Тот, кто ищет

      Лорд снова проникает в сны Поттера. Черт. Как будто без этого проблем было мало.       Лорду всегда нравилось рыться в воспоминаниях людей, находить слабости и уязвимости, завладевать их волей, управлять снами. Даже среди пыток эта, пожалуй, была самой любимой.       Иногда я думал, что взлом сознания так нравился ему потому, что сам он многого не чувствовал. Продираясь через воспоминания, захлебываясь в чувствах, наблюдая, как человек бессильно бьется в попытке защитить свое, сокровенное, Лорд мог хотя бы отдаленно понять, как выглядят эти чуждые ему переживания.       Он предпринял попытку завладеть сознанием Поттера во время сражения в Министерстве и, вероятно, сильно удивился. Альбус говорил, что что-то пошло не так: он видел это своими глазами. Видимо, прикосновение к душе Гарри было очень болезненным… Возможно, потому, что Поттер — крестраж? То, что убьет Поттера, оказалось в ту ночь в Министерстве его защитой? Очень в стиле древней магии.       Помнится, Альбус был очень рад, когда Лорд перестал пользоваться этой ментальной связью. Я тогда тоже выдохнул спокойно: слава Богу, зазомбированный Поттер не будет бродить по коридорам Хогвартса, чтобы кого-то (например, Дамблдора) убить по приказу Лорда. Фразу про зомби, впрочем, директор не оценил. Может, не знал, что это такое.       А теперь выясняется, что Лорд снова пытается если не взять контроль над Гарри, то хотя бы покопаться в его голове. Боль его не отпугивает? Или он нашел какой-то способ… Плохо здесь то, что за прошедшее с побега время Лорд ни слова мне об этом не сказал. Казалось бы, посоветоваться со мной как с окклюментом он вполне мог бы — а если этого до сих пор не сделал, значит, не доверяет мне. Конечно, это логично: он в принципе никому не доверяет, а побег Поттера — как-никак, моя вина… Но надо быть начеку.       За ужином я обронил, что собираюсь проверить еще одно место, где может прятаться Поттер. Алекто как раз задала вопрос невинным, сочувствующим голосом: как продвигаются поиски, директор. Надо было слышать, как она выговорила это «директор». Зато если они обнаружат, что я не ночевал в Хогвартсе, будет неплохое объяснение, где я был.       Я успел продрогнуть до костей, пока дошел до ворот Хогвартса: ветер дул так остервенело, что стандартных тепловых чар было маловато. Снег набивался в ботинки. Положение директора давало возможность трансгрессировать из любой точки школы, не обязательно было тащиться к воротам (хоть за это спасибо), но хотелось как-то освежить голову, собраться с мыслями перед уроком окклюменции.       Окклюменция и легилименция… я даже не знал, люблю я их или ненавижу: они занимали в моей жизни столь огромное место, что было трудно это осознать. Они были тем, чему меня научил Темный Лорд. Знание для посвященных, особо приближенных, даже больше — для друзей (как я считал тогда)… Не запрещенная область, нет, но с плохой репутацией: этим занимаются опасные волшебники для чего-то криминального. Нормальному человеку этому учиться незачем. Какой смысл добропорядочному волшебнику залезать кому-то в голову? Потрошить чьи-то мозги? Да и в какой ситуации может понадобиться защищать свой разум — что, кто-то собирается на нас нападать? Так рассуждали многие. Это их и подвело.       Даже Альбус, понимая всю необходимость, несколько морщился, когда речь заходила о ментальной магии. Он ведь вырос в традиционной магической семье с твердыми устоями и многовековыми предрассудками. Их было трудно побороть.       И когда выяснилось, что Поттеру нужно срочно научиться закрывать сознание от Волдеморта, и без окклюменции ну никак не обойтись, Альбус повел себя так, как будто мы заставляем ребенка соприкоснуться с чем-то грязным. Он настолько хотел «уберечь мальчика», что так толком и не объяснил Поттеру, зачем ему окклюменция. Хорошо, что теперь Поттер точно знает, зачем она ему нужна.       Я трансгрессировал за несколько улиц до дома Люпина и Тонкс. Здесь ветер стих, и снега почти не было. Опять зверски болела голова — затылок точно поджаривали на маленьком огне. Я привык к головной боли, она сопровождала меня последние лет пятнадцать, но сейчас это было некстати: для ментальной магии нужна чистая голова и сосредоточенность. Тем более если это урок с Поттером, который снова начнет выкидывать фокусы вместо того, чтобы внимательно слушать и делать то, что ему говорят.       Как научить того, кто не хочет учиться? Этот мальчишка явно не понимал, что значит «очистить разум» и «контролировать эмоции», а без этого в ментальной магии далеко не уйдешь. Я требовал от него то, с чем его гриффиндорская натура — честность и прямота в любой ситуации — просто не готова была мириться.       