Испорченный контракт

«Падение Рая»

Зал погрузился в кромешную тьму, где алые всполохи выжигали сквозь мрак жуткие, размытые силуэты. Эти огоньки напоминали беспокойные языки пламени, рассыпанные по толпе, как костры на затопленном кладбище. Тонкие красные нити свисали с потолка, сплетаясь в плотные сети, которые змеились вниз, проникая к зрителям, хватаясь за их головы, шею, руки и ноги. Нити обвивали каждого с такой силой, что сквозь дрожащий свет Николас разглядел, как они врезаются в плоть, искажая лица застывших в агонии людей. Он чувствовал, как леденящий холод пробирается по его позвоночнику, пока не пронзил всё его тело. Пальцы автоматически сжались на рукоятях пистолетов, но в голове звенел страх, словно кровь стыла в жилах. Внезапно гробовую тишину разорвал жуткий, глухой рёв толпы. Люди, подчинённые чужой воле, поднимались один за другим, с трудом вырываясь из своих кресел, как куклы, выдернутые на лесках. Их движения были судорожными, корчащимися, как у тел, борющихся с неестественным принуждением. Толпа шагала вперёд, дергаясь в спазмах, головы их безвольно склонялись, глаза — пустые, мертвенные, не видящие. Но стоило Николасу присмотреться, как в глазницах некоторых из них вспыхивали отблески боли и страха, затушенные чужой волей, тёмным огнём, что терзал их изнутри. Крики, напоминавшие хор проклятых, раздавались всё громче, когда тени людей один за другим поднимались и медленно, с дёрганными движениями, направлялись к сцене, словно к источнику мучений, от которых невозможно было скрыться. Николас коротко взглянул на Вэша, но тот, как всегда, остался безразличен, его стальной взгляд следил за сценой, будто оценивая каждый шаг, каждую деталь. Пастор не стал отвлекаться: он выхватил пистолеты и выстрелил в ближайшие нити, надеясь сорвать их, разорвать хоть одну из тех красных цепей, что держали людей. Пули прожигали нити, и одна за другой они рвались, вспыхивая короткими всполохами. Освободившиеся люди рухнули на пол, словно тряпичные куклы, но остальные лишь плотнее обвились в своих цепях, и теперь целая волна людей, движимых единой волей, медленно двинулась на них. Не тратя времени, Вэш выхватил свой револьвер. С холодной точностью, без единого лишнего движения, он начал стрелять, пробивая целые пучки нитей, что падали на зрителей, держа их в капкане. Алое сияние мелькало в темноте, и каждая вспышка револьвера давала короткие мгновения света, выхватывая то девочку на сцене, то лица зрителей, искажённые страхом и болью, из-под невидимой маски. На сцене певица стояла в центре, неподвижная, словно статуя, лишь её руки медленно поднимались и опускались, будто дирижируя этой адской симфонией. Её глаза, горящие алым светом, были пусты, но казалось, что она видит всё и контролирует каждого. — Бля, — коротко рыкнул Николас, вытаскивая один из пустых магазинов и, выхватив новый из-за пояса, снова принялся стрелять по нитям, раз за разом освобождая людей. Внезапно толпа, уже почти вплотную подошедшая к ним, начала двигаться быстрее. Сломанные, искривлённые тела ринулись вперёд, пытаясь схватить Николаса и Вэша. Похоронщик отпрыгнул, уклоняясь, пока его пальцы сжимали курок, отправляя пулю за пулей. В это время Вэш, обводя взглядом всё пространство, выдернул ещё несколько нитей из ближайших тел, а затем, резко ударив металлической рукой ближайшую живую марионетку, отбросил его назад, разорвав ещё пару нитей. Толпа не отступала. Нити крепли, зажимая, связывая их всё сильнее. Но Вэш, ловко и хладнокровно пробивал путь вперёд, не глядя на Николаса. Николас убрал пистолеты за пояс, его взгляд стал сосредоточенным и жестким. Он потянулся к лежащему на полу массивному кресту, поднимая его как орудие древнего, мрачного ремесла. Активируя механизм, он повернул череп в центре, и длинная часть креста раскрылась, обнажив сверкающее дуло крупнокалиберного пулемёта. Тишина взорвалась рёвом оружия, когда пулемёт ожил — его грохот был похож на раскаты грома, которые разрывали воздух. Огненные очереди обрушились на приближающиеся марионетки, срывая с них ленты, связывавшие их с волей кукловода, и разрывая тела на части. Пули, словно раскалённые