Invictus

3 сентября 1945 года Начало седьмого курса Тома Риддла в Хогвартсе

Том Риддл сидел за круглым мраморным столом, на котором был накрыт изысканный ужин для членов Клуба Слизней. Одинокая белая роза, усыпанная каплями росы, парила в воздухе, кружась над его центром. Справа от него сидел Абраксас Малфой. Слева — Максимиллиан Долохов. Он скользнул взглядом по присутствующим, его темные глаза оценивающе прошлись по лицам Эйвери, Розье, Нотта, Мальсибера, Лестрейнджей... Все его Рыцари сидели в идеальном порядке вокруг него, расходясь словно лучи от того места, которое занимал он сам. Слизеринец небрежно оглядел остальных, заметив Минерву МакГонагалл и Амброзиуса Флюма — бесполезную гриффиндорку и известного подлизу-когтевранца. Его взгляд упал на Друэллу Розье, Альфарда Блэка и сидящую рядом с ним Вальбургу Блэк, которая покрылась алым румянцем, встретившись с ним взглядом. Он вежливо склонил голову, уголок его рта слегка приподнялся, и, моргнув, отвел взгляд. Он воспользуется ею позже. Первое в этом году заседание Клуба Слизней прошло, как и ожидалось. Его Рыцари замечательно выступили от его имени, осыпав Слизнорта завуалированными вопросами и теплыми похвалами. Они обсуждали прискорбный инцидент, который приключился с Хоппером Клемонсом прошедшим летом. — Действительно, очень жаль, — скорбел Эйвери. — Все-таки он был отличным парнем, — вздохнул Нотт, покачав головой. — Он был вычурным болваном, — тихо шепнул низким голосом Тому Абраксас, чтобы никто за столом его не услышал. Том ухмыльнулся, а затем пробормотал себе под нос: — Он же гриффиндорец, чего ты ждал? — А разве он не должен был стать старостой? — пробормотала МакГонагалл, бросив взгляд на Тома. — Это так и не подтвердили. Кто-нибудь слышал новости о его состоянии? — спросил Мальсибер, настороженно посмотрев на Тома. — Спасибо Мерлину, мальчику уже гораздо лучше, — пробормотал Слизнорт. — Однако он будет восстанавливаться в больнице Святого Мунго еще месяц или около того, прежде чем сможет снова посещать школу. Жаль, правда. Мерзкое проклятие. До сих пор нет даже и мысли о том, кто его наложил. Он был довольно успешен в Нумерологии и Трансфигурации. Его отец уверенно продвигается по служебной лестнице в Министерстве, входит в Международную Конфедерацию Волшебников. Прошлой зимой я пригласил его на чай. Блестящий парень, он подарил мне выдержанное вино эльфийского разлива 1902 года... Том наблюдал за деканом своего факультета с идеальной вежливой маской на лице, совершенно не вслушиваясь в эгоцентричную чушь, которую он нес, и уныло ковырялся в своей тарелке, от вида еды в которой у него сводило желудок. Его мозг не мог сосредоточиться ни на чем, кроме поставленной задачи. Это была его нервная привычка: он волновался, когда на кону стояли его цели, и терял аппетит. Никто не мог бы об этом догадаться. Его лицо всегда выражало холодное самообладание. Но в глубинах своего разума и тела он всегда немного горел. В конце концов, его амбиции — это единственное, что у него было в этом мире. Он сделал глоток темного эльфийского вина, которым Слизнорт незаметно наполнил его кубок. Быть любимым учеником Слагги было очень приятно. Он поднял свой бокал одновременно с профессором, и тот понимающе кивнул Тому, пробормотав тихий тост "за здравие" прежде, чем они сделали по внушительному глотку. Вкус вина напомнил ему коллекционный маггловский коньяк, на который он наткнулся в кладовой дворецкого поместья Риддлов в прошлом году. Тогда он тоже выпил "за здравие"... трех трупов в гостиной. И вкус, и воспоминания успокоили нервы. Том покрутил золотое кольцо на своем пальце, благоговейно пройдясь по граням черного камня. Когда ужин подошел к концу и разговоры начали стихать, слизеринец встал и вежливо подождал, пока остальные студенты гуськом выйдут из зала. Лишь Вальбурга подошла к нему, окинув соблазнительным взглядом кристально-голубых глаз из-под полуопущенных ресниц. — Мы сегодня