Behind seven seals

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Гет
Завершён
NC-17
Behind seven seals
Dr.Dr.
автор
Описание
В 1968 году жизни молодого аврора Гавейна Робардса и начинающей целительницы из больницы святого Мунго Розалинды де Анага пересекаются.
Примечания
Это предыстория основной и одноименной названию цикла работы "N is for Tonks". В метках значится «Упоминание пыток», но это, скорее, общее предупреждение, так как конкретику было решено (мною и всеми моими субличностями) не добавлять во имя избегания спойлеров, особенно для прочитавших NifT из цикла. Но никакого гуро и кишок не будет. Мой фанкаст для данной работы - https://t.me/written_by_drdr/360
Поделиться
Содержание

Sealed. Side 2

Most of my sweet memories were buried in the sand, The fire and the pain will now be coming to an end. How did you get to save me from this desolate wasteland? In your eyes I see the dawn of brighter days again. Woodkid — «Wasteland»

«Следуй за ароматом круассанов», — Розалинде под перо прилетел маленький бумажный самолетик, пока она заполняла историю болезни пациента. Почерк мужа она узнала сразу же. — Ну, что ты выдумал на этот раз? — прошептала Розалинда в тишине смотровой и, взглянув на часы, обнаружила, что время обеденного перерыва уже не то что подходило, а началось как десять минут назад. — Подгадал еще. Как в здешних запахах болезней и лекарств учуять какой-то другой, она не понимала, пока не дошла до лифтов и лестницы. Знакомый аромат, который мгновенно отозвался в пустом желудке урчанием, уже без вопросов потянул ее дальше по коридору. — Ты серьезно решил устроить мне обед здесь? — она приоткрыла дверь в подсобку, обнаружив Гавейна, сидящим на сундуке с лечебными артефактами. — И что тебя так тянет постоянно затащить меня в какой-нибудь темный угол? — Тут интимная обстановка, пока у тебя не будет собственного кабинета. А я верю, что он будет однажды, — он довольно заулыбался. — Или пока мы не вернемся домой. — Где ты?.. — она оборвалась, запоздало поняв, где, а точнее, кто помог ему устроить романтичный обед: буквально час назад она видела на этаже Руфуса. — Тебе нельзя надолго вставать еще. — Я сижу, — он развел руками, как бы демонстрируя. — И был бы поистине счастлив, если бы ты ко мне присоединилась. Розалинда все-таки прошла внутрь, закрыв дверь за спиной и прижавшись к ней. — Я не стану обменивать этот обед на секс, мистер похотливый барсук, — она прищурилась на него для дополнительного посыла. — Я даже и не планировал! — Гавейн уже всплеснул руками. — Если ты думаешь только о сексе, то это не значит, что и я, — и обижено надул губы. — Хотя… Раз уж зашел такой разговор, то сделаю вид, что и я о нем постоянно думаю, если ты предложишь сама его обменять, — он тут же довольно расплылся в улыбке. — Но сразу предупрежу: полноценно порадовать я смогу тебя пока что только руками и языком. На большее меня не хватит, извини. — Дождемся твоей выписки для начала, — она мотнула головой с ощутимым смущением на щеках от позабывшихся его заигрываний, все-таки проходя вглубь, и села на соседний сундук. И осмотрела их «обед»: пара круассанов с сыром и ветчиной, чай в двух больничных кружках и маленькая баночка меда, но этикетка с банкой явно давали понять, что этот мед другой. Вся обстановка отдавала каким-то подростковым и запретным флером, а не так, будто бы они женаты уже почти десять лет. — Не хочу тебя расстраивать, но я вряд ли этим наемся, даже если все одна съем. — Если мы вдруг просидим тут все время твоего перерыва, то скажи, что тебе взять наверху. Аврор Робардс готов не только у тебя над ухом жужжать, но и принести полноценный обед. Я просто хотел… — он нахмурился, посмотрев на ее колени, — побыть полноценно наедине с тобой, а не в палате или в кафетерии. Устроить какое-то подобие свидания. У нас… — и шумно выдохнул, сморгнув. — У нас их давно не было. А я очень соскучился и по ним и по… Я безумно соскучился по тебе, Роуз, — он наконец посмотрел прямо на нее с диким стыдом. — Прости меня, родная. Она, не выдержав даже пары секунд ни его взгляда, ни мыслей, ни рвений собственного тела, пересела к нему на самый край сундука, тут же осторожно стиснув его в объятиях. Хотелось обнять так же крепко, как и прежде, но его раны еще не до конца затянулись. — И ты прости меня, барсучок, — шепнула она ему на ухо. — Я тоже невероятно соскучилась по тебе. Я очень сильно скучала по тебе. И я не хотела, чтобы все так выш… Но Гавейн не стал дослушивать ее полившихся извинений и впился в ее губы, а после пересадил к себе на колени боком, еще крепче обнимая. Она уже решила съехать на свое прежнее место, но он требовательно сжал ее бедра, как бы прося не делать этого. — Нет, я, конечно, понимаю, что вы видитесь едва ли раз в час, — дверь распахнулась, и появился Найджел, забирая что-то с полок, — но имейте совесть, а? Заглянет сюда какая-нибудь немощная старушка, перепутав с уборной, и ее сердце прикажет долго жить от такой развратной картины. «У вас, Хэмильтонов, чуйка какая-то особая?» — Нейд, закрой дверь с той стороны, пожалуйста, — она строго посмотрела на своего стажера. — А если я отцу расскажу? — Хэмильтон почти скрылся за дверью, но отклонился на шаге, посмотрев на них с самодовольной улыбкой на лице. — Рассказывай хоть самому Лазарю, — она махнула на него рукой, перебирая волосы Гавейна на затылке. — Он, кстати, скоро появиться должен. Я имею в виду отца, а не Лазаря. С мамой Катрину приведут, — добавил он и все-таки закрыл дверь. — Ты говорила, что он несносный, а кажется, что вполне нормальный, — тихо заметил Гавейн. — Может, немного нахальный, но без чего-то из ряда вон. «За это время столько всего успело произойти», — подумала она, но вслух сказала иное: — Одумался-таки. В целом, если игнорировать его некоторые заскоки, то вполне хороший парень. — Расскажешь? — Обязательно, но не сейчас, ты уж извини, но я голодная, — и она, сделав вид, что хочет продолжить их поцелуи, потянулась за круассаном, сунув его себе в рот и задев им нос мужа. — Вот ты… змейка, — Гавейн захохотал, немного раздосадованно облизнув губы, и уткнулся носом в ее плечо, продолжая гладить ее по боку и бедру с коленями. — Вкусные, я надеюсь? — Ошень, шпашибо, — отозвалась Розалинда с набитым ртом. И прожевав первый кусок, добавила: — Я и правда голодная. Ела где-то… в шесть утра последний раз. Гавейн недовольно загудел после того, как убрал от нее одну руку и, видимо, посмотрел на часы. — Что вам преподнести из больничного ресторана, прекрасная миледи? — Слушай, Роузи, вот зачем тебе сюда лишний раз заходить? — вновь начал муж с явным стыдом в голосе, когда они появились в квартире в Лидсе. — Я сам могу собрать свои же вещи, их, слава Мерлину, немного. — Хотела помочь, — она же немного лукавила. — С чем? — Хотя бы с трансгрессией. — Я здоров, а значит, могу прекрасно сам справиться с парой прыжков. К тому же, Кат одна дома. — Ты еще на больничном. И ничего не случится с Катриной от пары десятков минут, — и с этими словами она обняла Гавейна со спины, сбросив туфли, пока он быстро побрасывал свою одежду в раскрытый чемодан у ног. Стоило ей просунуть руки ему под свитер с рубашкой, как он ахнул через тихий смех: — Думаешь, пары десятков минут нам хватит? — Обычно нужно больше, но мне сейчас точно много времени не понадобится, — шепнула она и следом поцеловала его в шею, чуть прикусывая. Его запах, особенно сейчас без вечного шлейфа табака, кружил голову и заставлял внутри все трепетать и, одновременно, спалять от желания. Мерлин, когда у них последний раз был секс? Нет, лучше думать не об этом, а о