когти, пробивали стены, разносили в щепки ряды сидений и обрушивали балконы. Обломки, куски штукатурки и пыль летели во все стороны, смешиваясь с дымом, превращая зал в поле битвы. Вэш, оставшийся спокойным среди этого хаоса, держал свой револьвер наготове. Когда марионетки подбирались ближе, он выпускал выстрел за выстрелом, целясь в тонкие нити, связывавшие их с неведомой силой. Каждое его попадание сопровождалось слабым вздрагиванием бывшего человеческого тела, куклы падали на землю, не способные подниматься. Мир вокруг них рушился, и весь зал охватили хаос и разрушение. Пока марионетки разрывались под градом пуль, Вэш, как тень, скользнул в сторону сцены. Его взгляд был безжалостен, и он знал, что теперь у него есть шанс покончить с источником этой жуткой силы. Под прикрытием разрушения, которое творил Николас, он проскользнул мимо падающих кукол, обломков и дыма, добравшись до края сцены. С затаенной яростью, он бросился к девочке, намереваясь прервать её тёмное выступление. Однако, едва он оказался рядом, как нечто огромное и мощное преградило ему путь. С глухим звуком из темноты вырвалась гигантская металлическая рука, и, словно он был всего лишь пушинкой, ударом отбросила его на другой конец зала. Вэш, несмотря на свою силу, впечатался в стену с такой мощью, что штукатурка вокруг него разлетелась трещинами, и он осел на пол, едва удерживаясь на ногах. Металлическая рука, издав угрожающее гудение, снова медленно поднялась, но теперь её цель была ясна. Она мягко подхватила девочку, посадив её себе на ладонь, словно на трон. Девочка, с холодным выражением лица, взирала на зал с высоты этой устрашающей конструкции, её алые глаза сверкали, отражая пламя и хаос вокруг. Вокруг начали сплетаться новые нити, ещё более прочные и зловещие, медленно стягиваясь к выжившим куклам и поднимая их с пола. Они, оживлённые новой силой, снова начали медленно двигаться к Николасу и Вэшу, их движения были неестественно резкими, словно их подгоняла ярость их повелительницы. Наглость Вэша не осталась без ответа. Глаза девочки вспыхнули ещё ярче, отливая зловещим красным светом, и зал на мгновение наполнился жутким, пронзительным шёпотом, словно тысячи голосов говорили одновременно. Её взгляд сосредоточился на разбросанных повсюду останках марионеток, и по одному алому сигналу нити, словно живые, метнулись к этим частям. На полу зашевелились разорванные конечности и обезглавленные тела. С тихим шипением, нити начали медленно вытягиваться от девочки, скользя по полу и вновь соединяя разорванные куклы. Рукам, ногам и головам не понадобилось ни секунды, чтобы снова срастись с телами; каждая деталь вернулась на своё место, подчиняясь её воле. И вот уже тела вставали, будто ничего и не произошло, их лица застыли в жутких, мертвых улыбках. Сквозь пыль и свет пулемётного огня Николас увидел, как поднявшиеся куклы стали собираться в плотный, почти непроницаемый ряд. Они вновь двинулись к нему, на этот раз с ещё большей решимостью, издавая синхронные, механические шаги, словно один великанский организм. Вэш медленно поднялся на ноги, оценивая положение. Он бросил короткий взгляд на девочку, чьи горящие глаза следили за каждым их движением, как будто она играла ими, как с остальными куклами на своей сцене. Николас, осознав безысходность обычной атаки, внезапно замер, его взгляд ожесточился, и он убрал руки с курка пулемета, сосредоточив внимание на кресте. Он снова повернул череп, в основании, — с сухим щелчком механизм поддался. Дуло пулемета засветилось зловещим зеленым светом, который становился всё ярче, наполняя пространство ослепительным сиянием, от которого марионетки отшатнулись. В следующее мгновение крест завибрировал в его руках, и сквозь дуло пулемета прорвался огненный луч, разрезающий темноту. Зеленое пламя взревело, разрывая пространство перед собой — луч прошелся сквозь толпу кукол, испепеляя каждую, что попадалась на его пути. Воздух наполнился запахом горелого мяса и серы, разорванные тела кукольных солдат растворялись в пепле, как в кошмаре, оставляя за собой следы жгучего света. Луч продолжал бушевать, разрушая стены и мебель зала. Пол трещал и крошился, сметая