занимаемся, Том? Его черные глаза холодно смотрели на нее из-под темных бровей. Она, скорее всего, приняла этот затянувшийся взгляд за жажду. Нет, это было раздражение. Он наклонился к ней (он был почти на фут выше) и пробормотал: — Может быть, позже, — это прозвучало более нетерпеливо, чем он предполагал, но сейчас Риддла волновало кое-что другое. У него были планы. У него всегда были планы, и только они имели для Тома значение. В конце концов, что еще может иметь значение? В его жизни больше не было ничего и никого. Во всяком случае, никого достойного. Он снова посмотрел на ведьму, которая дерзко провела ногтем по его галстуку. Ему настолько не понравилась эта демонстрация собственничества с ее стороны, по крайней мере перед Слизнортом, что остро захотелось отрезать этот палец режущим заклинанием. Вальбурга хотела его, несмотря на то, что он был полукровкой. Они все его хотели. Несмотря на его бесполезного отца-маггла. Кровь Гонтов в его венах, вероятно, смягчала факт отцовской стороны его родословной, какой бы неприятной она ни была. И хотя Вальбурга была ярой приверженкой чистоты крови... Том был исключением. Он всегда был исключением в этих стенах. Он ненавидел и обожал всегда быть особенным. Одно из множества противоречий, из которых состояла личность Тома Риддла. Двойственности его натуры было трудно дать какое-либо определение. Его собственные мотивы временами были совершенно неуловимы и сбивали с толку его самого. Он был одновременно расчетливым и импульсивным. Временами он был холоден и бесчувственен, а временами — довольно страстен. Он требовал абсолютного доверия и преданности, хотя сам был не способен довериться никому. Он был верен только самому себе. Несмотря на его противоречивую и сбивающую с толку натуру, у него был один неоспоримый мотив, который стоял во главе всего остального: стремление к власти. Его взгляд еще раз скользнул по ведьме, стоявшей перед ним. Он выбрал именно ее из-за непоколебимой веры в чистоту крови. Ей нравилось, что он выбрал ее. Ему нравилось, что она выбрасывала свои идеалы в окно, чтобы подвергаться унижению по каждой его прихоти. В большинстве случаев он даже не мог трахать ее, если не представлял, что делает с ней что-то особо жестокое. Признаться, ему нравилась сама идея того, что он покрывал ее чистокровный язык своей спермой. Что бы на это сказали мамочка и папочка Блэки? Ему нравилось осквернять и контролировать то, чем он никогда не мог бы стать. Возможно, он никогда не станет могущественным благодаря безупречной родословной или семейному богатству. Но он будет хозяином своей судьбы. Его могли бы... Нет, его будут бояться. Он уже был неизмеримо более могущественным в магическом плане, чем любой из его современников, а чистокровные буквально ели с его рук, беспрекословно исполняя все желания и приказы как стая собак. Он никому не позволит встать у него на пути. Он будет непреклонным. Бессмертным. Непобедимый. Другие студенты уже ушли. Слизнорт своей волшебной палочкой убирал со стола остатки ужина. Он удивился, почему тот просто не оставил эту возню домашним эльфам, но оставил свои комментарии при себе. Это был его шанс. Том кивнул в сторону двери, показывая Вальпурге, что ей тоже следует уйти, и отправился к профессору, на что девушка поджала губы. — Как прикажете, Милорд, — проворчала ведьма прежде, чем покинуть зал, отчего мышцы его челюсти раздраженно дернулись. Том добивался женщин только для того, чтобы использовать их как пешек в своих играх. Он рано усвоил, что большинство женщин не в состоянии удовлетворить его своеобразные вкусы. Они никогда не очаровывали его так, как его сверстников. Да и мужчины тоже, если уж на то пошло. Но он обнаружил, что у женщин, в частности, были странные мотивы. Они нравились ему только тогда, когда служили его целям. То же самое относилось и к мужчинам, но их он хотя бы мог понять. Девушки всегда были падки на его обаяние и внешность, и