Счастье любит тишину, а я — тебя

      Перед глазами самую малость двоится, но Тэхён привык: три бутылки пива для него по выходным — капля в море. Сомнительное достижение, но он всё же считает, что его умение хлестать алкоголь литрами и при этом оставаться на ногах и в более-менее ясном сознании — не иначе как скилл и успешный успех. Он бредёт в полной тишине, лишь шурша поношенными кедами по побитому асфальту, благодаря чему любой другой звук легко может уловить. А в трущобах Тэгу всегда нужно быть начеку. Никогда не знаешь, из какой подворотни на тебя выйдут.       Хотя Тэхён всё равно считает, что ему бояться нечего — он свой. Родился здесь, вырос, в школе учится. Компанию свою имеет — мама говорит, они отбросы, но чем Тэхён лучше-то? Такой же оборванец, не брезгующий алкоголем и сигаретами, да и учится на тройки, которые даже не пытается исправить. Не хочет и не видит смысла. План на свою жизнь он давно расписал и не собирается от него отступать.       Каждый в этом богом забытом районе на окраине Тэгу знает, что по ночам лучше не шляться одному, потому что вокруг ни фонарей, ни безопасности, ни помощи. И Тэхён в супермены не заделывался, но увидев компанию парней, доебавшихся к какому-то парнишке, пройти мимо не может. К тому же, он свой. Его знают.       — Вонхо, что тут у вас? — он подходит ближе к толпе, окружившей бедолагу, и обращается к первому знакомому лицу.       — О, Тэ! — тот будто бы искренне рад видеть. — Да мы хотели плеер одолжить у пацанёнка, а он мало того, что делиться не захотел, так ещё и хуйню на нём всякую слушает.       Тэхён вздёргивает бровь и переводит взгляд на пацанёнка. Хмурится. Потому что знает, кто это.       — И что он слушает? — на самом деле, Тэхёну неинтересно. Он тянет время, чтобы решить, есть ли у него совесть и сострадание, или он их сегодня оставил в гараже у Хиджуна вместе с забытой коробкой спичек.       — Какую-то галимую попсу, — лицо Вонхо превращается в сморщенный изюм.       Хочется показательно вздохнуть, но Тэхён этого не делает. Он хоть и местный, но далеко не все принципы ночных обитателей района разделяет, и музыкальные предпочтения для него никакой роли не играют.       Играет роль лишь то, что, если он сейчас уйдёт, его нового одноклассника ожидает весёлая ночка, которая на полном серьёзе может стать для него последней.       — А ну-ка, пойдём перетрём, — кивает он однокласснику. Тот бледный, покрытый испариной лоб блестит под единственным на ближайшие сотни метров фонарём.       Компашка одобрительно улюлюкает. Явно ожидают шоу, но Тэхён сегодня не в духе: сценарий не выучил, азы актёрского мастерства забыл. Приходится импровизировать.       — Пацаны, я заберу этого с собой, объясню, что к чему, — голос практически бесстрастный и незаинтересованный. Лишь тонкие нотки строгости и злости слышатся — для убедительности.       — Это наша игрушка, Тэ, — недовольно отрезает Вонхо.       — Да похуй, нас Минсу ждёт. Идём, Хо, — ситуацию спасает другой паренёк — Дживон. Тэхён мысленно ему благодарен. Вслух же — благодарит за одолженную коробку спичек, подкуривая дешёвую сигарету без фильтра.       Табак противно сыплется на язык, Тэхён злобно сплёвывает на землю, пока компания отморозков пропадает из виду.       — Спасибо, — звучит хриплое, но на удивление не забитое. Скорее безразличное и пустое.       — Чонгук, у вас в Пусане люди бабочками срут, а полицейские на пони за преступниками гоняются? — теперь Тэхён отчётливо демонстрирует своё недовольство. Он подставил себя, спасая безалаберного одноклассника, а это многого может стоить.       — Ужасное сравнение, — отвечают ему бездумно.       — Ужасно было бы, если бы я прошёл мимо. Ты в своём уме?       — Я ничего не сделал. Я просто шёл домой и слушал музыку. Тэхён ошеломлён. Откуда этот Чонгук вообще вылез?       — Это уже слишком много. Ты не местный, шляешься ночью, ещё и с плеером в руке. Мозги в Пусане оставил? — выплёвывает.       — Что ты пристал к Пусану? — всё, что ему отвечают.       — Просто я не понимаю, откуда ты такой блаженный взялся, — Тэхён непроизвольно кривится.       — Из Пусана, сам же сказал, — Чонгук закатывает глаза, чем вызывает непроизвольную усмешку.       Логично. Вот только, видимо, этот пусанский цветочек не осознаёт реалий Тэгу. И Тэхён не то чтобы горит желанием объяснять — он вообще шёл мимо. Но проблема в том, что Чонгук абсолютно не такой, как все они, поэтому его необходимо спасать. Привычка наблюдать за людьми у Тэхёна не проявлялась, но за нового одноклассника волей не волей, но глаз цеплялся — уж очень он выделяется. Стрижка не такая, как у них всех: слегка удлинённые и чуть вьющиеся волосы; поведение вообще заслуживает отдельного разговора — слишком спокоен, слишком тих и незаметен. Всё у этого Чонгука слишком.       И плеер у него хороший. Отморозкам на районе такое по нраву.       — Я тебя проведу, — неожиданно даже для самого себя произносит Тэхён. Виной всему хмель в организме, наверное. Или же вид насупленного и растерянного Чонгука.       — Это не обязательно, — противится тот.       — Это был не вопрос, — припечатывает Тэхён. — Идём.       И хорошо, что Чонгук быстро сообразил, что спорить бесполезно, и принял свою судьбу. Меньше хлопот.       Дорога до дома не занимает много времени и проходит в полной тишине. Тэхён не большой любитель трепать языком, особенно с незнакомыми людьми, а Чонгук пусть и знакомый, но в круг друзей или хотя бы товарищей не входит. К слову, ни с кем. Новенький — пусанский волк-одиночка, что не добавляет ему очков.       Трущобы Тэгу — настоящая волчья стая, и если ты отбиваешься от неё, автоматически становишься чужаком и врагом.       Чонгук явно не смахивает на врага, но вот на чужака — очень даже.       — Спасибо, что провёл, — тихо благодарит тот, когда они подходят к его дому.       — Советую не ошиваться одному по ночам, ещё и с плеером в руке.       — Приму к сведению, — всё так же тихо отвечает Чонгук.       Но Тэхён чувствует, что это не последний раз, когда его горе-одноклассник попадает в такую ситуацию.

