Допрос.

-Папа, папа! Смотри, бабочка! У нее такие красивые крылья! И…Поймала, поймала, поймала! Человек, сидевший в паре шагов от той,кто радостно восклицал это, проводил взглядом беспокойный огонёк красного, с белыми цветочками сарафана дочери, метавшегося вокруг простенькой, но ладно собранной беседки, покрытой уже облупившейся белой краской с вкраплениями мха, и пару раз задумчиво постучал пальцами по сколоченному из остатков досок и горбыля столу, впрочем, любовно застеленному простенькой скатертью-клеёнкой. Младший лейтенант уголовного розыска Зотов наслаждался минутами отдыха, хоть и про себя в сотый раз отметил, что к ней, к этой многострадальной клеенке, постоянно прилипали руки, если долго держать их на ней, и отходили с неприятным,потрескивающим звуком. Впрочем, она лежала на этом столе столько лет, что убрать ее казалось кощунством. Когда то этот стол и эта беседка были сколочены отцом Зотова, для долгих семейных застолий большой семьи, но время шло, и шашлыки, и “Советское шампанское” на столе заменили блюда попроще - например вареная картошка, кастрюлю с которой самые дорогие для лейтенанта руки ставили на стол. Впрочем, тут он был кто угодно, но не “младший лейтенант Отдела уголовного розыска УВД по Уральскому федеральному округу ГУ МВД России по городу Челябинск, Иван Анатольевич Зотов”... Здесь он - “родной”, “Любимый”... Папа. Глядя в голубые глаза жены, Зотов произнес: -Лен, ты все хлопочешь да хлопочешь, присядь уж. - Погоди, дай положу тебе хоть, а то совсем оголодал поди на работе… -Стой, стой, яж все ее съем, живот лопнет! Гдеж ты их столько достала? -Ой, да где достала там уж нет…Ешь давай. Что на службе? Вон какой бледный весь. Зотов уже было хотел ответить, как его слух резануло восклицание: -Папа, папа! Смотри, бабочка! У нее такие красивые крылья! И…Поймала, поймала, поймала! -Да, милая, очень красиво. На автомате пробормотал Зотов, но тут же осёкся. Точно та же интонация, все точно то же, и сама девочка как будто бы продолжала бежать по одному и тому же маршруту, не изменяя направления, бегая вокруг беседки. Через пару секунд возглас повторился. Лейтенант оторвал глаза от тарелки с картошкой, и посмотрел вокруг. Неестественное, иссиня-голубое небо выглядело как будто бы было не настоящим, а находилось на экране старого телевизора - что то с ним было не так. Одновременно яркое, и в то же время мертвенно блёклое. Оно как будто… Не настоящее. Взгляд к себе приковала пролетающая мимо ворона - сделав несколько взмахов крыльями, птица замерла в воздухе, не двигаясь вовсе - словно кто то подвесил ее на невидимой веревке к потолку несуществующего неба, словно ёлочную игрушку на ветки праздничного дерева. Зотов попытался проморгаться, протереть глаза, но взгляд затянуло бледно-мутной пеленой и капельками слёз, словно глаза от чего то ужасно устали, а странности лишь усугублялись - ветки кустов с смородиной в огороде ритмично колыхались, будто бы их двигал ветер, но лейтенант не чувствовал ветра - ни один, даже самый маленький порыв не касался его кожи. Абсолютный. Полный. Штиль. Наконец, милиционер почувствовал жгучий, тяжелый взгляд, практически сверливший его в лоб. -Тебе нужно увольнятся, милый. Работа тебя поглощает. Сколько вы уже по лесам этого… маньяка ловите? - Полгода как… Полгода. Погоди, ты же сама меня в командировку провожа… Лейтенант всмотрелся в черты лица жены, но не мог понять что же с ними не так. Все такой же изящный нос, острые скулы и правильные черты лица, завитые кудри, убранные назад резинкой, и глаза. Глаза. За все это время она, или вернее сказать, то что пыталось быть ею, Еленой Зотовой, ни разу не моргнуло. Иван крепче сжал в руках вилку, словно собираясь воткнуть ее этому чему то промеж глаз, но существо, не отрывая от