том, что они им сейчас, наконец, займутся. — Ты правда хочешь заняться любовью здесь? — муж словно услышал ее мысли и кое-как повернулся к ней лицом, пока она еле сдерживала свои собственные руки от каких-либо более активных действий и позволяла себе только наслаждаться прикосновениями к нему. Его же руки аккуратно легли на ее бедра, чуть сжимая. — Мы не у меня или у тебя на работе. И сюда, вроде бы, никто не должен зайти неожиданно. — Да, но… Она все же посмотрела на него: яркий стыд исказил его лицо. — Гави, хочу здесь. — Зачем? Почему? Есть места намного лучше, — он нахмурился, морща нос. Розалинда вздохнула, посмотрев на секунду в сторону незаправленной кровати. И смущенно закусив губу, вновь на Гавейна: — У меня недавно появилась идея, совершенно шальная и бесстыдная, но… Я не могу перестать думать о ней. Уж очень она мне понравилась. — Идея? Как она может быть связана с этой квартирой? — теперь он выглядел изумленно, хоть до сих пор пристыженно. — Напрямую, Рикки, напрямую, — и чмокнув его в губы и убрав руки из-под его одежды, качнула головой в сторону кровати. — Давай присядем? Муж настороженно приподнял бровь, но согласился. А ей нужно было время придумать, как объяснить ему все. Ей до этого момента как-то и не приходило в голову, что в этой квартире он будет засыпать ее какими-то вопросами вместо того, чтобы заняться тем, что понятно и без слов. И тем, в чем он ей раньше никогда практически не отказывал, если только не был вымучен на работе. — В общем, — начала Розалинда, сев вслед за ним, и стыдливо стала теребить складку платья на коленях. — В общем, я недавно подумала… Нет, вспомнила… Или вспомнила и подумала о том, что… — Роузи?.. — переспросил он с тревогой, когда она умолкла. — Как часто ты здесь фантазировал обо мне? — она выпалила. Если Робардс роняет челюсть на пол, то, видимо, это выглядит именно так: он молча приоткрыл рот, покраснел и уставился на нее, замерев. — Э-э-э… — он с силой зажмурился и, проморгавшись, почесал затылок. — Я не считал, честно говоря, — и облизнул губы. — Сотни раз? — В-вполне вероятно, да… Даже чаще: практически каждый вечер… Мо-может, по нескольку раз, если… — он шумно вздохнул. — Кучу раз, Роузи. Что недавно, что до… До нашего первого разрыва. Да и… после тоже, просто пореже немного. Я постоянно думал о тебе. Розалинда, чуть осмелев, подсела впритык к его поджатому под себя колену и осторожно положила руки на него, начав медленно гладить. — А ты думал об этом здесь? Что мы занимаемся любовью здесь? Гавейн поднял все еще изумленный взгляд с ее рук на нее саму. И прерывисто выдохнул: — Да где удобно думал. Здесь, в больнице, в Аврорате, в… Бодли, — он нервно усмехнулся. — Везде и нигде. Вот есть ты, я и… Э-э-эм… И мы просто… занимаемся этим, потому что хотим друг друга до одури. — Ты хочешь сейчас? — она осторожно переместила одну ладонь ему на пах, четко ощутив эрекцию. Гавейн ответил без слов: напряженно замычал, закрыв глаза, и, сглотнув, рвано кивнул. И добавил через мгновение: — Я просто не считаю это место подходящим, когда есть другие и намно… — он тут же прервался, когда она легонько сжала его через брюки. — И намного лучше. — Знаешь, у меня это место вызывает в основном теплые воспоминания, — шепнула Розалинда ему на ухо, склонившись. — Помнишь, как мы тут первый раз легли спать вместе? Как мы обнялись? Как мы по?.. — И как я вылетел в душ, словно снитч, из-за дичайшего стояка на тебя — это я тоже прекрасно помню, — протараторил Гавейн и следом громко и коротко прыснул. Но в следующее мгновение она ощутила, как его ладонь немного робко опустилась ей на поясницу, начав свое плавное движение. — Знаешь, как я благодарна тебе за… стойкость? — и Розалинда переместила руку с его возбуждения на ремень, начав расстегивать. — Ты столько времени мечтал обо мне, а потом хоть и получил какое-то подобие меня, но вместе с этим и запрет к прикосновениям. А это ужасно. Ужасно тяжело, ужасно несправедливо, потому что ты замечательный. Но он неожиданно остановил ее руку, положив свою сверху. — Давай не здесь? Она посмотрела на него, встретившись со взглядом, полным стыда и, одновременно, желания. — Почему? — Я… Я хочу, правда, — он облизнул губы и сглотнул. — Я безумно соскучился по тебе во всех смыслах, но давай не здесь? Хотя бы не сегодня. — Но… Гавейн однако быстро поцеловал ее губы и добавил: — Я понимаю тебя и твои… — он обвел глазами квартиру, — воспоминания с желаниями. По крайней мере, частично. Но для меня это место — одиночество. Тотальное одиночество и бедность. — И именно поэтому я хочу поменять эти ощущения. Ты не хочешь продавать квартиру, и я согласна, но если она наша, то она не должна дарить нам такие эмоции. Даже одному из нас. Гавейн стыдливо опустил взгляд на их руки на своем поясе. — Спасибо, но… Я не готов сейчас, — он вновь печально и стыдливо посмотрел на нее. — Пусть пройдет побольше времени: я хочу хоть немного отойти после нашей ссоры. Потому что… — он шумно вздохнул, прикрыв глаза на пару секунд. — Потому что я все еще боюсь, что мы не вместе. Хотя мы вместе и мне это не кажется. — Хорошо, — и она медленно поцеловала его в губы. — Хорошо, Рикки. Очень люблю тебя и рада, что мы вместе. — А я-то как рад и люблю, — и он тут же просунул левую ногу под ее колени и притянул Розалинду к себе, крепко обнимая. — Прости меня, я идиот невероятный. — Тогда мы оба идиоты, — со стыдом шепнула она, обхватывая его за корпус. — Но я не хочу быть идиоткой, а значит, мы оба просто… Ну, знаешь, — она усмехнулась и потерлась щекой о его плечо, — два человека, сделавших глупость. Но смогших все-таки найти способ, как решить эту проблему. Гавейн покачал ее в объятиях и, ткнувшись носом ей за ухо, шепнул: — Но если нет возражений, я бы хотел дома вернуться к твоей идее. Вечерком, как Кат уложим, — и он погладил ее бедра, мягко сжав их под конец. — Я безумно соскучился по тебе во всех смыслах. — Никаких возражений, мистер мангуст. — Я особенно соскучился по тебе в самых неприличных смыслах, — добавил он и после, проведя языком по ее шее снизу вверх, закусил под конец кожу на мгновение. — Пялиться на тебя все время в больнице — это ужасное испытание. — Но ты справился и с ним в том числе, родной, — она смущенно хихикнула, вспомнив все те разы, когда ловила на себе его голодные взгляды. — Но если ты сейчас продолжишь меня облизывать и кусать, то я тебя сама раздену и прокачусь. — Привязать мои руки к кровати опять решила? — он хохотнул, отклонившись, и Розалинда увидела в его глазах игривые искорки. — Тебе, кажется, в прошлые разы это понравилось, — заметила она через смущение на щеках и, скользнув ладонью под его свитер с рубашкой, царапнула по напряженному животу. — А как это мне может не понравиться? — он уже хищно улыбнулся и расширил глаза, подняв брови. — Такая горячая во всех смыслах женщина ловит самый настоящий кайф от меня. Только не говори, что ты притворялась или симулировала. Даже если скажешь — я не поверю ни на мгновение, дорогая. Все было слишком очевидно. — Зачем мне тебя обманывать? Настолько обезоруженный аврор не может не нравиться, Гави. Особенно такой, как ты. Мой любимый аврор, — и она впилась ему в губы, обняв за лицо. Поцелуи длились недолго: почему-то очень быстро захотелось просто побыть в его объятиях, и квартира на какое-то время погрузилась в приятную тишину. — Знаешь, — начал в какой-то момент Гавейн, — я недавно понял одну вещь. Точнее, понимал я ее давно сердцем, но мозг, наконец, нагнал эту истину. — Да? — она чуть подняла голову, лежа на боку рядом с ним, и встретилась с его взглядом. Он чуть помолчал. — Давай