Лето, проведенное в космосе

Он сидел на крыше гостиницы, уставившись на усыпанное звездами небо. Пустые бутылки тихо звенели, когда парень перекладывал затекшие ноги. Язык и горло пропитались алкогольной горечью. Морти ничего не чувствовал. Пустота разрослась по телу, словно плесень, распространив свои споры внутри. Все вокруг казалось бессмысленным, ненужным. Больше ничего не имело значения. Мысли, случайно возникающие в голове, казались простыми словами, плоскими, блеклыми. Только на имя Рика сердце отзывалось тоской, болью и злобой. Но он больше не хотел чувствовать. Не хотел ничего. — Поздравляю, Мортимер, — за спиной раздались тихие, спокойные шаги. Парень лениво повернул голову, снизу вверх смотря на остановившуюся фигуру. Дыра стояла на краю крыши, задрав голову к небу и сложив руки за спиной. — Ты наконец избавился от всех страхов. Было приятно провести с тобой время. «Я не хочу домой», — вяло подумал он, отвернувшись. Говорить не было желания. Какая разница, если даже его мысли здесь были, как на блюдечке. — Рик ждет тебя. «Нет, — усмехнулся Морти. — Рик бы… попытался вытащить меня. Но он ничего не сделал. Он ушел.» Везде. Рик покинул его по обе стороны Дыры, оставив в полном одиночестве. «Зачем? Почему нельзя было оставить его хотя бы здесь?» — Потому что ты боялся, Морти. Сильнее, чем когда-либо. Он фыркнул и допил последние капли алкоголя, раскачивая бутылку. Зажатое между пальцами влажное горлышко медленно скользнуло вниз, а потом резко упало, усеяв осколками землю. Морти посмотрел на свою раскрытую ладонь. На грубые мозоли, забившуюся под ногти грязь, почти зажившие мелкие, случайные порезы. На все, что могло напоминать о Рике. Их общее время оставило свои следы везде. Душа, тело, мысли — Морти принадлежал мужчине целиком. Но никогда не смог бы получить этого в ответ. Они были напарниками. Они были друзьями, семьей. Они были созависимы друг от друга. Но это ничего не значило. Парень всегда нуждался в Санчезе больше, чем тот в нем. Как Земля зависела от Солнца, как спутник от своей планеты. Без Рика все было… Неважным. Из жизни вырвали её смысл, из тела вырвали сердце. — Я хочу о-остаться здесь, — Морти снова посмотрел наверх и поймал ироничную улыбку. Он и сам знал ответ. В конце концов, его покинула даже Дыра.

***

Он помнил этот туалет грязнее, чем он был на самом деле. В воспоминаниях липкие, пыльные стены оставляли следы на руках и крепко держали одежду, свет то и дело пропадал полностью, погружая комнату во тьму. Однако мигала всего лишь одна лампа. По зеркалам не тянулись паутины трещин, только к углам присохло что-то тонкое и землянистое. За спиной, растянув свои то ли водоросли, то ли волосы, зиял вход в Дыру. На дне, среди мутной воды, лежал мусор. Место, так долго питавшееся его страхом, казалось просто брошенным в ремонте туалетом. Парень повернул голову. На пробковой доске, среди нескольких фотографий висела записка, со знакомым острым, угловатым почерком. «Давай домой, как закончишь, пес» Морти поднялся на ноги и сорвал бумажку, скомкав её в руке. Пустота внутри медленно заполнилась вялым раздражением и отчаяньем. Рику правда было плевать на него. После всего, что они пережили. После всего дерьма, которое вытерпел парень ради него, после всех ночей, когда он просыпался от кошмаров или не мог уснуть, когда кричал так сильно, что Саммер стучала в стену, чтобы он заткнулся. После того, как отобрал последний шанс на нормальную жизнь. — Старый м-мудак, — прохрипел Морти. Он был готов отдать жизнь за мужчину, он отдал ему все. Рик даже не ждал его. Парень вылез из кабинки и, замявшись на секунду, остановился перед зеркалом. Он перестал смотреть на свое отражение так давно — ещё до Дыры. Лишь иногда бросал