него точно порваны связки на ноге, а у Ямато безграничный запас заботы и нежности. Он был готов согласиться. Поехать домой, заняться сексом с Такииши и Умэмией. Закрыть подростковый гештальт с желаниями. Всё же он в четырнадцать лет дрочил до стёртых ладоней, представляя, как станет первым у Чики. А в пятнадцать, за попытку поцеловать, Такииши сломал ему нос и два ребра. Больше Эндо не пытался. Отрывался с понравившимися девушками, признавая свою бисексуальную ориентацию. Поклонение пред Такииши не мешало наслаждаться сексом с другими. Никакой влюблённости, максимум симпатия. Романы во имя бабла и удовлетворения. «Не уходи!», — как он смеет отказывать, глядя в любимые разноцветные глаза? Как может согласиться на эгоистичное требование Такииши трахнуть его на пару с ненавистным Умэмией, бросив бесёнка? Пару месяцев назад он был бы счастлив даже лечь под Такииши. Один приказ, и всё — ляжет на кровать раздвинув ноги или наоборот. Потому что желание Чики — закон. Но. «Поклянись глазом, что не имеешь планов на Эндо», — звучало смешно и нелепо, ревность Сакуры стрелой пронзила сердце. Пацан, утверждающий, что не может ответить взаимностью, требует от лучшего друга поклясться единственным глазом — умора. Харука силён, правда способен одолеть любого противника, отстаивая своё. Бесёнок умный, сам понимает, что ещё немножко не дотягивает до силы Такииши, но даже зная это, всё равно рвался на защиту чувств Эндо. Как, блять, променять Харуку на одноразовую еблю? Никак. — Эндо, дело в пацане? — Я его люблю, Такииши, — продавщица таращится во все глаза и забывает пробить мороженое, — сильнее, чем боготворю тебя.

***

— Бесёнок, я вернулся! Эндо влетает в квартиру на крыльях любви и обожания. Он сказал Такииши правду, и в душе не осталось боли. Отпустило. Прошло. Такииши остаётся важным, до чёртиков родным и любимым, но не так. Сакура превзошёл рыжего, скинул с первого места и пьедестала для поклонения. — Ты же уехал! — Харука весь мокрый вылетает из душа в одних трусах и с влажным полотенцем на плечах. Кидает его в лицо и вопит на весь район. — Да нет, я здесь, — Эндо с интересом рассматривает почти обнажённого Сакуру, — вот же, стою перед тобой. И не понимаю, за что огребаю полотенцем. — Ты сказал, что останешься и съебался! — За лекарствами и едой, — увесистый пакет отправляется на пол и Эндо усмехается. «Ну-ну, не взаимно, конечно, бесёнок. Чего тогда такой взволнованный и обиженный?» Накидывает полотенце обратно на мокрые волосы, аккуратно промокает шевелюру и обтирает шею с плечами. Сакура фыркает и краснеет, слабо пихает в грудь, отталкивая: — Не стоило. — Тебе нужно поскорее поправиться и продолжить заниматься хуйнёй, типа, защиты города. Вдруг, кто прознает, что главный козырь Ветролома пострадал и нападёт, а ты не сможешь отбиться? — Бе-бе-бе, блять, я буду держаться Суо, и всё будет нормально. — Ты реально так разревновался?! Бесёнок, в моём мире есть только ты, — краткий поцелуй в кончик носа распаляет обиду с ревностью только сильнее. — И Такииши. — Харука, ты оглох? — Эндо выпускает лицо из рук и целует ниже, почти в уголок губ, вырывая невнятный звук, — только. Ты. А теперь, давай сюда ногу, и будем тебя лечить, а потом кормить. «Я буду тебя любить, кормить и трахать.», — улыбается Эндо и достаёт бинты, — «Начнём с малого.»

