Прошлое Ганнибала

Первые воспоминания Ганнибала представляли из себя калейдоскоп из разных мест, людей и событий. Его семья скиталась по различным домам, безуспешно пытаясь утрясти дела. Знатные люди в далеком прошлом, они постепенно ломались под грубым сапогом обрушившейся на них системы. С ранних лет Ганнибал научился держать язык за зубами, особенно в присутствии глупых, жадных, ничтожных и озлобленных людей, готовых на любую подлость как ради наживы, так и для удовлетворения своего эго. Они забрали у его семьи все и не позволяли полноценно существовать, словно считали своими рабами. Но в кругу семьи Лектеры старались сохранить то, что у них осталось, и обучали Ганнибала разным языкам, хорошим манерам и наукам, надеясь, что у него будет лучшая жизнь, даже если не сейчас и не здесь. Редкие гости в их доме были обычно напряжены и в основном перешептывались с родителями, передавая друг другу знания, ценные как сокровища и так же тщательно скрываемые. По большей части Ганнибал проводил свои первые годы в тоске и одиночестве, пока в его жизни не появилась сестра. Она очаровала его еще до своего рождения, когда мама положила его руки на свой живот, и он почувствовал биение жизни, такое маленькое и загадочное, но уже родное. Ему так не терпелось поскорее увидеться с ней, что иногда хотелось разрезать живот матери и достать ее, но вот, наконец, в один из дней уставшая, но счастливая мама предстала перед ним и отцом со спящей новорожденной девочкой на руках. Она была такой крошечной, что даже не верилось, что она может стать большой взрослой женщиной, как мама, но Ганнибал решил, что приложит все усилия, чтобы сделать ее таковой. Их жизнь становилась все тяжелее, и родители пытались искать пути разрешения своих проблем. Они подолгу пропадали на тайных встречах в укромных уголках города и лесов вокруг, а Ганнибал оставался дома с маленькой Мишей. Вся его жизнь крутилась вокруг сестренки, и он быстро учился готовке и уборке, поддерживая быт и уют в доме, пока они оставались вдвоем. Однажды родители пропали на много дней, и дети остались совершенно одни, питаясь остатками пищи и подолгу тревожно глядя в окна. Никто из них так и не появился, но в одно раннее утро их разбудили звуки взламываемой двери, а затем грозные голоса и шаги по дому. Несколько человек в форме перерывали их скромное имущество, что-то ища и иногда напряженно поглядывая на притихших в углу детей, но не говоря им ни слова. Потом их почему-то повезли на машине в большой серый дом, где их строго спрашивали, о чем их родители говорили при них и какие люди приходили в их дом. Дети молчали, Миша больше испуганно, Ганнибал насупленно, и ничего полезного из них так и не выудили. Домой они не вернулись, вместо этого оставшись в большом доме с множеством других детей. Те с подозрением отнеслись к новеньким и норовили задеть словесно и физически, а то и проверить карманы, но Ганнибал прикрыл сестру собой и никого не подпускал. Вечером их развели по разным спальням, заставив расстаться впервые за всю короткую Мишину жизнь. Девочка плакала, одиноко лежа в каморке на старой кровати. Этот приют был только для мальчиков, и ее собирались перевезти в ближайшее время. Ганнибал в панике искал выход из ситуации, но его просто не было. Он уже понял, что родители никогда не придут и не защитят их, и потеря еще и Миши для него была равносильна потере рассудка. Оставаться в приюте было просто невыносимо, и дети, и воспитатели относились враждебно и стремились сломать и подчинить себе. Тогда они решили сбежать. Просто прошмыгнули мимо сторожа и Ганнибал, взяв Мишу на руки, побежал вглубь леса. Он не понимал, куда бежит и что теперь делать, но ему казалось, что чем больше он пробегает, тем в большей безопасности он