Нити судьбы

Спустя 6.5 месяцев,за три дня до начала родов Ей было плохо. Нет, хуже — ее разрывало на части, тело металось между судорогами и огнем, обжигающим каждый нерв. Сначала дрожали руки, потом начали перекручиваться суставы, а в голове стучало так, будто кто-то пытался пробиться наружу. Эти врачи — бездумные, тупые твари в белых халатах, — вместо того чтобы облегчить ее страдания, пичкали ее бесполезными витаминами. Эти чертовы таблетки! Они ничего не делали — ни расслабления, ни покоя, ни малейшего проблеска той долгожданной эйфории, которая была так необходима. Ее разум плавился, она теряла себя. Монстр внутри рвал ее, напоминая о своем существовании каждым ударом, каждым движением. Первый толчок... Первая явная издевка природы...Первое доказательство того, что этот «божий дар» существует... О, еще как существует!Она чувствовала, как он дышит через нее, как черпает силы, как заполняет ее изнутри. Он не был благословением, он был проклятием. Она пыталась бороться. Вначале — тихо, скрытно. В туалетах, единственном месте, где можно было спрятаться от всего этого проклятого мира. У одного из пациентов — Энди, кажется, так его звали? — она выторговала иглу. Иглу за грязный, унизительный отсос в мужском секторе. Она хотела только одного — проколоть эти ненавистные вены, освободить себя, наконец, истечь кровью, пока не стало слишком поздно. Но чертовы вены прятались, словно насмехаясь. А тупая игла — жалкий, проклятый подарок этого ублюдка Энди — оставляла лишь десятки бессмысленных дыр. Она не сдавалась. Попытка налететь на перила лестницы — остановили. Почти у цели, всего сантиметр, черт возьми, один сантиметр! Ночью она пыталась сбежать: дождалась смены Эрона, нашла чем вскрыть дверь. Сделала два шага. Два! Но новый медбрат оказался быстрее, чем она могла ожидать, и скрутил ее так, что болью отзывался каждый мускул. Десятки попыток, и ни одна не удалась. Чертова ломка делала всё еще хуже. Ее суставы выворачивало, ее тошнило, и каждое утро начиналось с ощущения, что этот ребенок намеренно делает её страдания еще более невыносимыми. Он не был ее частью. Он был чужим. Он жил за её счет, паразитировал на ней. Они даже не давали ей микродоз, как другим. Она оставалась в своем кошмаре наедине с болью. Ее наказание было особенным, ее страдания — уникальными. Ей хотелось только одного — исчезнуть. Но он не позволял. Он держал ее здесь, заставляя чувствовать каждую секунду этого ада. — Сегодня день посещений, мисс Миньярд. Ваш брат и его жена ждут вас в комнате для встреч, — сообщил медбрат, снимая с неё мягкие путы. — Вы увидите вашего племянника. Чудесный малыш. Слова, словно ножами, царапали её израненный, отравленный мозг. Братец Лютер, этот блядский святой со своей пресвятой Марией и их ангелоподобным дитём, снизошел до неё. Вновь. Всё его присутствие — напоминание, что она ниже, что она ошибка. Господи, как она мечтала, чтобы его праведная вера обернулась прахом, чтобы его "чудесный отпрыск" вырос разочарованием. Пускай станет таким же наркоманом, как она, или спьётся. Нет, этого мало. Лучше пусть станет пиродором — чтобы папочка был в восторге, узнав, что его ангелочек предпочитает грязные члены для своего удовольствия. Она захохотала. Этот смех не был человеческим — больше похожий на рваный звук боли и злорадства. Она знала, что сделать. Она всё сделает, чего бы это ни стоило. Сделка с дьяволом? Почему нет. Ребёнок? Он станет оружием, если нужно. Она заставит их почувствовать всю её боль. А Лютер, этот контролирующий ублюдок, этот "спаситель", пожалеет, что решил, будто знает, как для неё лучше. Медбрат резко обернулся на её смех. Её лицо исказилось в странной гримасе, мимика едва ли казалась человеческой. Он сглотнул. — Что ж, Эрон, — тихо произнесла она, облизывая губы. — Веди меня к