всё, словно его разъедала сама пустота. Тени метнулись в стороны, но девочка на сцене лишь смотрела, её горящие глаза следили за уничтожением, отражая тот же зеленый свет, будто это не было для неё неожиданностью. Луч вырвался из креста с новой силой, оставляя за собой глубокие рассечения в стенах, словно нож проходил по мягкому маслу. Каменные плиты под давлением огненного потока вздымались и разлетались в стороны, а резные стены театра начали крошиться, уступая безжалостной мощи. Потолок не выдержал этого разгрома — массивные балки и покрытые лепниной перекрытия с грохотом обрушились, и куски мрамора и штукатурки полетели вниз, поднимая тучи пыли. Часть потолка рухнула окончательно, и сквозь эту зияющую рану в зале открылся вид на ночное небо, усыпанное мириадами звёзд. Лунный свет, прорвавшись внутрь, причудливо смешивался с зелёным сиянием, придавая сцене ещё более потусторонний вид. Пепел плавно опускался на головы оставшихся марионеток, мерцая в свете зелёного пламени, а трещины, будто хищные змеи, ползли по стенам, грозя обрушить всё здание целиком. Девочка на сцене не дрогнула, лишь её светящиеся глаза вспыхнули ещё ярче, наблюдая за хаосом, который захлестнул её владения. На её щеках медленно потекли чёрные слёзы, тёмные потоки, словно следы чего-то незримого, что углублялось в её душу. Её лицо оставалось спокойным, но в мерцающем взгляде проскальзывала тревога, когда зелёный луч Николаса срезал стены, обрушивая куски потолка, которые с грохотом обрушивались вниз, поднимая клубы пыли и осколков. Алые нити ожили, затрепетав в воздухе и подчиняясь её команде. Словно жадные хищники, они устремились к разбросанным останкам поверженных марионеток, оплетая их, как паутина, и тянули друг к другу куски плоти, обрывки костей и мёртвые глаза. Вязь нитей сплеталась, соединяя тела и части в неестественное подобие организма. Гигантское создание росло на глазах, как жуткий узор из ужаса и страдания. Из его многочисленных ртов вырывались беспомощные стоны, а тела переплетались так, что на поверхности проступали сотни глаз, рук и ног, искажённых гримасой нескончаемой муки. Чудовище напоминало гнусного голиафа — кривое, хаотичное нагромождение тел, которое за каждым движением оставляло след тягучих, как кровь, нитей, связывающих его кусков. Огромный монстр стоял посреди зала, его взгляд направлен на Николаса и Вэша. — Нет… Харлок предупреждал, что теперь сыворотка будет работать иначе… — Сказал себе похоронщик, избавляясь от мысли принять лекарство и с другой силой разобраться с монстром. Вэш с решимостью, рванул к сцене. Его движения были быстрыми и резкими, и он, словно хищник, уклонялся от ударов оживших марионеток и от свирепых атак многорукого голиафа. За его спиной Николас уже принялся разрывать и кромсать чудовище, раз за разом отрезая ему конечности. Но как бы ни был жесток его огонь, нити упорно тянулись, сшивая все вновь и вновь. Лишь на мгновение он ослабил своё внимание, и очередная рука монстра едва не обрушилась на Вэша. Николас и Голиаф столкнулись, как два безудержных зверя, разрывающих друг друга в вихре жестокой борьбы. Чудовище из сшитых тел надвигалось на похоронщика, свистя и размахивая десятками скрюченных, искалеченных конечностей. Огромные руки, словно кипящие от ярости, с ужасающей силой обрушивались на него, разрывая деревянные ряды кресел и разбивая стены. Пастор ловко уклонялся от ударов, маневрируя среди обломков и осколков, но понимал, что долго так не продержится — каждая атака монстра становилась всё точнее, а сила нарастала. Николас сжал крест, поворачивая череп у основания и снова возвращая пулемет, и могучий поток выстрелов взревел, обрушиваясь на Голиафа. Яркие вспышки огня озарили сцену, раскаляя воздух, словно в самом сердце этого зала вспыхнуло пламя битвы. Пули врезались в чудовище, отрывая от него обрывки тел, клочья плоти и тусклые, уже потухшие нити. Но тварь не отступала — она продолжала наступать, её оторванные конечности со скрежетом и хрустом вновь соединялись, и Николас понимал, что ему не хватит огневой мощи, чтобы полностью уничтожить монстра, а стрелять лучом постоянно не выйдет. Голиаф ринулся