него взглядом, проговорило странным, но пытающимся походить на то как говорила Елена, голосом: -У тебя и аппетит совсем…пропал. Ну же, расскажи мне…вы спасли их? Спасли?... Спасли? Спасли детей? СПАСЛИ?! Каждое повторение словно кувалдой било по голове лейтенанта, вибрациями и гулом билось в черепной коробке, заставляя мысли заплетаться и пытаться друг друга сожрать, словно змеи, засунутые в банку. И чем дальше оно говорило, тем менее голос был похож на голос жены. В конце концов, голоса сплелись в один клубок, который, казалось, было невозможно распутать. -ПАПА, ПАПА, СМОТРИ, КАКИЕ КРАСИВЫЕ ДЕТИ! - КАКИЕ -У НИХ -КРАСИВЫЕ -КРЫЛЬЯ -ПОЙМАЛАПОЙМАЛАПОЙМАЛА -Нет…нетнетнетнетнет… Пробормотал Зотов, хватаясь за голову, и пытаясь остановить процесс распада того, что он привык называть своим разумом. Оно прорывалось в его голову, и метафизический фронт между разумом и безумием сыпался, разделяясь на множество окружений и котлов. Нужно остановить… Наконец, из суматошного потока мыслей промелькнула одна - может быть это сон… нужно лишь ущипнуть себя, ущипнуть!... Слишком мало…Ну конечно… Зотов схватил вилку и с размаху воткнул себе в кисть. Дикая боль несла в себе спасение - организм, и без того работающий как перегретый двигатель, выбросил в себя конскую дозу адреналина. На секунду Зотову показалось что из раны вместо крови начала вытекать черная жидкость, окутавшая кисть руки, но кажется, все таки кровь. Кровь, своя, красная. Когда Зотов оглянулся, оторвав взгляд от руки, никакой беседки уже не было, только бесконечный серо-белый зимний лес, и лесная, тёмная ночь. На снегу валялась острая ветка, острие которой было бледно-розово-красным, а кровь продолжала тонкой струйкой и редкими каплями стекать на снег. Милиционер на ватных ногах подошел к ближайшему поваленному дереву, и сел на него, сунув руки в карманы форменного бушлата. Наконец, он начал вспоминать о том, какими же судьбами оказался посреди леса, совсем один…хотя как это один. Кто то еще из поисковой группы должен быть где то рядом, и нужно было срочно найти… найти хоть кого то в этом проклятом лесу. Желательно - человека. В голове вертелись смутные образы милиционеров, выходивших из патрульного УАЗика, около обочины узкой проселочной дороги, и светя фонарями перед собой, ступающих вглубь чащи, окружающей дорогу. Интересно, а местный участковый, как его…Тихонов, кажется, тоже сейчас по лесу слоняется и детишек ищет? Что то слабо в это верится… Когда лейтенант впервые прибыл в поселок в составе следственно-оперативной группы, и спросил, что же собственно происходит, кто то из местных язвительно пошутил: -А в доме номер восемь, без четверти семи, бомжи подвал взломали, и банки унесли. Сами подумайте, че, рапорты не читали? Центр, бля… Однако, очень скоро стало не до шуток. И хотя никто не верил, что пропавших детей удастся вернуть, конце концов, для того чтобы закрыть это дело, собрали всю федеральную конницу, и всю ментовскую рать по всей области - начиная от уголовного розыска и отдела по борьбе с организованной преступностью, до мнительных господ из Прокуратуры. В виду исключения, усилия всей этой ментовской колоды не ограничились ответственными заявлениями и обещаниями - Центр разработал план по вывозу всех несовершеннолетних жителей поселка вместе с их семьями в Челябинск. На все про все было выделено четыре автобуса, первые два из которых без проблем добрались и эвакуировали половину детей, а оставшиеся два при попытке покинуть поселок уткнулись в появившуюся из ниоткуда метель. Единственную дорогу в город буквально на глазах замело снегом, ничего подобного местные жители отродясь не видели, так что штаб, скрепя сердце, разместил оставшихся детей в пункте сбора, расположение которого было известно весьма узкому кругу