Как дать понять, что такое контроль эмоций? Как это ощущается? Если я не найду, как это объяснить на его языке, мы все, возможно, погибнем: рано или поздно Лорд, блуждая по его снам, вычислит, где находится Гарри, кто рядом с ним… а там найдет и меня. И он уничтожит нас раньше, чем мы хотя бы подберемся к следующему крестражу.       Я вдруг вспомнил одно из развлечений Лорда — шутка и форма контроля в одно и то же время… Он мог неожиданно обездвижить кого-то из своих последователей, вытащить какое-то воспоминание и предложить посмотреть его всем вместе, в Омуте памяти. Все смотрели, с ржанием и комментариями, и каждый боялся, что станет следующим. Не боялась, наверное, только Белла: в ней было столько неистового огня, что свое прошлое она решительно презирала и ненавидела. Темный Лорд как-то раз попробовал, взял что-то из ее детства, но она, когда все погрузились в Омут памяти, вела себя холодно, спокойно. Ей было нестрашно показать свое прошлое всем. Там не было ничего, чем она бы дорожила.       Он смотрит на меня, задыхающегося от слез. Я снова и снова стою в коридоре дома Поттеров — точнее, дома, где живет семья Лили, потому что у Поттеров я, конечно, не был. Но во сне дом Поттеров выглядит точно так же. Дверь в детскую распахнута, и я знаю, что ждет меня там. Лили, упавшая навзничь у перевернутой детской кроватки. Разбитое окно, в которое шумит ветер.       Лили, которую перед смертью он пытал Круциатусом, поэтому изо рта у нее течет кровь.       Лорд поворачивает голову.       — Северус, ты должен это преодолеть. Детская любовь к грязнокровке делает тебя только слабее, ты же понимаешь это?       — Да, мой Лорд, — говорю я сипло: в горле стоят слезы.       Он застиг меня врасплох — через недели полторы после того вечера, когда я умолял его оставить Лили Поттер в живых. Когда я осознал, что долбанное пророчество — о Поттерах… или Лорду, свихнувшемуся на поиске знаков судьбы, кажется, что это о них… и Лили, моя Лили, погибнет… Дамблдор не сумеет ее защитить — сколько членов Ордена Феникса уже убиты.       Лорд, вполне доброжелательно разговаривавший со мной, вдруг атаковал мое сознание — а я был слишком юн и неопытен, чтобы быть готовым в любую минуту, чтобы ждать подвоха в любой его улыбке, шутке, фразе. Он вытащил из меня сон, который снился уже много раз: с тех пор, как я узнал, что Лили и ее безмозглый Поттер — в Ордене, я постоянно видел во сне, как ее убивают, как мы устраиваем засаду или врываемся куда-нибудь, а там — она… И меня подводят к ней, связанной, обездвиженной, и Беллатриса, щуря хищные глаза, говорит мне: «Ну давай!»       Или — как в этом сне — я почему-то оказываюсь у них дома, иду по коридору и вижу, что все они мертвы.       — Северус, ты же понимаешь, что если ты хочешь черпать силы из Темной магии, то такие вещи стоит оставить в прошлом? Как я могу доверять тебе теперь? Откуда я могу знать, что ты не нарушишь мой приказ, если я пошлю тебя убить Поттеров? Ты меня очень разочаровал, Северус…       — Простите, мой Лорд, — лепечу я, съеживаясь: я жду, что он прямо сейчас ударит меня заклинанием. Неверность не прощается.       Но его голос неожиданно смягчается. Он по-отечески кладет руку мне на плечо:       — Северус, я горжусь тем, каких успехов ты уже достиг. Нельзя, чтобы симпатичная грязнокровка тебя остановила. Ты же понимаешь, почему мы с тобой смотрим это в Омуте памяти? Я хочу, чтобы ты вырос, стал мудрее и понял, что на самом деле важно. И, Мерлина ради, найди себе какую-нибудь девчонку.       Он показывал мне этот сон в Омуте памяти шесть раз. И тогда я понял, что хочу защитить Лили во что бы то ни стало, и отправился к Дамблдору, зная, что обратного пути нет.       Да, и сейчас я собирался — пусть и в несколько измененном виде — использовать метод Лорда. Я собирался посмотреть вместе с Гарри одно из его воспоминаний. Но что поделать, если это действительно работает — увидеть свои воспоминания со стороны, отделить себя от этих чувств.       Я действовал так по отношению к себе много раз: не хотелось быть беззащитным. Лорд время от времени выуживал что-то из моего прошлого, чтобы напомнить мне, кто я такой, кем я был до встречи с ним. В моем маггловском детстве было много того, над чем можно было здорово посмеяться в компании чистокровных волшебников, аристократов. Но я был уже закален постоянным опытами в Омуте памяти и не реагировал на насмешки и каверзные вопросы.       Вскоре Лорд перестал делать это со мной — было уже неинтересно. Он поверил, что я все преодолел.