оказывается от кошмарного прошлого. К тому же, где-то там в лесах, как он слышал, еще оставались некие «борцы за свободу», про которых иногда шептались родители, и которых Ганнибал представлял полумифическими всемогущими созданиями. Но окружающий их лес был пуст. Обессилев после долгого бега, дети устало привалились к дереву, не зная, что делать дальше. Ганнибал прижал к себе дрожащую Мишу и рассеянно осматривал окрестности. Растительность вокруг была скудная, где-то вдалеке кричали птицы и начинали сгущаться сумерки. — Ничего. — Он ободряюще улыбнулся сестре. — Мы же умеем ориентироваться и выживать в лесу. Помнишь, как? — Наверное. Мы теперь будем жить в лесу, как медвежата? — Медведи всеядны, это очень удобно. Ты знаешь, что на некоторых языках твоим именем ласково называют медведей? Она кивнула и после небольшой паузы спросила: — А родители-медведи не придут? Помолчав, Ганнибал сказал: — Браконьеры вторглись на территорию медведей и убили их, а их медвежат отправили в загон. В этой сказке победило зло, но сама сказка не закончится, пока мы живы. — Мы в страшной сказке? — Верно. Но нам не нужно бояться. Ты видела, как на нас смотрели взрослые? Это они нас боятся. И родителей они тоже боялись. Впрочем, долго блуждать по лесу им не пришлось. В темноте ночи вдалеке замелькали огни и раздался лай собак. Дети пытались скрыться, но не разбирали дороги, спотыкались и падали, и вскоре их окружили люди во главе с одним из воспитателей приюта. — Как же вам повезло, что мы спасли вас! — радостно воскликнул он смотрящим исподлобья детям. — Опасно ходить по таким страшным лесам. Их вернули в приют и снова заговорили о разделении. Ганнибала все больше переполняла злость, он понял, что планировать побег надо тщательнее и уже присматривал, что можно украсть и взять с собой. Но, к счастью, больше бежать им не пришлось. Роберт Лектер, их дядя, вскоре прибыл в приют чтобы забрать детей. Ганнибал плохо помнил его, когда-то давно он о чем-то ожесточенно спорил с его отцом и с тех пор не появлялся. Но теперь он был рядом с ними, держал их за руки и говорил успокаивающие слова, глядя с сожалением. Он привез их в поместье Лектеров, которое, казалось, принадлежало не этому миру. Красивое старинное здание, хранящее в себе множество фамильных ценностей и секретов, располагалось в отдалении от города и оберегалось несколькими слугами. Роберт объяснял: — Этот дом принадлежал вашим родителям, а значит и вам. Мы с женой переехали во Францию, но теперь мы побудем здесь и проследим чтобы вам ни в чем не пришлось нуждаться. Ганнибал недоверчиво осматривался, гадая, как такое богатое поместье осталось не присвоенным властями, почему его родители ни разу даже не говорили об этом, и откуда у его дяди было столько привилегий. Навстречу им вышла жена Роберта, Мурасаки Сикибу, и приветственно поклонилась. Дети поклонились в ответ. Ганнибал не сводил взгляда с благородной японки, любезно рассказывающей им подробности об их собственном доме. Какие-то смутные воспоминания мелькали в голове Ганнибала, будто он уже бывал здесь, но слишком давно, чтобы помнить что-то четче. Их представили слугам, одна из которых, Чийо, была едва старше Миши и тут же привлекла ее. Раньше они редко играли с другими детьми, а в приюте об этом не возникало даже мысли, так что теперь они, казалось, могли наконец расслабиться и просто беззаботно развлекаться. Ганнибала тут же увлекла обширная библиотека, где он стал проводить много времени. Взрослые, которых он встречал раньше, носили ценные знания в своей голове и не рисковали раскрывать их на бумаге. Здесь же были знания со всего мира и на разных языках, и Ганнибалу не терпелось изучить все, что теперь было в его владениях. Мишу же больше заинтересовали красивые вещицы, такие