***

      На школьном дворе шумно, за зданием школы — дымно. Тэхён, прислонившись спиной к пошарпанному кирпичу и уперевшись в него ногой, неспешно курит, слушая бессмысленную болтовню одноклассников. Дживон трёт о том, как вчера продуктивно зажал Ынху в гараже своего отца, в то время как остальные громко улюлюкают и требуют детальных подробностей. Это немного противно. Во-первых, Тэхён считает, что такие вещи должны оставаться в секрете, а во-вторых, слушать о том, как кто-то мял женские сиськи — не вкатывает, когда ты в своих фантазиях мнёшь мужские. Только вот пацаны на районе не поймут, поэтому приходится делать вид, что так же увлечён разговором и вообще считаешь Дживона красавчиком и секс-гуру.       У Тэхёна хорошо получается притворяться, он уже привык.       К концу уроков, идеально доиграв роль «такого, как все» и свалив под шумок от своей большой и дружной компании, Тэхён идёт в любимое место — заброшенную часть огромного городского парка. Он пробирается сквозь заросли деревьев к небольшой поляне, где на невысоком холме находится одинокая лавочка с видом на город — его вечное пристанище.       Тэхён привык там коротать время после школы, занимаясь тем, что пацаны с района точно не заценят. У них не принято увлекаться искусством, любить именитых художников и рисовать пейзажи: пиво, сигареты, семки и девчонки — это удел трущоб Тэгу. А Тэхён, пусть и точно не знает, что такое импрессионизм и кто создал Мону Лизу, любит рисовать. В его поношенной, истрёпанной школьной сумке всегда прячется дешёвый скетчбук с некачественными жёлтыми листами, несколько хорошо заточенных карандашей и перочинный нож. Это что-то вроде его маленького секрета, о котором не знает ни одна душа. Только одинокая лавочка на невысоком холме является свидетелем его творческих порывов.       Тэхён всегда был уверен, что об этом месте не знает никто, поэтому крайне удивляется, когда слышит шум со стороны своего места.       Чей-то мелодичный голос, тянущий ноты, врезается в чуткий слух Тэхёна, и он понимает, что этот тембр ему точно знаком. Мягкий, с лёгкой хрипотцой, словно ломается, как у подростка, но берущий высокие ноты без проскальзывающей фальши. Тэхён ловит себя на мысли, что ему нравится то, что он слышит, пусть и репертуар слишком далёк от того, что он слушает в повседневной жизни.       Он становится позади лавочки, скользя взглядом по профилю незамечающего его Чонгука, и подходит ближе, облокотившись о деревянную спинку с уже давно потрескавшейся зелёной краской.       — Дашь погонять плеер? — спрашивает с ухмылкой, замечая, что не испытывает ни капли раздражения из-за того, что его секретное место больше не секретное.       Чонгук ожидаемо пугается и вздрагивает, замолкая, и с абсолютным ужасом в глазах выдирает белые наушники, дёрнув за провод.       — Т-ты… Что ты здесь делаешь? — блеет невнятно.       — Это я должен у тебя спрашивать, — беззлобно отвечает Тэхён и садится на лавочку, достав из кармана школьных брюк пачку сигарет с зажигалкой. — Как ты нашёл это место? — интересуется, закурив.       — Просто гулял и случайно набрёл, — Чонгук отводит взгляд и машет перед лицом ладонью, спасаясь от удушающего запаха горящего табака.       — Практически в чаще леса? — хмыкает. — Так и ищешь себе на задницу приключения.       — Подумал, что это идеальное место, чтобы скрыться от местных гопников.       — От одного всё-таки не укрылся, — Тэхён подмигивает ему, получая в ответ лёгкую улыбку.       — Ты не такой, — внезапно серьёзно, после чего с любопытством в голосе и глазах: — Дашь покурить?       Тэхёна застают врасплох — он не успевает выдохнуть дым, который только затянул в лёгкие, и очевидно закашливается.       — Ты разве куришь? — сипло, сквозь утихающий кашель.       — Нет. Но хочу попробовать, — Чонгук выглядит как пытливый ребёнок, развернувшись к Тэхёну полубоком и подогнув под себя ногу. Сверкает своими большими карими глазами и предвкушающе облизывает розовые губы.       — Извини, но не в моих правилах портить хороших мальчиков.       — С чего ты взял, что я хороший?       — Уж точно лучше, чем я, — Тэхён пожимает плечами.       Чонгук не кидается оспаривать или отрицать услышанное — лишь задумчиво поджимает губы, чтобы после нескольких минут молчания спросить:       — Почему ты здесь?              — Потому что это моё место, — с нажимом, но без агрессии.       — Где это написано? — Чонгук явно забавляется — на его губах играет тень улыбки.       Тэхён недовольно цокает и достаёт из переднего кармана сумки маленький перочинный нож, отчего на лице Чонгука проскакивает тень испуга. С губ слетает снисходительный смешок, и Тэхён разворачивается корпусом к спинке лавочки, скрупулёзно вырезая неаккуратные буквы острым лезвием.       «Здесь место Ким Тэхёна».       — Вот, — складывает нож обратно в сумку и вскидывает вопросительно бровь, безмолвно спрашивая, устраивает ли Чонгука такой исход.       Тот закатывает глаза, пряча улыбку, и нагибается к своим кроссовкам, что-то выискивая на земле. Спустя короткие секунды удовлетворённо хмыкает и, держа в руках небольшой зелёный осколок стекла, оставшийся от разбитой бутылки соджу, не менее тщательно вырезает собственное послание аккурат под надписью, сделанной Тэхёном.       «Здесь место Чон Чонгука».       — Ты в курсе, что это не так работает? — Тэхён снисходительно ухмыляется.       Чонгук поджимает губы и заметно поникает, уставившись в землю. Молчит некоторое время, а после тяжело вздыхает и робко просит:       — Пожалуйста, разреши мне приходить сюда?       Такая резкая смена настроения и легко прослеживаемое отчаяние в голосе сбивает с толку. Тэхён не привык к таким эмоциям и совершенно не понимает, как ему реагировать. Для него всё было бы проще, если бы Чонгук проявил агрессию и полез в драку, пытаясь отвоевать жалкую лавочку, а не сидел с потерянным видом.       — Ну… Ладно, — Тэхён всё же соглашается, решая, что такой, как Чонгук, вряд ли ему помешает. Да и запугать его, чтобы не рассказывал об этом месте и о творческом увлечении, будет проще простого.       — Спасибо, — тот слабо улыбается.       — Хочешь приходить сюда петь?       Щёки Чонгука вспыхивают ярким румянцем, и он снова прячет взгляд, утвердительно бормоча себе под нос. Тэхёна это забавляет.       — Что это за песня, которую ты пел перед тем, как я пришёл?       — Побьёшь меня, если узнаешь, — всё ещё бормочет в никуда.       — Я не бью людей просто так, — холодно подмечает Тэхён. Да, он дружит с плохой компанией, пьёт, много курит и часто прогуливает уроки, но всё же отличается от большинства парней, живущих с ним на районе. Его мало интересует, кто какой шмот носит, что слушает и как выглядит, чтобы просить за это пояснить. И отжимать у других их вещи ему тоже не прельщает. Максимум — стрельнуть сигарету.       — Даже если они слушают Backstreet Boys? — невесело хмыкает Чонгук.       — В душе не ебу, кто это.       — Американская группа из пяти парней, — поясняет. — Поют что-то вроде попсы.       — Ну, то, что это не рэп, я понял, когда услышал, — Тэхён достаёт ещё одну сигарету и поджигает её, вдыхая терпкий дым в лёгкие. На Чонгука не смотрит — любуется видом города, открывающимся с невысокого холма.       — Я пел их песню — «Incomplete». Она мне нравится. Красивая, хоть и грустная.       — Споёшь? — внезапно даже для самого себя просит Тэхён.       Чонгук выглядит крайне удивлённым — растерянно хлопает пушистыми ресницами, обрамляющими выразительно большие глаза, и хрипло выдыхает:       — Может, лучше на плеере послушаешь? — и тянет Тэхёну наушники.       — Нет, — отрезает. — Спой.       Чонгук выглядит слегка обеспокоенным такой категоричностью, хотя у Тэхёна не было цели его запугать или заставить. Он даже не задумывался, когда говорил это, поэтому, немного подумав, исправляется:       — Если хочешь, конечно.       Теперь Чонгук выглядит удивлённым. Так, словно он ждал какой-то агрессии от Тэхёна, но в итоге наткнулся на возможность самостоятельно сделать выбор. И, видимо, именно это подстёгивает его немножко понаглеть:       — Спою, если расскажешь, зачем сюда приходишь и сидишь в одиночестве.       — Не перегибай.       — Но это нечестно! — обиженно. — Ты вот теперь знаешь мой секрет, значит, я должен узнать твой.       — С хера ли? Я же не просил тебя ничего мне рассказывать.       — Пожалуйста, — с какой-то долей обречённости в голосе просит Чонгук.       Тэхён не привык делиться такими вещами. Тэхён вообще не привык делиться чем-то, связанным с его чувствами, увлечениями и мыслями. Но Чонгуку, что странно, почему-то хочется доверять и, возможно, самую малость открыться. Рядом с ним не ощущаешь никакой опасности. Наверное, поэтому Тэхён безропотно достаёт из потрёпанной сумки свой старый скетчбук и молча протягивает его Чонгуку. Немного волнуется, но внешне никак этого не показывает.       Пока тонкие пальцы шумно перелистывают жёлтые страницы, а пухлые губы приоткрываются в умилительном удивлении, Тэхён снова закуривает и любопытным взглядом окидывает Чонгука. Симпатичный. Наверное, даже красивый, по его меркам. Кого-то настолько утончённого и идеально вылепленного не встретишь у них на районе.              Интересно, у него есть девчонка?       — Слушай… Это просто восхитительно! — Чонгук по второму кругу пролистывает скетчбук, взахлёб расхваливая каждый пейзаж, нарисованный Тэхёном, и демонстрирует столько искренности и какой-то детской непосредственности, что хочется задержать на нём взгляд, невольно расплываясь в улыбке. — Ты такой талантливый!       — Скажешь тоже, — фыркает в ответ, ни капли не выказывая того, что эти слова его действительно цепляют за живое. — Пой давай, ты обещал.       Чонгук нарочито громко прокашливается, вытирает потные ладони о школьные брюки и, отвернувшись, видимо, чтобы не было видно красных щёк, тихонько начинает петь. Тэхён его не подгоняет, не просит быть громче или чётче — просто слушает, докуривая сигарету, достаёт новую и поджигает, не отрывая взгляд от профиля Чонгука. Его покрасневшие от смущения уши слегка прикрывают кудри тёмных волос, голос немного дрожит от волнения, но звучит он действительно очаровательно. Тэхён не то чтобы знаток и квалифицированный критик в мире музыки, но как минимум с его точки зрения всё выглядит так, словно у Чонгука талант.       