***

«Здоровенный лось, блять.» Сакуру сдвинули с футона на пол, отжали одеяло и нерпу. Даже акулу. На экране телефона отражается только время — 6:50 утра. И нет привычного уведомления с пожеланиями хорошего дня. Их автор крепко спит, распластавшись звездой по футону с полом, и двигаться не собирается. Сакура всматривается в расслабленное лицо и задумывается — а сколько Эндо на самом деле не ночевал дома? Почему переехал в салон, хотя мог снять отель или пойти к друзьям? Почему согласился остаться у Харуки? В целом, не важно. Он здесь, рядом. Остальное не имеет значения. Сакура осторожно тыкает пальцем в щёку и улыбается. Реально спит без задних ног, мило морщит нос от прикосновения, и руку приходиться убрать. Пусть отоспится и позволит рассмотреть себя со всех ракурсов. Эндо вечно ходит с растрёпанными волосами, но остаётся ухоженным и красивым даже во сне. Долбанный секс символ. Телефон пиликает, и Сакура растерянно открывает диалог с Хаято. Две фотографии, дожидается загрузки и завороженно листает. Вау. Они с Эндо выглядят охуенно. Суо никогда не достаёт телефон на людях, видимо, какие-то тараканы в голове запрещают ему, и как же хорошо, что он окатил их дихлофосом ради фотографий. Сакура скачивает изображения, продолжает залипать на целующего его руку Ямато и как тот гладит по колену. — О, перекинь мне, распечатаю и поставлю в рамочку, — сильные лапищи обхватывают поперёк живота, и тяжеленная голова перемещается на колени, — мы отлично смотримся вместе, не находишь? — У-у-угу. Какой смысл отрицать? У Сакуры на лице всё написано — согласен. — Бесёнок. — Чё? — Раз ты признаёшь, что мы не плохо смотримся вместе, то может, — утыкаясь лицом в живот, трётся лбом и носом о нежную кожу, — пойдёшь сегодня вечером со мной на свидание? Сакура перестаёт дышать. Он обожает болтать, проводить время с Эндо. Ревнует, не желая делить парня ни с кем, даже со своими друзьями. Наслаждается прикосновениями и нагло украденными поцелуями. Каждое утро перечитывает смс-ки с пожеланиями беспечного дня. Мечтает о нормальном поцелуе. Признал влюбленность в тактильного и заботливого социопата. Причин отказываться нет. — Пойду. Эндо расплывается в улыбке и жмётся сильнее. Он сделал правильный выбор. Харука стоит целой вселенной.

***

— Ты решил посвятить меня в мир Гарри Поттера? — Сакура любопытно глазеет по сторонам и грызёт, кажется, десятую мятную конфету. Он первый раз в автокинотеатре, осматривает намертво забитое машинами поле и огромный проектор. Им пришлось припарковаться в самом конце — Сакура собирался неимоверно долго, и, в итоге, они едва успели. Весь день скакал на одной ноге вокруг Эндо, пытался узнать, где будет свидание, куда они поедут и почему вечером. Манипуляции «Я же должен знать, в чём ехать?!» были остановлены подколкой, что может надеть любую из своих футболок и шорты. Гардероб Сакуры в сравнении с Такииши и Эндо — ничто. Пять однотонных белых футболок, школьная форма, одна пара кроссовок, шорты и куртка. — Ага, уж извини, твоего друга фанатика решил не звать, это же на-а-аше первое свидание, — Эндо выглядит счастливым, как обожравшийся сметаны кот, — как насчёт колы? Тактильность Ямато и радар романтика Харуки синхронизируются. Сливаются воедино. Эндо прикасается ежесекундно, не позволяет наступать на забинтованную ногу, шутливо грозится носить на руках до полного заживления и возить в школу на нимбе. Не то, чтобы Сакура был против. Просто смущён и растерян. Не знает, как вести себя на свидании. Как общаться с парнем, который выбивает