как картины, безделушки и, среди прочего, чайный сервиз из хрупкого фарфора: расписные чашечки и блюдца, которыми она подолгу любовалась, водила пальчиком по рисунку и пыталась нарисовать их в своем альбоме. Ганнибал в свою очередь любовался поглощенной этим занятием сестрой и рисовал ее летающей в окружении прекрасного сервиза, словно Алиса в Стране Чудес. Для обучения детей нанимались различные учителя. Им предлагалось и общее образование, и углубленные курсы в отдельные науки, и в различные виды искусства. Ганнибал и Роберт проводили много времени в мастерской, где рисовали, обсуждали дела или просто вместе молчали, предаваясь вдохновению. Возможность передавать свои чувства и мысли в искусстве воодушевляла Ганнибала, и он стремился привести свое окружение в гармонию со своим внутренним миром. Госпожа Мурасаки так же помогала ему познать непривычную культуру Востока, очаровывая своим изяществом. Иногда поместье посещал Чарльз — сын Роберта от первого брака. Расставание с первой женой было крайне тяжелым, однако Роберт позволял мальчику посещать поместье, но все же стараясь минимально контактировать с ним. Казалось, Чарльза это не особо расстраивало, и он куда охотней общался с другими детьми. Он старался делать вид, что его не волнует ничто вокруг, но все же для него важно было произвести впечатление на окружающих, особенно на Мишу, и Чарльз с Ганнибалом проводили время в бесконечных соревнованиях, как физических, так и интеллектуальных. Они могли до хрипоты спорить о том, какой перевод с мертвых языков точнее, мелками расписывать весь двор математическими расчетами или просто с веселыми криками бегать наперегонки по окрестностям, подпинывая друг друга. Миша скучающе смотрела на них и уходила к Чийо отдохнуть и послушать ее игру на лютне. Девочки пили чай, перешептывались о чем-то и много смеялись. Вчетвером дети устраивали прогулки по окрестностям, развлекались, знакомились с окружением и проживающими рядом людьми. Иногда они забредали туда, где находиться им было нежелательно. В одну из таких прогулок они оказались возле местной скотобойни. Чийо бывала здесь раньше, сопровождая других слуг, забирающих мясо, так что знающие ее работники отнеслись к появлению здесь четверых детей сдержанно. — Юные господа желают осмотреть мясо? — Старый мясник слегка поклонился и указал на свежие висящие на крюках тушки кроликов. С них только что содрали шкуру живьем и некоторые их них еще шевелились, истекая последними каплями крови. Их глаза метались в предсмертной агонии, отражая в себе рассматривающих эту картину детей. — Им больно? — с тревогой произнесла Миша. — Какая разница, они всего лишь еда. — Чарльз пожал плечами. — О, нет, мы очень осторожны, — ответил мясник. — Если животное бить, то на нем образуются гематомы, которые портят мясо и которые приходится вырезать. Кроме того, на качестве негативно сказывается и стресс, так что мы предельно бережно обращаемся с ними. Миша с сомнением посмотрела на тушки кроликов. Их оглушали перед освежеванием, чтобы не сопротивлялись, но сложно было определить, что именно они испытывали и осознавали до того, как умереть от обескровливания. — Нам стоит устроить соревнование и выяснить, кто сможет определить, расстраивалось ли мясо перед смертью, — предложил Ганнибал. Он улыбнулся, но немного поник, увидев неодобрительный разочарованный взгляд Миши. Мясник с готовностью предложил выдать господам по-разному убитых животных и объяснить, чем именно они будут отличаться. Пока он рассказывал, дети с интересом глазели по сторонам на инструменты для разделки, на большое здание для забоя крупного скота, на равнодушных работников, перебрасывающих мертвых птиц из своих ящиков в ящики подъехавшего ко входу торговца мясом. Ганнибал выразил