Иопос. Паучий дом

Если спросить Натаниэля, какое его любимое число, то он скорее всего не ответит конкретно. Но если спросить у него его самое не любимое число, то он будет молчать. Не потому что не знает или выбор слишком обширный. Всё потому что даже называть его ему было противно, мерзко, неприятно. Но в конце концов он скажет вам, что это - 24. И вроде всё, улыбка, пропавшая на всё время молчания, возвратилась на его глупое лицо и новая тема разговора не заставила себя долго ждать. И всё снова встало на свои места. Для Натаниэля. Но не для Абрама. С чего же всё началось. Почему. Каким образом. Может быть в тот момент, когда его похитили впервые. Ему было совсем мало лет, но он уже мог внятно говорить, но ещё не играл в Экси. Это произошло быстро. Толчок, удар и его глаза затмевает плена темноты. Его трясло от страха. Недавно - он гулял с новыми друзьями на школьной площадке, сейчас - находился в связанном положении, с чем-то чёрным натянутым на его голову. Маленькое тельце кидало из стороны в сторону, швыряли из одного пространства в другое. Со всех сторон были слышны голоса, шушукающие, понятные и нет. Они повторялись эхом в его маленькой голове. Солёная влага заполнила его глаза, дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Когда он пытался вырвать руки, крепко связанные за его спиной чем-то жгучим и неприятным, чтобы сорвать с головы материал, мешающий сделать ему нормальный вдох, на него кричали и били. Его сильно били по мягкому животу, неокрепшим костям и хрупкой голове. Кричащего его кинули в большое помещение фургона, и сильные, большие руки наконец стянули с него пакет, в котором он уже начал задыхаться. Свежий воздух хлынул в его лёгкие, вместе с терпким запахом железа и чего-то противного, чем доверху пропах мужчина. Он судорожно открывал рот, глотая воздух и издавал писклявые всхлипы. Мужчина, лица которого он не помнил, закрыл грубой ладонью его рот. Мальчик извивался в его хватке желая вернуть доступ к кислороду. Свет, что падал через открытые двери фургона ослеплял, отчего он постоянно жмурился. Резкий и жгучий удар пришёлся по его нежной щеке слишком внезапно, что бы он смог к нему подготовиться. Резкая и продолжительная боль в лице заставила его вскрикнуть и в голос зареветь. Он слышал какие-то разговоры, а после мужчина опять приблизился к нему, хватая его за волосы и вызывая новую волну криков. Его кинули на спину, об металлический пол. Похоже в полу был острый выступ, ведь там, от этого падения у него остался протяжный шрам, проходящий вдоль лопатки до позвоночника. Он был слишком отвлечён новой ноющей болью, что бы заметить, что с ним что-то делают... В ногах стало холодно, уши заполнил гогот и куча голосов. Он краем разума почувствовал, как к его бедру прижимается что-то горячее. А после весь таз и позвоночник пронзила ужасающая боль. Маленький мальчик издал душераздирающий протяжный вопль а затем ещё один, и ещё. Его разрывало на части, пополам, а после сшивало вновь, что бы снова безжалостно разорвать. Горячая кровь стремительно покидала его холодеющее тело, горло неистово жгло от новых криков и воплей. Это было намного хуже тренировок Лолы, намного хуже душащего его пакета. Грубые руки сжимали его бёдра до смертельного хруста и чёрных пятен, дикое рычание вынудило в преставлении маленького мозга породить самое ужасное, самое свирепое чудовище его кошмаров. Одна из конечностей переместилась на его шею и сжала тоненькую трахею. Внезапно, драгоценный воздух, к которому ему перекрыли доступ, оказался жизненно необходимым. Такой холодный, неприятный, оставляющий на нёбе ужасный вкус покинул его лёгкие. Крики превратились в хрипы, содрогающееся тело забилось в предсмертных конвульсиях, когда ладонь покинула шею и вернулась на бедро. Его качало, разносило взад и вперёд, мозг плыл из-за асфиксии и последующей гипервентиляции. Глаза, потускневшие и покрасневшие от соли и непрекращающейся влаги, закатились и закрылись в блаженном небытие. Боль отступила и последнее что он смог почувствовать - противный запах этого. Тело дрожало от быстро сменяющегося жара и холода, горло ссаденило, на голову снова был натянут пакет. Всё его естество ощущало ужасающую боль. Сколько ему ещё это