начну с начала: еще до того момента, как мы встретились, я… Ну, не знаю, фантазировал, что ли, — он усмехнулся, — что я обязательно встречу девушку, полюблю ее, а она — меня. Что мы поженимся и будем счастливы до конца дней. Это было… давно, очень. Еще в школе. Но потом жизнь немного вышибла из меня эти мечты: я особо никому не приглядывался, да и мое сердце было… Не трогало его особо… Я влюблялся пару раз, но это быстро исчезало: месяц-два, все время которых я не видел ответного интереса, и оно улетучивалось. Розалинда молча слушала его, наблюдая за тем, как его лицо помрачнело. — И в какой-то момент я решил, что мне хватит одной симпатии ко мне, раз влюбиться в меня никто не мог. Что если я буду просто хорошим человеком, мужчиной, то этого кому-нибудь хватит. А потом я встретил тебя и… — его взгляд уперся в нее с радостью от этих слов. — И я настолько сильно влюбился в тебя, что мне снесло крышу. Откровенно и полностью снесло. Я думал, что не умею любить, а тут, оказывается, просто нужна была ты. И тогда я чуть поменял свое мнение, виденье: если завалить тебя любовью, то ты решишь, что я подходящий человек. Даже если ты не любишь, то я смогу вытащить на себе наши отношения на одной своей любви. Мне было безумно страшно отпускать тебя, я не хотел, я… Он прервался на несколько секунд, нахмурившись. — Но ты отказала, — Розалинда решила прервать собственное молчание, но муж тут же чмокнул ее в губы, как прося дать ему договорить. — Ты отказала, ты ушла, и я опять поменял свое мнение. Что, возможно, моя любовь никому не нужна, а значит, нужно найти человека, который полюбит меня. Я очень хотел понять, каково это, когда любят меня. И был свято уверен, что на воспоминаниях о чувствах к тебе я смогу поддержать чужую любовь. Что если я представлю на этом месте тебя, то этого хватит, чтобы быть с этим человеком. Но я ошибся, ужасно ошибся. И понял это тогда, как ты вернулась в мою жизнь. Ведь если бы я связал свою жизнь с кем-то другим, то я бы ее предал, потому что никогда не любил бы ее, а тебя. Потому что я бы все равно помчался к тебе. А я ведь помчался, — он горько улыбнулся, погладив ее бедро и сжав под конец. — Сразу помчался. И в тот момент я вновь поменял мнение, вернулся к старому: возможно, моя любовь пригодится. И даже возможно, ты решишь выбрать меня. Может, без любви, но из благодарности. — Ты же говорил, что не хотел, чтобы я выбрала тебя из благодарности, — тихо заметила она. — Говорил, да, — он кивнул. — Говорил и сам себя ненавидел, потому что хотел, чтобы ты меня выбрала даже по такой причине. Но я не мог сказать иначе. Хотел, чтобы ты сама пришла к этому решению. Либо так, либо вымолить из тебя любовь хоть какую-ту. Вымолить, вытащить, заработать ее. Прости, — он шумно выдохнул, прикрыв глаза на мгновение. — В каком-то смысле я могу понять тебя, — Розалинда тут же погладила его по щеке, и Гавейн посмотрел на нее с благодарностью, но и со стыдом. В следующий миг он приоткрыл рот, но прежде, чем продолжить, пожевал нижнюю губу с легкой смущенной улыбкой: — А потом ты сказала, что любишь меня. Ты даже сама очень недвусмысленно попросила сделать тебе новое предложение. И сказала, что любишь меня. Меня любишь! — он вновь зажмурился, но уже счастливо, как будто это произошло прямо сейчас, а не черт знает сколько лет назад. — Самая невероятная женщина на свете любит меня. Это-это… Кажется, я тогда даже расплакался, — и засмеялся смущенно. — Я очень хотела полюбить тебя. И давно уже считаю, что любила все то время, просто не понимала такой простой истины, — шепнула она и прижалась к нему, утыкаясь носом в шею. — Знаю, я тоже так считаю, — его голос раздался над ухом. — И мне дико жаль, что говорил тебе, что ты не любила меня. Я не должен был говорить тех вещей. — Не знаю, мне кажется, они в том числе приблизили меня к такому осознанию. Не благодаря, а вопреки я поняла, что люблю. — И в итоге я поменял в очередной раз свое виденье любви. Я вернулся к самому первому и детскому, но такому верному. Самому верному, по крайней мере для меня, единственно правильному: не нужно выбирать людей, если только я люблю или только меня. Нужно обоюдно. Тогда больно если и будет иногда, то не так сильно. Главное, поддерживать эту любовь друг в друге, а я допустил ошибку в этом случае, но исправлюсь, клянусь. — Я знаю, Гавейн, что ты исправишься. Ты уже, — она посмотрела ему в глаза. — Ты уже, — и улыбнулась. — Снова мой, снова со мной. Снова с нами и такой, каким ты на самом деле являешься. Муж тут же переместил ее поверх себя, с силой обнимая. Через пару секунд согнул ноги в коленях, сжимая еще и ее бедра. — Очень люблю тебя, — он шумно вздохнул, вжавшись носом ей в плечо. — Прости меня. Розалинда чуть приподнялась на локтях, посмотрев на него сверху вниз. — Я люблю тебя тоже. И я простила. Простила и надеюсь, что ты меня тоже. — Не разводись со мной, пожалуйста. Даже понарошку. — Ни за что, — она усмехнулась и вновь полностью улеглась на нем, запустив руки ему под одежду. — Это была безумная в своей дурости затея. — Вообще ни разу?.. — Виктория с отчаяньем переспросила. — Мэм, кажется, она заходила к нам полгода назад, — официантка с сожалением поджала губы. — А возможно, и того раньше. — Ладно, спасибо за помощь. Хорошего дня, — ответила Розалинда, направившись на выход из одного из любимых кафе Энни. Скримджер тоже что-то пробормотала той на прощание, и они оказались на улице. Солнце припекало голову, но радости оно не приносило, даже как будто тепло толком не ощущалось. — У тебя есть еще какой-нибудь вариант? — Розалинда посмотрела на подругу. — Я… У меня не осталось идей. — Аналогично, к сожалению, — она лишь мотнула головой. — К тому же, ты ее знаешь сильно дольше. — Если бы это помогало… — она уже вздохнула, вновь и вновь оглядывая улицу, заполненную в выходной день. — Ладно, я… Я хотела зайти за сладким и домой тогда. — У тебя выходной завтра? — Да. — Давай тогда завтра еще раз пройдемся по больницам? — Отлично, спасибо. — Передавай Кат с Гави привет. — И ты Руфусу, — и они, приобнявшись, разошлись. Вернувшись домой в препоганом настроении, она обнаружила Катрину, играющую прямо на берегу. — Дорогая, почему ты здесь? Где папа? Дочь испуганно посмотрела на нее, замерев с лопаткой над горкой песка. — Папа, он… — ее взгляд метнулся на открытую калитку и обратно на маму. — Он уснул, — практически прошептала она, — а мне очень хотелось сюда. — Мы же говорили тебе не ходить на берег одной, — Розалинда тяжело вздохнула. — Это опасно. — Чем? Я же не плаваю. — Потому что мы попросили тебя. И очень хотели бы, чтобы ты выполняла наши просьбы, — она приманила себе в руку лопатку с ведерком. — Даже если ты не согласна с этими просьбами, Кат. — Ну мам! — она всплеснула руками и с обиженным лицом сложила их на груди. — Вы злые! — Катрина! Дочь тут же вжала голову в плечи и отвела взгляд в песок. — Домой, быстро. Она, что-то забормотав себе под нос, поднялась и с демонстративной обидой зашагала в сторону калитки. Едва зайдя в дом, Розалинда обнаружила мужа, спящим на диване с какой-то книгой, уроненной на лицо. — Иди в свою комнату. — Я наказана? — Катрина с опаской взглянула на нее исподлобья. — Если ты еще раз пойдешь на берег одна, то да. А пока просто поиграй у себя, пожалуйста. Вечером будет мороженое. Дочь с облегчением кивнула и быстро унеслась наверх. — И осторожнее на ступеньках! — громко кинула Розалинда ей в спину, проследив, что дочь в целости преодолела лестницу. — Сколько нам тебе повторять? — она уже пробормотала. Сколько ни повторяй и ни пытайся припугнуть ее синяками да