моему братцу. Там ведь есть и другие, верно? Другие... посещающие? — Аарон, мисс Миньярд. Меня зовут Аарон. — Да плевать. Давай быстрее! — Она уставилась на него фанатичным взглядом, который прожигал до костей. — Всё готово, — пробормотал он. Комната для встреч была просторным залом с рядами столов и стульев. В другое время здесь проходили собрания для зависимых. Те бесполезные мероприятия, где их учили, что они просто оступились, что всё ещё можно исправить. Чушь. Тильда шла через зал, оглядывая посетителей с улыбкой, холодной и пустой. Она знала, что её час настал. Сейчас. Она как Каин нанесет свой удар угодному Богу брату. Идеальный Лютер сидел там, словно излучая сияние своего превосходства. Его "безупречная" жена рядом, а их "чудесный" ребёнок тихонько играл в колыбели откуда только она взялась в центре? Всё в нём кричало о том, что он считает себя лучше остальных. Он смотрел на собравшихся, словно на грязь под своими ногтями. Хотя, стоп. Грязь под ногтями? У Лютера её быть не могло. Он же идеальный. Тильда чуть не расхохоталась. Она знала, что должна сделать. И она сделает. — Присаживайтесь, мистер Миньярд, я вас оставлю? — в голосе Аарона звучала подчеркнутая вежливость, будто его мнение имело хоть какое-то значение. — Да, Аарон, пожалуйста, мы будем в порядке, — с легкой, почти снисходительной улыбкой ответил Лютер. Он жестом указал на стул напротив. — Тильда, прошу, садись. Она уселась, намеренно развалившись, будто бросала вызов его безупречной осанке и контролю. — Как проходит твоё лечение? — начал он мягким, но слишком выверенным тоном, который бесил её до дрожи. — Мы молимся о твоём выздоровлении каждый день. Вся наша церковь. Тильда приподняла бровь и усмехнулась, как хищница, заметившая слабину в своей добыче. Она лениво повернулась к Марии, которая ворковала над своим ребёнком, игнорируя слова Лютера, будто его присутствие не заслуживало её внимания. — Как зовут? — её голос был низким, хриплым, доносящимся будто из самой преисподней. Мария замерла, но тут же улыбнулась, чуть неуверенно, и ответила: — Его зовут Ники, Николас. — Николас, — повторила Тильда, растягивая имя, словно пробуя его на вкус. — Красивое имя. Слишком хорошее, чтобы быть у Миньярда. — Тильда, — холодно перебил Лютер, снова возвращая разговор на себя. — Я здесь, чтобы помочь тебе. Как твой ребёнок? Что говорят врачи? Ты понимаешь, что ты обязана заботиться о нём? Её глаза вспыхнули, как у разъярённой кошки. — А что, Лютер? Думаешь, я не забочусь? Думаешь, я не молюсь? Или, может быть, ты уже приготовил для моего ребёнка место в своём идеальном домике или в доме родителей? Лютер сжал губы в тонкую линию, но не подал виду. — Я спрашиваю, чтобы понять, Тильда. Этот ребёнок — не игрушка, не проблема, от которой можно просто отказаться. — Ах, вот как, — она засмеялась, низко и хрипло. — Ты про игрушки, Лютер? А твой Ники — это, значит, дар Божий, да? Все такие чистые, белоснежные. А я, наверное, грязь, да? Стыд семьи. Лютер сдержанно вдохнул, сложив руки на столе. — Мы не здесь, чтобы вспоминать старое, Тильда. Мы здесь, чтобы подумать о будущем. Она подалась вперёд, её лицо исказилось в странной гримасе, и она тихо прошептала: — А будущее уже здесь, братец. Моё дитя ещё покажет тебе, что такое ад на земле. Лютер напрягся, но остался сидеть неподвижно. — Ты говоришь это не мне, Тильда. Ты говоришь это себе. Её смех эхом разлетелся по комнате, заставляя Марию крепче прижать к себе ребёнка. — О, не бойся, Мария, — обратилась она к невестке. — Я не трону вашего маленького ангела. Пусть растёт, пусть сияет. Но моё дитя... она не будет ангелом. Я об этом позабочусь. Лютер не выдержал и повысил голос, который всё же оставался чётким и строгим: — Тильда, твоё лечение важно. Ты важна. Но если ты продолжишь эту игру, ты