вперёд, его гигантская рука с чудовищной силой ударила в сторону Николаса. Он едва успел увернуться, перекатившись по полу, но взрывной удар чудовища пробил стену, обрушив на пастора град осколков. Ослеплённый пылью и оглушённый грохотом рушащихся балок, он чудом заметил, как уродливая тварь вновь поднимается, её тело сшивается новыми нитями, а глаза на мёртвых лицах начинают двигаться, злобно сверкая красным светом. — Да когда же ты сдохнешь?! — выдохнул Николас, не тратя ни мгновения, и снова повернул череп на кресте, активируя луч. Ослепляющий зелёный поток света прорезал воздух, сжигая тьму и рассекая всё на своём пути. Луч прожигал тела, части Голиафа с грохотом падали на пол, но монстр вновь собирался, и его глаза, казалось, только ярче полыхали яростью. В этот момент тварь выпустила протяжный, душераздирающий вой, в котором было и страдание, и неистовая злоба — всё, что когда-то было людьми, теперь становилось частью этого чудовища, жаждущего разрушения. Почувствовав возможность их поражения, Николас взглянул на Вэша, который хладнокровно наблюдал за боем. Взгляды их встретились — в этом коротком обмене было понимание, что пора заканчивать. Похоронщик, стиснув зубы, снова перехватил крест, а Голиаф поднялся в последний раз, обнажив свои десятки рук и ног, готовый обрушить их на единственного противника. Николас быстро развернул крест, повернул череп, и короткая часть открылась, и из нее вырвался снаряд, устремившись в месиво из частей людей. Раздался грохот, и взрыв пламени охватил существо, пошатнув и дезориентировав его. Когда Николас отвлёк Голиафа на себя, Вэш мгновенно рванул к сцене, но дорога была дольше и опаснее, чем он ожидал. Марионетки, словно чувствуя его намерения, сгрудились вокруг, заслонив ему путь и не давая ни малейшего шанса проскочить незамеченным. Их тела двигались в жутком, неестественном ритме, а пустые глаза мертвецов горели мрачным, потусторонним светом. Но самый страшный удар ожидал его впереди. Как только Вэш оказался в кругу этих тел, куклы начали ломать собственные конечности, не ощущая боли, скручивая руки и ноги, пока не обнажились сломанные кости, острые, как ножи. Пустые взгляды обрели зловещий блеск, и марионетки двинулись на него с острыми обломками, ставшими теперь их новым, страшным оружием. Вэшу пришлось уклоняться с ещё большим отчаянием. Он разил их револьвером, его рука двигалась быстро и точно, но каждый раз, когда одна марионетка падала, две другие подступали ближе, каждый их шаг сопровождался сухим хрустом переломов. Металлическая рука Вэша взлетела в ответ, отбрасывая очередную куклу, но остальные, уже подобравшись вплотную, с угрожающим звоном поднимали обнажённые костяные «лезвия» и бросались на него с удвоенной яростью. Резким движением Вэш вырвался из замыкающегося кольца и перекатился по полу, едва избегая одного из острых обломков, направленного ему в горло. Ещё один удар пришёлся ему по плечу, но металлическая пластина выдержала. Стиснув зубы, он оттолкнул нападающего, его глаза оставались сосредоточенными, неотрывно следя за сценой. Девочка, сидя на сцене, с презрением и ненавистью наблюдала за его борьбой. Её тонкие пальцы скользнули в воздухе, и алые нити вновь пришли в движение, заставляя марионеток менять тактику. Несколько из них взобрались друг на друга, создавая подобие стены из тел, блокируя каждый его рывок вперёд. Каждая попытка прорыва сопровождалась всё более жёсткими атаками. Вэш прыгнул в сторону, резко перекатился и, увернувшись от очередного удара кости, наконец, оказался в нескольких метрах от сцены, которую преграждала огромная тварь. Увидев, как Вэш преодолел последний барьер из марионеток, Николас еще раз выстрелил снарядом в монстра. Монстр пошатнулся, и стрелок запрыгнул на его «плечо» и перепрыгнул его, наконец, оказавшись перед девочкой. Она смотрела на него, не мигая, её глаза мерцали всё ярче, но Вэш не дал ей времени произнести и звука. Он с яростью отстрелил несколько пальцев огромной руки, державшей её над полом, отчего рука вздрогнула, ослабила хватку и уронила хозяйку на пол. В одно движение Вэш схватил девочку за горло, прижимая её хрупкое тело к полу