Иопос. Паучий дом

Редко когда он слышал классическую музыку, но, признаться, он её обожал. Он полюбил её, когда впервые оказался на званном ужине в одном из многочисленных домов. Туда позвали целый оркестр, чтобы развлечь публику. И я был там. Остановился прямо за дирижёром и видел, как натягиваются струны виолончелей и скрипок, как раздуваются лёгкие у духовиков, как женщина, похожая на ангела водит своими руками по струнам большой арфы, как пианист ведёт по клавишам. А ещё я видел их боль. Многие годы оставили сотни мозолей и порезов на пальцах струнников, видел их заплатанные в бинт руки. Видел, как один из духовиков согнулся, в попытке отдышаться. Видел, как пианист сгорбился над инструментом, повторяя снова и снова, нажимая на так осточертевшие клавиши. Видел, как плакал ангел над этой арфой, над струнами и своими окровавленными руками. Тогда они играли что-то напряжённое, тяжёлое и басовое, как будто передавая через свою музыку свои многолетние страдания. Но нигде больше, ни на их лицах, ни в отточенных, мастерских движениях, не было заметно их отчаянье. Они пересилили его, переступили через это. И сейчас, они были лучшими. Лучше всех других в этом зале. Единственные в своём роде, незаменимые. Я очень долго смотрел на них тогда, не отрывая взгляд. Они изредка смотрели на меня, своими страдальческими глазами, выстроившими холодную, неприступную стену превосходства. Они заслужили отдых, заслужили хвалебные оды, заслужили восторг моих юных глаз. А сейчас я смотрел на себя, в свои зелёные глаза. Я видел похожую стену, похожую гордость и похожую боль. Но я не видел перед собой великого человека. Сколько бы я от себя не требовал, сколько бы не тренировался, сколько бы не оттачивал мастерство, я не вижу того результата, который хотел бы. Все они слепы. Они говорят, что у меня талант, что я был рождён именно для этого, я е Кевин Дэй, сын Кейли Дэй, “сын экси”. Но что они знают? Был ли хоть кто-нибудь на каждой его тренировке? Был ли кто-нибудь рядом во время каждого его нервного срыва на поле, во время каждого кошмара? Даже сейчас, был л рядом с ним кто-нибудь, способный успокоить меня, назвать лучшим. Действительно лучшим. В чём был смысл этой беготни. Каждый день, как белка в колесе, но для чего? В память матери? Потому что должен? Потому что я этого хотел? А я хотел? Я смотрел на свои крепкие мышцы, очерченный пресс, мощные бёдра. Везде были шрамы, незаживающие синяки слились с кожей, а самым главным клеймом был шрам на левой руке – напоминание. Мне стало тошно, но я не отводи взгляд. Обнажённый, в зеркале до пола, отражался не идеальный Кевин Дэй, не звезда экси. В нём отражался маленький ребёнок. Заплаканный, потерянный, но не безымянный. В зеркале отражался Киви. Под глазами не было мешков, скулы не были острыми от строгой диеты, на его несчастном лице не было усталости. Хронической безнадёги. Где-то сбоку открылась дверь и в комнату вошёл Жан. Я не оглянулся, мне было стыдно. За свою слабость, за свою безнадёгу, промелькнувшую на моём лице. Я не должен был показывать это здесь, не здесь, на поле, в идеально выточенном искусстве. Я хотел заплакать, как и отражение. Позволить себе выплакаться, подобно ребёнку, забиться в угол и закричать, что я не хочу и не могу этого сделать. Но я не мог. Вся влага давно выплакана. Он подходит ближе. Он сейчас просто обнимет меня, попытается утешить. И мне станет лучше. Ненадолго, но станет хорошо. Он… он не обнимает меня… Теперь и он разочаровался во мне? Я разочаровал даже свою семью? И Жана, и Оливию, и Лолу? И Ната?.. Они отвернуться от меня? Они бросят меня. Никому не нужен бесполезный, отработанный шлак. Мои руки сжимаются в кулаки, челюсть противно скрепит. Но что я мог сделать, что я могу сделать? В груди зияет дыра. Большая, очень. Через неё дует ветер. Силы. Мне нужны силы. Просто ещё немного и я добьюсь этого. Я поворачиваю голову. Просто, чтобы убедиться, что отвращения на лице Жана чуть меньше, чем я себе представил. Но его там нет. Жана там нет. На его месте стоит Натаниэль. Он не улыбается своей привычной, маскарадной улыбкой. Он по родному холоден. Он просто смотрит на меня, своими голубыми глазами. Они холоднее ледников, но это не стена, это – пьедестал. За ним нет боли, он поступил умнее. Он выстроил себе башню, а сверху поставил жертвенный стол, разлёгшись на нём агнцем. На лице его весёлая, адская улыбка наслаждения. Как будто ему приятно валяться там, выше остальных. Он подходит ближе, заглядывает в душу, рушит стены, крошит их как печенье. Это возмутительно и, мягко говоря, неприятно. Он вытаскивает маленького Киви, тянет его за руку наружу, к себе. Больно, но это освобождает. Он обнимает меня. Просто, сухо, глухо. Не так как Жан. Не жалея. - Прекрати свою серьёзность. – его голос холоден, как сталь на морозе: - Пошли играть, Киви. И тут я ломаюсь. Моё тело подкашивается, но он держит меня на ногах. Мои руки обвисают вдоль тела, голова опускается вниз. По щекам течёт спасительная вода. Сейчас нет Кевина Дэя. Сейчас, в этой комнате, плачет Киви.