чем-то пострашнее, хоть переломов никаких и даже трещин у нее еще не было, Катрина все равно носится. — Что ты кричишь? — донеслось сонно и недовольно от Гавейна. — Кат ушла на берег, — она фыркнула, глянув на него. — Извини, не заметил, как вырубился, — он потер лоб с глазами, зажмурившись. — Голова весь день трещит. — У нас есть зелья, — заметила она, убирая лопатку с ведерком под столик в прихожей и отправив в полет к холодильнику купленные десерты. — У меня желудок от них болит, — муж уже забурчал, принимая сидячее положение. — Гавейн, — Розалинда вздохнула еще и на его капризы. — Меньше кофе с сигаретами, больше свежего воздуха с едой и желудок от лекарств болеть не будет. И выздоровеешь быстрее. — Я и так тут не курю, — жалобно ответил он, и в следующий миг она почувствовала его руки на своей талии, а следом он прижался. — Спасибо, но ты куришь на улице, — она повернулась к нему лицом, встретившись с ним взглядом. Злиться на него сонного у нее никогда не выходило, а сейчас тепло его рук и него самого и вовсе быстро прогоняло все раздражение. — Давай я тебе завтрак разогрею и дам после что-нибудь для головы? — Я не голоден, — он еще сильнее сжал ее в объятиях и чмокнул в губы. — Что-нибудь узнали? — Ничего, к сожалению, — она уткнулась ему в висок и вздохнула. — Меня эти поиски выматывают. Я могла что-ни… Гавейн прервал ее новым поцелуем в губы. — Роуз, не третируй себя. Как минимум, это не поможет и не вернет время вспять. И мы ее найдем скоро, я это чувствую. — Надеюсь, твоя чуйка верна, — шепнула она, совершенно не чувствуя чего-то похожего в душе. Там только отчаянье и страх. — Это уже верные мысли, — Гавейн улыбнулся с четкой тревогой во взгляде. — Давай я тебе чай сделаю и еды разогрею? — он выпустил ее из объятий и направился на кухню. — Или могу приготовить что-нибудь фирменное: ты только скажи. — Я тоже не голодна. — Тогда чай. С медом, лимоном и щепоткой корицы. Розалинда посмотрела на мужа, в очередной раз чувствуя исходящее от него тепло. Моргана, как же хорошо, что он снова здесь. Что он здесь, что он снова рядом, что он снова тот самый Гавейн, а не то нелюдимое подобие. Правда, лучше бы она выбрала другой способ для их воссоединения, а не такой. Да и который еще толкнул его практически в объятия смерти. — Этот, кстати, фирменный рецепт твой я обожаю, — она улыбнулась ему. — Спасибо, Рикки. — Chef Rikki-Tikki-Gavi a su servicio, señora, — и он театрально поклонился, приложив правую руку к сердцу. — Te amo, — шепнула она, но так, чтобы он точно услышал. — Y te amo, — он широко улыбнулся ей с нежностью во взгляде, хоть еще немного сонном. — Звал? — Розалинда заглянула в кабинет Редьярда, заметив того на месте. — Да, проходи, — он мигом отложил перо и откинулся в кресле. — Как Гавейн? — В целом, все хорошо, идет на поправку. — А Энни что? Нашли ее? — Пока нет, — она с тяжелым вздохом опустилась на диванчик неподалеку от его стола. — Ты ради этого меня позвал? — Не совсем, — Хэмильтон поджал губы в улыбке. — У нас тут на пятом этаже небольшая заминка со старшими целителями вышла, как ты, должно быть, слышала. Розалинда лишь кивнула, ожидая продолжения, хотя теперь догадывалась о теме его вызова. — Так вот, Коди очень хочет, чтобы ты перевелась к ним. Прямо-таки молил меня тут вчера. — Меня ж он что тогда не молил? — она усмехнулась. — Вдруг я не захочу. Или он решил насильно к себе на этаж затащить? — Нет-нет, — Редьярд хрипло то ли прокашлялся, то ли засмеялся. — Избрал дипломатичный способ. — Чтобы ты меня уговорил? — А мне нужно уговаривать? — риторически переспросил он, приподняв бровь. — Ты, кажется, совсем не прочь была выходить туда на замены. — На замены — вот именно, но не полноценно там работать, Рэд. Я люблю приемное. Жаль, конечно, что ты больше с нами не работаешь, но я все равно люблю наш этаж. — Роуз, прекрасно понимаю: я и сам обожаю наш этаж. Но подумай сама на досуге, где тебе будет работать легче: здесь или на пятом. Там поспокойнее, а интересных случаев достаточно, чтобы не заскучать. А еще… — он сделал очевидную паузу, — там намного выше шансы пробиться наверх: из тех, кем заменить Гленистра, там практически никого не останется через пару недель. — Так он тоже решил на пенсию уйти? — Розалинда удивилась. — Не сейчас, но уже активно поговаривает об этом. Думается мне, пару лет и я получу от него заявление. Она молча смотрела на него с десяток секунд и в итоге спросила: — Значит, это перевод с повышением и теоретическим получением должности заведующего через пару лет? — Именно. Мне бы очень хотелось, чтобы преемник Коди поработал в отделении хотя бы год, дабы изучить все тонкости. Он того же мнения. — Почему не Макс или Нат? Они сильно опытнее меня, с какой стороны ни посмотри. — Макс намертво врос в свою команду, как и Нат. И на такую специфику, особенно сейчас, едва ли один из пятидесяти целителей согласится. Не говоря уж о руководстве командами колдомедиков. — Есть еще Софи, — заметила она. Хэмильтон прищурился на нее, склонив голову набок: — Знаешь, когда-то давно еще мне Гавейн очень восторженно рассказывал, как ты ему вдалбливала, что даже ему, магглорожденному пареньку, стоит верить в себя. Что его оценят на работе, повысят и так далее. И смотри-ка, именно это и происходит. — Потому что у него были все задатки хорошего не только аврора, но и руководителя. Это должен был хоть кто-то увидеть и оценить. — Дорогая, не делай вид, что не понимаешь мой не озвученный вопрос. Она отвела взгляд на книжный шкаф. — Чего ты так боишься, что начала мне предлагать других людей? Это же шикарнейшая возможность, а ты не из тех, кто готов всю жизнь перебинтовывать раны да выписывать больничные с рецептами, сторонясь ответственности как огня. — Ничего не боюсь я, — фыркнула она. — Да ну? — он шумно усмехнулся. И когда она не ответила спустя несколько секунд, добавил: — Так чего ты боишься, Роуз? Я же вижу, ты боишься, вот только не понимаю пока что, чего именно. — Что мать прознает и приедет сюда, — тихо отозвалась она, все еще не смотря на него. — Меньше всего я хочу ее видеть, слышать и знать, что она где-то здесь. — Она больна, Роуз. Она больна и это только одна из причин, почему она не то что сюда не приедет, но даже письмеца вшивого не напишет. Ей остался год и это по самым позитивным прогнозам. Магическую эррозию нигде в мире не излечивают, и ты это знаешь прекрасно. — Мне кажется, как только эта новость дойдет до нее, она не то что с кровати встанет, а воскреснет из могилы. — Да? И что она сделает? — краем глаз она увидела скептическую ухмылку Редьярда и все-таки посмотрела на него. — Ничего не сделает. Здесь она никто, а дома тебя охраняет один воинственный и преданный аврор. Ее не стану слушать ни я, ни Крэйг, ни Коди. А вы с Гавейном и подавно. — Ты уверен, что это хорошая идея? — спросила она через время тишины. — Мне все еще интересно услышать, почему ты сомневаешься в себе. Ну, явно не только едва живая мать тебя пугает. — У меня мало опыта. — Ты то же самое говорила и про менторство, но посмотри-ка: Нейд взялся за ум, слава Мерлину. — Потому что Бобби помог. И если бы он не зашел тогда, Нейд все также переживал о своем смертельном долге, но никак не об учебе и стажировке. Я ничего не сделала. — Нет, ты сделала, — тут же отрезал он. — Если бы ты не давала ему все те шансы, когда он вел себя, как гандон, уж прости меня, — Розалинда усмехнулась на это, заметив его улыбку, — то Найджел уже был бы, вероятно, похоронен. Я, конечно, не умаляю вклад аврора Мёрдока, но и тебе свой тоже не стоит. Каждый сделал свою часть дела. И я рад тому, что именно все