сцены. Тени и пыль хаотично клубились вокруг них, как отголоски их схватки с марионетками, но Вэш смотрел прямо в её сверкающие глаза, из которых сочились черные как смоль слезы, которые всё еще пытались удержать его, пробиться через его хладнокровие. Словно в пустоту её глаз, он произнёс обрывок последней надежды: — Где станция? Под железной хваткой Вэша девочка едва удерживала концентрацию, и её куклы заметно замедлились. Некоторые марионетки, лишённые силы её воли, обмякли, и их конечности, словно высохшие ветви, безжизненно опустились на пол. Алые нити, связывавшие их с девочкой, тускнели и одна за другой обрывались, погружая их в полное безмолвие. Голиаф, чудовище, сотканное из собранных кусков плоти и ужаса, вдруг взревел в ярости, ощущая ослабление связей. Его тело задрожало, тяжело вздрагивая, как будто само существо боролось с распадом. Огромные разрывы, оставленные пулями и лучами Николаса, больше не затягивались — они зияли рваными ранами, из которых сочились клочья материи. Сотни глаз голиафа беспокойно вращались, выплескивая тупой, животный страх. Существо пыталось шагнуть к Николасу, но его ноги подкашивались, раздираемые ослабевшими нитями, и крошились, как старые кости. Пастор, уловив момент, увеличил натиск. Теперь каждый взмах лучом его креста врезался в чудовище без шанса на восстановление. Голиаф медленно падал на колени, оставляя позади себя кровавый след и облако тьмы, которая начинала рассеиваться, как туман на рассвете. Видя, что контроль девочки слабеет с каждой секундой, Вэш сдавил её горло сильнее, его голос был холоден, как острие клинка: — Повторю ещё раз, — произнёс он сквозь её прерывистое дыхание. — Где станция? Девочка, в изнеможении, лишь тяжело дышала, но её взгляд потускнел, как у марионетки, потерявшей своего кукловода. Певица металась, силясь вырваться из хватки Вэша, но его железная рука не позволяла ей сделать ни малейшего движения. Её взгляд лихорадочно метался, пока не остановился где-то в стороне, словно выискивая последнюю надежду. Из темноты за её спиной послышался глухой скрежет, и, словно оживая, к ним приближалась еще одна массивная металлическая рука. Она тяжело продвигалась вперёд, крепко сжимая что-то в своих стальных пальцах — стеклянную колбу, внутри которой слабо мерцало яйцо, окружённое водой. На лице Вэша мелькнула едва заметная, почти неуловимая улыбка. Но в этот момент девочка, уловив малейшее ослабление его хватки, резко метнула взгляд в сторону. Её огромная стальная рука мгновенно и с неимоверной силой сжалась, раздавливая колбу, как сухую скорлупу. Стекло разлетелось, вода разбрызгалось, смешавшись с синей кровью, и станция внутри раскрошилась в один миг. Массивные провода, которые были подключены к колбе, тут же заискрили и задрожали в конвульсиях, разбрасывая яркие искры во все стороны, словно вспышки затухающего гнева. Вэш, стиснув зубы, взревел от ярости, не сдержав отчаянного крика. Его глаза сверкнули в гневе, и пальцы судорожно напряглись, всё еще удерживая девочку, которая со злорадной усмешкой наблюдала за его беспомощностью. В этот момент Николас, добиваясь своей цели, окончательно повалил Голиафа на землю, но торжество оказалось недолгим — зал внезапно содрогнулся. Вокруг них стены начали дрожать, раскалываться от скрытого давления, словно неведомая сила пришла в движение, и с каждым мгновением становилось всё труднее сохранять равновесие. Пастор бросил взгляд на то, что осталось от станции, и оцепенел, осознавая весь масштаб их неудачи. Разрушенная колба, кровь и обломки массивных проводов, еще искрящихся в тени сцены — это было тем, что удерживало на плаву целый город, нависающий над ними и над всем миром. Его сердце замерло на миг, когда осознание прорвалось в мыслях: они проиграли. Теперь их действия обрушат небеса на землю. Зал заполнился гулом тревожных звуков — стальные балки рвались, конструкции начинали рушиться, словно воздух вокруг них поднимался тяжестью надвигающегося конца. Сирена завыла за стенами, словно сама судьба возвещала о грядущей гибели. Её гулкий, раскатистый вой пронзал затихший зал, и вскоре голос системы эхом разнёсся по коридорам, хрипло и