Риддл это ненавидел. Это служило ему напоминанием о том, как его мать влюбилась в удивительно красивого, но бесполезного отца-маггла. Том не хотел быть желанным только потому, что был красив. Он хотел, чтобы его боялись, потому что он достиг того, чего никогда не удавалось достичь ни одному другому волшебнику. Он хотел быть величайшим магом из ныне живущих исключительно благодаря своей неоспоримой силе и своему влиянию. Тем не менее, его красота была инструментом, которым он, при необходимости, без проблем пользовался. Возможно, это единственный полезный подарок, который ты сделал мне, отец. Полагаю, я должен тебя поблагодарить за это. Вальбурга хотела быть единственной, к кому он обращался за такими вещами. За сексом и близостью, или, во всяком случае, тем, что она принимала за близость. Она хотела иметь возможность хвастаться перед другими слизеринками тем, как она заполучила его, наследника Салазара. Сокрушительного Тома Риддла. Она хотела рассказывать им, каким он был в постели. Как страстно он смотрел ей в глаза, когда кончал. А на самом деле он запихивал свой слизеринский галстук в ее раздражающий рот и грубо трахал, прижимая палочку к ее горлу, перекрывая ей доступ к кислороду, издеваясь над ней как над шлюхой полукровки. Он был уверен, что в глубине души ей это нравилось, не то, чтобы его это заботило. Однако она хотела от него не этого. Нет, она хотела большего, чем их маленькие свидания. Он мысленно усмехнулся. Как будто ее чистокровные родители позволили бы ей выйти замуж за полукровку. Даже то, что он был наследником Салазара, не решало эту маленькую дилемму. Хорошо, что он лучше бы прыгнул в Адское Пламя со всеми своими крестражами, чем женился бы на ней. ...или на ком угодно вообще, если уж на то пошло. Секс всегда был последней вещью, которая его занимала. Просто способ сбросить напряжение, которое часто его сопровождало. Темная магия, текущая по его венами, не только придавала ему сил, но и порой вызывала ужасную боль в мышцах. Это напоминало раздражение и беспокойство, которые испытывает человек, принимающий маггловские наркотики. Темная энергия буквально потрескивала вокруг него, побуждая стремиться к большему. Искать большего. Быть большим. — Все в порядке, Том? — Разумеется, профессор. Лучше не бывает, — Риддл взмахнул палочкой, эффектно смахивая со стола остатки беспорядка, и убрал руки вместе с тисовой палочкой в свои карманы. Слизеринец в совершенстве овладел искусством непринужденного обаяния, которое позволяло людям чувствовать себя более расслабленными в его присутствии в те моменты, когда он в этом отчаянно нуждался. А еще он умел ловко наносить удары в нужную секунду, подобно змее, вселяя ужас в своих врагов. Он надеялся, что профессор не заметил, как по движению его запястья вино эльфийского производства исчезло, переместилось в одно скрытое местечко. Том был к нему весьма неравнодушен. Слизнорт тепло улыбнулся своему студенту и протянул руку, дружелюбно хлопнув его по плечу. — Ну вот, ты сделал за меня всю работу! Спасибо, Том. Кстати, поздравляю с назначением Старостой. Я всегда знал, что выберут тебя. Приятно видеть, как студенты моего факультета добиваются успехов. Так и должно быть всегда. Как прошло лето, Том? Губы Тома дернулись в легкой ухмылке. — Боюсь, оно было довольно скучным и однообразным. Не особенно насыщенным событиями, сэр. Последние несколько недель я провел в поместье Малфоев... Глаза Слизнорта заблестели при упоминании богатой и древней волшебной семьи. — ...