лиц, дабы уберечь его от визита маньяка, или маньяков, или кто там орудовал в лесу. Милиция же между тем тянула время, и продолжала искать тех, кто еще мог выжить. Сидя на древесном стволе и потирая переносицу, Зотов пытался собрать пазл из урывков воспоминаний, при этом не приближаясь к завершению, и по мере того как мысли собирались в линию, а чувства обострялись, Зотов начал слышать отчетливый писк, который отражался от древесных стволов и разносился по всему лесу. Вставая на проседающий под сапогами наст, лейтенант вслушивался в шум леса, и наконец распознал инородный звук в паре десятков шагов от места где сидел. Чащу оглашал треск переносной рации, работавшей на прием. Судя по звуку, где-то продолжала ловить сигнал брошенная кем то “Виола-Н” - рабочая лошадка патрульно-постовой службы МВД и многих других союзных, а теперь и федеральных ведомств. Звук приемника стал лучом надежды для Зотова, и он сломя голову бросился на него. Сквозь колонны деревьев он наконец увидел серебристо-серый короб рации, висевший на суку сосны, манящей столь знакомым для любого служителя закона треском. Наконец, оставив за собой вереницу следов, милиционер доковылял до рации и попытался сдернуть ее с ветки. Ветка легко треснула и осыпалась на землю, но рацию все еще что-то удерживало, и, подняв голову, Зотов буквально столкнулся взглядами с выпученными глазами, налившимися кровью из лопнувших сосудов и уставившихся в душу миллиционера. Глаза были посажены в голове, обглоданной до проплешин костей черепа, белеющих на фоне лохмотьев из алых лицевых мышц и капилляров. Содранный скальп оголял следы когтей, будто масло прорезавших череп и то что под ним, нижняя челюсть, до этого болтавшаяся на обрывках нервов и будто ждавшая своего момента, отделилась от головы и, ударившись о плечо Зотова, упала в снег, давая разглядеть разодранные до самой груди горло и трахею. Зубы верхней челюсти, вероятно, от неимоверного удара проломили десны и скрылись в пространстве головы, только кончиками клыков напоминая о своем присутствии. И, наконец, остальное тело, насаженное на сук на высоте пяти метров над землей и до сих пор сжимающее в руках ремень с “Виолой” было одето в серую милицейскую форму. Ту же, что и на Зотове, ту же, что и на остальных пригнанных патрульных, которые прочесывали лес в поисках улик. Вскрикнув, лейтенант отшатнулся, и споткнувшись об пень, упал на спину, в сугроб, крепко прижимая к себе рацию, вырванную из мертвой хватки. Не вставая на ноги, он судорожно вцепился в приемник, и дрожащими руками зажав тангенту рации закричал в нее, срываясь на хрип: -Центр, я Зотов, Центр, я Зотов, я Зотов, прием! Пару секунд рация молчала, но вскоре через шум помех пробился голос: -Зотов…Зотов… Вас слыш-шш-у. Где…де…ти? На секунду в сердце лейтенанта загорелась искра надежды, которая тут же была растоптана. Какие дети? Почему они об этом спрашивают, если сами же и планировали их размещение? -Дети, скаж…ите где они, и вы получите… Всё. -Кто говорит, назовитесь! Прием! Зотов с трудом сдерживал гнев, кто вообще обучал этого диспетчера? Понаберут ведь, блять… -Я…говорю…Я ГОВОРЮ…Я! Рация завижжала, срываясь на чудовищный, скребущий по барабанным перепонкам словно когти фальцет, заставляя попытатся откинуть ее в сторону, лишь чтобы понять, что страх парализовал все тело. В попытках заткнуть оглушающий крик приемника, Зотов потянулся к защелке выключателя, но только чтобы обнаружить что рация и так выключена. Но он же только что по ней…Не давая закончить мысль, из приемника тангенты в лицо фонтантом хлестнула булькающая, тягучая субстанция, похожая на коктейль из крови, нефти и мазута, залепляющая глаза и заливающаяся в рот. Зотов в смеси ужаса и омерзения отбросил рацию куда-то в темноту леса, а сам, протирая