желание зайти внутрь большого здания, но получил вежливый отказ, поскольку в данный момент оно обрабатывалось. Впрочем, его убедили, что всегда ждут его в гости. Со скотобойни дети уходили с несколькими кроликами в свертках. Ганнибал так же взял с собой пушистую кроличью лапку, чтобы сделать для Миши амулет и немного приободрить ее. — Ты расстроилась? — обеспокоенно спросил он ее по пути. — Не знаю, — ответила та. — Просто мне кажется, что все это может быть по-другому, хотя бы не так жестоко. — Нам же объяснили, что они и так стараются, — занудно начал Чарльз. — К тому же, любые улучшения стоят денег и приводят к повышению цен, так что это никому не пойдет на пользу. — Неужели у этой проблемы нет решения? — Миша посмотрела на Ганнибала. — Есть вещи, с которыми приходится просто мириться, — бесстрастно произнесла Чийо. — Ты уже в этой пищевой цепочке, и ты не сможешь из нее выйти. Ганнибал промолчал. Ему самому хотелось бы больше доверия и поддержки от Миши, но он боялся разочаровать ее, так что он предпочел не озвучивать свои мысли после посещения скотобойни. Однажды Чарльз вышел из кабинета отца невероятно разгневанный и обратился к Ганнибалу: — Ты знал, что мой отец оставляет все в наследство тебе? — Так и должно быть. — Это имущество всей семьи, но твои родители лишились всего, когда ушли в партизаны, а мой отец приложил немало усилий, чтобы все сберечь. Просто несправедливо! Ганнибал посмотрел на него с раздражением из-за неприятного разговора, но все же надеясь узнать подробности о родителях. — Справедливость зависит от того, какие именно усилия он прилагал. Чарльз злобно посмотрел на него. — Усилия соответствуют положению, в котором он оказался, будучи богатым знатным человеком среди «борцов с буржуазией». Тут либо ты, либо тебя, поэтому не стоит судить того, кто просто пытается выжить. — Это уже больше, чем просто выжить, — задумчиво произнес Ганнибал. — Да, это еще и спасти твою шкуру, так что попробуй быть благодарным, а не ходить тут с таким видом, будто тебе по умолчанию все должны. — Мне не должны, это все уже принадлежит мне. — Даже Сикибу? — усмехнулся Чарльз, вызвав возмущение у своего собеседника. — Стоит ли мне поговорить с отцом о том, как его жена ненормально благосклонна к тебе? — Ты ведешь себя грубо. — Ганнибал пытался сохранить самообладание. — А ты — слишком нагло. Все так и вьются вокруг тебя, но ты этого даже не заслуживаешь. — Решение принимают те, кто вьется, — парировал Ганнибал. — Вот ты зачем вьешься вокруг меня? Не найдя, что ответить, Чарльз недовольно фыркнул и ушел. Уже позже Ганнибал узнал, что Роберт сотрудничал с властями и, в числе прочего, сдавал им неблагонадежных граждан, но было ли это связано с пропажей его родителей Ганнибалу так и не удалось узнать. Так же, как и не удалось узнать, был ли Роберт так благосклонен к нему из чувства вины или из-за чего-то другого. Впрочем, ввиду уже полученной и гарантированной выгоды Ганнибала это мало волновало. Слуги так же почтительно обхаживали Ганнибала, но порой он не обращал внимание на некоторые детали. Когда Миша пожаловалась на грубость их садовника, Ганнибал не придал этому особого значения, с пониманием относясь к бытовому невежеству некоторых людей, но Миша все равно оставалась встревоженной и однажды решилась сказать чуть больше: — Иногда он подходит слишком близко и смотрит так… Я пытаюсь избегать его, но он словно преследует меня. Это выбило из Ганнибала все мысли, оставив в нем невероятно яркую чистую ярость. — Ясно. Мы убьем его, — очень спокойно отчеканил он. — Нет! — Миша в ужасе посмотрела на брата. — Его действия непростительны. Мы убьем его. — Хватит! Ты пугаешь меня, — отчаянно крикнула она, заставив его растеряться. — Ты не должен быть таким плохим. — Я