спешные взгляды и отводил глаза, когда чистил зубы. Из отражения смотрел не он — пялились другие Морти, запертые за гладкой стеной. Когда-то парень пристально вглядывался в зеркала часами, пытаясь запомнить свое, настоящее лицо. Но со временем оно все чаще искажалось, а пустые, усталые глаза становились до жути чужими. Морти боялся своего отражения. Оттуда на него смотрели тысячи Вселенных, реальные больше, чем он сам. Парень не выдержал и отвернулся. Все было в порядке. Он выглядел нормально. Так, словно ничего, блять, не случилось. Словно ничего не было. Раздражение, сбросив вялую пелену, ядом проникло в кровь. Морти сжал край раковины до противного скрипа под пальцами, с силой сжав зубы. Словно ничего не случилось. Словно ничего не случилось. Ничего, ничего, блять, не произошло! И Рик ткнет его в это носом, когда парень вернется домой, отмахнувшись от его слов. Ничего не случилось. Морти вдруг истерично захохотал, согнувшись над раковиной, словно его тошнило. Но вместо рвоты из него вырывались отчаянные смешки, слезы и завывания. Все, что он так долго держал в себе, чтобы не волновать семью, чтобы Санчез не прекратил их приключения. Это уже не имело смысла. Рик бросил его. Он даже не волновался. Гения не было в Дыре. Его даже не было рядом. Никого не было рядом. Морти сглотнул комок соплей и включил кран. Холодная вода обжигала лицо и руки, словно лёд. Он оглянулся назад. Дыра чернела своей пастью. Во Вселенной ничего не имело смысла. Солнце опаляло своим жаром планеты, но оно не жило ради Земли. Ему всегда было плевать. И не было разницы, что за черная дыра в конце концов поглотила бы его. Он открыл глаза. Вспыхнувший на секунду обжигающий пожар гнева погас, будто поглощенный бездонным, холодным океаном. Ледяные воды сковали душу; ровные, невесомые волны омывали застывший в молчании мир. Плач застыл в горле. Все вдруг поросло прочной, невидимой стеной. Это было так знакомо. Морти затрясся в беззвучном смехе, чувствуя, как отчаянье поглотило его с головой. Он больше не знал, что было реальным. Больше не хотел знать. Только выдавить из себя хоть одну слезу, последний раз в жизни завыть, разрыдавшись в голос. Позволить себе выдавить, словно гной, эту скорбь. У него отобрали даже это. Он не мог заплакать. Не мог ничего. Совершенно. В голове было пусто. Бесконечные, роившиеся в голове мысли стихли, оставив его одного. Даже они ушли. Так смешно. Словно кто-то остался бы с ним навсегда. В груди резко вспыхнула родная, колкая и желчная боль. Парень вяло улыбнулся. — Д-да, точно. Прости м-меня, — прошептал он. Так невыносимо. Хотелось выть, кричать, биться о стены, лишь бы заглохло, лишь бы не было больше… но вместо этого только перекатился на бок, свернувшись в калачик. Он бы не поступил так. Не оставил друга, который был с ним всегда. Ревнивого, наглого. Такого похожего на Рика. Морти растянул губы шире, так сильно, что заболели щеки. Он как будто был зависим от таких отношений. Созависимый-абьюзивный-токсичный. Слова катались по извилинам мозга, такие родные, как въевшийся в кожу запах перегара. Как грубые, мозолистые руки, похлопывающие по плечу, как широкий, ликующий оскал. Как уродливая, ненормальная, больная любовь. Парень обхватил себя руками за плечи, пытаясь обнять изо всех сил. Он любил Рика. Просто любил. Почему-то это было хуже всего, что он успел сделать за свою жизнь. Ожидая гнетущего шепота Дыры за спиной, Морти вдруг ощутил, как упал в огромную яму одиночества. Больше он никому не был интересен. Никто не спасал его, не мучил, никто… не приходил. Парень закрыл глаза, прикусив щеку изнутри. Теперь ему было все равно, сон это, Дыра или реальность. Границы давно стерлись. Да, ему было все равно. Но почему ему все ещё больно?