* * *

      Меня уже ждали. К моему удивлению, теперь там была еще и младшая Уизли, которой лучше было бы сидеть в укромном месте и не высовываться. На первом курсе она едва не падала в обморок, когда я к ней обращался. А теперь она вместе с Гермионой была готова броситься на защиту своего Поттера. Я не завидовал Молли Уизли: если Лорд действительно задастся целью убрать всех членов Ордена Феникса и сочувствующих им, она потеряет всех своих детей.       Поттер встретил меня настороженно, словно бы готовился к тому, что я собираюсь атаковать его в любой момент. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: именно так я с ним и поступил, когда он оказался в Учреждении. Нужно было срочно понять, знает ли он хотя бы что-то о запасных убежищах Ордена, и легилименция была самым гуманным из вариантов. (Хотя какой еще вариант у меня мог быть? Сыворотку правды так быстро не сваришь. И не Круциатусом же его пытать).       Я знал, что учить Поттера окклюменции будет трудно. Но не представлял, что настолько.       Пытаясь объяснить ему базовые вещи, я вспоминал, как читал жутковатого вида книги, которые Лорд давал мне. Как тренировал меня вскрывать чужое сознание, словно консервную банку. Рыться в чужих воспоминаниях, не слушая мольбы и плач. Мне почти не было жалко тех, с кем я это проделывал: я же их не пытал, как Белла. Они сами виноваты, что оказались такими слабаками.       Только когда Лорд показал мне тот сон, я понял, какую боль можно ощущать не от физической пытки.       Ничего. Гарри должен пройти через это. Выбора нет.       Я не всматривался в рой картинок в голове Гарри. Просмотр чужого сознания, вопреки многим стереотипам, — занятие небыстрое. Я подцепил то, что было на поверхности: не слишком свежее воспоминание (от свежего будет труднее отстраниться, чувства слишком яркие), но и не слишком старое (с течением лет детали меркнут).       Гарри опасливо покосился на меня, когда я встал у Омута памяти. Он нервничал. Я дождался, пока он опустит голову в Омут, и нырнул следом.