же… делаю это для тебя. — Мне не нужно ничего подобного. Я… я запрещаю тебе поступать так! Тогда Ганнибал впервые сильно обиделся на нее. Он всегда делал все для ее блага и для собственного удовольствия от заботы о ней, но теперь ее негативная реакция расходилась с его намерениями и отбивала всю охоту что-либо делать. Насупившись, он просто ушел и больше не возвращался к этому разговору. К сожалению, его собственная обида ослепила его и не позволила вмешаться тогда, когда еще можно было предотвратить ужасное… Садовник склонился над кучей листьев, медленно перебирая и перекладывая их окровавленными руками, когда к нему подошли Чарльз и Ганнибал. Он испуганно оглянулся на них и бросился прочь, оставив их с ужасной находкой. Ганнибал медленно передвигался вперед, не ощущая ни собственного тела, ни единой мысли. Все его существо было сконцентрировано только на ней. Миша лежала под деревьями, неестественно растянувшись на холодной земле, частично прикрытая оранжевыми листьями. На ее руках и ногах виднелись свежие кровоподтеки. Она была такая красивая в этом окружении, словно сливаясь с ним там, где ее касались листья и где расцветали кровоподтеки. Ганнибал, шокированный и зачарованный непривычной картиной, медленно опустился перед ней на колени. Его рука будто сама по себе невесомо погладила ладошку сестры, оценивая, познавая холод мертвого тела, потянулась дальше, чтобы убрать с ее лица листья, но так и застыла в нерешительности. Холодная земля словно хотела сделать ее частью себя, забрать себе. Ганнибал схватил сестру за плечи и легонько встряхнул. Она не отреагировала и погрузилась обратно в листья, мгновенно превратившиеся в глазах Ганнибала из оранжевых в красные. Он с трудом преодолел холодное оцепенение, тянущееся из земли через сестру к нему, и словно вырвал ее из оков, подняв на руки и не в силах осознать, что делает. Она безжизненно свисала с его рук. Было так тихо, будто вместе с ней умерло все вокруг, оставив только абсолютную пустоту. Тогда он решил бежать. Просто прижал Мишу к себе и побежал вглубь леса. Он не понимал, куда бежит и что теперь делать, но ему казалось, что чем больше он пробегает, тем в большей безопасности он оказывается от кошмарного прошлого. Наконец, обессилев после долгого бега, Ганнибал устало привалился к дереву, обнимая неподвижную Мишу и невидяще глядя перед собой. Он все больше ощущал холод ее тела и, казалось, становился холоднее и сам. Он застыл, рассеянно глядя на ее кровоподтеки и чувствуя в голове всплывающие отдельные слова, которые никак не хотели выстраиваться в предложения. «…отметины, которые оставил он… места, которые трогал он…» «…гематомы, которые портят… приходится вырезать…» Тошнота подкатила к горлу Ганнибала. Этих отметин не должно быть, они несовместимы с телом Миши… Решившись, он достал из кармана маленький перочинный нож и занес над ее кожей, раздумывая, как лучше избавиться от гематом. Резать глубоко, как будто, не требовалось, можно было просто аккуратно срезать пласты кожи. Ганнибал снял один кусок кожи с гематомой, обнажая длинную красную полосу мяса, затем второй рядом, третий… Получалось неплохо, ему даже подумалось, что Мише бы понравилось быть тигренком. Мясо почти не кровило, и Ганнибал зачарованно смотрел на блестящую влажную поверхность, вспоминая слова о влиянии стресса на вкус мяса. Он провел пальцем по нему и облизнул, но не ощутил ничего особенного во вкусе свежей крови. Тогда он вонзил нож поглубже и подцепил небольшой сочный кусочек. «Только чуть-чуть…» Он положил его в рот и долго рассасывал, понемногу разбирая и сглатывая. — Тебе было страшно… — пробормотал он, глядя на неподвижное отрешенное лицо. — Я мог избавить тебя от этого страха. А теперь ты навсегда пропитана им. Он подцепил