***

С недавнего времени команда по экси университета Пальметто пребывала… Ну, может быть в ахуе. А когда нет? Началось всё с Кевина. Он. Стал Пропускать. Тренировки. Его осадили вопросами, а он сказал, что устал и ему нужен отдых. На самом деле он выглядел именно как такой человек, которому стоит взять перерыв. Дэй стал всё реже появляться на улице или в коридорах. Моро вообще перестал выходить из комнаты, а может его просто там нет – Лисы не знали. Для Дэвида вообще стало шоком, что Эндрю разрешили снять с таблеток, а тот просто по щелчку умотался. Нет, он ему не позвонил, зато Натаниэль снял занятное видео. На нём он, как будто снимая блог, показывает комнату Эндрю. Ничего такого: простая низкая кровать, тумбочка, шкаф. Светлые стены, удобный пол с подогревом и окно, на вид прочное, не сбежит. Всё было максимально безопасным. Сам Миньярд спал, а Веснински к нему и не прикапывался. Волосы у голкипера были в беспорядке и, по заверениям самого Ната уже по телефону, ему тогда дали снотворное, чтобы ломка проходила лучше. Чтож, ладно. Но Аарона то куда?! Второй Миньярд тоже взял недолгий академ. На медицинском. Похоже оба близнеца стали безумцами. Когда Дэн позвонила ему, то он язвил похлеще гадюки. У него видите-ли отпуск, потому что на меде жопу рвут, а тут ещё их экси. Четверо игроков. Четверо. Их просто не допустят до следующих игр, если они как-то не решат эту проблему. Один играть чисто физически не мог, а остальные то что?! Дэвид был в ярости. Он уже ожидал возмущённых звонков от КРЭ… Но их не было. Потом ещё и администрация объяснила ему, что всё одобрено. Их даже допустили до игр. Какого?.. - Прошлое у Воронов принесло пользу. Как минимум парочку понимающих связей. – В какой то момент сказал ему Натаниэль. Он единственный, кто, наверное, заранее знал о всех выпендрежах и капризах игроков, иначе столь спокойную реакцию нельзя было по нормальному оценить. А что остаётся Веймаку? Просто вздыхать и смотреть на стартовый состав, всего с двумя заменами. Просто бомба. Он как раз потирал переносицу в общей комнате. Дэн тоже была на нервах, прекрасно понимая, что как минимум две игры, они либо будут жестоко вытягивать, хотя бы на равный счёт, либо проигрывать – именно столько был академ у Аарона. На точный конец депрессии Дэя были ставки, они начинались от одного дня, до пяти лет. Что делать? – никто не знал. Да и вроде никому дела не было. Разве что Ники выглядел как-то по-особенному… Не описать словами. Вроде без фона своих взбешённых кузенов он даже стал намного привлекательной для общения фигурой. Но в его мимике, тоне проскакивала то ли грусть, то ли тоска. Ясень пень, отчего это. Ведь именно он прилип к близнецам, а не они кружат вокруг этого мексиканского солнышка, как мотыльки вокруг лампы. По спине Уайлдс прошлись мурашки, от представления следующей игры. У Бойда же в ушах так и стоял шмякающий звук того, как их раскатывают по полу и вытирают о них ноги. Мэтт выглядел на порядок спокойнее и держал свою девушку в объятиях, оказывая поддержку. Но это не значит, что его это совершенно не волновало, нет. Волновало ещё как. Во-первых это странно. Нет, это сверхстранно. Оба Миньярда чёрт знает где, а вороны, кажется, раскисли. Во-вторых им навряд ли удастся прорваться на весенний чемпионат, если они будут проигрывать игру за игрой. Дэвид погнал всех взашей, так что Лисы, или то что от них осталось уже были на парковке. Бойд уже достал ключи от своего грузовика, когда к нему подошёл Сет. Элисон опять не поделила с ним что-то и они расстались. Опять. Кому-кому, но точно ему переживать насчёт отсутствия Монстров или плохого настроения выскочки Дэя. Он бы поглумился и хорошенько бы выпил с Рейнольдс, праздник же, да вот незадача. До общаги его подвели, осталось только… А нет, всё разрешилось само собой. К нему сейчас ластилась великолепная Элисон и целовала его в губы. Да Сэт сегодня везунчик! Блондинке надавало покоя вся эта ситуация. Она думала о ней, даже во время страстного поцелуя. Натаниэль, Жан, Кевин, Николас… Эндрю и Аарон в коне то концов! Что чёрт возьми происходит?! Она видит, как они что-то скрывают. Даже больше чем обычно. Она видит, как плохо Кевину и прекрасно понимает, в чём дело. Она не видит Моро, но предполагает, что это как то связанно со всей ситуацией. На Ники смотреть в общем то бесполезно, ведь он – самый непросвещённый в этом деле. Осталось всего два варианта. Аарон и Натаниэль. Да, звучит абсурдно, ведь от Миньрда разит ядом и желчью, как только он открывает свой неблагодарный рот, но вариантов как таковых больше нет. И пойти к рыжему за ответами тоже не вариант. Просто не вариант. Она рассказала о своих переживаниях Рене следующим утром, а та согласно кивнула. Уж кому, как не её беспокоиться обо всех в команде. Её саму не так сильно беспокоила ситуация с остальными, как с Эндрю. То видео, заснятое Натаниэлем, и разговор с ним же наедине. Это вводило в ступор. Такой казус она и предположить даже не могла, но что ей остаётся делать?