***

Диппер катал в руке тяжёлые синие шарики, с поцарапанными от времени боками и мелкими белыми крапинками. На солнце они казались бледными и мутными, аккуратно вырезанными кусками звездного неба. Что-то в них заставляло его чувствовать себя под стеклянным колпаком на этой планете. Торговая площадь гремела разными голосами, сливающимися в бесконечный шум. Парень в последний раз обернулся в сторону лавки, куда отнес части их разбитого корабля, которые они с Морти вынимали всю неделю. Друг хмурился и кусал губы, решая, что они могли продать, чтобы заплатить за номер и еду, а что оставить, на случай, если бы смогли что-то придумать. Но если они останутся здесь ещё немного… Если задержатся на месяцы или годы, тарелки им не хватит, даже если продать целиком. Им придется найти работу. Им придется начать новую жизнь здесь. Или позволить Морти умереть и вернуться. Диппер встряхнул головой. Нет. Он не хотел этого, просто не хотел. Не важно, прерывалась от этого жизнь по-настоящему или нет, смерть все ещё была смертью. И он не мог так поступить со своим другом. Парень вздохнул и поднялся. Солнце медленно ползло за горизонт, вытягивая вдоль улиц длинные, прохладные тени. То тут, то там пробегали дети, пиная друг другу мяч или размахивая тонкими палочками в своей непонятной игре. Этот город, эта планета жила. Диппер слабо улыбнулся, но губы снова сжались в тонкую линию. Он чувствовал себя так, словно возвращался на кладбище, полное пустых надгробий с людьми, которым он не мог помочь. Морти почти не выходил на улицу и, кажется, даже не вылезал из кровати. Потухший взгляд блуждал по номеру, но смотрел сквозь стены и мебель, уплывая далеко за пределы планеты. Диппер хотел помочь ему. Но он не знал, как. Чтобы он не предлагал, это было бесполезно. Морти, закрывшись в своем горе, стал бледным призраком того парня, с которым познакомился Пайнс в начале лета. Почти незнакомцем с лицом его друга. Подросток снова оглянулся на детей и сжал шарики-монетки в руке. Он мог бы купить что-нибудь, чтобы извиниться перед Мейбл за то, что так внезапно пропал, заставив её переживать. За то, что в конце лета, полного приключений, снова как будто бросил. Или даже на все это время, зациклившись на Рике и Морти. Хотя они обещали друг другу, что будут вместе, чтобы ни случилось. Парень поджал губы. Он должен был в первую очередь заботиться о своей сестре, а не о Морти. В конце концов, все равно ничего хорошего из этого не вышло. Диппер просто застрял здесь, но единственный человек, который мог хоть что-то сделать, казалось, не хотел даже жить. Пустые глаза лишь иногда провожали чужое движение по номеру, порою болезненно вспыхивая и снова угасая. Морти становился похож на восставшего из мертвых, бездушного подростка, молчаливого и апатичного. Единственное, ради чего он пару раз вышел на улицу, был алкоголь. Было так больно смотреть на него и чувствовать свою беспомощность. Было так больно думать о том, как он подвел Мейбл и понимать, что он ничего не мог сделать. Было так тяжело и хотелось хотя бы немного забыть обо всем, что терзало душу. Диппер остановился в центре маленького дворика с каменным садом и провел рукой по гладкой, теплой поверхности булыжника. Он слабо улыбнулся, медленно растворяясь в этом умиротворении и тишине. Ничего плохого ведь не случится, если он просто немного отдохнет?

***

«Это моя вина», — мысль назойливой мухой снова и снова возвращалась по ночам, болезненно впиваясь в голову. Саммер отмахнулась от неё, протерев уставшие глаза и снова всмотревшись в экраны. Схематичные карты космоса пестрили ломанными, резко обрывающимися линиями, мелкими подписями к звездам и планетам, и от этого обилия болела голова. Но самого главного все ещё не было. — Где же вы, уебки, — прошипела девушка себе под нос, ища взглядом несколько мигающих точек. Её семья и Диппер должны были быть хоть где-то. В какой-то глухой заднице, из которой еле доходил сигнал, но в конце концов прорвался бы. Потому что если они снова свалили в другую Вселенную, Саммер лично отправится в другую вселенную и задаст им трепку. Да, точно, свернет шеи своему глупому братцу и идиотскому деду, а потом обнимет их и потащит домой. Но на экранах все продолжалось молчание. Смит, поджав губы, обвела взглядом каждую точку и линию, и в конце концов, покачав головой, поднялась с кресла. — Нет, все, пошли вы нахуй. Я ждала вас несколько дней и сегодня я буду спать, — зло проговорила она, поднимаясь по лифту наверх. Они сами виноваты, что снова попали в какую-то задницу. Ей жаль только Диппера, который случайно оказался рядом с этими олухами. Девушка вздохнула. Все дни тревога, словно злобная тень, следовала по пятам за ней, засев где-то в душе. Что вообще могло случиться с Риком и Морти, раз они до сих пор не вернулись? Надо было полететь с ними. Она же знала, что они оба идиоты, что этот глупый азартный старик втянет их в какую-то задницу или брат снова решит сделать все по правилам и провалится. Она знала, но оставила их без присмотра. «Почему я должна смотреть за вами, как за детьми? — ругалась она про себя, проходя по тихому и тёмному дому в свою комнату. — Мы не должны волноваться о вас!» Почему они снова влезли в какую-то задницу, а разбираться с этим приходится ей? Саммер замерла. В ночной тишине мамины всхлипы из родительской комнаты разносились по всему коридору. Девушка осторожно подобралась к двери и заглянула в щель. Мама беспокойно ворочалась, хмурясь и плача во сне, пока папа, не просыпаясь, пытался утешающе обнять её. Смит поджала губы и отступила, тихо скрывшись в своей комнате. «Почему мы должны страдать из-за вас? Почему вокруг вас всегда такое дерьмо?» — зло думала она, высматривая в темноте вещи на полу и маленькое, закутанное в одеяло с головой тело Мейбл. Девочка целыми днями тревожно вглядывалась вместе с ней в экраны, беспокойно накручивая волосы на пальцы и то и дело выдергивала пряди от волнения каждый раз, когда ей казалось, что она что-то видела. Но даже если сигнал и появлялся, то слишком быстро исчезал. Вот ради кого Саммер в первую очередь должна быть сильной. Ради этих детей, которые никогда не должны были оказаться здесь и познакомиться с этой семьей. И если Морти не заботился о Диппере так же, как она о его близняшке, то девушка просто открутит ему яйца! Смит наклонилась и подобрала с подушки пейджер, собираясь убрать на тумбочку. Экран загорелся, и она невольно прочитала несколько сообщений от дядей близнецов, которые пытались утешить и поддержать двоюродную внучку. Сердце тисками сжали горечь и зависть. Может, если бы у них был кто-то, кто заботился и переживал о них так же сильно, всего этого не было. Может, если бы они были лучшей семьей, то маме был бы не нужен Рик, он был бы не нужен Морти. Саммер положила пейджер на тумбочку экраном вниз, борясь с желанием прочитать ещё. и забралась в кровать, накрывшись одеялом с головой. Пустые слезы тихо текли по её лицу, пока девушка молча смотрела в темноту. Она должна была быть сильной. Но сейчас, когда комната не была безопасным местом, где она, в одиночестве, могла дать волю эмоциям, так хотелось вернуться в подвал и разрыдаться. «Я вас ненавижу, — она закрыла глаза. — Просто возвращайтесь скорее, придурки» Слеза, скатившись по щеке, впиталась в подушку.