еще кусочек. Ему хотелось убрать этот привкус страха, но он не знал, как. Он смотрел на Мишу, на красные полосы и зияющие раны, и понимал, что это необходимо изменить. Осмотревшись и пройдясь по округе, он нашел несколько подходящих листьев, небольшие веточки и ягоды. Всем этим он украсил ее, где-то прикрыв раны, а где-то, наоборот, подчеркнув и слегка изменив. Результат его не устраивал. Она должна была быть другой, Ганнибал сделал так много, чтобы улучшить ее, но она все равно не становилась такой, какой бы ему хотелось. Он слепо бродил по потемкам леса, не зная, что еще предпринять, когда на него вышла толпа слуг во главе с Сикибу, Робертом и Чийо. Они светили на него фонарями и встревоженно спрашивали: — Что случилось? — Чарльз сказал, что садовник убил Мишу. Это правда? — Где Миша? Ганнибал только вяло качнул головой в сторону и прижался к леди Мурасаки, едва держась на ногах. Остальные ринулись в указанном направлении и уже оттуда до него донеслись крики ужаса и плач. — Боже! Этот психопат ее выпотрошил! Сквозь сонную пелену Ганнибал почувствовал, как кто-то заботливо берет его за плечо. — Бедный мальчик, тебе нужна помощь. Дальнейшее он помнил плохо. Визиты следователей, врачей, похороны — все это слилось в один назойливый шум, который крутился где-то на периферии сознания, а сам Ганнибал пытался отыскать в этом калейдоскопе Мишу, но ее изображение все время искажалось и терялось из виду. Пришел в себя Ганнибал на семейном кладбище, когда разрывал землю на могиле Миши и страшно кричал. И снова его окружили огни и тревожные голоса, и среди них — леди Мурасаки, прижимающая к себе перепачканного землей Ганнибала, укачивающая и шепчущая ему на ухо: — Мы здесь, будь со мной, будь со мной. Он держал ее руку, как нечто единственно реальное в этом мире, даже больше — как прекрасное волшебство, не принадлежащее этому грубому, уродливому миру, наполняющее его жизнь изящными цветами, звуками и ароматами, и покорно шел следом, после смерти сестры находя успокоение только в ней. Но недостаточность из-за скрывшегося неведомо куда убийцы все равно глодала его. Он тщательно приводил свою жизнь в порядок и обучался, планируя однажды вернуть этот утраченный элемент. Так много раздражителей вторгались в его жизнь, выпрашивая незаслуженное внимание и стремясь осквернить то, что у него было, что держать себя в общепринятых рамках становилось все сложнее. Когда грубый мясник на рынке попытался задеть госпожу Мурасаки, что привело к драке, а затем смерти от сердечного приступа Роберта Лектера, что действительно заставило его жену страдать, Ганнибал вышел из себя. Убийство мясника прошло незамеченным для общества, но Мурасаки была в ужасе от того, каким открылся ей Ганнибал. Она пыталась удержать его в очерченных рамках, лелеяла, учила любить, лишь бы он не навредил себе и окружающим. В одно утро Чийо обнаружила сонного Ганнибала в постели Мурасаки. — Разве тебе не предстоит поездка во Францию на учебу? — сказала она нейтрально, но все равно сквозя раздражением. — Нам. Мне и Сикибу, — пробормотал Ганнибал, глядя на то, как она раскладывает тарелки с легким завтраком. — А как же поместье? — Может ты присмотришь за ним? — с усмешкой спросил Ганнибал. — Я не оставлю госпожу. — А я не оставлю Литву, пока не найду убийцу. — Просто посмотри в зеркало, — едва слышно процедила Чийо и вышла из спальни. Надо было спешить. Мурасаки стремилась пристроить его за границей, вдали от темного прошлого, где он смог бы начать совершенно другую жизнь. Ганнибал не был против, но незаконченное дело висело на нем мертвым грузом, не позволяя двигаться дальше. В своих поисках он внимательно изучил криминальный мир, узнав о местных контрабандистах, фальшивомонетчиках и нечистых на руку стражах