* * *

      Падая, я гадал, где окажусь. Учитывая жизненный опыт Гарри, вряд ли стоило ждать чего-то приятного. Я надеялся, по крайней мере, что мне не придется смотреть на смерть Блэка в Министерстве Магии или падение Дамблдора с башни. Если это чья-то смерть, то, пожалуй, лучше будет остановиться сразу же. Лорд, конечно, обожает выуживать как раз такие воспоминания: смерти, в особенности те, которые вызывают у человека сильные чувства — скорбь, вину, раскаяние — но так сильно вышибать Поттера сейчас все-таки не следует.       В этот полутемный коридор я почти не заходил, но Учреждение, где Долорес реализовывала все свои мечты, узнал мгновенно.       В воспоминании Поттера сам воздух был пропитан отчаянием и тоской. Каждое воспоминание (по крайней мере, для меня) звучало на свой лад, дышало каким-то ощущением, поэтому, погружаясь, я всегда ловил оттенки чувств, перепады настроения. Это было потрясающе в том случае, если воспоминание было счастливым, и очень, очень непросто, если оно оказывалось… вот таким. Лорда, впрочем, это опьяняло.       Две фигуры вынырнули у меня из-за спины, и я начал понимать, какой день вспомнил Гарри. Он стоял рядом со мной, будто закаменев, обхватив себя руками, и смотрел неподвижно на себя самого, идущего рядом с воспитателем Бенджамином. Когда я окликнул его, он не отозвался.       Именно так это и бывает, если ты не тренирован: проваливаешься в воспоминание, переживаешь его снова и снова, ощущая все почти с той же силой, несмотря на то, что это прошлое и его не изменишь.       — Гарри, — я тронул его за плечо и сморщился от вспыхнувшей в голове параллели. Лорд, кладущий руку на мое плечо, звучащий по-отечески, мягко, но твердо.       Но я не Лорд — я не мучаю Гарри из развлечения или желания сломать его, сделать своим слугой. Если он не научится, мы все в большой опасности, и он это понимает.       Может ли жестокость быть оправданной?       — Гарри.       Он не слышал меня. Мы стояли возле кабинета воспитателя. Гарри рядом со мной шевелил губами — что-то беззвучно повторял, но я не мог разобрать слов.       — Поттер!       Он не шелохнулся, не отреагировал даже на изменение тона. Наверное, можно было бы насильно вытащить его из Омута сейчас, но я хотел посмотреть, сможет ли он рано или поздно взять чувства под контроль, отстраниться. Когда я сам работал с Омутом памяти, порой бывало так, что я проваливался в воспоминание вначале, но потом осознавал, что происходит, и приходил в себя, занимал позицию наблюдателя.       Я примерно представлял, что увижу сейчас. Я тоже помнил тот день. Только иначе.       Это выглядело примерно так, как я и предполагал: отвратительно.       Бенджамин был трусоват, а ради карьеры он мать родную отправил бы в Азкабан. Поэтому и здесь я почти не удивился его безжалостности и старательности; удивился только тому, как методично он избивал, по сути, еще ребенка. Что сказать: Амбридж подобрала персонал себе под стать.       Гарри рядом со мной вздрагивал от каждого удара, точно чувствовал фантомную боль. Н-да, вытаскивать его из Омута будет трудно.       — Бенджамин, у него обморок, — заметила Амбридж, вставая со своего места. Она провела палочкой над Гарри, голова которого свесилась со скамьи. — Да, обморок. Приведите его в сознание.       Бенджамин откинул пучок розог и засуетился: зачерпнул стаканом воду из ведра с розгами и плеснул Гарри в лицо. Вот идиот — неужели так трудно выучить заклинание…       Гарри пошевелился.       — Вот и отлично, — пропела Амбридж, — продолжим. Память должна улучшиться. На какой фразе мы остановились?       Гарри застонал. Не открывая глаз, он прошептал:       — Не надо… Пожалуйста…       — «Пожалуйста?» — хищно улыбнулась она. — Поттер!       Он пришел в себя и слегка приподнял голову. Взглянул на нее — мутными глазами, в которых были боль и ненависть. Знала бы Лили Поттер, что делают с ее сыном. Она бы меня прокляла… Ради такой его жизни она умирала?       — Как вы думаете, Бенджамин: еще чуть-чуть, и мы дойдем полностью выученного текста? Темный Лорд должен скоро нас посетить. Думаю, он захочет посмотреть, чему Поттер научился…       Кстати, странно, что Лорд ни разу за это время не посетил Учреждение для неполноценно развитых волшебников. А ведь такой визит напрашивался сам собой: Лорд и Поттер, который благодарен шансу на новую жизнь и все такое прочее… Чего Лорд боялся? Поттера, который при репортерах выкинет какую-нибудь штуку? Что ж, вполне могло быть…       Еще Лорд куда-то уезжал тогда. Куда? Зачем? Уж не крестраж ли перепрятывал?       — Бенджамин, продолжайте, — распорядилась Амбридж, садясь обратно за стол.       От следующего удара Гарри закричал снова. Бенджамин остановился, обернувшись к Амбридж.       — Вот теперь поучение усвоится по-настоящему, — сказала она негромко. В наступившей тишине было слышно, как Гарри тихо всхлипывает, уткнувшись головой в руки. — Боль — лучший учитель для таких, как вы, Поттер.       Вдруг я понял, что Гарри из настоящего рядом со мной нет. Обернувшись, я увидел, что он сидит на полу, закрыв лицо руками. Все, пора заканчивать.       Я силой поставил его на ноги и взмахнул палочкой, сворачивая воспоминание.       ... — Вы просто хотели поиздеваться… — сказал Гарри, кашляя. Его только что вырвало, когда мы вывалились из Омута памяти, и сейчас он сидел на полу, прислонившись к стене. Его била сильная дрожь.       Я упаковал Омут, ленту-контроллер (удобный инструмент, в следующий раз попробуем), свитки пергамента. Поттеру явно было не до конспектирования занятия. А вот книги решил оставить: мисс Гренджер с удовольствием поможет Гарри в этом. Ей не хватает учебы, это видно.       Подумав, я выложил и ленту: пусть останется в качестве домашнего задания.       — Вы хотели поиздеваться…       — Вместо того, чтобы утопать в жалости к себе, Поттер, — обернулся я к нему, — попробовали бы подумать, почему у вас не получилось то, о чем я вам говорил.       Гарри вспыхнул.       — Может быть, потому, что меня избивали?       — Вас. Не. Избивали, — произношу я медленно. — Не сейчас. Это прошлое. Всего лишь прошлое. Сейчас с вами все в порядке, а это всего лишь воспоминания.       Гарри замолчал. Ему было трудно справиться с дрожью, и я отвернулся, чтобы дать ему возможность прийти в себя.       — Но…       — Вы там были и чувствовали это, да, вы не смогли отстраниться. Что бы с вами ни было, что бы с вами ни делали — это осталось в прошлом. Об этом нужно помнить.

* * *

      Огонь, на котором поджаривали мой затылок, перекинулся на виски. Я прямо-таки слышал голос мадам Помфри, что с такими головными болями нужно переходить на постоянную терапию, обратиться в больницу святого Мунго, поискать хорошего специалиста… Она говорила мне это уже лет пять. В этом году, понятное дело, перестала.       Я шел по заснеженным улицам, сворачивая то направо, то налево, прислушиваясь, нет ли кого-то в темноте. Засады, как правило, выдают себя чем-то: случайным движением, легким всполохом волшебной палочки, а если это авроры, то и руганью вполголоса. Но улицы были пусты и тихи. С черного неба по-рождественски падал снег.       Как будет здорово вернуться в теплую спальню (домовые эльфы исправно следят за камином), выпить зелье (моя разработка — снимает головную боль за десять минут) и спать до самого начала уроков. К черту завтрак. Надоело видеть, как одни поспешно отводят взгляд, увидев меня, а другие (Кэрроу) — слегка усмехаются, с нетерпением ожидая моего провала и освобождения столь желанной должности. Надо еще проверить, как там Драко…       И тут знакомое жжение расползлось по левой руке. Да чтоб тебя. Черт. Только не сегодня…       Что могло понадобиться Лорду в такое время? Он, конечно, мог вызвать своего покорного слугу в любое время, но в последние полгода, как он официально пришел к власти, он вызывал меня обычно днем. Не было причин от кого-то таиться: ни Министерство Магии, ни Орден Феникса нам уже не угрожали.       Конечно, за этим может стоять обычное желание проверить мою преданность — как быстро я прибегу… Или Амбридж что-то пронюхала и доложила ему. Нет, она не настолько близка к Лорду, она бы не осмелилась напрямую…       Я глубоко вздохнул, пытаясь навести во взбаламученной, горящей голове порядок, вытащил палочку, прикоснулся ею к метке, которая уже сильно припекала, и трансгрессировал.       