землю из-под ног одним только видом? Эндо обнимает весь фильм, треплет волосы на трогательных моментах, усмехаясь реакции. Сакура проникается историей юного волшебника, сопереживает и хуесосит приёмную семью на чём свет стоит. — Попей, уже хрипишь, бесёнок, — Ямато протягивает стакан с колой к губам. Умиляется с попыток ухватить зубами тонкую трубочку, не отвлекаясь от просмотра. Смеётся, когда Сакура с психом срывает крышку и отхлёбывает, обливаясь. Злится и матерится уже вслух, стирая колу с щёк и подбородка. Эндо больше не хочет сдерживаться. Сакура неимоверно охуенен, и попытка не пытка. Плавно ведёт ладонью по плечу, притягивая к себе ближе, смещается выше, к шее, невесомо поглаживая кожу за ухом, и твёрдо давит пальцами на острые скулы. Не мешкается, поворачивает голову Сакуры к своему лицу и, не дожидаясь удара или чего похлеще, целует. Собственнически, дерзко, удерживает рукой разноцветную макушку и сжимает напряженную кисть. У Харуки весь рот в коле с мятными леденцами, и приторный вкус сводит с ума. С опаской проникает глубже, языком раздвигая губы, жадно вылизывает внутри и снаружи. Сакуру хочется сожрать. Валит на капот, не разрывая поцелуй, заботливо придерживая макушку, не позволяя удариться затылком. Сакура совершенно непонятно дёргается, вырывает только руку и… переплетает их пальцы. Сжимает до побеления, до покалывания на подушечках. Ямато хочется почувствовать ещё ближе, вжаться в крепкое тело, пропасть в манком поцелуе и касаниях. Тянет сильнее на себя, хоть и страшно оказаться раздавленным — у Эндо одна только рука размером почти с его голову, а рост вообще выше всех, кого он знает, как тут не переживать?! Какой же он маленький в сравнении с ним. — Харука, — Ямато выдыхает прямо в губы, — я тебя люблю. Он не хочет слышать ответ, до дрожи боится оказаться отвергнутым любимым человеком, позволяет себе воспользоваться замешательством на раскрасневшемся лице и вновь целует. Прикусывает то нижнюю, то верхнюю губу, дразняще проникает в рот, минуя белоснежные зубы, и заигрывает с кончиком чужого языка своим. Эндо знает — первый поцелуй с Сакурой останется в памяти навсегда, будет храниться на одном уровне знакомства с Такииши, если не выше. Впитывает каждую сладкую деталь момента: острые румяные скулы, монохромные растрепанные волосы, спадающие с ладони на фиолетовый капот, переплетение рук. Эндо профессионально целуется, мастерство не пропьёшь, но Харука, блять, слюнявый и неумелый. Из-за него отлипает от губ с громким чмоканьем и рассматривает сказочную картину под собой: — Тебе идёт, — Сакура приоткрывает жёлтый глаз, — лежать на капоте нимбы подо мной. — Иди ты! — Нет, серьёзно, — Эндо ухмыляется, смахивая разноцветную чёлку со лба, — ты лучше Гарри Поттера, меня невозможно отвлечь от него, а ты такой, что… Харука подрывается вверх и припечатывает чужие губы неумелым поцелуем. Обвивает за шею, зарывается в кудрявые волосы на затылке, тянет обратно на себя и падает спиной на гладкое железо, неприятно клацая о зубы. Сакура представлял свой первый поцелуй с милой девочкой, кем-то вроде Котохи, в кафе или на прогулке в парке, а не с парнем, избившим до полу-смерти, и на капоте машины. Эндо нагло возвращает себе инициативу: сжимает подбородок пальцами, кусает за нижнюю губу, оттягивая, и глухо стонет от обвивающих талию ног. — Ха-а-арука, — Сакуру бросает в дрожь от горячего шёпота в самое ухо и скользящего по ушной раковине языка, — держись покрепче. Ямато запускает руки под футболку, сжимает за бока и рывком поднимает с