Happy New Fear!

Это уже перебор. Нет оправдания тому, чтобы втягивать в разборки третьего лишнего. Подруга, конечно, поступила сомнительно, но вот её парень... Сопутствующий ущерб? Жертва обстоятельств? Да нет же! Неправильная мысль. Совершенно отвратительная — так можно обвинить кого угодно, ведь кто не грешен? Даже продавца из лавки с мандаринами, который недостаточно радостно тебя поздравил с наступающим. — Может, не надо его?.. — робко подшагиваешь к напарнику, заминаясь так, словно не только что разделывала с ним человека. Отмечаешь, как на тебя таращится перевязанный парнишка — точнее, на твою третью руку, — и, совестно кривясь, прячешь её за спину. Мужчина же, к которому ты обратилась с наиглупейшей просьбой, выпрямляется и, наконец, замечает тебя. Похоже, он даже не расслышал твоего мямленья, так как принялся жестами вкратце пояснять ситуацию. Судя по всему, пока вы были заняты делом, юнец умудрился высвободиться и сбежать, чем навёл шороху. И обрёк себя на роль жертвенного чучела. — Но он-то в чём виноват... — звучишь прямо как следующая в очереди! Мужчина закатывает глаза — ему, очевидно, не нужен никакой повод для веселья. Попался под руку — уже достаточный повод. Как бы обрывая разговор, он уходит в пристройку. И возвращается с канистрой, которую вручает тебе. Но ты мотаешь головой, едва не корчась в гримасе усталости. — Я ещё с этим не разобралась, — демонстративно потряхиваешь отрубленной рукой перед чёрно-бело-красным лицом, — ты уж определись: мясник я или поджигатель? В ответ — ухмылка. Оба. Ответ — конечно, оба. Наигранно тяжело вздыхаешь и всё же кривишься в лице. — Нет уж, не буду я распыляться. Я так и не поняла, это, — кидаешь взгляд на злосчастную конечность, — куда деть? Мужчина отставляет канистру на землю и жестом снова просит подождать, вновь куда-то удаляясь — на этот раз, похоже, в подвал, вход в который есть и с улицы. Неловко переминаешься с ноги на ногу — всё-таки на дворе не лето, мороз постепенно заползает под взмокший свитер. Периодически кидаешь взгляды на паренька, глаза которого полны то ли мольбы о помощи, то ли неприязни. Последнее тебя даже злит. Им было весело, им было хорошо — без тебя. Ты не знаешь всей истории, но уж точно знаешь, что им было просто прекрасно, когда тебе было до ужасного плохо. — На что же ей так нужны были деньги? — принимаешься размышлять вслух, чтобы успокоиться. — Наверное, тебе на подарок. А у тебя она просила денег на подарок мне? Знаешь, мы были знакомы с детского сада. Но люди меняются... иногда — не в лучшую сторону. Наверное, пришла и моя пора. Надоело быть удобной. Вздыхаешь, глядя на тщетные потуги заложника высвободиться. Для него твой монолог — речи сумасшедшего. Заслуженно, конечно, но всё же... стоило бы проявить хоть долю уважения к тому, у кого под рукой канистра с топливом. Ты ведь смогла подстроиться под чужую игру — и даже втянулась в неё! Корчишься в презрении — судьбу нужно принимать достойно. А эта мышиная возня не вызывает никакого сочувствия. Даже становится стыдно за то, что ты пыталась заступиться за... такого кадра. — Ручку поцелуешь на прощанье? — подшагиваешь и встаёшь на носочки, протягивая обескровленную, уже серую конечность к чужому рту, перетянутому на знакомый манер — удилом. Чужие глаза сверкают ненавистью, на что ты едва не заливаешься смехом, отшатываясь. — Честно — это не моя идея. Всё это, — киваешь на обрубок и поводишь рукой в сторону кострища, — но мне, похоже, даже нравится! Правильно говорят: не попробуешь — не узнаешь. Чужая душа — потёмки, а мне, оказывается, и своя мало известна... Замолкаешь и со скукой выжидаешь ещё пару минут. Судорожно вздыхаешь, морщась от колкого морозного воздуха, и уж было собираешься пойти на поиски потеряшки, как вдруг вдалеке слышится тарахтение генератора и двор заливает светом уличных фонарей.