Hell into Hell: Это для тебя какая-то шутка?

Только, блядь, не он!

— Прости меня двадцать второй раз, любовь моя… Раз ты ненастоящий, что ж за… Супер, конечно, понимать, в какой пиздец я попал и за что… и чё, мне от этого должно быть легче, что ли? Первое время восприятие окружения у Асмодея было как в тумане — гуще, чем от кальяна, и казалось, что ни единая ниточка света не способна пройти сквозь этот жирный невесомый сгусток. Большей туманной густоты внутри, которая не теснила абсолютную пустоту в душе, хотя стоит ещё задаться вопросом, с каких пор она развилась в самом адском боге секса… добавляло то, что его всё-таки скручивали и трахали. Как они ухитрялись вытворять с ним проникновение одновременно целым квинтетом — спустя несколько дней заключения этот вопрос перестал волновать его, как вначале выводил из себя фактом того, что подобное вообще с ним сделали. Да ещё и псы тюремные, а не прежние деловые партнеры — высказали бы ему все претензии, но ограничиваясь словами. Ведь стоило бы им устроить затею попуска по кругу даже за справедливую оплошность, как заметные убытки и долги, Оззи мог магией устроить из своего прохода «точилку» для таких кожаных «карандашиков», чтобы головки оказались наточены. Только речь нисколько не об эрекции и либидо. то, что они превратятся в месиво и половину членов насильников в деловых костюмчиках будет порублена — достаточно одного слова «последствия», чтобы описать подобное явление. — Физзи, сука, блядь… мне уже похуй, как они делают настолько точную твою копию, ебать матерей их всех. То, как ты разговариваешь, то как рыдаешь и умоляешь, и всё равно от тебя звучит это так, что ты молишь, чтобы папочка тебя «наказал» по попке… — Слыш, мамкоёбарь-террорист бывший, ты здесь обрёл способность базарить сам с собой вслух? Ради сиюминутного удовольствия, без причин — кто откажется натянуть его, проповедника разврата, по самые яйца? В том числе сморщенные и высохшие по разным причинам, возрастным или по вине обстоятельств. Да что там, даже кастрация не была для кастрированных помехой, чтобы поиграться с задницей самого Асмодея не только губами, но одним лишь стволом, без двух проводников к воплощению фантазий в наличии — раз его феромоны будто специально оставили в покое, лишив куда более ценных способностей. И пусть дело принципа, а также повод в лице сумасшедшей личной неприязни тоже были, но явно в меньшей степени. И ему всё более становилось неважно из-за опустошения внутри, что все эти заключённые шавки, кто осмеливался на тесный контакт против его воли в основном пристраивались, пока он спал. Это стало причиной, после чего Асмодей стал ненавидеть связывание чем только бог посылал этим говноедам, чего раньше не было. — Смотрящий, иди-ка ты нахуй! Иди лизать волосатую традиционно настроенную жопу своей мамаши! Впервые попробуешь и скажешь мне, какая она на вкус — ты ж полюбому уверен, что в Аду она самая святая дамочка, раз даже в проход не давала, чтобы сохранить девственность и потом тебя породить после брака. Ну почки ты мне вытащить изнутри попытается за это, всё равно я обратно появлюсь здесь. Хоть разомнусь на хотя бы одном из тех, кому круглой пилой охота по рожам дать, раз силы здесь ко мне не вернутся. Смирение прежде было у него, конечно же, перед Физзом и больше ни перед кем — «не доросли», чтобы быть в его, похоже, бывшем роскошном ложе на постоянной основе. Он понимал, что значит это качество, потому был только рад оказывать его перед тем, кто на него повлиял… довольно благотворно для низшего беса. И также сейчас соглашался с тем, что смирение продолжало присутствовать в нём, но обрело и продолжает обретать извращённую форму, совершенно полярную составляющую от настоящего смирения — того, что оно значит на самом деле. Вначале очередной приготовленный на казнь оружием ложный Физз задавал Оззи вопросы — каждый из них спрашивал одно и то же. То было нужно знать Асмодею, чтобы понять, насколько он прошит и запрограммирован… вот же заморочились тюремные хозяева «ада в аду», что собранные мозги для каждого рукотворного Физзаролли были не примитивным алгоритмом с парой вариантов ответа и одним вопросом. И это значит, что даже с «куклой», тенью настоящего беса-шута, можно было разговаривать как прежде. Но начиналось общение, полное вранья и осознания только одного исхода их встречи, всегда одинаково… пока что всегда, и Оззи только начал привыкать разрывать снарядом свою любовь на куски только двадцать второй раз из кучи дальнейших после. Так что, в последние разы он, после того, как силой сглатывал