капота. Пошатывается от переизбытка чувств, удерживается в более или менее ровном положении одной только силой воли и желанием. Громкий удивлённый выдох разносится по салону, едва Эндо захлопывает дверь изнутри и припадает губами к ключицам. Сакура знает нимбус, как свои пять пальцев, и головой понимает — никто не сможет увидеть происходящее за тонированными стёклами, они в прямом смысле в бункере. Страшно оказаться застуканными за… боже, а чем они занимаются? Зачем Эндо затащил в салон? — Хару-Хару-Хару… Ямато сходит с ума. Сакура наркотик, похлеще ЛСД или героина. Эндо кажется, что он ловит приход и на самом деле находится всё ещё где-то в третьем баре, обдолбанный и пьяный. Поднимает край футболки, оголяя живот и грудь, подвисает на пару секунд, удовлетворённо рассматривая зажившую татуировку, и припадает губами к пупку. Целует каждую линию рисунка, поглаживает рёбра и грудь, наслаждаясь прерывистым дыханием. Эндо совершенно не устраивают сдержанные, рваные вздохи, ему хочется слышать блаженные стоны из сладких раскрасневшихся губ, и раз уж Сакура позволил себя целовать, то возможно… — Блять, ты чё творишь?! — Харука упирается спиной в пассажирскую дверь, сгибает ноги в коленках, защищаясь и отстраняя парня, — больной?! В разноцветных глазах растерянность и абсолютное непонимание происходящего. — Я просто хочу сделать тебе приятно, — у Ямато глаза кота из Шрека, самый невинный вид, будто не он пытался стянуть шорты секунды назад, — обещаю, что ты будешь доволен. — Н-н-нет… я не… Эндо никогда не врёт, исполняет обещания и желания по щелчку пальцев: рисует и бьёт татуировки на юном теле, учит водить машину, дарит самодельные букеты, угощает самым вкусным завтраком, лечит раны и вывозит в летний кинотеатр под открытым небом. Открывает двери перед неизведанным, освещая тёмные и неизвестные пути, просвещая Сакуру обо всём на планете. Возможно, стоит утолить любопытство и позволить брюнету сделать задуманное. Подростку стыдно от желания, неловкости и неосведомлённости. — Харука, — прохладные пальцы ползут вдоль внутренней стороны бедра, вырисовывая непонятные символы, — ничего такого, обещаю. Не понравится — остановлюсь. Сакура кивает и жмурится. Боится и себя, и Эндо. Неизвестности. В голове смешивается всё: отдалённые звуки с проектора, треск рвущейся футболки, собственное тяжёлое дыхание с приглушёнными стонами и лижущие звуки от паха. Эндо блуждает языком по всему члену, водит ладонью вверх-вниз, сжимает бедра до синяков. «Знаешь, на сколько жарко должно быть, чтобы расплавить металл? Около 1500 градусов.» Всё тело плавится без остатка, сминается под умелыми руками и губами Ямато, и, Сакура уверен — ещё немного и от него не останется даже горстки пепла. Эмоции всегда затуманивали разум, отключали все здравые мысли и заставляли чувствовать только телом. Собственные стоны кажутся чем-то нереальным, невозможным и сумасшедшим. Лихорадочная дрожь и жар растекаются сильнее, едва губы обхватывают головку и медленно двигаются ниже. Сакура не сразу понимает, что давит себе на глазницы до цветных кружочков в темноте. Срамота, блять. Это нормально — желать запустить ладони в пушистый затылок, сжать и опустить до упора? Эндо с силой отрывает руки от лица, слабо трёт пальцами по ладони, привлекая к себе ещё больше внимания. Бирюзовые глаза — сплошной омут разврата. Смотреть на Ямато со своим членом во рту и не стонать — что-то из разряда невозможного. — Иди сюда. Эндо с хлюпаньем отстраняется, целует в покрасневшую головку и помогает разлечься на