так и вышло, а не ты, увидев того ростовщика, решила заняться аврорской работой. Ни Гавейн, ни Катрина, ни все остальные мне бы спасибо не сказали, потому что ты бы в итоге лежала в земле, как и Найджел в таком случае. — Рэд, я… — Роуз, ты все сделала ровно так и ровно то, что требовалось от учителя. Не больше, не меньше. Хотя… Я бы сказал, что даже больше. — Ты сделал по отношению ко мне намного и намного больше. — Что же я больше сделал? Передал проблему твоей безопасности аврорам и продолжил тебя учить после? Кажется, ровно то же самое, что сделала и ты. Единственное различие: твоя проблема, точнее, ее решение затянулось на более долгое время. Ну и да, ты со мной так не разговаривала, как Нейд с тобой, слава Мерлину, — он с извинением улыбнулся. — Ты вытащил меня оттуда. — Я? Я никогда не бывал в доме Лестрейнджей. Всегда десятой дорогой обходил. Я всего лишь сказал тебе, что если решишься сбежать, то можешь прийти ко мне. Ты сама сбежала, ты сама пришла, Роуз. И ты сама выбрала остаться с Гавейном, а не с нами. — Потому что ты сказал, что у вас не безопасно. И я не хотела его впутывать. Хэмильтон почему-то улыбнулся, не размыкая губ. — Я тебе лишь сказал, что Гавейн — твой лучший вариант. И что есть другой. Но ты не стала сильно-то уж противиться, и после я тебя спрашивал то и дело, не прочь ли ты остаться у него. Но все, что я видел или слышал на это — отрицательный ответ. Да, первый раз покричала, что не хочешь, чтобы его убили, но на этом все. — У меня не было сил сопротивляться! — почти что воскликнула она. — Не делай из меня монстра, который насильно тебя к Гавейну отправил, — ровным и спокойным голосом отрезал Редьярд. — Мы ничего плохого тебе не сделали. — Извини, нет. — Нет что? — Вы не сделали, — она вздохнула, прикрывая глаза на пару мгновений. На кой черт она вспылила? Моргана. — Сделали только лучше, намного лучше. — Славно, — он вздохнул и, побарабанив пальцами по столешнице, надел очки. — Так что, как насчет перевода? — Как думаешь, Джо сильно обидится? — она выдавила улыбку. — Скорее, расстроится. Но не беспокойся, я его как-нибудь умаслю. А твой рост в приемном сильно замедлится: Джо слишком молод, чтобы в грядущие лет десять, как минимум, его кресло освободилось. Да и Софи на него метит. Тебе оно надо: грызться с ней? — О нет, пожалуйста, — она резко дернула рукой, усмехаясь. С Софией они хоть и общались, но только по работе: диалог с ней всегда был каким-то напряженным. Особенно таковым он стал, когда Кроуфорд занял кресло заведующего, но почему Рэд поставил его, а не ее, самую опытную целительницу из всего состава отделения, Розалинду не особо интересовало. Со всеми остальными коллегами было сильно проще, особенно с Максом. — Отлично, на этом, я считаю, мы все порешали. Спасибо, что зашла, — и Редьярд положил перед собой какой-то пергамент из лотка, быстро начав что-то писать. — Я… — стоило ей начать, как его рука замерла, и он посмотрел на нее. — Я хотела взять отпуск на месяц через месяц где-то. Мы хотим с Гави и Катриной поехать в Испанию. Он задумчиво оглядел свой кабинет. — Есть даты? — Пока что нет. Хотим сначала разузнать хотя бы, что с Энни. Но… хотели летом. Я уже год или около того не брала отпуск, Гави — еще больше. А больничные за полноценный отдых не считаются, сам знаешь. Да и нам нужно время побыть всей семьей, наконец. — Понимаю-понимаю, — он медленно закивал. — Хорошо. Давай тогда так: вся идея с твоим переводом никуда не денется, но мне бы очень хотелось в ближайшее время получить даты. — Я очень постараюсь. — Спасибо, — он кивнул, вновь вернувшись к писанине. — Тебе спасибо, — Розалинда поднялась и, когда он посмотрел на нее поверх очков, улыбнулась, добавляя: — Спасибо и за сейчас и за то, что было раньше. — Обращайся, — он усмехнулся, вновь кивая. Вернувшись как-то домой, Розалинда увидела Гавейна прямо у калитки, нервно переминающегося с ноги на ногу. Ей хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что это как-то связанно с Энни. — Она дома, но… — он закусил губу, прервавшись, и сдвинул брови. — Но возможно, все не очень радужно. — Что ты имеешь в виду? — Я получил чары посреди ночи и… В общем, примчался туда, когда еще не начало светать, но она даже не дала пройти в дом. Я написал Руфу, они где-то к полудню с Вик будут здесь, и попробуем еще раз. — Разбуди меня тогда, хочу с вами, — она вжалась губами ему в щеку и устало выдохнула: — Я посплю немного, а то сил нет никаких. — Да-да, конечно, — он тут же выставил локоть, и она взяла его под руку, еле ощущая собственные ноги от усталости. — Но она не выглядела как-то… Сложно сказать. — Но ты же видел ее? — Да, именно ее. Только ее. — Тогда, Гави, не нервничай раньше времени. Если она смогла выйти к тебе, то все в рамках. Каких-то рамках. Муж молча кивнул, хотя она ощущала и его тревогу, и свою. Каких рамках? Можно только догадываться и тешить себя надеждой. Если она столько времени не выходила никуда, где постоянно бывала раньше, то рамки едва ли можно назвать адекватными. Сон был коротким: едва ли прошло даже часа три, как из объятий Морфея ее мягко вырвал Гавейн, и они быстро собрались. — Держитесь чуть поодаль пока что, — обратился к ней с Викторией Руфус, когда они вчетвером возникли у дома Кесслеров. — Ты как? — тихо спросила ее Скримджер. — Нервничаю больше, чем хочу спать, — она усмехнулась, тревожно наблюдая за мужьями, что приближались к входной двери. — Ты? — Полностью разделяю твой нервоз. Розалинда толком не смогла разглядеть Митчела за Руфусом и Гавейном, но разговор там очень быстро перешел в нечто агрессивное, и Виктория тут же потянула ее за руку подальше, как в руках мужей появились палочки. А через несколько секунд Руфус втолкнул Митчела в дом, и Гавейн, зайдя за ними следом, закрыл дверь. Через еще несколько из дома послышались какие-то крики, и Виктория сильно напряглась, оглядываясь по сторонам. — Может, Аластора вызовем? Или Бобби? — спросила она пугливо. — Сомневаюсь, что двое старших авроров не справятся с одним человеком. И не думаю, что он Пож… В эту секунду дверь резко распахнулась, и Гавейн вытолкнул из дома Энни. Они с Викторией тут же сорвались к ней. Шторм только успела обернуться к нему, но он мгновенно закрыл дверь перед ней, и оттуда в следующую секунду донесся какой-то крик. — Энн, — Виктория первой схватила ее под руку, поведя прочь. — Энн, пожалуйста, пойдем с нами. — Что они бу-будут делать с ним?! — подруга обернулась, с ужасом смотря на них поочередно. Она вся тряслась от страха, сжимая пальцы и как-то странно покачиваясь. Розалинда с замиранием осматривала ее: это не Энни. Точнее, это она, но… Конечно же, она, но в ней что-то настолько поменялось или даже сломалось, что она не была похожа на себя. «Я была такой же?..» — Поговорят, Энн, поговорят, — прошептала Виктория. — А нам нужно домой. — Я не пойду никуда! Они его не знают! — Шторм выдернула руку и попятилась. — Если они его расстроят, то!.. — Энн, нет!!! — Розалинда схватила ее за ближайшую руку и, взмахнув палочкой, трансгрессировала на окраину острова. Через секунду рядом с ними возникла Виктория. Шторм же замерла на месте, смотря куда-то перед собой и не двигаясь. — Энни, пожалуйста, не нужно туда возвращаться. Гави с Руфом разберутся. — Он будет ругаться, — скрипнула она, заторможенно моргая. — Какая разница? — Виктория хоть и старалась звучать без сарказма, по крайней мере, Розалинде хотелось в это верить, но все равно было заметно, как он пробивался. — Какая разница, что он будет делать или говорить? — Он… Он… — но по итогу, Энни ничего больше не сказала, лишь со странным