напряжение, мог стрелять в Физза без «лишних» слов, смотря на следовавшее за этим настенное зрелище пустыми глазами, без единой слезинки. Вспоминая первую казнь своего любимого, когда серьезно чуть не захлебнулся от слез и ощутил на себе все прелести высокой степени нервного срыва… теперь же, после разрыва тельца собранного беса в разные стороны, подносил дуло дробовика, чтобы подуть на него, рассеивая дым и выдувая кровь с частичками Физза со ствола. А после, начиная плестись в сторону от места расстрела, расположил этот грёбаный дробовик на своем плече, нося его до выхода из изолятора, чтобы потом отложить на полку, раз пушка — тюремная собственность. *** — Да он, пиздец, напрочь ебанутый уебок, ты с чего взял… какая, к хуям, блядь, от него будет польза при побеге? Да эта сволота какие только детские дома и детские сады не обошла, чтобы… блядь, даже я боюсь такое произносить вслух! А будь он Оврелордом, до того, как спятил… — Будь, или там не будь — если такую шарманку ты задвинул, будь добр относить её лично к себе, не доебывай других своими попытками изменить обстоятельства. Конечно, в случае если зассал и убедил себя в углу забиться, как ссыкуниха мокрощелковая. Мириться с оскорблениями в свою сторону, значит… ему совсем скоро уже надоест словесно упоминать чужих матерей каждого в этом проклятом месте, естественно, обесчещенных им по-всякому и максимально грубо. Что Асмодей и может сделать своими силами, то… стоило ему однажды как следует усадить свои сбавившие в габаритах булки, раз его ширину с длиной «высушили» будто втрое до размера обычного бесовского гражданина, понял, что будь силы с ним, то и они бы не оказали ему никакой помощи. — Так, значит, ты готов… ну вот и всё, бог похоти, ебальцем хлопни, стоит тебе захотеть повозмущаться, и слушай. Этот дегенерат нам пригодится потому, что может толпу взрослых сожрать и костей не оставить. В нашем с тобой случае их достаточно искусать до мяса и вырвать что-нибудь на уровне груди и тогда они слягут. Может и стоило попробовать разнести здесь все стены без исключения — но, оказывается, при сохранённом чутье и нетронутом члене, пока он не в эректильном состоянии болтался ниже колен, он понял, что вокруг стен действует особое магическое поле. Отражает удары обратно на тех, кто их наносит, и с этого факта только и останется, что ебать стены здоровенным хером от безвыходности и сумасшествия — невозможно избежать ни одного, ни другого кроме притупляющих окружающее восприятие запоев. — Ты один, без помощи, хуй чё сделаешь без этого дробаша, Оззи — и хер там у тебя будет возможность им воспользоваться за пределы камеры. Я так говорю, если у тебя хватило ума подумать, что тебе позволят гулять с пушкой. Достаточно вначале пути не нести её с собой, даже если среди них будут те, у кого она есть. А то будет гарантировано твое четвертование, и столько раз, сколько дней ты здесь пребываешь. «Ишь ты, сука рот, аромат детских половых органов усилили в этой яме, куда все время меня тащите. Так ещё и время увеличили, бляди, чтоб я терпел вдвое больше прежнего! Какие вы молодцы, пиздец, что всё мне объяснили один раз, как приволокли сюда… Умные же хуесосы, специально устроили тогда всё так, что я ничего бы не запомнил из условий из-за перевозбуждения с ситуации!» Хоть что-то хорошее здесь, длиною в вечность… где ещё можно постоянно травиться спиртом и ловить кайф с препаратов среди этого пиздецки невыносимого места! С которого если и получится не стать психом, особенно после срока… то это сочтется чем-то совершенно невозможным. И как скоро Оззи надоест смачно затягиваться травой и не сдерживать себя в алкоголе вместе со шлепками по венам? Ну помрёт от передоза — только вернётся обратно на место, и одна единственная оставшаяся мечта подохнуть здесь окончательно тоже вовсе не будет осуществлена. Но куда более мерзко ему было с того, что работать с тем, про кого он говорит с его недавним сообщником, всё же придется — неужели лучше этого ходячего радиоактивного мешка дерьма в кожаной обёртке вообще не найдется кандидатов в планируемый командный побег? «Давайте их сюда, сука, мне уже до пизды, что придется начинать срок заново, жрать хочу! Давайте сюда тела пиздюков, наконец-то пожру по-демонически, и ваш ежедневный рацион хуеты несъедобной в пизду себе запихайте, мужики! А если нафаршируете их, то вообще пиздато, и вам нет смысла засовывать яд между писькой и мочевым пузырем, раз я восстанавливаюсь здесь… И раз это для меня самый вкусный кусок из детских трупиков, давайте их, пидорасы, сюда целым огромным тазиком!»