***

Он лежал на сырой земле, подставив лицо холодным, колким каплям дождя. Пробирающий до костей холод шипел, встречаясь с раскаленным телом, с пылающим разумом, который не мог потушить. Иногда Морти казалось, что в нем не осталось человечности. Рик вырвал это из него, голыми руками разорвав плоть, не думая об анестезии. Медленно, раз за разом, он вырезал человечность из парня, заменяя своими мыслями, своими идеями, своими идеалами. Он поставил себя на место Бога. Морти словно вырвали позвоночник, оставив жалкое, нелепо извивающееся в судороге тело. Позвонок за позвонком, раз за разом. И на их место вставали холодные, механические кости, которые пришивали, подкручивали, приваривали на живую. Это было так больно. Приключения лишили его человечности. Рик Санчез лишил. И теперь Морти лежал с ним в одной могиле, вжимаясь в холодный, твердый, изъеденный червями и паразитами труп. Какая вонь. Разве не этим были их отношения? Руки болели, под ногти забилась грязь, но это было до пиздеца привычным и нормальным. Он уже не хотел знать, что реально. Рику было все равно. Рик ушел. Это было одним и тем же. Яркая сверхновая поглотила его своим ярким взрывом, черная дыра забрала в свой кошмар. Морти мог быть рядом с мужчиной, только если это было бесполезное, бездушное, брошенное тело. Словно сброшенная змеиная кожа. Он был просто хвостом, который отбрасывала ящерица, не оглядываясь на него. Морти можно заменить. Эта мысль крутилась в голове, словно зацикленная запись: снова, и снова, и снова. Разве это, блять, не было основной их отношений? Страх потери, ощущение, настолько реальное, что его можно было почувствовать кончиками пальцев. Лица сотен и тысяч Морти во снах, которые были лучше, которые были полезнее. Которых легче использовать, которых не нужно было чинить. — Это т-твоя вина, — бесцветно сказал парень, повернув голову к Рику. Мертвое тело ничего не ответило. Сердце разрывалось на части, боль раскалывала его на куски, свербила внутри. Морти поцеловал холодную, твердую щеку, и в то же время протянул руку, сжимая её на чужом горле. Что-то скрипело под медленно сжимающимися пальцами, что-то хрустнуло. Разве не этим были их отношения? Любовь и ненависть. Боль и забота. Рождение новой звезды и погибель всего вокруг. Глаза болели, чесались. Морти приподнялся, скользя ладонью по мокрой грязи, упираясь Рику в горло. Ломая его шею все больше. Хруст, хруст, хруст. Почему он такой приятный? Тело. Набитое ватой, неповоротливое, тяжелое, нелепое тело. Он его ненавидел. Оно было недостаточно хорошо для приключений с Риком. Набитый нелепыми, бесполезными органами мешок, от которого так хотелось избавиться. Морти вынул из стены могилы тяжелый, острый камень. Волосы налипли на лоб, лезли в глаза и кололись своими концами. Рик не хотел видеть его рядом. Рик забрал все, что было, что могло быть у парня, а потом бросил его, оставив с дырой на месте сердца. Морти застрял на ебучей планетке, и даже если бы он выбрался, ему было бы некуда идти. Он так давно не был нормальным человеком. Он не смог бы вернуться домой. Рик отобрал у него дом. Все, что здесь случилось, было его виной. И то, что Морти любил мужчину, то, что это было так неправильно и больно, было его виной. Он сел на грудь трупа, упершись коленями в скользкую грязь и поднял камень над головой. Все. Удар. Это. Удар. Был. Удар. Рик. — М-мудак! — взревел парень, смотря, словно из-за стены, как камень проламывал череп, рвал кожу и мышцы. Как лицо перед ним становилось кашей, полной раздавленных личиной и крови. Рик выглядел прямо как блядский Прайм. — Я н-ненавижу вас, — прошипел он, отбросив камень, и просунул руку в это ужасное месиво. Словно под скорлупу разбившегося яйца. Порванные провода, разбитые и смятые импланты царапали ладони. Морти остервенело вырывал их, крошил в пальцах и просовывал руку все глубже. Пока не нащупал раздавленный, мягкий и склизкий мозг. Парень аккуратно, почти благоговейно вытащил его наружу и застыл. Холодные, острые капли дождя барабанили по спине и плечам. Этот мозг и был Риком. Этот ебучий орган был во всем виноват. Его так сильно хотелось уничтожить. Его так сильно хотелось сделать своей частью навсегда. Просто… — Морти!.. Он резко повернулся. Одеревеневшие губы сами собой расплылись в кривой улыбке. Диппер смотрел на него не как на человека. Нет, нет. Диппер смотрел так, будто Морти был кошмарным, уродливым монстром.