себе и спинке задних сидений. Целует так глубоко, что Сакура глухо стонет прямо в чужой рот, замирает истуканом и не понимает — почему так хорошо? Ладонь сама тянется к паху Ямато, дрожаще лезет под резинку брюк и касается члена сквозь бельё. Не решается спустить боксёрки ниже. Неуверенно обхватывает стояк сквозь ткань и под шумный полу-стон пробует. Неумело пытается поймать ритм Эндо, доставить удовольствие хотя бы дрочкой, потому что сосать и лизать чужой орган Харука не готов. Происходящее и так слишком интимно, откровенно, неразумно пошло для общественного места. Для первого свидания. — Я рад, что мы не убили друг друга, — Ямато отстраняется, шепчет в белую половину волос и прикусывает губами мочку уха. — Я тоже, — выдыхает Сакура и кончает в кулак, сжимающий головку. В ушах сплошной шум, в глазах мутно, кажется, он даже теряет сознание на секунду от оглушительного оргазма. Тело размякает в удовольствии, превращается в податливое желе и доводить до оргазма Эндо сил не хватает. Широкая ладонь привычно обхватывает сверху, сжимает и водит по твёрдо стоящему члену, размазывая капающую сперму по рукам и лобку. У Сакуры кружится голова от пошлых звуков и мягких поцелуев в виски со щеками. Ямато всегда такой — заставляет балансировать между противоречивыми эмоциями, чувствовать себя одновременно беспомощным и властным, вводит под кожу небывалый контраст и удерживает в нём до конца. — Мой бесёнок. «Я ебучее бревно, а не бесёнок.», — заторможенно соображает Сакура и пытается исправить ситуацию. Одним выстрелом двух зайцев. Припадает губами к знаку бесконечности на шее, жадно прикусывает кожу, обводит языком татуировку, вылизывает тёмно-синие рисунки на плечах и ключицах. Дьявол, как же Эндо пахнет. Корица с ванилью, лаванда с умопомрачительным мускусом. Ошеломляющий аромат. Дикий, сексуальный и крышесносный. — Я люблю твой запах. Не могу оторваться. — Так не отрывайся, Хару. Я весь твой. — Бля-я-я… Шорты слетают на коврик, Сакура залезает обратно на широкие бёдра и устраивается сверху, забивая на, до сих пор, подтекающую сперму и запачканный салон. Порвать майку Эндо не выходит, оказывается, нихера это не легко. Стягивает трясущимися пальцами мешающую одежду, кидает куда-то в сторону багажника и припадает к обнажённой груди. Кошачьи замашки проявляются во всей красе: вылизывает Ямато, царапает кожу на плечах и шее, ёрзает задницей по стояку и громко стонет от сжимающих ягодиц рук. — Как хорошо быть молодым, — выдыхает Эндо, обхватывая оба члена, сжимает и грубо дрочит, — уже снова готов рваться в бой. — З-з-заткнись! Слишком-слишком-слишком. Сакура задыхается, прётся от жёстких касаний, от прикусывающих сосок острых клыков. Стонет, кажется, на всю парковку, держится за сильные плечи и прощает себе неопытность. Эндо всему научит. Раскрепостит по полной программе. Они кончают одновременно. Сакура не уверен, что можно так считать — у него-то второй оргазм — но устало падает на грудь и жмётся к мокрому виску. Сперма неприятно липнет между телами и возвращает в реальность. Какого хера они учудили на парковке?! — Если я предложу сейчас трахнуться, ты умрёшь от смущения? — Я не… не… — Понял, проехали, — Эндо смеётся и гладит по пояснице, ласково целует плечи и вдыхает поглубже, — я тоже не могу тобой надышаться. Сакура обнимает за шею покрепче и боится посмотреть в глаза напротив. — Ямато, ты мне нравишься. Эндо целует по-взрослому, слишком целомудренно и медленно. Даёт понять — в его мире существует только Харука, и больше в нём нет места никому.