неумолимо объявляя об эвакуации, словно было ещё хоть какое-то спасение от надвигающегося апокалипсиса. Вэш, охваченный яростью и болью, бросил обезумевший взгляд на девочку, и прежде чем она успела хоть как-то оправиться, сжал её шею сильнее и со всей силой швырнул в дальний конец зала. Её хрупкое тело ударилось о стену, и обломки с грохотом обрушились на неё, погребая её под своей тяжестью, как холодный приговор. Николас уже стоял рядом, глаза его мрачно блестели в мигающем свете аварийного освещения. Он коротко бросил, что теперь им нужно спасаться. Но Вэш лишь молча уставился на исковерканные, разбитые обломки колбы — того последнего шанса, который мог спасти их, теперь погребённого под грудами осколков и металла. Его губы едва заметно дрогнули, а взгляд, затуманенный отчаянием, наполнился странной смесью ярости и бессилия. Всё, ради чего они шли так долго, ради чего сражались и жертвовали, было уничтожено в один миг. Опустив глаза, он едва заметно вздохнул и убрал револьвер, как если бы этим движением прощался с последней надеждой. Его плечи опустились, и на мгновение он казался не безжалостным бойцом, а уставшим человеком, чьи мечты разрушились, как эти стеклянные осколки. Николас, не сказав больше ни слова, повернулся и рванул к выходу. Вэш последовал за ним, и вместе они побежали, оставляя позади трещащий под напором разрушения театр. Их шаги гулко отдавались эхом, растворяясь в оглушительном реве разрушающегося здания, а позади оставались воспоминания о том, что могло бы быть, если бы они успели. Город погрузился в хаос и разруху, словно сама земля содрогалась от ужаса перед надвигающейся катастрофой. Люди, охваченные паникой, метались по улицам, лица их были искажены страхом, а крики сливались в один протяжный вой, словно стон умирающего города. Широкие трещины расползались по земле, обнажая металлический каркас, который теперь, лишённый защитной оболочки, дрожал под натиском вибраций, прорисовывая силуэт уродливой, скрытой ранее механики. С грохотом рушились здания, как будто были сделаны из бумаги, их стены осыпались в клубах пыли и дыма, обнажая холодные стальные опоры. Башни, некогда гордо взмывающие в небо, теперь ломались и падали, словно гигантские остовы, грозя погрести под собой людей, не успевших найти укрытие. Мостовые, треснувшие и разошедшиеся под весом гигантских разломов, вывернулись наружу, как вздутая, растрескавшаяся кожа. Лампы уличного освещения мигали, словно потушенные огоньки последних надежд, и провода, оборванные в разрывах, искрили, добавляя к хаосу еще и опасность от случайных разрядов. Огонь охватил некоторые здания, и языки пламени, яркие, неумолимые, стремились вверх, будто пытаясь догнать небеса. Вскоре этот жар охватит весь этот обречённый город. Сирена не утихала, её угрожающее завывание смешивалось с шумом рушащихся конструкций и паническими выкриками толпы. Город стал похож на живое существо, охваченное агонией, корчась и разрушаясь в конвульсиях. Тёмное небо нависало над этим умирающим зрелищем, как безмолвный свидетель — холодное, жестокое, не обещающее никакого спасения. Николас и Вэш мчались через этот кошмар, пробираясь сквозь толпы, охваченные ужасом. Крики заполнили воздух, словно тяжелая завеса, которая обволакивала их со всех сторон. Вокруг царил хаос: люди, сбитые с ног, пытались подняться, но вновь падали под натиском обезумевшей толпы. Дети с залитыми слезами лицами пронзительно звали родителей, их голоса разносились эхом, растворяясь в грохоте разрушающихся зданий. На фоне рушащегося города, среди дыма и огня, можно было расслышать отчаянный, пронзительный голос ребёнка. Мальчик лет десяти, с испачканными в пыли и крови руками, пытался приподнять массивную балку, под которой была зажата его мать. Он кричал, звал её, безуспешно пытаясь поднять тяжёлый обломок, напрягая тонкие, слабеющие от усталости ручки. Слёзы стекали по его лицу, смешиваясь с грязью и оставляя на щеках тёмные разводы. Мать, слабо улыбаясь сквозь боль, нежно смотрела на сына. Её голос не был слышен среди разрастающегося хаоса. Она пыталась вытянуть руку к его маленькой ладони, едва дотягиваясь до тонкой кожи на ручках