***

В номере было темно. Дождь ритмично бил по оконным стеклам, закрытым плотными темными шторами. Бутылки, катаясь по кровати, бились друг о друга, звеня стеклянными боками. Морти пусто смотрел в потолок, цепляясь бледными пальцами за горлышко. Диппер закрыл глаза, выдохнув дым и слыша жадные глотки подростка. Изнутри, сдирая мясо, когтями скреблась вина, за то, что он позволил этому случиться, позволил себе отдохнуть, за то, что не присмотрел за ним. Он закрывал глаза и видел бледное, изможденное лицо Морти. Он закрывал глаза и видел тошнотворно искалеченное тело ученого, он… Он закрывал глаза и видел этот обреченный, одержимый взгляд. Голова пухла от бесконечного гомона мыслей, от раздирающего чувства вины и от застывшей перед глазами картины. Диппер чувствовал, как к горлу то и дело поднимался желчный ком, оставляющий отвратительное послевкусие во рту и делал новую затяжку, пытаясь избавиться от всего. Он просто хотел домой. Просто хотел снова увидеть свою сестру, улыбку друга и не знать, что все это когда-то было. Чтобы этого никогда не было. — Можно мне? — собственный голос, прорвавший тишину, показался оглушительно громким и неуместным. Диппер открыл глаза, наблюдая за движением дыма в комнате, и наклонился вперед, забирая протянутую бутылку. Алкоголь был таким же горьким и обжигающим, как он помнил. Это смыло желчь во рту, заменив его чем-то не менее гадким, но хотя бы другим. Парень побарабанил пальцами по стеклянному боку, поглядывая на Морти, который открыл новую, но так ничего и не сказал. Все, что вертелось в его голове, уже было сказано. Все, что там было, привело бы их к новой ссоре. От этого было так тошно. Пайнс сидел рядом, но не мог помочь, не мог ничего сказать, не мог исправить свою ошибку. Только молча выдыхать дым в потолок и пить, морщась от горечи. — М-можно? — Морти протянул ему руку, кивнув, и затянулся, выдыхая вперед. Он крутил сигарету между пальцев, наблюдая, как она медленно тлела, и стряхивал пепел на мятые простыни. — Я в-всегда знал, ч-что Р-рик… что Р-рик однажды уйдет, — выдавил парень и снова затянулся. Диппер медленно перевел на него взгляд, изучая засохшие пятна крови на его лице. — О-оэр-он уже у-уходил. Я п-просто… просто х-хотел верить, что б-больше не… Морти поморщился и снова отпил, как будто ему было больно даже говорить об этом. Пайнс отвел глаза, касаясь губами холодного горлышка, и пытался подобрать слова. — Почему он? — в конце концов, просто спросил он. Почему, несмотря на все, он продолжал идти за этим стариком? Почему хотел быть с ним? Почему так сильно нуждался? Почему. Даже зная, что это разрушало, Морти, почему. — Я б-был ему… н-нужен, — подросток пожал плечами, усмехнувшись. Он снова затянулся и замер, позволив дыму медленно выходить наружу, расползаясь по воздуху. — Но ты не мог, — тихо, отчаянно не верил Диппер, — не мог… — он прикусил губу, не в силах сказать это вслух. Морти растянул губы в кривой, разбитой улыбке, и парню захотелось заткнуть уши, чтобы не услышать его ответ. Как будто если ни один из них не произнесет это вслух, это не будет правдой. Как будто это сотрет то прошлое, где Морти был совсем один. — Они п-просто не х-хотели м-меня замечать, — Диппер зажмурился, словно это могло помочь ему не слышать этой тихой, еле заметной боли в чужом голосе. — В ш-школе. Я б-был, т-типа, просто жа-аэр-лким? — Морти надтреснуто рассмеялся, барабаня пальцами по стеклянному боку. — М-мне казалось, ч-что они в-все меня н-ненавидят. Что я, в-вроде, з-заслужил это? П-потому что, потому… Я б-был тупым, я-я, наверное, был т-типа отсталым, р-раздражающим с-сопляком. Н-на м-мне было л-легко срывать гнев, н-но я это… — парень нервно вздрагивал, непрерывно стуча ногтями по стелку, все быстрее и быстрее выталкивая из себя слова. Пайнс почувствовал, как его замутило и схватил Морти за руку, наклонившись в проем между их кроватями. Они оба знали, что он хотел сказать. Но даже мысль об этом слове скручивал внутренности и поднимала холодный ком к горлу. «Почему?» Это просто не могло быть заслуженным. Ни