выражением на лице оглядываясь по сторонам. — Пойдем в дом? — осторожно предложила Розалинда. — Мы давно тебя не видели, соскучились. Та только угукнула и повинно-медленно направилась вверх по горке. — Ты заходила к целителям? — Зачем? Розалинда переглянулась с Викторией от такого странного ответа. — Ты беременна, — заметила уже Скримджер. — Робин очень ждет тебя, — добавила Розалинда. — Мы все волнуемся, чтобы ничего… не произошло. — Все нормально, — Энни меланхолично махнула рукой, и ее голова качнулась из стороны в сторону. — Останешься у нас ночь? — спросила вновь Розалинда. — Мы твою комнату не трогали, все на местах. — Это не моя комната. — Твоя. — Митч будет ругаться. «Да что ты заладила про него?!» — Гави с Руфом ему объяснят, что тебе тут ничего не грозит. Просто побудешь с нами. «И надеюсь, ты его никогда больше в жизни не увидишь», — добавила она про себя. — Он будет взбешен. И не станет их слушать, — пробормотала Энни у самой двери и следом, пройдя внутрь, захлопнула ее перед ними. — А где Кат? — спросила Виктория через пару мгновений, видимо, тоже не решаясь заходить. — Мы оставляли ее у песочницы, пойду гляну. — Я просто не думаю, что ей сейчас стоит видеть Энн, — добавила она. — Пусть ребята вернутся хотя бы. — Я спрашивала Рэда, могут ли они с ней посидеть. Если она не тут, то забрали уже. Катрины и правда не оказалось нигде на острове, а дома она обнаружила записку от Хильды на обеденном столе, что они забрали Кат к себе. Тихие голоса доносились из спальни Энн, и Розалинда, поглубже вдохнув и утерев слипавшиеся глаза, замерла в дверном проеме. — Вы не понимаете: мы женаты. Он будет в бешенстве, — повторилась Энн, смотря себе под ноги, пока сидела вместе с Викторией на постели. — Мне нельзя выходить из дома в одиночку. Желудок сжался и болезненно запульсировал от этих слов. Внутри все задрожало от начавших прорываться воспоминаний. — Ты не одна. — Мне нельзя без него. — Ты что, его вещь? Энни тут же сжала челюсти, уставившись на Розалинду, но ничего не ответила. Виктория же с опаской взглянула на них поочередно. — Это не звучит, как хороший брак, — все-таки выдавила та. — Нормальный брак. Не всем им быть идеальными, как у вас. А свой я уже профукала. — Ты не профукала. Корво погиб, а не вы просто разошлись. Энни уже было дернулась всем телом, открыв рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент от входной двери послышался хлопок, и она замерла. Розалинда отклонилась: Гавейн и он явно взбешен. Мягко говоря взбешен. Таким она его видела всего раз и это было больше десяти лет назад, но сейчас — прямо один в один. Он, лишь коротко взглянув на нее, остановился рядом в дверях и посмотрел на Энни, которая во все испуганные глаза взирала на него. — Я буду всячески против, если ты решишь даже увидеться с ним, а не вернуться. — Мы женаты. — Я. Буду. Всячески. Против, — отчеканил он еще жесче. — Я ни в жизни не одобрю это подобие мужчины рядом с тобой. Рядом с одной из вас, — и он посмотрел еще и на Розалинду с Викторией. — Его не одобрил бы ни Джером, ни Мюррей, ни Джоди. Они бы тебя заперли, скорее, дома, но я не они, поэтому лишь высказываю свое мнение. К которому, очень надеюсь, ты прислушаешься. — Они все мертвы, — отрезала Энни и сжала челюсти. — Что ж, я пока еще дышу. Гавейн с Энни буравили друг друга взглядами, по ощущениям, целую минуту. — Что вы с ним сделали? — она все-таки первой нарушила тишину. — Пока что он в Аврорате. Руфус соберет о нем всю возможную информацию, чтобы тебя потом не искать слишком долго. Но повторюсь: я против этого человека в твоей жизни. — И я должна тебя слушать? — Энни гневно сжала губы и после посмотрела еще и на Розалинду с Викторией. — Всех вас. — Это рекомендация, Энн. Она нервно дернула головой, уставившись в стену. — Я хочу сказать ему спасибо на прощание, — выдала она и поднялась с постели с явным намерением исполнить это желание прямо сейчас. Но Гавейн не двинулся с места, только упер руку во второй дверной косяк прямо перед Розалиндой. — Спасибо?! — практически взревел он в ту же секунду, и Розалинда невольно сжалась, как и Виктория. — Ты или святая, черт возьми, или идиотка! — Гавейн! Этот человек подарил мне ребенка! — Шторм с отчаяньем толкнула его в грудь. — Подарил?! Энн, я тебя, конечно, удивлю, но просто кончить в женщину — это ни черта не подарок! Или ты забыла уже все его остальное отношение? Если да, то я тебе напомню, — и он, схватив ее за локоть, подтянул к зеркалу над комодом. — Посмотри на эту женщину в отражении! Посмотри! Это ты? Нет, Энн, это ни черта не ты! Это какой-то забитый и зашуганный зверек, но никак не та, которая была когда-то! — Я просто… Я беременна. Это нормально, — пролепетала она. — Нет, дорогая. Я видел беременных женщин, с одной даже жил. Я видел беременную тебя раньше, я видел Мари в положении. Они и ты сейчас — совершенное разное состояние. И оно никоим образом не объясняется беременностью в твоем случае. Из-за нее ты стала только уязвимее, чем этот недоносок бухающий во всю пользовался! Энни выдернула руку из его хватки, отойдя на пару шагов в сторону, и явно боялась взглянуть на любого в комнате, а не только на Гавейна. — Что он с тобой делал? — чуть тише спросил он. — Учти, если ты не ответишь, мы с парнями оттащим его к Гекат или еще кому-нибудь из обливиаторов. Уж они-то ответят нам. — Н-ничего, — она тут же спрятала руки за спиной, уткнувшись взглядом в мыски. — Энн… — Гавейн чуть склонил голову набок, подойдя ближе и заглядывая ей в глаза. — Ответь, прошу. Я очень прошу тебя. Шторм молчала. — Он принуждал тебя к… чему-нибудь? — Нет, — она сглотнула. — Точно нет? — Когда я сказала, что беременна, то… Ему как будто стало даже противно спать со мной рядом. Но он орал постоянно на… — На что? — спросил Гавейн, когда Энни умолкла и так и не закончила мысль. — Если я что-то делала не так, — она шумно выдохнула, подняв голову и посмотрев в потолок. Ее губы подрагивали, а глаза практически мгновенно закрыла, видимо, чтобы не расплакаться. Следом хлюпнула носом. — Он бил тебя? Использовал заклинания против тебя? — Нет, — но она кивнула. — Энн, — окликнула ее Розалинда. Их взгляды встретились, и из глаз Шторм в следующий момент потекли слезы. Она еще раз кивнула, вся затрясясь, и Гавейн обнял ее, одними губами прошептав Розалинде: «Иди сюда». — Энни, давай ты с нами поедешь в Испанию? — предложил он, присев перед ними, когда Шторм дала себя довести обратно до кровати. — Там тепло, вкусно и спокойно. Я хоть и не был там ни разу, но почему-то, — он на секунду скосил взгляд на Розалинду, — полностью уверен в этом. — Вы едете в Испанию? — она резко подняла голову, посмотрев на него и на Розалинду. — Леонор объявилась и пригласила нас к себе, — ответила она с улыбкой. — Мы не брали отпуска только потому, что хотели тебя отыскать. И мы тебя нашли. — Я там буду лишней. — О Моргана, — вздохнула Виктория, которая медленно гладила ее по спине. — Вы извините, что… — она взглянула на Гавейна с Розалиндой. — В общем, Энн, тебе нужно перевести дух и прийти в себя. Это отличный способ, соглашайся. — За наш счет, кстати, — добавил Гавейн с улыбкой. — Это приглашение, так что платит позвавший. Они это не обсуждали, но Розалинда была только всячески за: если подруга переживает за деньги, то это отличный способ не думать о них сейчас и согласиться. — Барсук, ты себе нюхлера приручил, что ли? — возмутилась Энни, но Гавейн вдруг захохотал. — Считай, что приручил, — он кивнул с еще более широкой улыбкой. — Давай, Энн, соглашайся. Мы все будем рады твоей компании. А уж как будет рада Кат… — А где она, кстати? Дневной