сына, но не отпуская, словно стараясь передать ему силу. Мальчик, стиснув зубы и рыдая, вновь попытался приподнять обломок, даже не замечая, как порезы и ссадины покрывали его руки, окрашивая пальцы в кровавые полосы. Но балка была неподъёмной, и силы почти покинули его. Он обессиленно опустился на колени, уткнувшись лицом в холодный камень рядом с матерью, не зная, что делать, но не в силах оставить её здесь одну. Мать с трудом приподняла его лицо, погладила его по щеке, стараясь скрыть слёзы, и прошептала последнее, наполненное любовью и прощанием слово, которое канет в лету вместе с городом. Мальчик, судорожно цепляясь за руки матери, вдруг почувствовал, как земля под ним начала содрогаться ещё сильнее. Потрескавшиеся стены здания вокруг них начали рушиться, и звуки раздираемого металла и крушения бетона оглушали всё вокруг. Мать сжала его руку, будто пытаясь передать в последний миг всю свою любовь, всю свою нежность, но они оба знали — выхода уже не было. Тень огромной плиты на мгновение заслонила свет, падая сверху, и мальчик успел лишь закрыть глаза, чувствуя, как мать тянет его к себе, оберегая в последнем жесте. Обломки обрушились на них, погребая под собой и унося их в вечный покой. И лишь клочок одежды ребёнка выбивался из-под камней, трепеща на ветру — последняя молчаливая память о двух жизнях, исчезнувших в этом разрушенном мире. Гигантские куски бетона обрушивались с высоты, сотрясая землю под ногами и с пугающей легкостью подминая под себя людей. Дороги, что когда-то вели к безопасным местам, теперь вели лишь к засадам: разломы и обломки заграждали их путь, как ловушки в огромной клетке. Люди падали, их тела исчезали под весом обрушивающихся конструкций, и их крики стихали, оставляя за собой лишь облака пыли и звонкий отзвук разрушения. Вэш сжимал кулаки, лицо его оставалось холодным, но глаза выдавали отчаяние и гнев. Он снова стал свидетелем такой всепоглощающей катастрофы. Николас, тоже поглощённый этим ужасом, не смотрел назад, но звук каждого падающего камня, каждого крика отчаяния словно ранил его изнутри. В этом беспощадном апокалипсисе они с Вэшем были вынуждены искать хоть какую-то надежду на выход, продвигаясь сквозь ад, который не оставлял ни одного шанса на спасение. Ноябрь — гигантский механизм, потерявший все опоры, продолжал свой медленный и неумолимый спуск в бездну. Огромные участки его поверхности начали отламываться, обрываясь с пугающим треском, и рушились вниз, как осколки разбитого зеркала, погружаясь в смертельный полет. Взмывая в воздух, они оставляли за собой плотное облако пыли и искр, а внизу, в зияющей небе, терялись следы разорванных проводов и стальных опор. Земля под ногами у Вэша и Николаса дрожала с каждым новым обрушением. Город раскалывался, огромные платформы начали поворачиваться и падать в разные стороны, обнажая металлический каркас, который безжалостно ломался под весом распадающейся небесной столицы. Это было словно предсмертное судорожное дыхание великого создания, по кускам терявшего свою плоть и кости. Под ногами разверзались пропасти, их края крошились, обнажая темную, зловещую пустоту. На этих выступах, которые еще сохраняли хрупкое равновесие, люди пытались уцепиться за любую опору, отчаянно хватаясь за края, но беспощадные разломы продолжали расширяться. Те, кто ещё стоял на ногах, спотыкались и падали вниз, исчезая в хаотичном водовороте камня, стали и криков. Николас и Вэш продирались вперед, перепрыгивая через трещины, уклоняясь от падающих кусков разрушенного города, когда одно из зданий с оглушительным ревом рухнуло в нескольких шагах от них, подняв град пыли и обломков. Этот город, некогда величественный и живой, теперь разрывался на части, падал в пустоту, и с каждым мгновением вероятность выбраться из этой ловушки становилась всё меньше. Николас бежал сквозь хаос, и с каждым шагом его окружали трагедии, перед которыми он не мог закрыть глаза. Горящие здания рушились одно за другим, накрывая землю волнами пепла и обломков, а из-под завалов то и дело доносились приглушённые крики застрявших людей, молящих о спасении. Земля под ногами трещала, обнажая зубчатые металлические