один человек не заслуживал такого, но Морти. Этот хороший, отзывчивый, добрый парень, этот сломленный, пьяный, несчастный подросток, он просто не мог заслуживать. Кто угодно, но не он. И все же. Почему? — Р-рик не д-делал это специально, — сказал подросток, сделав несколько глотков, — я, я-я знаю это. Он п-просто забирал м-меня, п-потому что ему б-было похуй на м-мои желания, — Морти поморщился, когда понял, что снова начинает спешить, и допил последние капли в бутылке, прежде чем потянуться к следующей. — Н-но на остальных ему б-бы-эр-ло п-похер ещё б-больше. Они б-были, н-наверное, типа помехи в-в его глазах. Н-но меня б-больше не трогали. П-после того, к-как появился Рик, — тихо прошептал он. Диппер сжал челюсть до боли в зубах, чувствуя, как его сердце начинало медленно разрываться от боли. Почему все было так? Почему тот, кто не заслуживал это, получил такую жизнь? Почему? Тревожная, отвратительная мысль ворвалась в голову, остро впиваясь в мозг. Снова и снова повторяла себя, не давая ни заглушить, ни игнорировать. Пайнс достал из заканчивающейся пачки новую сигарету и щелкнул зажигалкой, смотря, как ровный, чуть дрожащий огонь поджигал табак. Он сделал первую затяжку и выпустил дым в одеяло. — Ты когда-нибудь думал о самоубийстве? — еле слышно спросил подросток, сжимая руку в кулак. Зажигалка врезалась в кожу, давя своими гладкими краями. — Д-да, — чуть погодя, хрипло усмехнулся Морти, на секунду прикрыв глаза. Парень качнул бутылку в руке и внезапно засмеялся, закрыв лицо ладонью. — Н-но в этом н-нет смысла. Я не м-могу умереть. П-просто проснусь в н-новом клоне и п-продолжу жить дальше. «Поэтому ты делаешь это? Все это?» — Н-но я… я б-боялся, ч-что если п-по-эрр-робую, то Р-рик… Рик р-решит, что ему н-не нужен т-такой М-морти. Сломанный, — с отвращением выплюнул он. — Но я б-блять проебался. Я… Он в-все р-равно ушел, б-бросил меня и это… Э-это не к-как с воронами и-или Федерацией, я н-не могу его в-вернуть, он… Он н-наконец смог от меня избавиться, — снова расхохотался Морти. Диппер вздрогнул, чувствуя, как этот смех снова и снова раскалывал что-то в нем. — Я, б-блять, я п-позволил ему у-эрв-видеть что я н-не… ч-что в-все… и он б-бросил меня! — подросток схватился за волосы, оттягивая их с такой силой, что на глазах выступили слезы. — Он о-об-бещал и б-бросил меня! Пайнс зажмурился, не зная, что сказать и осторожно вдохнул дым. Он почувствовал, как вдруг стал огромным, чужим, инородным и до клокочущего в груди страха бесполезным телом. Морти говорил и говорил, а он ничего не мог сделать. Почему? Это было так страшно. — Он з-забрал всех, в-всех у м-меня и ушел, — это было похоже на смех и отчаянный, потерянный вой. Как будто он задыхался, как будто воздух разом исчез из комнаты, и его рот содрогался, резко, словно пытаясь укусить кого-то, раскрываясь, но никогда не закрываясь. — Он, б-блять, заставил их у-у-уйти! Б-бросить меня! Чтобы я б-бросил их! И д-даже… он п-просто… это б-был… — подросток сжался в клубок, прижимая к себе бутылку. — Если б-бы Рик н-не сделал его у-у-умным, Снаф… С-снафлз остался б-бы со мной! Н-но он забрал м-моего единственного д-друга, он с-сделал его умным и он… о-он… и м-мой пес т-тоже бросил меня. — И Рик в-всегда… всегда з-забирал всех, в-всегда делал т-так, чтобы был т-только он, а я… Я, б-блять верил ему! — парень истерично хохотнул, запрокинув голову. Диппер отвел взгляд, не в силах смотреть на влажное от слез лицо и этот мертвый, потерянный взгляд. — П-потому что я б-был бесполезным, о-отсталым разочарованием. И я б-был не нужен им, но просто… п-просто х-хотел, чтобы б-быть хоть кто-то, ч-чтобы я б-был важен. П-просто… чтобы м-моя семья л-любила меня уже т-тогда. — И я блять з-знал, — с рыком сказал он, — что м-мама з-завидовала мне. Ч-что она т-тоже хотела б-быть той, с кем Р-рик проводил время, с к-кем… хотел п-проводить. Н-но мне нравилось, ч-что ему б-было плевать. Ч-что он выбирал м-меня, п-потому что они… они з-заставили м-меня чувствовать с-себя бесполезным. Морти замолчал. Диппер смотрел