Когда песня заканчивается, тот поворачивается покрытым румянцем лицом и смущённо молчит, будто бы ожидая вердикта. Тэхёна так и тянет как-то подстегнуть его и подразнить, но он этого не делает — видит и понимает, что чувствует сейчас Чонгук, приоткрыв завесу собственной души.       — Красиво поёшь, — говорит по итогу.       — Спас…       — Песня, конечно, жутко сопливая и попсовая, но пойдёт.       Не в его привычках обманывать людей — он привык говорить то, что думает.       И Чонгук, на удивление, не обижается — лишь улыбается несмело и так же робко произносит:       — И всё-таки… Можно я буду приходить сюда петь?       Тэхён хмыкает и ничего не отвечает, отворачиваясь в сторону. Ему почему-то кажется, что это очень плохая идея — подпускать к себе близко кого-то настолько милого и невинного, но отдать Чонгуку лавочку и остаться без своего любимого места он не готов.       — Приму твоё молчание за согласие, — бурчит тот себе под нос, ногтем указательного пальца царапая коленную чашечку.       А Тэхён внезапно понимает, что, даже если бы очень хотел, вряд ли бы смог отказать такому, как он.

***

      Чонгук всегда, пусть и немного, но выделялся среди других. Тэхён нередко обращал на него внимание, пытаясь понять, почему их новенький такой отчуждённый и забитый. Но сейчас, после их разговора на лавочке, складывается ощущение, что Чонгук везде. Куда Тэхён ни посмотрит — натыкается на Чонгука. Если раньше тот попадался на глаза лишь в классе и изредка в коридорах школы, то теперь взгляд цепляется за уже знакомый силуэт повсюду: в столовой, на футбольном поле, у ворот школы, да даже за школой у курилки, чёрт возьми.       И смотрит, смотрит, смотрит так необъяснимо долго и задумчиво, что, если бы это был кто-то другой — Тэхён бы ему уже втащил за то, что так бессовестно пялится. Но Чонгука он бить не собирается. А потому смотрит в ответ с лёгким прищуром и немым вопросом, отчего тот краснеет и поспешно отворачивается.       Тэхён считает это забавным, временами даже проскальзывает мысль, что это мило, но развивать её дальше и делать какие-то выводы не спешит. Он всё так же проводит время со своими ребятами, прозябая на переменах за школой на излюбленной курилке, а после — всё так же идёт на любимую лавочку, где концентрация Чон Чонгука на один квадратный метр превышает все лимиты. Тэхён не привык, что в то время, как он рисует, с ним рядом сидит кто-то ещё. Более того, он совершенно не привык, что этот кто-то будет тихо, а иногда и в полный голос, напевать различные попсовые песни.       Может, Тэхён и хотел бы не обращать внимания, но, спустя несколько недель постоянного присутствия Чонгука рядом, он понимает, что привыкает. Назвать это привязанностью не решается, но ощущение безотчётной тоски, когда лавочка остаётся лишь для него одного, угнетает и тревожит.       Естественно, он этого никак не показывает и не комментирует, лишь изредка позволяет себе дольше обычного задержать на Чонгуке взгляд, когда тот задумчиво пялится в крошечный экран МР3-плеера и тихо бурчит себе под нос очередную песню. В эти моменты Тэхён думает о том, как же сильно они отличаются и как чертовски отчаянно это притягивает.       Он говорил, что не портит хороших мальчиков. Но что, если его тянет к Чонгуку не для того, чтобы испортить, а чтобы наоборот, тоже стать хорошим?       Тэхён много об этом думает. Он понимает, что слишком много думает о своём новом однокласснике, но, учитывая то количество времени, что они проводят вместе, разве это не в порядке вещей?       Плевать.       В очередной день, сидя под всё ещё палящим сентябрьским солнцем на раскалённой лавочке, Тэхён, сняв пиджак и развязав надоедливый галстук, пытается нарисовать небо таким, каким он видит его сейчас. Опрометчивое решение, в какой-то степени даже отчаянное, поскольку рисует он простым карандашом, но всё же продолжает стараться. Рядом сидит Чонгук: его глаза прикрыты, а пухлые губы беззвучно нашёптывают текст песни, играющей в наушниках. Тэхён даже расстроен, что тот не делает этого вслух, но петь больше не просит. Лишь цыкает недовольно спустя несколько минут, проведённых в попытке красиво нарисовать кучевое облако, и с напускным раздражением легонько пихает Чонгука в плечо, привлекая внимание.       — Что? — тот выглядит слегка испуганным, когда нажимает паузу на плеере.       — Руки убери, — требует Тэхён, сверля холодным взглядом.       — Ч-что?       — Руки, говорю, убери с коленей, — повторяет с режущей сталью в голосе.       Чонгук растерянно кладёт ладони на дерево лавочки, в одной из них зажимая любимый плеер, и выжидающе смотрит, нервно пожёвывая нижнюю губу. Тэхён хмыкает, после чего закатывает глаза и громко цокает:       — Подними вверх.       — Но з-зачем? — заикаясь интересуется, но тем не менее делает так, как велели: поднимает руки над головой, ожидая дальнейших указаний.       Эти наивность и доверчивость умиляют, — так думает Тэхён. О том, что Чонгуком всего лишь навсего правит страх, думать не хочется.       Как и обо всём другом, если честно. Тэхён устал думать.       