конструкции — холодные и мертвенные, готовые поглотить всё живое в этом погибающем городе. Перед его глазами мелькали сцены ужаса: ребёнок с лицом, измазанным пылью и слезами, стоял, уцепившись за руку своего погибшего отца, не осознавая, что он уже не ответит на его крик. Пожилой мужчина, дрожащими руками сжимая обломок стены, пытался вытащить из-под камней свою супругу. Слёзы текли по его лицу, смешиваясь с грязью и кровью, пока он отчаянно пытался спасти то, что уже было потеряно. *Почему ради одного психопата с расстройством личности должны гибнуть ни в чем не повинные люди? * — голос Анджело снова прозвучал в его голове, как удар молота, и Николас почувствовал, как его сердце сжалось. Но как бы он ни пытался вытеснить эти мысли, они только усиливались, становясь всё отчётливее. *Сколько невежества…* — на него нахлынуло новое воспоминание, и Николас увидел обгоревшее тело, из последних сил пытающееся выкарабкаться из огня. Дрожа, он отвернулся, но всё равно чувствовал холодный ужас, как будто он сам горел в этих огненных вихрях. *Грубости…* — стук этих слов эхом отразился в его сознании. Люди вокруг метались, обезумев от ужаса, протягивая руки, умоляя о помощи, но он ничем не мог им помочь. Снова и снова перед ним вставала чья-то обречённая судьба, и каждая сцена заставляла сердце замирать. *Высокомерия…* — последнее слово эхом разлетелось в его голове. Он опешил на секунду, чувствуя, как беспомощность овладевает его сознанием. Может быть, они все стали жертвами не только внешней катастрофы, но и того, что он был недостаточно силён, чтобы изменить что-то прежде, чем было слишком поздно. *Ты уверен, что он спасает? * — пронзительный вопрос разбил его волю, и Николас, почти сломленный, повернулся к Вэшу. Казалось, что ничто не могло поколебать его товарища, и от этого становилось только больнее: его собственные сомнения давили на него, а Вэш шёл, как живое воплощение безразличия, пробиваясь сквозь этот ужас без страха и сомнений. *У тебя даже нет плана, если он откажется от твоей помощи.* — Слова давили на него, вырывая из души надежду, и в этот момент Николас, казалось, провалился в собственное отчаяние. Он не заметил, как за ним рухнуло одно из зданий, огромные бетонные обломки стремительно неслись прямо на него. Замерев, он не успел даже осознать угрозу, когда Вэш резко дернул его в сторону, спасая от неминуемой гибели. Каменные глыбы с грохотом обрушились в нескольких шагах, осыпая их пылью и обломками, и Николас, всё ещё ошеломлённый, лишь посмотрел на Вэша. Тот не сказал ни слова, лишь коротко кивнул, побуждая двигаться дальше. Почти добежав до края рушащегося города, висящего высоко над облаками, Вэш и Николас остановились, взглянув вниз, где клубились серые тучи. Куски зданий и металлические обломки неслись сквозь эту дымку, исчезая в бескрайней глубине. Они понимали: впереди нет никакого пути, и спасение возможно только в падении. Вэш смотрел на Николаса, голос его прозвучал твёрдо и отчужденно: — Выпей свою сыворотку. — Ты серьёзно? Я не смогу просто так отрастить крылья и вытащить нас отсюда, — Николас неуверенно покачал головой. — Да и вообще… сомневаюсь, что она на что-то теперь способна. — Она даст тебе именно то, что нужно, — ответил Вэш, не отводя взгляда. Пастор стиснул зубы, неохотно достал из кармана колбу, вскрыл её и одним движением проглотил густую, обжигающую жидкость. Она разлилась по его телу, как раскалённый металл, наполняя его непривычно болезненной силой. Фиолетовые вены вздулись на его руках, и чуждая мощь захлестнула его. В тот же миг Вэш крепко схватил его за запястье. — Пора, — сказал он и, не дав Николасу даже выдохнуть, резким рывком потащил его за собой. Их тела сорвались с края, и они понеслись вниз, в вихре обломков, теряя над головой умирающий город. Шлейф пыли, куски стен и мостов падали вокруг, как каменный дождь. Ветер свистел в ушах, словно тысячи голосов погибающего города прощались с ними. Они падали сквозь клубящиеся облака, ощущая, как каждый пролетевший обломок оставляет за собой зловещие тени. Но Вэш, крепко держа Николаса за руку, не отводил взгляда, будто уже видел спасение где-то впереди.