на истлевающую сигарету, не в силах поднести её к губам. Он слышал, как друг пил, но в голове эхом разносились его слова. Почему? — Иногда я д-думаю, — тихо сказал Морти. — Если бы о-они л-лю-эээ-били меня… Если б-бы я з-знал, чувствовал это, т-то не пошел за Р-риком. Н-ни один М-морти. И они это з-знали. Это п-просто… — он тихо, опустошенно засмеялся. Это звучало так, будто парень просто выталкивал наружу застоявшийся воздух, отплеваваясь им. Пайнс поднял голову и почувствовал, что задыхается от боли. — В-вабба-лабба-даб-даб. Он не сдержался и, опрокинув бутылку на кровать, подошел к Морти, стиснув его в своих объятиях. Это был просто ребенок. Все это время, это был просто одинокий, сломленный ребенок. Чтобы он не делал, как бы не было это страшно и ужасно, но привычно для него, Морти… Боже, он не заслужил это. — Т-ты… т-ты знаешь, что это з-значит? — тихо спросил подросток, втягивая носом воздух. — Нет, — мотнул головой Диппер, сипя от долгого молчания. — Э-это была фразочка Р-рика. Пт-птичий язык. Его д-д-друг сказал мне, что э-это значит, — Морти монотонно говорил ему в футболку, которая пропитывалась слезами. — «Я испытываю о-о-ог-громную боль, п-помоги мне», — прошептал он. — Я н-не понимал, з-зач-ем Рик говорил это. Н-но потом… П-потом попробовал и м-мне стало легче. Я говорил п-правду и б-был в без-з-зопасности. Н-но только когда Р-рик не слышал, — он тихо усмехнулся. — Я б-боялся, что Р-рик узнает. А с-сейчас это н-не имеет значения. Слышишь?! — закричал Морти в потолок, отпихнув друга, истерично улыбаясь. По его лицу снова побежали слезы. — Т-ты сломал м-меня, Рик! Т-ты этого х-хотел, д-да? Без тебя я-я-я, б-без тебя я н-никто! Я, б-блять, становлюсь т-тобой! Т-ты доволен, старый п-пердун?! Что мне, что мне д-делать, если т-ты мертв? Ес-ес-если ты снова, — Морти почти задыхался от слез, — если т-ты и п-правда больше не в-вернешься? В Диппере будто что-то сломалось. Он зажал рот рукой, беззвучно рыдая. Откровение Морти обрушилось на него неожиданным шквалом, но намного больнее было от того, что сам парень долгие годы копил в себе все это. С тех пор, как в четырнадцати лет в его дом влетел этот человек в грязном халате. Ещё раньше, когда собственная семья заложила в нем травмы, которые привели к болезненной привязанности к Рику. И Диппер беззвучно рыдал вместе с ним, переживая эту боль, видя сквозь пелену слез одинокого, несчастного ребенка. Невероятно сильного, способного адаптироваться ко всему, что происходило с ним и оставить при себе хотя бы крохи человечности. Морти выл в потолок, бросаясь проклятьями и бранью в Рика, чередуя их с тем, как старик ему дорог, как важен, как необходим. Он то молил, чтобы гений остался, обещая стать лучше, делать что угодно, только бы не остаться одному, то кричал, что справиться сам и никакой дряхлый, безумный старик ему не нужен. Когда у него закончились все силы, парень снова задрожал и обессиленно обнял свои колени, зарывшись в них лицом и только тихо шмыгал. Кажется, он потратил все слезы, что у него были. — Знаешь, — прошептал Диппер. — Знаешь, Саммер… Она сказала мне, как ей безумно жаль, что она бросила тебя с этим. Как ей стыдно, как было страшно, как… Как она уже не верит, что может что-то сделать. Твоя сестра любит тебя. Ты… Ты не один, Морти. У тебя есть она. Есть я, Мейбл, — он провел рукой по дрожащей спине. — Когда ты приедешь в Гравити Фоллз, познакомишься с нашими друзьями. С дядюшками. Ты всем им обязательно понравишься. Ты замечательный парень, Морти, и я… Я… Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Свободен от этого всего. — Я н-не хочу б-быть свободным от Р-рика, — глухо пробормотал Морти. На мгновение Пайнсу показалось, что он хотел сказать что-то другое, но парень продолжил, сжав губы в болезненной улыбке. — Он… О-он создал м-меня. Он п-показал мне б-бесконечность. Ч-чем была бы м-моя жизнь без него? — горько усмехнулся он. Диппер не ответил. Ему казалось, что ещё одно лишнее слово раскололо бы его, как хрупкую, покрытую трещинами вазу. От всего это было так больно.