Он дарит озадаченному Чонгуку лёгкую улыбку, явно вызывая ещё больше вопросов, а затем, развернувшись корпусом, закидывает ноги на лавочку и, протяжно выдохнув, ложится тому головой на колени.       — Тебя что-то не устраивает? — делано безразлично интересуется, видя тень сотни вопросов на чужом лице. — Ты занял половину моей лавочки. А я привык искать вдохновение лёжа, — поясняет так, словно совершенно ничего странного не происходит.       Вообще, Тэхён говорит почти правду. Он действительно часто лежал здесь, разглядывая небо, облака, верхушки деревьев, пока курил и размышлял над новым рисунком. Но правда ли, что именно сейчас ему понадобилось срочно занять горизонтальное положение для этого?       Тэхён не уверен. Это просто бессознательный порыв, которому он и не подумал сопротивляться.       Тело Чонгука напряжено, пока во взгляде читается панический вопрос, куда ему теперь деть руки, и он, немного поразмышляв, левую опускает на лавочку, а правую, в которой зажат плеер, робко кладёт на мерно вздымающуюся грудь Тэхёна.       Тэхён же удивлён такой внезапной смелостью одноклассника, и это вызывает очередную улыбку. Чуть приподняв подбородок вверх, чтобы видеть лицо Чонгука, он замечает на его щеках жгучий румянец и хрипло смеётся с того, как тот пытается спрятать смущённый взгляд.       Оказывается, дразнить его так забавно.       — Расскажи мне про Пусан, — просит Тэхён, прикрыв глаза и сложив руки на груди. Ему, в принципе, комфортно молчать рядом с Чонгуком, но слушать его голос — вдвойне приятно.       — А? — тот звучит явно потрясённым. — Нам… Нам не обязательно разговаривать, — мямлит, заставляя Тэхёна распахнуть веки и уставиться на него, скептически выгнув бровь.       — Это ты так ебальник мне пытаешься закрыть? — спрашивает, выжидающе пялясь на одноклассника.       — Что?! — Чонгук почти вскакивает с места, но, видимо, вовремя вспоминает, что на нём лежит непрошеная ноша. — Я просто, знаешь… Тебе не обязательно говорить со мной из вежливости только потому, что мы сидим здесь вдвоём.       Тэхён прыскает со смеху.       — Из вежливости? — иронично. — Где вежливость, а где я, сынок? — скалится довольно.       — Сынок?..       На некоторое мгновение между ними повисает тишина, и Тэхён за это время практически успевает задремать, как вдруг из сладкой неги его вырывает тихий голос Чонгука:       — В Пусане хорошо. Там море, свежий воздух, дом…       — Зачем тогда переехали?       Чонгук выдерживает недолгую паузу, после чего отвечает понуро:       — Родители развелись.       — Ты здесь с мамой или отцом живёшь?       — С мамой, — тот поджимает губы. — И отчимом.       — Хорошо ладите? — Тэхён и сам не понимает, почему устраивает этот допрос. Просто Чонгук ему внезапно становится интересен, и вопросы сами по себе слетают с губ.       — Я бы так не сказал, — нехотя отвечает тот, и Тэхён решает не развивать эту тему: замечает, что собеседнику она неприятна. Не то чтобы он переживал о чьих-то чувствах или заботился о чужом комфорте, просто по себе знает, как заёбывают вопросы про родителей, когда в семье не всё окей.       Родители Тэхёна не развелись, но даже если бы это было так, всё равно ничего бы не изменилось. Они чужие люди друг другу, причём все трое. У каждого своя жизнь и свои заботы, а тратить время на нерадивого сына семейство Ким не желает. Да и пофиг.       — Куда будешь поступать после школы? — будничным тоном спрашивает Чонгук, видимо, решив поддержать разговор. — Мог бы в Пусан, там много университетов.       — Меня не возьмут.       — Почему?       — Ты оценки мои видел? — хмыкает Тэхён, закатывая глаза. А затем решает, что ему слишком нудно, и он соскучился по взбудораженному виду одноклассника, поэтому добавляет загадочное: — Да даже если бы оценки были хорошие… Всё равно не возьмут из-за того, что я сделал.       Чонгук аж подаётся вперёд и склоняет голову вниз, чтобы лучше видеть лицо Тэхёна.       — А что ты сделал? — с неподдельным интересом.       Затяжная пауза для нагнетания атмосферы помогает Тэхёну сообразить, что сказать дальше, и достать из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Он закуривает, прищуренным взглядом всматриваясь в голубое небо, и, выдыхая сизый дым, хрипит:       — Человека убил.       Чонгук замирает на месте, его тело напрягается до состояния свинца, пока во взгляде пляшет непонимание и что-то сродни подступающей истерики. Он беззвучно открывает и закрывает рот, вероятно, пытаясь что-то сказать, и только через долгие, кажущиеся бесконечностью пару минут, выдыхает:       — За что?..       Это пиздец как весело. Тэхён буквально едва сдерживает себя, чтобы не захохотать в голос.       — За посягательство на мою лавочку, — с полной серьёзностью в тоне и во взгляде. — Был тут до тебя один…       — Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — Чонгук убирает руку с его груди и обеими ладонями прикрывает широко разомкнутые от шока губы.       Господи.       Почему он такой чертовски милый в своей наивности?       — Да какие уж тут шутки? — Тэхён протяжно затягивается и кивает в правую от них сторону. — Видишь дерево в метрах десяти от нас? Там я его закопал.       