терпеть? Сколько мучаться этой душе в тисках боли собственного тела? Сколько времени вообще прошло, с тех пор как он видел свою любящую мать, строгого отца, семью? Он размыкал глаза и хрипел от боли несколько раз, оказываясь во всё новой обстановке. Иногда он был не один. Он видел, когда с него срывался мешок. Такие же маленькие тела в мешках дрожали и издавали нечленообразные звуки. Тех, кто не двигался выбрасывали. Он тоже хотел бы быть выброшенным, но каждый раз, когда он пытался замереть из него выбивали что угодно: вдох, хрип, хотя бы малейшее движение. А потом его кинули в слишком большое помещение, на холодный пол. Стянули с него мешок и он увидел. Огромное помещение, что плохо освещалось жёлтыми лампами. Дети. Маленькие, большие, бледные, пара загорелых - все выглядели напуганными до ужаса. Кто-то ворочался в агонии, как и он, пару часов назад. А может это были дни? Он чувствовал ужасный жар, с его лба стекали солённые капли пота, глаза давно высохли от слёз. Реветь больше нечем. Кто-то кричал в голос, кто-то хрипел, кто-то замер, не издавая не звука. Они были такими разными. А ещё они были подписаны. 12, 3, 51. Сколько их тут? Он нашёл глазами номер 98 и содрогнулся. Слишком много. Голова опустилась и перед глазами предстала перевёрнутая цифра 24. Она своими чёрными чертами заполнила весь его разум. Я двадцать четвёртый. Глаза закрылись, голова закружилась и ударилась о холодную поверхность. Его снова трясло. Было шумно. Хлопки, крики, рычание, лязг, писк и множество других звуков слилось во едино. Потом всё стихло. Остался писк. Глаза с трудом и непомерным усилием открылись, боль отошла на задний план, всё было как во сне. Он умер? Всё было белое. Опять послышались голоса. Голова повернулась на них и он увидел маму. Она обливаясь слезами протянула дрожащие руки к нему, о чём то бормоча. Но ему сейчас было не до этого. Он был в безопасности, счастлив. Слух зацепил только обрывок какой-то фразы. - ...всё хорошо, Абрам... За сутки его похитители успели увезти его из Мэриленда в Миссури. Забавен номер штата, в котором его успели перехватить - 24. Потом он проходил очень долгую терапию, которая длилась почти шесть лет. Над ним посмеивались, когда видели, что как бы невзначай его иногда брали на руки, обнимали или просто касались. Да, возможно причина в этом. Но есть и другая. В первые годы, когда его впустили на корт он очень боялся нападающего Мигеля Лопес. Он входил во второй состав и учился на третьем курсе. Парень был дружелюбным и даже строгие тренировки его не сломали, лишь прогнули в пояснице. Он подвергался насилию за пределами корта. Первая встреча его и Натаниэля не задалась из-за его номера. Прикосновения мальчика уже не тригерили, но номер... Но потом они даже подружились. В один из дней Нат ускользнул за Мигелем и застал картину его насилия. Лопес смотрел на него через приоткрытую дверь. Натаниэль хотел помочь своему другу, поэтому не раздумывая ворвался и занёс удар в бедро насиловавшему, своим, достаточно длинным, ножом. Бой был не равным но эффект неожиданности и подмога помогли ему. Мигель смотрел на него с надеждой и опустошением. Веснински только потом понял, что надежда в глазах мексиканца была ненастоящей, а слёзы были вызваны не только насилием. Было заведено уголовное дело. Ему грозились исключением из команды и университета. Он не выдержал. 24 февраля Мигеля Лопеса нашли в ванной комнате его комнаты. Он вспорол себе вены. Это был травмирующий опыт, наверное. Натаниэль помнил, что смотря на его лицо видел лишь мёртвое тело, а не друга, с которым он когда то сильно водился. Это осталось в его памяти, но не приносило боли. Можно назвать ещё тысячи случаев травмирующего опыта Натаниэля Веснински - почти ничто его уже не волновало. По совету психолога в жизнь подрастающего мальчика ввели злосчастную число 24. Куда, блять только её не пихали, разве что в штаны. Похоже руководство желало с корнем вырвать любой намёк на психологическую травму. 24 было везде. Футболки с этим номером, количество фруктов в тарелке, комнаты и кабинеты - все пронумерованы этим числом. Всего было либо меньше, либо ровно 24, не больше. И проблема действительно ушла. Он перестал бояться, он стал ненавидеть это число.