***

Сигаретный дым улетал в сторону, подхватываемый легким ветром, ласкающим разгоряченное лицо. Диппер поднял дрожащую руку, утирая новые дорожки слез и сжался, тихо рыдая в темноте. Морти только-только уснул, и комната вдруг показалась слишком тесной, душной, пропитанной отчаяньем и болью. Оставаться внутри было просто невыносимо. И даже если гадкое, тревожное предчувствие кричало, чтобы парень остался внутри, не смел оставлять друга одного, снова совершая эту ошибку… Он не мог. Задыхался от ощущения, что даже стены были пропитаны этими рыданиями, разбитым смехом, криками и болью. Словно склеп чужой памяти, жизни в которой было больше, чем он когда-либо думал. Мысли бились друг об друга, разбиваясь на сотни осколков, и подросток хотел, чтобы они просто замолчали. Пожалуйста, хватит. Он желал одного только мгновения тишины. Сигаретный дым, подхватываемый ветром, уносился далеко, рассеиваясь в воздухе. В пачке почти не осталось сигарет. В голове крутились слова Крага и губы кривились в дрожащий улыбке. Он не справился. Рика и Морти и правда нельзя было вынести просто так. Парень затушил окурок о ступеньки гостиницы и, бросив его на землю, поднялся, вяло ковыляя вперед. Небо начинало медленно светлеть, по улицам тихо и быстро пробегали фонарщики. Диппер провожал их взглядом и шел дальше. Внутри словно не осталось целого места. Все было покрыто мелкими, глубокими трещинами, которые сочились болью и слезами. Так хотелось почувствовать пустую тишину, чтобы в кои-то веки избавиться от гудящих внутри эмоций. Он не выдерживал. Приключения, о которых подросток мечтал столько лет, сломали его. Это никогда не было похоже на Гравити Фоллз, никогда не было чем-то загадочным, скрытым от всех среди лесов. Приключения Рика и Морти были были шумными, непонятными, кричащими. И они, слово кислота, выжигали душу, все больше и больше с каждым разом. Забирали все спокойное, подчиняя все вокруг своей хаотичной стихии. Диппер не был готов к этому. Но, по крайней мере, это все случилось только с ним. По крайней мере, Мейбл, дяди — никто из них не переживал это вместе с ним. По крайней мере, они были в порядке. Небо становилось все светлее. Блаженная, ленивая рассветная тишина расползаясь по городу. Пайнс прикрыл глаза, переулками бродя вокруг гостиницы и растворяясь в звуке собственных шагов. Песок хрустел под ногами, пробиваясь в кроссовки через мелкие щели и застревая внутри. Если бы ему не было так плохо, было бы так легко раствориться в этом ощущении летнего счастья. Парень словно бродил по пляжу вокруг озера Гравити Фоллз, снова отправившись на рыбалку с дядей Стэном. Он невольно представил рачание мотора на лодке, беззлобные переругивания дядей о узлах, Мейбл, которая из-под тишка фотографировала их, чтобы потом оставить новые фотографии в альбоме. Все это было так явно, так… спокойно и счастливо. На глаза навернулись слезы. Он хотел бы показать это Морти. Увидеть, как он ловит рыбу, дурачится с Мейбл и Зусом, как улыбается и смеется без боли в глазах. Это было просто… — …иппер? …просто так… — Диппер! …замечательно. Диппер резко открыл глаза, обернувшись. В просвете между домами разлилось песчаное море, залитое утренним солнцем. «Стэн-о-вар», накренившись на бок, стоял там, сверкая железными боками. — Диппер! Наверное, он просто не мог больше выдержать. Привалившись к стене, парень затрясся в тихом смехе, глотая соленые слезы, бегущие по лицу. Странно. Он совсем не хотел плакать. Диппер только так сильно устал от этой боли внутри. — Дядя Стэн, дядя Форд… Увидеть их здесь было таким облегчением.