Глаза Чонгука увеличиваются буквально до размера монеты в пятьсот вон, и Тэхён всё же не может больше сдерживаться: подрывается с его коленей и, согнувшись пополам, совершенно бессовестно смеётся, не заботясь о том, что из его горла вырываются звуки больше походящие на вопли гиены, чем на человеческий смех.       — Ты… Ты! — Чонгук злобно хмурится, отчего становится ещё веселее, и обиженно дует губы. — Я же чуть не поверил, придурок!       — Эй, — смех резко затихает. — Выбирай выражения. Место под деревом ещё свободно.       Честное слово, Тэхён ещё не видел настолько доверчивых и восприимчивых людей. Он всего лишь произнёс безобидную шутку, а у Чонгука все эмоции на лице написаны: неверие, страх, желание сбежать, мольба о помощи и пощаде. Тэхён искренне этому умиляется, поскольку впервые сталкивается с подобным, и в нём неумолимо быстро зарождаются волнующий трепет по отношению к этому парню и желание защитить от подобных ему, Тэхёну, придурков.       Он, выбросив окурок, снова ложится Чонгуку на колени и пристально всматривается в его лицо, насколько это возможно в этом положении.       — Что ты так смотришь? — тот ожидаемо робеет и отводит взгляд.       — Ты слишком чист и невинен для этого места, — настолько искренним Тэхён давно ни с кем не был. — Как капля росы, — сам хмыкает от столь романтичного сравнения. — Крошечная капелька.       — Какое место ты имеешь в виду? — сипло интересуется Чонгук. — Эту лавочку?       — Этот город, — грустно усмехается в ответ. — Этот район, — прикрывает глаза. — Лучше бы ты остался в Пусане, Капелька.       Только вот для кого лучше?       Явно не для Тэхёна, который впервые за восемнадцать лет чувствует внутри себя что-то помимо серой тоски и бесцветного безразличия.

***

      В гараже у Вонхо до чёртиков много людей. Пятница проходит в привычном для местных подростков темпе — с алкоголем, сигаретами и мокрыми поцелуями на тусовке с первой попавшейся девчонкой. Тэхён сидит у самой стены возле стола с инструментами и допивает четвёртую по счёту бутылку пива, хмельным взглядом прогуливаясь по присутствующим. Настроение у него сегодня необычное — странно-паршивое, словно всё вокруг потеряло какой-либо смысл. Хотя, если задуматься об этом глубже, ему остаётся только усмехнуться: а имело ли вообще что-то в его жизни смысл? Дни сурка, тянущиеся бесконечной вереницей и наполненные одним и тем же серым мраком, не несут за собой никакого содержания и ценности. От этих мыслей ему становится тошно — он не привык жалеть себя и философствовать на тему жизни, костеря Вселенную за несправедливость, но сегодня бороться с дурью в пьяной голове отчего-то сложнее, чем обычно.       Тэхён решает, что с него хватит веселья, и, поставив пустую бутылку из-под пива под стол, неспешно ретируется из гаража. Домой идти совершенно не хочется, это место давно не служит оплотом безопасности и комфорта, поэтому он, слегка виляющей от хмеля походкой, бредёт в сторону своего убежища, скрытого в чаще деревьев.       Рисовать сейчас явно не выйдет, но Тэхён этому ни капли не расстраивается — вряд ли в данный момент он в состоянии провести хотя бы одну чёткую линию. Да и полуночная темнота ему явно не помощник.       По дороге к лавочке он встречает в парке несколько знакомых компаний — выпивает по стакану соджу с каждой из них, выкуривает по сигарете, перекидываясь с пацанами последними новостями района, после чего ссылается на важную встречу и поспешно удаляется. Не то настроение, чтобы разделять чужое веселье.       Пробираясь сквозь густые деревья вблизи лавочки, Тэхён позволяет мимолётно проскользнуть мысли, что, было бы неплохо, встреть он сейчас Чонгука на их месте. Но на улице уже за полночь, он изрядно пьян и, наверное, хорошо, что этого не случится — мало ли, что взбредёт в его голову, когда он в очередной раз залипнет на такую притягательную улыбку Чонгука.       Тэхён встряхивает головой, прогоняя из сознания вспыхнувший чужой образ, и почти преодолевает последние сто метров к заветному месту. Когда до цели остаётся всего несколько шагов, он слышит в темноте странный звук, слабо напоминающий всхлип, и хмурится, остановившись.       Кого сюда принесло? Он не готов делить своё место с кем-то ещё.       Включив фонарик на своём старом кнопочном телефоне, Тэхён подходит к сгорбившемуся силуэту, сидящему практически неподвижно, и светит тому прямо в макушку опущенной головы. Слух улавливает более чёткие и различимые всхлипы, а возникшая в голове догадка заставляет на мгновение покрыться кожу мурашками.       — Чонгук? — голос Тэхёна, наверное, впервые звучит настолько растерянно и словно испуганно. Он привык быть рядом с этим парнем непоколебимой и уверенной в себе скалой и не думал, что чужие слёзы возымеют над ним такой эффект.       — Тэхён? — тот поднимает голову и щурится от яркого луча фонарика, ослепляющего зарёванные глаза.       Лицо Чонгука опухшее и покрасневшее от слёз и чьих-то ударов, на губах застыла кровь, во взгляде полнейшие отчаяние и пустота, а из горла рвутся всхлипы от пережитой истерики, которые тот уже не может контролировать.       — Почему ты здесь? — выдавливает из себя Тэхён. Но это далеко не то, что он на самом деле хотел бы спросить.       «Почему ты плачешь?»       «Почему на твоём лице ссадины и кровь?»       «Кто тебя обидел?»       «Как мне тебе помочь?»       — А куда мне ещё идти? — кажется, вопрос Тэхёна и последовавший за ним ответ провоцируют новую порцию слёз. Чонгук вновь всхлипывает и зло вытирает мокрые нос и щёки рукавом чёрного худи под сканирующий взгляд хмельных глаз.       — Кто это сделал? — Тэхён подходит вплотную и неуклюже садится на корточки, положив руки на острые коленки Чонгука и подняв на него глаза. — Кто тебя ударил?       Тот молчит, отвернувшись в сторону, и периодически всхлипывает и икает, зло поджимая губы. Храбрится. Вероятно, не хочет показать себя слабым.              Тэхёна это не устраивает.       — Капелька, — зовёт он хрипло и ласково, привлекая к себе внимание. — Расскажи мне, кто это сделал?       В голове крутятся десятки версий, начиная от Вонхо, который, к слову, на своей же тусовке в гараже и вряд ли успел бы обидеть Чонгука, заканчивая теми компаниями, что он встретил по дороге сюда. Второй вариант вынуждает напрячься и слегка занервничать — Тэхён понимает, что один не потянет против толпы обидчиков, если вдруг решит заступиться или отомстить. К тому же, он попрёт против «своих», что уже чревато последствиями.       — Я просто устал, — шепчет Чонгук, пустым взглядом пригвождая к земле. Такой потерянный и разбитый на осколки. Такой маленький и хрупкий. Тэхёну не нравится то, как реагирует его сердце на такого Чонгука, заходясь в истерике.       — Пойдём, я отведу тебя домой, — предлагает, поднявшись на ноги, и протягивает руку. Хочется отвести этот дрожащий комок отчаяния в безопасное место и упорядочить собственные мысли.       — Я не пойду туда, — противится. — Я не пойду сегодня домой, — в голосе сквозит лёгкая паника, в то время как на лице, даже в кромешной тьме, разрушаемой лишь тонким лучом фонарика, виднеются отголоски неподдельного испуга.       Тэхён бы хотел знать, в чём причина. Тэхён хотел бы, чтобы Чонгук выложил ему всё как на духу, тыкнул пальцем в обидчика и рассказал, что произошло, но он не делает никаких попыток добиться истины. Понимает, что сейчас это не первостепенная задача, и чувствует, что ему просто хочется, чтобы Чонгук оказался в безопасности и перестал плакать.       — Хорошо. Тогда идём не домой, — голос Тэхёна сдержанный, несмотря на тот калейдоскоп эмоций, которые он испытывает. Он вновь тянет к Чонгуку руку, и тот, к удивлению, совершенно не сопротивляется — поднимается с лавочки и, шмыгнув носом, безропотно следует за Тэхёном. Не задаёт никаких вопросов, молча перебирает ногами, всё ещё иногда непроизвольно всхлипывая, что действительно заставляет чувствовать себя паршиво.       Выход из парка они ищут, обходя его по самому краю, чтобы ни на кого не наткнуться, и Тэхён понимает, что, по-хорошему, ему бы уже отпустить подрагивающую ладонь Чонгука, которую он так крепко сжимает в своей, но всё равно этого не делает.       Ему нравится держать Чонгука за руку. И совершенно не нравится видеть его избитым и заплаканным.       Даже зная, чем чревато такое проявление привязанности среди местных гомофобов, он до последнего ничего не меняет. Лишь на выходе из парка размыкает их сцепленные в замок пальцы рук и сам от этого морщится. Его ладонь немного потная, как и ладонь Чонгука, из-за длительного тесного контакта кожи с кожей, но он не чувствует ни капли брезгливости или отвращения.       Была бы его воля, он бы никогда не отпускал руку Чонгука.       Особенно такого Чонгука: разбитого, сломленного и нуждающегося в нём.       Откровенно говоря, Тэхён и сам не понимает, как и почему так быстро утонул в этом мальчишке, но он просто каждой клеточкой своего тела ощущает острую потребность защищать его, оберегать и быть рядом. Немалое количество алкоголя в крови лишь обостряет эти чувства, и сейчас Тэхёну вообще кажется, что он влюблён по уши.       Вот только кажется ли?..       Глупое и необдуманное признание вертится на языке, так и норовя выскочить и всё испортить, но Чонгук опережает его, неосознанно уводя тему в абсолютно другое русло:       — Куда мы идём? — всё же интересуется спустя почти что час их незапланированной прогулки.       — Ко мне домой.       Чонгук резко останавливается и распахивает заплаканные и припухшие глаза в удивлении.       — К тебе? А родители твои? Они не будут против?       — Им плевать, — хмыкает Тэхён.       — Даже если ты ночью приведёшь домой незнакомца? — неверяще.       — Даже если я всю неделю там не буду появляться.       Грустно, зато правдиво. В словах Тэхёна ни капли лжи — он проверял. Рассказывать об этом Чонгуку не хочется, пусть и предельно ясно, что в его семье тоже не всё в порядке. Просто он пока не готов выворачивать душу наизнанку, поскольку эта тема действительно болезненная.       — А где я буду спать? — Чонгук теперь не унимается. Заметно, что жутко нервничает.       — В прихожей на коврике, — с довольной улыбкой в ответ.       Вновь замечает нахмуренные брови и надутые губы одноклассника и прыскает со смеху. Такой Чонгук ему нравится намного больше. Любой, если честно, нравится, но такой — особенно.       