сон? — У Хэмильтонов. Найджел ее там развлекает, скорей всего, — Розалинда улыбнулась. Энни вновь посмотрела на каждого и, утерев глаза с щеками, рвано кивнула. Через минут десять муж осторожно выскользнул из комнаты, когда все внимание Энни было сосредоточено на Виктории и Розалинде. Она пыталась что-то объяснить, что-то спросить, но слезы постоянно охватывали ее, и едва ли можно было понять мысль. Всю ночь перед поездкой в Испанию Розалинда не могла уснуть. Сон не шел совершенно: пока Гавейн сопел в подушку рядом, она же только беспомощно ворочалась. Несколько походов в душ не помогли, хотя раньше — всегда. Но пить снотворное она не хотела: даже маленькая доза делала ее сонной на весь следующий день, а быть сонной мухой на встрече с Леонор она не хотела. За несколько часов до подъема ее все-таки срубило, а когда сон прервал трезвон будильника, Розалинда, к своему удивлению, не обнаружила рядом мужа. Зато через пару секунд кофейный запах ответил на этот вопрос, и она, с ломотой в мышцах поднявшись с постели, спустилась вниз. Энни с Катриной были уже за столом, что-то обсуждая, пока Гавейн возился у плиты. — О, а вот и наша главная засоня, — муж расплылся в улыбке, заметив ее появление. — Можно кофе? Самый крепкий из возможного, — вместо ответа попросила она, тяжело опускаясь за стол. — Плохо спалось? — удивилась Энни. — Скорее, едва ли смогла. — Я тебе точно не мешал, — Гавейн поднял одну руку, словно сдаваясь. — Я тебе и твоему крепкому сну только завидовала, — отмахнулась Розалинда, растирая плечи от ощущений изнуренности. — Ну что, вы готовы? — спросил муж у всех за столом, когда завтрак был окончен. — У нас через час уже портал, надо минут через пятнадцать выдвигаться. Розалинда, которая допивала уже и его кофе, добавив туда чуть сахара, устало кивнула. А вот Катрина с довольным визгом унеслась наверх, переодеваться, и за ней поднялась Шторм. Гавейн, передвинув стул к ней поближе, осторожно обнял и прижался губами к щеке. — Люблю тебя, Роузи. Очень-очень люблю. Через час уже увидишь Ленни. — Поскорей бы этот час прошел, — она усмехнулась и изможденно уткнулась ему в шею, тоже обняв. — Спасибо, Рикки. Но стоило им всем возникнуть в портальном центре города Санта-Крус-де-Тенерифе, и ей заметить Леонор среди других встречающих, как все состояние из-за малого количества сна будто смыло волной. Ноги сами понесли в сторону сестры. Она жива, она невредима, она выглядит шикарно! И это все не на бумаге, это вживую! Сердце колотилось как бешенное от радости и счастья, пока они вдвоем что-то совершенно безразборчиво говорили друг другу. О том, как рады видеть друг друга, о том, что наконец встретились. — Роузи, — тихо начала Леонор, когда они прибыли к ней домой на остров Гомера, и они вдвоем остались в спальне, которую сестра выделила ей с Гавейном, — а вы… Вы правда помирились? Вы же не ради этой поездки делаете вид, к примеру? — Нет-нет, мы точно помирились. Все в порядке, слава Лазарю. Наворотили проблем, конечно, оба, но… — она посмотрела на сестру, сев на постель, — мы полноценно вместе, а не ради Катрины или поездки. — Проблем? — Леонор с тревогой подняла брови. Откуда-то из гостиной донесся довольный и громкий голос Катрины, а потом счастливый визг. Кажется, голоса Гавейна с Энни тоже пробивались, поэтому Розалинда решила не идти выяснять. Скорей всего, он опять изображает полеты на метле, крутясь с дочерью вокруг себя или катая на своих плечах. — Ничего критического по итогу, — она махнула рукой. — Один сделал так, как думал, что сработает, а второй, оказывается, не обладает телепатией. Как обычно и бывает, знаешь. — Но без… — сестра покрутила кистью, не договорив. — Чего? — Измен, Роуз, — практически беззвучно сказала она. — Точно не с моей стороны, — она усмехнулась. — Да и Гавейн… Не думаю, что он пошел на лево. Он никогда не давал предлогов такое подозревать, поэтому… — она тяжело вздохнула, вспомнив собственный же вопрос Руфусу несколькими месяцами ранее. — Не хочу спрашивать, вдруг еще решит, что я ему не доверяю. А я хочу, чтобы он доверял как и всегда. — Доверяй, но проверяй, — пожала плечами Леонор и сложила руки на груди. За десять лет разлуки она изменилась, подумалось Розалинде. Чего-то похожего от школьницы-Леонор нельзя было услышать, особенно в сторону Гавейна. А по письмам изменений Розалинда не замечала: там были только восторженные вопросы да короткие новости о своей жизни, по которым невозможно было заметить перемен. — У тебя что-то случилось? — Нет, — она нахмурилась. — Просто… жизнь. Случается всякое. Розалинда несколько секунд молча смотрела на нее, понимая, что сестра ей не договаривает. Хотелось верить, что это не из-за «жизни», каких-то серьезных потрясений, о которых она не упоминала, или обиды на нее. Что это просто логичное развитие за столько пропущенных лет общения. — Да, случается всякое. Но если хочешь чем-то поделиться, то я всегда с радостью выслушаю. Не обязательно сейчас. — О, у нас еще целый месяц! — Леонор мгновенно широко улыбнулась. — И это только сейчас. Надеюсь, вы еще не раз ко мне приедете. И я к вам. — Точно приедем и точно пригласим к себе, как только станет безопасно, — она усмехнулась, кивая. — Ну как, ты спать ляжешь или все-таки с нами на прогулку? Розалинда подумала несколько мгновений. — А мы можем чуть повременить? Часик хотя бы, и я тогда с вами пойду. Надеюсь, что смогу встать. — Думаю, никто не будет против, — и с этими словами Леонор юркнула за дверь. Спящий Гавейн — это что-то. Практически каждый раз видя мужа спящим, внутри почему-то все начинало сжиматься и, одновременно, загораться от желания. Он безумно теплый, он невероятно расслаблен. Розалинда, не выдержав в очередной раз, прижалась к нему всем телом, едва завидев его на кровати во время дневной дремоты, и просунула руку под футболку. Муж что-то мурлыкнул сквозь сон и повернулся к ней на бок, упершись носом рядом в подушку. Она прекрасно понимала, что будить его это самое настоящее кощунство, но весь отпуск он то и дело засыпал в самых разных местах и в самое разное время. Сонный до невозможного, но это было понятно: он впервые за столько лет мог не думать о работе, отсюда бы его вызвали только в самой критической ситуации. Во всей Испании было спокойно и мирно, он мог расслабиться, и эта возможность вылилась в постоянную сонливость. — Роуз, ты опять соскучилась? — тихо поинтересовался Гавейн. — Извини, я… — она прервалась, посмотрев на него. — Ты просто очень сладкий мангуст. Гавейн глухо засмеялся, поймав ее руку, когда она вытащила ее из-под его футболки, и вернул на место. — Не за что извиняться. Мне приятно. — Даже когда я тебя бужу из-за этого? — О да, — он вновь хохотнул. — Я не против, особенно сейчас, — с этими словами его рука скользнула под ее юбку, сжав бедро. Через пару секунд и вовсе переместил ее, втискиваясь ладонью меж ее бедер. — Горячая женщина из горячей Испании, блеск, — и он впился в ее губы, целуя. Чувство вины за прерванный сон улетучилось очень быстро — как только они начали освобождаться от одежды. Пара минут, и Розалинда, совершенно не желая тратить время на прелюдии, ощутила Гавейна внутри. Если когда-то давно она считала и даже корила себя за то, что они так долго шли к занятию любовью и что она столько времени не могла дать ему желаемой близости, то сейчас осознавала, что оно того стоило: он изучил ее досконально-идеально, чтобы получать максимум удовольствия. Он иногда быстрее ее комментариев догадывался, где нужно коснуться, что сказать или как сделать, чтобы стало еще лучше. И ей хотелось думать, что с ее стороны это