Открыв глаза, я увидел ворота усадьбы Малфоев, слабо светившиеся защитным заклинанием. Значит, Лорд сейчас гостит здесь. На душе немного полегчало: хотя бы знакомое место. Но ничто не помешает Лорду убить своего ближайшего соратника в доме Малфоев, само собой.       Под прикосновением руки ворота распахнулись: меня ждали.       В холле меня встретила Нарцисса — бледная и притихшая, какой, впрочем, она и была с тех пор, как Темный Лорд возродился.       — Северус, проходи, Лорд ждет тебя в библиотеке.       В доме, некогда полном света (Люциус любил устраивать вечеринки), сейчас было полутемно. Нарцисса неслышно шла позади меня. На лестничной площадке она прикоснулась к моей руке и прошептала:       — Он очень недоволен, что Гарри пока не нашли. Он говорит, авроры не справляются… Я буду ждать тебя в малой гостиной.       Если я вообще туда дойду, подумал я. Конечно, Лорд вряд ли станет убивать меня именно сейчас — в мою невиновность он вроде бы поверил…       Дом будто вымер. Люциус спит, а может, не решается выйти из спальни или где он еще там — боится ненароком чем-то разозлить Лорда. Драко, видимо, в Хогвартсе: хорошо хоть его не стали дергать посреди ночи. Одна Нарцисса ждала меня, чтобы предупредить.       Лорд сидел в высоком кресле у камина, глядя на огонь. Он выглядел расслабленно и мирно, но я-то прекрасно знал, что он никогда не бывает таким. Он всегда начеку — в этом его сила.       — Мой Лорд, — я склонился перед ним в глубоком поклоне и замер, затылком, висками и лбом ощущая свою незащищенность. Усилием воли подавил это чувство: тот, кто верен Лорду, не должен выказывать страха.       — Садись, Северус, — зазвучал надо мной его мягкий голос. — У тебя, должно быть, выдался тяжелый день.       Я опустился в кресло напротив и вытянул ноги к огню. Нужно быть не слишком встревоженным — тому, у кого совесть чиста, бояться нечего — но и не слишком спокойным, ведь в присутствии Темного Лорда все, даже Ближний круг, должны испытывать трепет.       — Работа с детьми отнимает у тебя много сил? — спросил Лорд, глядя на меня. Его лицо было непроницаемо. — В конце месяца открывается новое Учреждение для неполноценно развитых волшебников…       — Да, под Манчестером, — кивнул я.       — А у тебя еще и Хогвартс… и первое в стране Учреждение для грязнокровок… Я надеялся, вы станете образцом для всех подобных заведений. Путь Гарри Поттера готовились освещать газеты всей страны…       Вот оно. Сейчас грянет.       Я наклонил голову:       — Мой Лорд, мне трудно выразить, как я виноват перед вами. Остров прекрасно защищен. Если бы в мое отсутствие Долорес не отправила Поттера в Азкабан в качестве воспитательной меры… Это моя ошибка: я должен был контролировать процесс лучше. Ее профессионализм показался мне заслуживающим доверия, мой Лорд.       — Все мы порой ошибаемся, Северус… — произнес Лорд задумчиво. — Что поделать: ты ошибся, и я тоже. Долорес Амбридж выглядела самой подходящей кандидатурой на эту роль… Прошлого не изменить. Мы поймаем Поттера, и его возвращение в Учреждение будет триумфальным… Все должны понять, что скрыться от правосудия не удастся.       — Да, Лорд, мы приложим все усилия, — торопливо откликнулся я. — Мои коллеги уже разрабатывают новую стратегию.       — Северус, я недавно вычитал одну очень интересную вещь, — сказал Лорд, поворачиваясь к книжным полкам. — Будь добр, принеси, пожалуйста, вот ту книгу… да, в серебряном переплете… Не устаю поражаться великолепию библиотеки Люциуса.       Как практически любой старинный волшебный род, Малфои обладали неплохой библиотекой, которой я, безродный полукровка, мог только позавидовать. Я взял большую книгу с изображением змеи, обвившейся вокруг лилии (книга оказалась неожиданно легкой, несмотря на объем) и развернулся к камину — и тут это случилось.       В мой мозг ввинтилось жало — острое, безжалостное. Я рухнул на колени, ничего не видя, ничего не слыша. Мне казалось, за годы служения я привык к безжалостности его легиллименции. Оказывается, не привык. Я забыл, как это, когда твою голову точно сверлят.