Естественно, Тэхён не станет издеваться над ним и стелить на полу. Более того, он и сам не собирается там спать. Выдав Чонгуку чистые шорты и футболку для сна, он расстилает свою постель и ложится на правый край, ожидая, пока тот вернётся из ванной. Родители давно спят, в доме со старыми, местами облезлыми, светлыми обоями стоит оглушительная тишина — лишь мерный стук настенных часов разрушает её.       В этом повисшем затишье голос Чонгука, зашедшего в комнату, звучит как гром среди ясного неба, пусть тот и говорит шёпотом:       — Куда мне ложиться? — осматривает комнату в поисках дополнительно места для ночлега.       Тэхён стучит раскрытой ладонью по свободной части небольшой кровати, растягивая губы в довольной улыбке, и даже в полуночной темноте спальни замечает, как глаза Чонгука широко раскрываются, а пухлые губы распахиваются в немом вопросе.       — Что? — хмыкает Тэхён. — У меня нет второго одеяла, так что спим вместе.       — Но…       — Обещаю не приставать, моя наивная Капелька, — эти слова ещё больше заставляют Чонгука смутиться, и тот медленным шагом подходит к кровати, максимально стараясь держать расстояние, ложится, сразу отодвигаясь как можно дальше, и игнорирует край одеяла, который Тэхён ему протягивает, чтобы укрыться.       Это опять-таки забавляет. Чонгук — парень уже достаточно взрослый и самостоятельный, но робеет и смущается таких мелочей похлеще девчонок, живущих на районе. Те, на самом деле, совсем не против запрыгнуть в кровать к первому попавшемуся, лишь бы урвать для себя немного тепла и ласки, что ещё больше вызывает в Тэхёне отвращение. А Чонгук совсем не такой. И это, по правде говоря, сводит его с ума.       Спустя какое-то время тот всё же расслабляется и, придвинувшись чуть ближе, ложится на бок, лицом к Тэхёну, лежащему на спине. Дышит слегка неровно и прерывисто, комкая в руке край подушки. Снова нервничает. Или до сих пор.       Повернувшись к нему и отзерквалив позу, Тэхён рассматривает лицо, покрытое ссадинами и местами запёкшейся, не отмывшейся кровью, сдерживая в себе порыв коснуться и провести по впалой щеке кончиками пальцев. Серьёзно, он никогда подобной нежности ни к кому не испытывал, и это одновременно и пугает его, и будоражит.       Но что действительно страшно — это невзаимность. Вряд ли Чонгука влечёт к парням, это было бы блядское волшебство, только вот Тэхён давно не верит в чудеса.       Он всё смотрит и смотрит, впитывает в себя каждую мелочь, едва заметную в практически полной темноте. Небольшое окно мало спасает — лишь крохотный луч холодного лунного света освещает комнату, позволяя насладиться чужой, пусть и временно испорченной, красотой.       Чонгук отвечает ему тем же — впервые смотрит так пристально и долго, не отводя взгляд, и это побуждает Тэхёна задержать дыхание и замереть, чтобы не натворить глупостей.       — Это так странно, — заговаривает тот тихим шёпотом.       — Что именно?       — Мы едва знакомы, но ты проявляешь ко мне заботу больше и сильнее, чем мои родные, — с давящей тоской в голосе.       Тэхёну до зуда в костях хочется обнять Чонгука, но он сдерживается.       — Мы знакомы не так уж и мало.       — Ты понял, о чём я.       Набрав полные лёгкие воздуха, Тэхён решается сказать:       — Не знаю, почему, но мне хочется о тебе заботиться, — и всё же протягивает руку, проводя кончиками пальцев по раненной щеке.       Повисшую на несколько коротких секунд тишину разрезает внезапный всхлип Чонгука, отчего Тэхён дёргается, широко распахнув глаза. Он абсолютно не понимает, что ему делать. Двигается чуть ближе и разбито шепчет:       — Эй… Не плачь, пожалуйста.       — Ты… Ты не понимаешь, — Чонгук пытается подавить вновь приближающуюся истерику, уткнувшись лицом в подушку. — Он звереет от любой мелочи, ему совершенно плевать, что мне больно. Будто специально ищет повод исколотить меня, — сквозь слёзы невнятное. — А мама… Она только и делает, что смотрит с сожалением, ничего не предпринимая. Я словно совсем один, понимаешь?       Тэхён осознаёт, что речь идёт об отчиме Чонгука, и сжимает челюсти до скрипа, думая о том, как здорово было бы переломать тому шею. Но сейчас важнее показать Чонгуку, что он не один. Больше нет.       — И самое ублюдское знаешь что? — тот уже икает от слёз и морщится от соли, впивающейся в раны. — Я не могу ему противостоять. Не могу ответить. Мы одного роста, почти одинакового телосложения, но я каждый раз впадаю в грёбаный ступор и не могу даже пошевелиться, — поднимает голову и сталкивается взглядом с Тэхёном, у которого сердце буквально крошится от вида такого Чонгука. — Я ненавижу насилие. Я панически боюсь его. В эти моменты он может делать со мной всё, что хочет, а я лишь буду принимать удары. Как настоящий слабак.       От вновь нахлынувшей истерики Чонгук заходится в жутком плаче, и Тэхён больше не может держаться. Он сгребает его в объятия, гладит по волосам и шепчет, что защитит от всего, просит ему верить и обещает быть рядом, прижимая к груди и целуя в кудрявую макушку.       Это больно. У Тэхёна никогда в жизни так не болело за другого человека.       И он клянётся себе, что сделает всё, чтобы Чонгук больше никогда не плакал.