и я читал о магии духов и стихий. Преимущественно об алхимии, сэр. Внезапно профессор стал выглядеть настороженно. — Ты будешь посещать факультативный курс по алхимии? — Да. Я предполагал, что занятия будет вести Дамблдор, но был рад услышать, что это будете вы. — Что ж, я не менее рад услышать, что ты будешь в группе. От этого они станут лишь приятнее. Нашли ли вы что-нибудь стоящее во время своего чтения? Том превратил свои черты в пустую маску. — У Малфоев довольно обширная библиотека. Я изучал алхимические исследования Джона Ди, когда наткнулся на личный дневник Генриха Корнелиуса Агриппы, а я довольно давно очарован немецкими алхимиками, которые затронули в своих работах ткань времени. На последних словах глаза декана подозрительно сузились, и он внезапно заинтересовался стряхиванием невидимых пылинок со своей мантии. — Да-да, и что же там, Том? — Прощу прощения, я недостаточно хорош в переводе с немецкого, но мне показалось, что речь шла о разрывах в тканях времени. При этих словах глаза Риддла на мгновение вспыхнули красным, но, кажется, Слизнорт не заметил этого, все еще увлеченный ворсинками на своей серой мантии. — Хмм... разрывы... да, понятно. Ну, такие вещи изучались когда-то, но в доступе нет никаких реальных результатов и данных. Уверен, вы знаете, что путешествия во времени довольно жестко регулируются Министерством, поскольку могут быть довольно опасными. Несколько известных случаев любого вмешательства и экспериментов со временем привели к ужасным последствиям. К большому числу погибших. Вы слышали об истории Элоиз Минтамбл? — Да, сэр. — Бедную девушку отправили в 1402 год! В результате этого 25 человек, все ее потомки, погибли. Просто исчезли, превратившись в дым. Это нанесло непоправимый ущерб временной линии. Путешествие во времени — невероятно рискованное занятие. Очень немногие пытались его совершить, и на то есть свои причины. — Совершенно верно, сэр. Я искренне согласен. В любом случае, я нахожу эту тему страшно увлекательной. В трудах Агриппы упоминается... некий Tempaestus. Брови Слизнорта нахмурились. — Что ты сказал, мальчик? — Предмет под названием Tempaestus. Там было написано не так много о его свойствах. Учитывая контекст, описывалось что-то вроде... зачарованного портключа. — Никогда не слышал о таком. И для чего он зачарован? — К сожалению, об этом информации не было, сэр. Я надеялся, что вы сможете мне что-то рассказать. — Боюсь, что нет, мой мальчик. Челюсть Риддла напряглась. — Интересно, может ли Дамблдор что-то знать об этом? Возможно, вы могли бы спросить его. Из академических соображений, конечно. Этот объект... судя по всему, должен использоваться для перемещения человека в определенное место и в определенный момент времени. Хотя, насколько я понял, для его создания требуется разорвать ткань времени. — Но разрывать ткани времени — опасное занятие! Это возможно только с помощью темной магии и может привести к смерти. Не говоря уже о нанесении непоправимого ущерба временной линии, — Слизнорт посмотрел на Риддла с подозрением и страхом в глазах. Том холодно улыбнулся ему в ответ. — Мы бы этого точно не хотели, правда, сэр?

______________________________________________

20 октября 1997 года Через четыре месяца после смерти Дамблдора...

— Белла. Беллатриса скользнула вперед, стуча каблуками по мраморному полу. Она низко склонилась перед Темным Лордом. — Д-да, милорд? — Пойдем со мной, — прошипел он, растягивая слова. — Как пожелаете, Милорд, — Беллатриса последовала за своим господином по коридору Восточного крыла поместья Малфоев в его личные покои. Оказавшись внутри, он пронесся по комнате, взмахивая полами мантии, пока ведьма неподвижно стояла, наблюдая за тем, как Лорд взял в руки небольшой предмет темного цвета со столика у камина. Когда его алые глаза обратились к ней, ее колени задрожали от желания. Он не был тем Темным Лордом, которого она знала до своего пребывания в Азкабане. До происшествия в доме Поттеров он был гораздо красивее. Его голос был более глубоким, чуть более человеческим. Его кожа была не такой прозрачной, никаких темно-синих вен и гнилых зубов. Но его глаза остались прежними. Как тогда, так и сейчас они заставляли её дрожать. А его сила... по-прежнему была непревзойденной. Его магия буквально окутывала ее, словно призрачный плащ. Белла никогда не была так одержима им, как сейчас. — Ты