* * *

      Лорд полон вдохновения. Он по-хозяйски отшвыривает то, что ему не нужно (разговоры в Хогвартсе, уроки, зелья, вопросы журналистов…), и замирает, нацелившись, как кошка на мышь, на куски, кажущиеся подозрительными. МакГонагалл презрительно отвечает мне. МакГонагалл догоняет меня во дворе. МакГонагалл, потрясенно опускающая на стол газету со статьей о побеге Гарри.       Лорд не может знать, что МакГонагалл в Ордене -полный список участников был защищен заклинанием — но МакГонагалл была ближайшей соратницей Дамблдора, логично было предположить, что если я предатель и как-то помог Гарри бежать (или спрятаться), то я привлек бы к этому ее…       Лорд стремительно перескакивает от одного фрагмента к другому, и я ничего не могу с этим поделать. Ошеломительная скорость. Невероятная легкость, которая мне и не снилась. Упоение болью. Он подозревает меня, да — но одновременно это и наказание, которым он наслаждается. Месть за унижение, которое он испытал из-за бегства Поттера.       Разговоры с Амбридж. Мои письма. Мои визиты в Лондон — улицы, лавки с ингредиентами, Косой переулок… Трансгрессия. Ледяной ветер треплет мантию. Коридоры Учреждения и бледные лица детей… Пока он ищет улики здесь, я спасен… Только бы он не вернулся к тому, что рядом, совсем рядом, на поверхности — я и Гарри, стоящие возле Омута памяти…       Сверло в голове сменяется обжигающе-холодным, омерзительным червем, ползающим по ассоциациям, цепочкам, которые я старательно выстраивал много лет.       — Ты слишком безупречен, Северус… — доносится до меня голос Лорда. — Слишком старателен… Не маска ли это? Порой мы не ожидаем предательства от самых близких…       Вечера в Хогвартсе. Ночи. Пепельница, полная окурков. Зелье Сна-без-Сновидений. Он ищет детали, не вписывающиеся в общую картину. Он не знает, что именно искать — теперь я это вижу.       Мое тело бьется в конвульсиях, но Лорда это не останавливает. Нечем дышать… Мои визиты в Малфой-Мэнор. Люциус. А вот это близко, это опасно — Люциус же просил меня помочь, если…       Лицо Драко, потерянное, вдруг выплывает из темноты. Он сидит в кресле, ночью, в моем кабинете, он пьян… Нет. Сейчас Лорд все поймет, он вцепится в этот разговор… крестражи, все будет загублено только тем, что я оказался слабаком…       Я швыряю ему воспоминание — слова Драко: «Это правда, что тетя Белла — моя настоящая мама?»       …Моя голова утопала в мягком ковре. Тело было деревянным и словно бы чужим.       — Северус.       Я осторожно вдохнул — грудь болела, будто сломано ребро. Обычная отдача после такой легиллименции.       — Северус.       Я открыл глаза. Лорд сидел в кресле, глядя на меня сверху вниз. Палочки в его руках не было — он не собирался меня пугать.       — Мой Лорд…       Голос тоже был чужим. Во рту расползался привкус крови.       — И что, наш малыш Драко ненароком проник в семейную тайну? — Лорд был в прекрасном настроении. — Представь себе, я не знал про Беллу! Да, какие открываются любопытные вещи — и про людей, с которыми мы знакомы много лет… И почему же ты, Северус, мне ничего не говорил?       Его распирало от удовлетворения. Медленно поднимаясь (кости точно превратились в кисель), я пытался понять, что Лорда так обрадовало. Он подозревал меня — а оказалось, что я скрывал глупую тайну по глупым человеческим причинам?       — Драко сейчас тяжело, мой Лорд, — сказал я, вставая на ноги. Кресло было в двух шагах, и я, схватившись за подлокотник, повалился на него. — Он… до сих пор переживает свою ошибку и вашу немилость. Ему не хотелось, чтобы об их семейной драме узнал еще кто-то.       — Да, Драко меня разочаровал, — произнес Лорд, слегка хмурясь. — Хотя чего ждать от сына Люциуса Малфоя… даже если в нем течет кровь Беллатрисы… Однако Драко еще может нам пригодиться. Вдруг он сможет навести нас на след Поттера… В конце концов, волшебную кровь нужно беречь. Северус, впредь не скрывай от меня такие пустяки. Мне не пришлось бы подвергать тебя всему этому, если бы ты не вынудил меня.       Он поднялся, взмахом палочки поставил на место книгу, которую я уронил, и вышел из комнаты