потеряешь всё. — Всё? — она резко откинулась на спинку стула. — Лютер, милый, у меня уже нет ничего. Так что терять нечего. А вот у тебя... Его пальцы едва заметно сжались в кулак. — Я больше не позволю тебе разрушать. — Тогда зачем ты здесь, братец? Чтобы полюбоваться? Чтобы спасти? Ты знаешь, что я давно не та Тильда, которую ты когда-то хотел контролировать. На мгновение их взгляды встретились. Она знала, что задела его, но именно этого она и хотела. Тильда осмотрелась, словно оценивая аудиторию. Она заметила несколько знакомых лиц — то ли дальние родственники, то ли прихожане их церкви. Уголки её губ поползли вверх в дьявольской усмешке. Она почувствовала, как напряжение в комнате росло, и решила, что пора. — Знаете, Лютер, — начала она нарочито громко, наклонившись ближе к брату. — Я тут подумала... Наверное, тебе стоит узнать, кто отец моего ребёнка. Комната замерла. Даже Мария, которая пыталась отвлечься на малыша, остановилась и бросила обеспокоенный взгляд на мужа. — Тильда, — Лютер сжал руки в замок, его голос звучал напряжённо. — Это не то место, чтобы обсуждать такие вещи. Она откинулась на спинку стула, усмехаясь ещё шире. — Не то место? — её голос прорезался как нож. — Я думаю, это идеальное место. Вон там, смотрите, миссис Хейл из третьего ряда, я её знаю. А там — дядя нашего соседа с фермы. Они все должны знать правду. Лютер побледнел. — Тильда, хватит. Она проигнорировала его. — Я собираюсь отказаться от ребёнка, — громко и чётко произнесла она, привлекая внимание каждого в комнате. — Я не буду мамочкой. Слишком много хлопот. Пускай папаша забирает его себе. Мария ахнула, а кто-то в углу громко зашептался. — Но знаете, что самое интересное? — Тильда наклонилась вперёд, её лицо было охвачено безумным блеском. — Кто же отец? Вы не поверите. — Тильда, — начал Лютер, но она продолжила, перекрикивая его. — Это дьякон Питерсон! — крикнула она так громко, что её голос эхом отразился от стен. — Да-да, ваш благочестивый дьякон! Мы с ним неплохо провели время за дозу. И теперь, вот он, его ребёнок! Комната разразилась вздохами, шёпотом и громкими возгласами шока. Несколько человек встали со своих мест, не веря своим ушам. — Хватит! — рявкнул Лютер, его сдержанность рухнула в одно мгновение. Он встал, ударив кулаком по столу. — Замолчи, Тильда! Замолчи прямо сейчас! Она хохотала, не останавливаясь, не обращая внимания на его ярость. — Что, Лютер? — она снова наклонилась, её голос стал тише, но не менее ядовитым. — Боишься, что твоя идеальная церковная семья узнает, какой у неё замечательный дьякон? — Ты несёшь чушь! — заорал он, его лицо покраснело, а глаза пылали гневом. — Заткнись, Тильда! Это ложь, грязная ложь! Она лишь пожала плечами, откинувшись назад, наслаждаясь моментом. — Может, ложь, а может, и правда. Пусть они сами решат, во что верить, братец. Он схватил её за руку, пытаясь подавить её истерию, но она продолжала смеяться, наслаждаясь его беспомощностью. После громкого заявления Тильды ситуация в комнате накалилась до предела. Лютер пытался восстановить контроль над происходящим, но его лицо выдавало гнев, которого он больше не мог скрывать. Лютер, не выдержав, открыто начинает кричать на Тильду, впервые позволив эмоциям взять верх: — Ты жалкая! Всегда была и останешься жалкой! Этот ребёнок — твоя ответственность, а ты пытаешься от него избавиться, обвиняя всех вокруг! Его громкий голос привлекает внимание санитаров и других сотрудников клиники. Аарон, который наблюдал за происходящим с некоторой тревогой, пытается вмешаться: — Мистер Миньярд, вам нужно уйти. Вы сами видите, что всё зашло слишком далеко. Но Лютер отмахивается, едва обращая на него внимание. — Уйти? Ты видел, что она творит? Слышал, что она говорит? Это человек, которого надо изолировать, а не лечить! Тильда