порядка. Он знал схемы нелегальной перевозки вещей и людей, вплоть до довоенных методов, но его бывший садовник будто не был замечен ни в чем подобном. Ганнибал даже начал считать, что убийца был каким-то хитроумным злодеем, тщательно все спланировавшим и теперь водившим его за нос и насмехающимся над его поисками. В качестве подготовки к учебе Ганнибал помогал принимать пациентов в местной больнице. У него хорошо получалось работать с травмами, врачи относились к нему с доверием и уважением. Он прошел по приемному отделению, высматривая, кому могла пригодиться его помощь, и подошел к грязному, на вид бездомному, болезненно держащемуся за ногу. Его маска доброжелательности вздрогнула и исказилась, когда он увидел, что пациентом оказался его бывший садовник. — Ты? — севшим разочарованным голосом произнес Ганнибал, вспоминая свои бурные фантазии о гении криминала, который забрал у него сестру и с которым он так хотел сразиться. — Всего лишь… ты? Бездомный посмотрел на него пьяным расфокусированным взглядом и тоже вздрогнул, когда и к нему пришло узнавание. — Это не я! Я просто нашел ее! — в ужасе взревел он, пытаясь бежать, но сломанная нога мешала ему. Ганнибал с криком схватил его за грудки и приложил спиной о стену, напугав посетителей и персонал. Их попытались разнять, но тщетно. Ганнибал был ослеплен гневом, а потому просчитался. Из другого отделения вбежали двое милиционеров, до этого разбиравшихся с буйными пьяницами, и отбросили Ганнибала в сторону. Тяжело дыша он отполз к ящику с инструментами, пока все рассеянно кружились по комнате, и взял оттуда пару скальпелей. Один он молниеносно вонзил в горло склонившемуся над ним милиционеру, а затем взмахнул обеими, надвигаясь на второго. Тот выхватил пистолет, но поздно, и был тут же исполосован пришедшим в исступление от собственной жестокости Ганнибалом. В конце концов, какая разница, кого убивать, если просто хочется убивать. Осмотревшись в поисках убийцы и увидев вокруг только забившихся в углы перепуганных людей, Ганнибал выскочил на улицу. Садовник, хромая, убегал вдаль. Схватив за поводья стоящую возле входа лошадь милиции, Ганнибал оседлал ее и бросился следом. Он быстро нагнал беглеца и схватил за шиворот, продолжая скакать и волочить его ногами по земле всю дорогу до своего поместья. Дикий гнев переполнял его, но вместе с этим — досада на самого себя. Он так старательно искал убийцу Миши, а тот был прямо у него под носом, бессмысленно шатался где-то рядом, напивался, стараясь забыться и валяясь на улицах. Влетев во двор Ганнибал распугал всех слуг и потащил своего пленника в подземелья, пытаясь придумать, что именно с ним сделать. У него было много планов до сегодняшнего дня, но теперь он был совершенно сбит с толку. На шум прибежали Мурасаки и Чийо. Они молили его о пощаде, но он сделал свой выбор. Он давно его сделал, когда Миша рассказала о поведении садовника в отношении нее, но запретила Ганнибалу что-то сделать, а потом стало поздно. Так что теперь он не собирался поддаваться жалости. Снаружи послышался звук нескольких машин. — Это милиция, — дрожащим голосом сказала Сикибу. — Тебе надо бежать. Она попыталась взять Ганнибала за руку, но тот отбросил ее в сторону, не сводя глаз со своей жертвы. Тогда Чийо встала на колени между ним и садовником и взмолилась: — Я спрячу его и не позволю уйти, только, пожалуйста, перестань! Ганнибал посмотрел на нее сквозь красную пелену, тяжело дыша и пытаясь думать разумно. На улице слуги вышли к приехавшим стражам порядка и о чем-то говорили. Если они зайдут сюда, то садовник может избежать расплаты. Глубоко вздохнув, Ганнибал неспешно пошел ко входу, чтобы отвлечь их, напоследок взглянув на Мурасаки и увидев ее разочарованный взгляд, а Чийо тем временем