знаешь, что это такое? — прошипел он. Она пристально посмотрела на предмет в его руках. Это была потертая коробочка с золотым засовом длиной около пяти дюймов. — Признаться, нет, Милорд. Только если вы любезно даруете мне это знание, — при этих словах ее глаза жадно блеснули в ожидании ответа. Волан-де-Морт глубоко вздохнул, поглаживая футляр своими худыми пальцами. — Это... очень ценный предмет, — прошептал он. — для меня он также важен, как та чаша, что я доверил тебе на хранение. Мне потребовалось немало времени, чтобы отыскать его. Его невозможно воспроизвести или воссоздать, он единственный в своем роде. Ни в коем случае никому его не отдавай и не открывай футляр. — Я сделаю все, как вы прикажете, господин. Я здесь, чтобы покорно служить вам, — произнесла ведьма, безумно улыбнувшись, — вся.... ваша. Его тонкие губы изогнулись в ухмылке. — Твоя семья хорошо служила мне на протяжении многих лет, Белла, — затем он нахмурился. — За исключением нескольких предателей крови в вашем роду. Белла поспешила оправдаться: — Я разобралась с теми, с кем смогла, Милорд. Лично убила Сириуса Блэка. — Да, — прошипел он, — ты была верна в своем стремлении уничтожить любого, кто бросит мне вызов. Независимо от родства. Это одна из причин, почему я считаю тебя самым верным и компетентным последователем. Она задрожала от похвалы. — Этот предмет, Белла... Его можно будет использовать только как самую крайнюю меру. Ты знаешь, что я непобедим. Дамблдор, старый дурак, мертв. Не осталось никого, кто мог бы бросить мне вызов. Гарри Поттер всего лишь мальчик, и скоро весь мир узнает об этом. Однако... — протянул он, — будучи еще студентом я читал книгу "Искусство войны". Полагаю, ты не слышала о такой. — Нет, милорд, — Блэк смотрела на него широко распахнутыми глазами, внимательно следя за каждым словом, потому как Лорд редко бывал с ней так откровенен. Волан-де-Морт хитро усмехнулся. — Конечно, нет. В любом случае, великий волшебник должен быть готов к любому исходу, и это, — он поднял кожаный футляр на уровень ее глаз, — всего лишь страховка. Не беспокойся. Мое бессмертие нерушимо. На свете нет никого, кто мог бы разгадать мой секрет. Я довольно тщательно проработал этот вопрос, однако, если что-то пойдет не так, с помощью этого предмета ты сможешь вернуться ко мне. — Вернуться, Милорд? — Этот артефакт поможет мне... изменить события прошлого. Много лет назад я совершил грубую ошибку, доверив его не в те руки. Но сейчас это неважно. Я надеюсь, что ты позаботишься о нем лучше. Он бесценен, Белла, а ты – хранительница времени. Береги его. Волан-де-Морт больше всего на свете ненавидел доверять свою судьбу другим людям, но он всегда знал, что женщины остаются верны определенным эмоциональным привязанностям, и он, без сомнения, знал, что обладает непоколебимой преданностью Беллы. Она уже доказала, что гораздо более верна, чем Малфой, или Макнейр, или любой другой Пожиратель Смерти. Лорд схватил ведьму за руку и вложил футляр в ее открытую ладонь, отчего она вздрогнула. В награду за ее службу Волан-де-Морт склонился к Белле и на мгновение прижался своими тонкими губами к уголку ее губ, отчего глаза женщины прикрылись, а пальцы потянулись к месту, которого он коснулся. Затаив дыхание, она замерла под его изучающим взглядом, пока маг жестом руки не приказал ей удалиться. — Я буду защищать его ценой своей жизни, Милорд. — Я знаю. И, Белла... — позвал он. Она уже открыла дверь без помощи волшебной палочки, но благоговейно обернулась. — Завтра я уезжаю в Австрию. Никому не говори о моем местонахождении. Я оставляю тебя ответственной за все операции на время моего отсутствия. Блэк почтительно склонила голову в знак согласия. — Да, мой господин… Но что вы будете делать в Австрии? Он повернулся к ней спиной и устремил взгляд во французское окно, крутя в руках белоснежную как кость палочку. — Не о чем беспокоиться. Просто еще одна операция. А теперь оставь меня.