Нора гончей.

Сердце замирало с каждым шорохом и дуновением ветра. Тело дрожало, а душа кричала в страхе от осознания. Глубокий вдох, ребра отозвались болью, потрескавшиеся губы болели от любого натяжения. - Помогите! Девичий крик раздавался на много метров, но остался без ответа. Снова, как и десятки других криков в этом густом лесу. Паника то поглощала как нефтяное пятно, то утекала сродни песку. Толстые стволы деревьев были как иллюзия непробиваемой стены. Верхушки сосен тихо качались высоко над головой. Судорожное дыхание сбивалось и выравнивалось каждый раз, когда паника откатывалась назад. Ком слез застревал в горле и голос все больше начинал дрожать. - Прошу! Истеричный крик, больше похожий на визг дикого животного в приступе боли и паники. Иначе его не назовешь, она шла вперед в слепой надежде дойти до дороги, до людей и попросить помощи. Она не супергерой, и не великий лесник, в лесу выживать толком не умела, знала какие-либо основы, но они были похоронены глубоко в сознание, вместе с воспоминаниями о дорогом человеке, что учил разводить костер, и делать чай из ягод. *Сделай глубокий вдох.* Дыхание со свистом отозвалось, а легкие вобрали в себя воздух, наполненный запахом древесной смолы, леса, и влажной земли. *Прислушайся к сердцу.* Чужой мужской голос говорил четко, с хрипотцой и достаточно медленно. Она похоронила его, того кто упорно был её невидимой защитой. *Потеряешься, не паникуй.* Мягкая улыбка и ясный взгляд неба всплыл в памяти, отозвавшись нервной улыбкой в ответ. *Вдохни, выдохни и постой на месте.* Кроссовки врезались в землю, покрытую мхом, старыми листьями, иголками с веток сосен. *Оглянись.* Она осмотрела такие разные, и в тоже время одинаковые стволы деревьев, солнце проникало сюда частично, ветер тоже, но таких привычных комаров не было. Она прислушалась, пытаясь услышать этот живой мирок. *Думай на перед, где спрятаться от живности, где найти еду и в какую сторону идти.* Она думала, осматривала пни от великих деревьев, стволы, покрытые мхом. Шаг и на ближайшем дереве оказалась насечка. *Ставь там, где была.* Через каждое второе, пока шла вперед и слушала окружающий мир. *Не спеши, экономь энергию.* Ружье за спиной давила к земле, но каждый шаг упорно давил усталость, страх. Она должна идти в перед, в надежде выйти из этого незнакомого леса. Впереди показались кусты, они были увешаны ягодой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась малиной. Дикая, небольшая. *Много не бери, лишний вес, поешь и собери собой немного.* Так и сделала, из всех вещей было лишь ружье, походная одежда, складной нож и фляга с водой. Вышла погулять по лесу, знает его как свои пять пальцев. Итог? Заблудилась к черту, и лес кажется чужим. Распихала ягоду по карманам, и немного закинула себе в рот. Продолжила путь, вырезая насечки. *Время от времени останавливайся и прислушивайся.* Но в ответ была гулкая тишина живого леса, где птицы чирикали, где ветер завывал. Глянув сквозь густую листву, попыталась понять расположение солнца, надо успеть до темноты. В лесах темнеет на несколько часов раньше, из за высоты и густоты веток деревьев. Фляжка на бедре приветливо блеснула, а в глотке зародилась пустота. Позже, не сейчас, надо растянуть хотя бы воду, ибо набрать где-либо еще её не получится, не проведя самую простую обработку огнем. Начало темнеть, и в надежде спастись от хищников, хотя мясо человека будет последним пунктом в их списке на поживится, она все равно полезла по ветке на дерево. Поспит если что днем, а сейчас она не уверена вообще в своем место нахождении. И огонь развести нечем, а сидеть и тратить силы на трение дерева об дерева пока не сильно привлекало. Ночь прошла относительно спокойно, под деревом проходила какая-либо живность, но мелкая. А руки дрожали, палец каждый раз был готов сорваться с места и нажать наконец на чертов курок, особенно когда под деревом трусцой пробежала парочка тушек, чей внешний вид напоминал волков. Но патронов всего два, для отпугивания дикого зверья, а теперь, это единственно спасение. Как только в лесу стало светать, в мыслях зародилась опасная идея, как правильно вывернуть ружье, чтобы выстрелить себе в голову? Саша тряхнула головой. Нет! Глупости в голову лезут, все она сможет, так или иначе её пропажу заметят и организуют поиски. А сейчас главное продержаться до спасения. Её спасут, она уверена… Верно же? Концу вечера удалось найти ручей, а в глотке сухость отозвалась болью. Съев пару малинок что великой удачи не передавались в карманах, и запив водой с фляги, уселась на ближайший камень, чтобы отдохнуть, и оставить более явную метку. Любая ветка, точнее две. Одна стала держателем, другая с заточенным концом указателем. Что бы спасатели знали, она пошла вниз по течению, воткнув более глубоко в землю, чтобы это было устойчиво, она двинулась дальше. Только… с каждым шагом и вдохом надежда умирала. Сирены, которые стоят по краям леса не выли, хотя лесник Федя уже должен был сообщить о том, что она потерялась, ибо не вернулась до захода солнца. Может она просто, так далеко ушла? Третий, четвертый… каждый последующий день был настоящим адом. В осознании что без общества, Саша сдохнет быстрее чем от голода или жажды. Вода в фляге закончилась, куст