крепко схватила пленника за плечо: — Не смей издавать ни звука. Он не мог избежать наказания. Убийство двух представителей власти при свидетелях было невозможно оправдать. Кроме этого ему с удовольствием припомнили и «подрывную деятельность» его родителей. У него не было абсолютно никаких смягчающих обстоятельств, и уже давно не было Роберта, который мог договориться с кем угодно. Пока ему выбирали наказание между расстрелом и пожизненным, в изоляторе его навестила Чийо. Она стояла возле разделяющей их решетки и старалась говорить негромко и на японском, чтобы находящийся неподалеку надзиратель не мог понять ее: — Леди Мурасаки придется покинуть страну. Она придумает, как сохранить дом, а я… присмотрю за садовником. Его уже не получится обвинить официально, но и тебе на расправу я его не отдам. Ганнибал раздраженно поморщился. — Какая разница, он всего лишь… Зачем тебе о нем беспокоиться? — Я беспокоюсь о тебе. О леди Мурасаки. Да и о себе тоже. Усмехнувшись, Ганнибал внимательно посмотрел на нее. — Уже поздно. Для всех нас. И твое наивное нежелание запачкаться не пойдет тебе на пользу. — Может быть, но таков мой выбор. Есть вещи, с которыми приходится просто мириться. — «Ты уже в этой пищевой цепочке, и ты не сможешь из нее выйти», — пробормотал Ганнибал и отвернулся, не желая больше с ней говорить. Вскоре он оказался в далеком лагере в Сибири. Суровые места, куда ссылали его предков, были так же враждебны и к нему самому. Даже несмотря на некоторые смягчения последних лет люди привыкли к жестокости и не могли отказаться от нее. Примитивные понятия расчеловечивали и сковывали в рамки, запрещая малейшее развитие, даже в мыслях. Ожидаемо Ганнибалу здесь быстро наскучило. Немногое, чему он тут научился — быть незаметнее, манипулировать, пользоваться тем немногим, что найдется в таких условиях. Свести с ума агрессивного параноика полунамеками и с интересом наблюдать, как он бросается на ничего не подозревающих сокамерников. Счистить немного старой вредной краски, чтобы потом подсунуть ее в одежду аллергику. В случае неизбежной драки полоснуть противника грязной заточкой, чтобы несерьезная поначалу рана вскоре начала гнить. Обращаться за помощью к охране было бесполезно. Всем было просто плевать на человеческую жизнь, и уж тем более — на чувства пока еще живого куска мяса. И все же несмотря на все развлечения минусы перевешивали. И Ганнибал снова решил бежать. Беглецы порой брали с собой «консервы» — других зеков, которых можно было употребить в пищу в пути по бескрайней тайге. Так же поступил и Ганнибал. Он сбежал вместе с субтильным юношей, попавшим сюда по глупости и презираемым как охраной, так и другими зеками. Бедняга был сломлен настолько, что просто пошел вслед за Ганнибалом, стоило только поманить, и покорно принял свою судьбу, когда тот отрезал его первую руку. Ганнибал заботливо кормил юношу его собственной плотью, плохо прожаренной на слабом костре, когда тот лишился второй руки, и нес на себе, когда пришла очередь ног. В их последнюю совместную ночь Ганнибал нежно поцеловал юношу, уже обезумевшего от слабости и благодарного за заботу, какую не получал никогда за свою короткую жизнь, и устроил небольшой пир из его органов, подсушивая кусочки мяса на огне и размышляя о своем дальнейшем пути. Суматоха внутри разваливающейся страны помогла его документам о судимости «удачно потеряться», а ему самому беспрепятственно выехать за границу благодаря полученным ранее знаниям. Он очень устал, как физически, так и морально. Он бы хотел увидеть леди Мурасаки, если она позволит. Последний взгляд, который она бросила на него, был полон разочарования, но Ганнибал верил, что сможет снова расположить ее к себе. Во Францию он прибыл полным надежд на новую лучшую жизнь.