воспользуется его вспышкой гнева как оружием. Она начинает выкрикивать ещё более грязные тайны, оставляя сомнения: говорит ли она правду или всё это лишь её больное воображение. — Ты хочешь запереть меня? Отлично, запирай! Но ты не сможешь удержать правду, Лютер. Вся твоя идеальная жизнь — враньё. И я разрушу её до основания! Тильда медленно поднимается, её взгляд ослепляет ледяной яростью. Она медленно оглядывает комнату, намеренно задерживая взгляд на знакомых лицах. В её осипшем голосе слышна смесь триумфа и безумия: — О, как прекрасно быть в окружении свидетелей, правда, Лютер? — её голос взлетает, заставляя всех в комнате обернуться. — Хочешь поговорить о своей идеальной жизни? Или о том, как твоя идеальная жена чудом забеременела? Лютер побледнел, его руки сжались в кулаки. — Замолчи, Тильда, — прохрипел он, пытаясь сохранять спокойствие. Но Тильда только усмехнулась, её голос становился всё громче: — О, ты хочешь, чтобы я заткнулась? Тебе это не удавалось всю нашу жизнь, так что с чего вдруг сейчас? — она сделала ещё один шаг к ближайшему столику, где навещали сына пожилая пара, женщина и мужчина, которых она точно знала по церкви. — Что скажете, мистер и миссис Грейсон? Разве это не благословение божье? После стольких лет бездетности, стольких молитв, вдруг — бах! — чудо! Давай, Лютер, скажи им всем. Скажи, как ты вернулся из Мексики с беременной женой, словно это твоя заслуга, твоё "чудо". Забавно, правда? После того, как твоя первая жена оставила тебя, ведь ты оказался… недостаточно мужчиной для неё. Она растянула губы в кривой усмешке, обводя взглядом гостей в комнате. — Но, конечно, Мария другая. Мария терпеливая, верующая. Мария готова притворяться, что ты — отец её ребёнка. — Замолчи! — Лютер сделал шаг к сестре, его голос дрожал от ярости. — Ты не имеешь права говорить это! — Правда больно слышать, да? — Тильда засмеялась, её смех был сухим и полным злорадства. — Ты думаешь, что можешь запереть меня здесь, чтобы я не разрушила твою маленькую сказку? Ты ошибаешься, Лютер. Я расскажу всем. Её взгляд переместился на ближайших посетителей, её голос снова поднялся: — Я расскажу, как "идеальный" Лютер вернулся в наш город с женщиной, которая уже была беременна. Как она оказалась твоей второй женой, потому что первая ушла от тебя, не выдержав "разочарований". Ты ведь её даже не винишь, правда? А как она сказала? Что она устала тратить время на мужчину, который... ничего не может дать? Лютер замер, его лицо побледнело. Это был удар, который он не ожидал. Его кулаки сжались так, что костяшки побелели. — Ты... ты не посмеешь... — прошипел он, но в его голосе звучал страх. — О, ещё как посмею, — прошептала Тильда, её лицо озарилось безумной усмешкой. — Потому что у меня больше нет ничего, что я могу потерять. А ты... у тебя всё. Она повернулась к остальным в комнате, готовясь снова поднять голос. Но Лютер не выдержал: — Хватит! Ты просто жалкая, сломанная женщина! Тебя уже давно ничего не держит в этом мире, и ты хочешь утянуть за собой всех остальных. Но это не сработает, Тильда! Никто тебе не поверит! — А ты уверен? — прошипела она в ответ. — В этом зале достаточно тех, кто помнит твою первую жену. Достаточно тех, кто задавался вопросом, почему твоя Мария не говорит ни слова о том, как вы "зачали". Она делает вид, что собирается встать и приблизиться к другим посетителям комнаты, готовая продолжать свой "спектакль". Вмешивается охрана или сотрудники клиники. Они разнимают брата и сестру, силой уводя Лютера из комнаты. Он, почти обезумев, выкрикивает угрозы: — Если ты разрушишь мою семью, я добьюсь, чтобы ты больше никогда не увидела света дня! Тильда улыбается ему вслед, полностью довольная своим маленьким триумфом. Она знает, что семена сомнения посеяны, а её брат — не такой уж непоколебимый.