малины скоро будет лысым, а она уже шестой раз пытается развести этот ебаный костер. Истерика и слезы рвали душу, она кидала палочки, которые терла друг об друга, орала как вне себя и тихо скулила, избивая лоб о лесную землю. Желание выстрелить себе в голову возникало все чаще, а еще горло начинало болеть. Идти сил не было, найдя углубление в земле под трухлявым пнем, она натаскала туда еловых веток, и листьев. Это монотонное действие, как обдирание листьев с кустов, хоть чуточку успокаивало, но истерика накрывала повторно. От пушистой короткой прически, остались сальные сосульки, мешки под глазами стали более заметнее, это можно было увидеть в отражении ручья. Ночи на земле были холодными, приходилось сворачиваться калачиком что бы удержать такое нужное тепло. Неделя, это уже был восьмой день её заключения в лесу, перед глазами все плыло, голос пропал, а горло раздирала боль, от которой хотелось орать и реветь. Вырвать очаг боли и выкинуть к черту, она терла и чесала шею в надежде добраться через кожу до того места, даже разодрать глотку в кровь, лишь бы уснуть без страха и холода, и проснуться. Боже как же ей было страшно НЕ проснуться. Страшно что вот все, уснет и больше никогда не откроет глаза. Она била землю кулаками, сдирая кожу, чтобы заменить душевную боль на физическую. Спрятала ружье под пастилку, подальше с глаз, ибо мысли от холостого выстрела, перешли грань, на выстрел себе в голову, чтобы хоть как то вылезти из этого ада! Это было как волны, откаты истерики и вместо неё смертельная усталость, а потом снова по новой. Теперь, лежа на камнях у все того же ручья она думала о своей жизни. И все проблемы городской суеты оказались такими ничтожными, жалкими и ничем не закрепленными. Она была согласна на что угодно, что бы вернуть ту самую, противную, однотипную жизнь с такой важной ей стабильностью. Сбросить джинсы с ветровкой, разодеться в платье и пойти по клубам с девчонками с работы. А вообще... К черту работу, к черту кредит и все проблемы, она просто хочет выжить. - Пожалуйста… - тихо хрипела она, выставив руки в сторону единственного спасения. Они столкнулись на злополучном ручье. Единственное эхо человеческого мира, жеребенок, ярко рыжего окраса и явна знающий людей. Ибо смотрел он на неё не сколько с испугом, а так будто видит таких как она каждый день. Если есть он… Значит есть табун, логическая цепочка продолжилась в уже усталом сознании. Табун, ровно люди. Девушка тихо сглотнула, нахмурившись от боли в горле, и сделала шаг на встречу. Уши на макушке жеребенка дернулись, повернулись в её сторону, он заинтересован. Она рада этому. - Приведи меня к людям, прошу. - судорожно облизав губы, я закусила нижнею. Вижу как выставленные вперед руки дрожат. - Нет... - шепнула я, почти переходя на испуганный писк. Видя как уши жеребенка повернулись назад, чуть прилипая к голове. - Не надо... - шаг еще ближе. - Я не обижу... И плевать что со стороны я как псих, что решил поговорить с животным. Я на грани, я хочу домой в свою захудалую, съёмную однушку, если надо будет, я станцую сука перед этим жеребенком! Лишь бы к людям вывел... Только животинка явно решила что манал он общаться с сумасшедшим представителем человечества. И в секунду, вместо любопытной мордашки показался круп с коротким пушистым хвостиком. Я побежала следом, кричать не было сил, но слезы жгли щеки, а дыхание сбилось уже через метров десять. Он исчез также быстро как оказался перед моими глазами. Я рухнула на колени, а потом и на свою многострадальную задницу, все, это конец... Девушка завыла, тихо и хрипло, а в душе надежда умерла окончательно. Тело колотило, горло болело, она заболела окончательно, без тепла и в холоде не мудрено заболеть, особенно одета легко. Лежанка была холодной, колючей и неудобной. Тело морозило, она скрутилось в калачик, проклиная себя за то что пошла гулять в лес. В сознание горела идея того, что бы выстрелить себе в голову. Только остатки логики говорили что идея глупая. "Выстрел закончит мучения." Ехидно заметил внутренний голос, и начался спор разума с логикой. Чисто логически себе в голову выстрелить с ружья проблемно. "Но можно." Ответом стало испуганное. А если не до конца? Подразумевая что самоубийство может пойти не по плану, и вместо пяти минут мы будем мучится больше. Ибо даже от выстрела в голову человек умирает не быстро. Это в кино все быстро на тот свет уходят, а в реальности... "А в реальности если не от пули, так от зубов хищников." Логика устало отметила что болеющего человека жрать будут в самую последнею очередь, и вполне возможно что без лекарств и нормального окружения мы сдохнем от болезни нежели от живности. "Тогда ружье." Уверенно предложил разум, логика отмахнулась назвав это глупой и тупой идеей. Ибо ходить мы еще можем, и вырезках по выживанию говорилась что нужно держаться до последнего, надеется что нас спасут, либо мы сами свою жопу спасем с этой ситуации. "Надежда убежала, цокая копытами." Это было верно, надежда на спасение реально убежала. Диалог внутри черепной коробки закончился так же быстро как и начался. Победителя нет, есть больное горло и ощущение температуры. А еще, дикое желание спать, и смерть во сне теперь казалось более желанной, нежели выстрел дробью.