лицо покрытыми снегом руками, не разбирая дороги бросился прочь, куда угодно, но подальше от этой проклятой рации и тела. Он сам не знал куда и от чего бежит, но гнетущее ощущение опасности, древнего ужаса за гранью человеческого понимания, не отпускало и заставляло не оборачиваясь нестись вперед. Одному в лесу без еды и тепла не выжить, особенно в такой глуши, но Зотов старался об этом не думать, уповая на чудо. И чудо пришло – глаза ослепил желтоватый электрический свет, ножом пронесшийся сквозь лес и будто бы испаривший всю прячущуюся в нем нечисть. Из последних сил тот рванулся вперед и, выбежав на грунтовую дорогу, буквально влетел всем телом в стоящий на обочине служебный УАЗик, который и стал источником спасительного света. Сидящий за рулем и читающий газету ДПСник от удара подпрыгнул в кресле и опасливо вышел из автомобиля только чтобы попасть в крепкую хватку Зотова, вцепившегося тому в плечи: -В машину! Живо! Гони к хуям отсюдова, оно уже здесь! -Кто оно то, мужик, ты с ума сошел? Ты то кто вообще сам? - Я Зотов, Иван Анатольевич Зотов, лейтенант УГРО, там в лесу…Там…Блять, не знаю я что там, нечисть какая-то, спаси и сохрани, не до того. Че встал, за руль быстро и в поселок, надо наших предупредить, что детей не пойми что ищет, надо… -Ни слова больше, начальник - ДПСник быстро прыгнул обратно за руль, пропуская лейтенанта на пассажирское сидение, и включил люстры. -А куда едем-то? Где эти наши, которых предупредить надо? Где…Где дети? -Да у врача местного дети, в фельдшерском пункте, под охраной. Как заедешь в поселок сразу направо… - Зотов осекся, по спине пробежали мурашки. Он медленно повернул голову налево, чтобы увидеть как молодое лицо ДПСника начинает рваться и слезать, словно топленый сыр, капая на руль и стекая по нему на пол бежевыми каплями. Глазные яблоки завалились куда-то внутрь, уступая место впадинам, из которых поглядывали хитрые глаза-бусинки, нос вместе с челюстью стал вытягиваться, деформируя челюсти и скрежеща трущимися друг о друга зубами. Меховая шапка-ушанка будто бы вросла в череп, обволакивая его и покрывая мехом, стремительно принимающим рыжий оттенок. Всего пара секунд - и на водительском месте сидела девочка…нет, не девочка, монстр в обличии девочки в длинном пальто и с жуткой маской лисы на лице, поблескивающей мехом и влажным черным носом. Болтая ногами, не дотягивающимися до педалей, девочка-лиса обернулась к милиционеру и игриво ударила его кулачком в плечо: -Чего поник, служивый, хихи, будто саму смерть увидел? Не волнуйся, дурачок, о детишках в..как ты сказал, в фельдшерском пункте? О детишках мы позаботимся, ничего с ними плохого не случится. С такими-то мужественными стражами как вы, господин милиционер… - девочка повела пальцем от плеча оцепеневшего лейтенанта к его лицу и легко ткнула его в кончик носа - …сам черт не страшен, да? -ТЫ ЧТО ТАКОЕ! - Завопил Зотов, дергая дверь автомобиля и выскакивая наружу только чтобы приземлиться на полу какого-то темного складского помещения. Ни снега, ни леса, ни автомобиля, только полки, инструменты, да какой-то стоящий по центру массивный ящик. Девочка-лиса же никуда не делась, напротив, пританцовывая, она приближалась к милицонеру, все больше вжимающемуся в металлическую стену помещения и тянущемуся к кобуре с “Макаровым”. -Оооой, а что это? Пушки детям не игрушки, господин милиционер, да и вы же не будете стрелять в беззащитную девочку? - Лейтенант, не слушая, вскинул пистолет, но лисица легким движением прикоснулась к его груди, и тот вновь очутился посреди леса. Зотов осмотрелся. О девочке-лисе и складе напоминал только прямоугольник примятого снега, по центру которого стоял милиционер, да новогодний красно-белый изогнутый леденец, который милиционер сжимал вместо пистолета.