было также идеально. — А что вы делаете?.. — раздался за ее спиной изумленный голос Катрины, и Розалинда с Гавейном замерли в ту же секунду. Муж перепуганно наклонил голову набок, выглядывая из-за плеча Розалинды, она — боялась даже обернуться. Кажется, она даже не слышала, как дверь открылась, но она ее точно должна была закрыть, а вот запереть… — Кат, солнышко… а что ты… Розалинда все-таки обернулась: дочь с расширенными глазами смотрела, как голая мама сидит на голом папе. — О Салазар! — громко выдохнула возникшая в коридоре Леонор. — Кат, иди сюда быстро! И сестра, еще стремительнее, чем дочь отреагировала, схватила ту за руку, закрыв ей глаза ладонью, и вывела из комнаты, захлопнув дверь. — Дай угадаю: ты не заперла дверь чарами? — уточнил Гавейн через несколько секунд тишины между ними. — Я не думала, что… Мы быстро перешли к… — она пыталась объясниться через стук сердца. — И вообще, обычно ты всегда запирающие чары наколдовываешь! — Я спал! — он развел руками с растерянным видом. — Я спал и не планировал набрасываться на тебя с возбуждением наперевес. Она шумно выдохнула, опуская голову и закрывая глаза. — Может, продолжим? — тихо поинтересовался Гавейн, и его руки начали медленно поглаживать ее по бедрам с коленями. — Нет, извини, — она тут же поднялась, слезая с его члена, и обнаружила, к своему удивлению, прижатое к своей пояснице одеяло, которого там не было точно до появления Катрины. Муж мгновенно отозвался до предела расстроенным стоном. — Ну, Роуз!.. Я не кончил. — Я тоже, но не могу сейчас даже думать о сексе. Гавейн еще громче и уже с отчаяньем простонал, падая на подушку. — Можешь закончить сам, если очень хочется, — пробормотала она, надевая нижнее белье. — Я не против совершенно. — Я с тобой хочу, а не сам. Если бы хотел в одиночку всегда справляться, я бы никого себе не искал никогда. Розалинда сердито и возмущенно посмотрела на него. — Да что? — он ответил тем же возмущением на лице. — Сама меня растормошила, возбудила и раздела, а теперь: «Доделывай сам, я умываю руки». — Гавейн, я не могу сейчас. Кат нас видела прямо в самом разгаре. — И? Это уже произошло и ее забрала Ленни. И она еще маленькая. Она постаралась выдохнуть раздражение как можно незаметнее. — Ей четыре с половиной — не такая уж и маленькая, чтобы не запомнить такое. — Много ли ты помнишь из своего раннего детства? — Я не могу, — повторилась она. — Давай вечером? — О Моргана, — муж забрался под одеяло, сжавшись. — Ладно, вечером так вечером. Когда она нашла дочь с сестрой, то с первого взгляда все выглядело спокойно. Розалинда рисовала себе всякое за то время, пока одевалась и преодолевала короткий путь из спальни до гостиной: и слезы, и истерику, и кучу вопросов, ответы на которые Катрину не убедят перестать задавать новые. Но нет, она спокойно сидела на тетиных коленях, рассматривая с ней картинки в каком-то магозоологическом справочнике. Пара осторожных вопросов окончательно успокоили Розалинду, что ничего непоправимого она не увидела. Скорей всего, она задала свой вопрос сразу же, а не наблюдала эту картину какое-то время. — А дверь точно заперта? — с опаской спросила она Гавейна вечером. — Да, точно. — Проверь, прошу, — смущенно прошептала Розалинда. Гавейн с тяжелым вздохом поднялся с постели и, подергав дверь в спальню за ручку, вернулся обратно. — Сказал же, что закрыта. Как и всегда, — недовольно проворчал он, укутываясь в одеяло. — Я вот однажды дверь не закрыла, и ко мне пьяный сосед завалился, перепутав двери. — Слушай, мы уже десять лет женаты, может, хватит меня соседом называть? — он возмущенно приподнял бровь, но по взгляду было ясно, что шутку понял. — Тогда ты был настолько пьян, что не был похож на себя, — она чмокнула его в щеку, хихикнув. — Один раз произошло, ты мне теперь до смерти это будешь припоминать? — пробубнил он через слабую улыбку. — Ну, Рикки, — она боднула своим коленом в его. — Извини. — За что? — За… сегодня. Извини, пожалуйста. Мне правда все возбуждение на корню срезало. — Да я понимаю, не извиняйся. — Ты в итоге?.. — Нет. Раз уж ты не кончила, то я решил подождать, — он приподнялся на локте, посмотрев на нее сверху вниз с как будто бы угрозой. — Но сейчас вы, мадам, не отвертитесь. Я собираюсь сделать все от начала до конца. — Получить свое? — она от смущения натянула одеяло себе по нос. — Наказать вас за забывчивость, — он усмехнулся, чмокнув в лоб. — Все защитные чары всегда были на тебе! — она засмеялась от неловкости. Гавейн закатил глаза, усмехаясь. — Ладно, можешь меня тоже наказать, — и он, убрав мешающееся одеяло, с жадностью поцеловал ее, стискивая в объятиях и наваливаясь сверху. — Рикки, — она выдохнула, как только он на секунду отклонился от нее и переключился на шею. — Рикки, у меня есть вопрос. Он лишь вопросительно промычал ей в кожу. — Гави, мне нужно, чтобы ты прекратил, — практически затребовала она, и он все-таки оторвался от ее шеи, хотя ей самой хотелось уже полноценно увлечься этим процессом. Однако вопрос, который задала Леонор еще в первый день их приезда, изъедал мысли. Розалинда пыталась отмести это сомнение, к тому же ничем не прикрепленное, кроме собственного страха, но оно только усиливалось с каждым днем. А сейчас почему-то затмило все. — Да? — он посмотрел на нее. — Это ужасный вопрос и… И задаю я не потому, что с… — Роузи, все хорошо, — он тут же поцеловал ее в щеку, и она прервалась от своих глупых оправданий. И посмотрела на него с жутким стыдом. — У тебя был кто-нибудь? Пока мы… были не вместе, — она сглотнула. — Нет. Конечно же, нет, — Гавейн мигом нахмурился и мотнул головой. — Я к тебе хотел. Ну, когда… — он вздохнул. — Ладно, я всегда хочу к тебе, просто на тот момент, пока ты не прислала бумаги, я… Не знаю, что это было, но… Это чувство чуть ослабло, что ли. Но в любом случае, у меня никого, кроме тебя, не было ни физически, ни в мыслях. И я не хочу еще кого-то в своей жизни. Тебя мне более чем достаточно. Еще на середине его ответа Розалинда зажмурилась от отчаянья: не было ни одной причины для этого вопроса. Он не выглядел так, будто обманывал ее сейчас. Ничего, совершенно и кристально ничего не проскальзывало. — Люблю тебя очень, — он шепнул ей на ухо. — Извини, пожалуйста, — отозвалась она также тихо, все еще жмурясь с силой. — Извини, Гави. Мне не стоило это спрашивать. — Если тебе нужно услышать ответ, то стоило. Розалинда все-таки посмотрела на него: он улыбался одними кончиками губ через тревогу во взгляде. — Я знала ответ, просто… — она потупилась на его плечо. — Я боюсь, что стану тебе не нужна. Что меня будет не хватать. Или тебя кто-то увлечет. — Смотри, что у меня есть, — Гавейн, перенеся вес на правый локоть, показал ей свою левую руку, шевеля пальцами в воздухе. — Кольцо все еще на месте. Я его никогда не снимаю. — Рикки, если человек хочет, то его не остановит ни кольцо, ни наличие его у кого-то другого. А для некоторых это вообще как магнит. Он помотал головой, усмехаясь. — Я понимаю, но не об этом говорю. Тут ты права, дураку сколько не говори: «Убьет», он все равно полезет. Но для меня лично мое обручальное — знак, что мое обещание, мое клятва тебе все еще на месте. Что я полностью твой. Телом, душой, сердцем и своими дурацкими кривляниями — все это твое и принадлежит тебе. Она молча смотрела на него, ощущая себя все сильнее самой настоящей идиоткой и как ком слез подкатывал к горлу. — Твой Рикки-Тикки-Гави все еще твой, — добавил он и чмокнул в кончик носа. — Даже если не нужен тебе. — Нужен! — она тут же шлепнула его плечу, но в следующую секунду погладила по нему, а после и вовсе прижала его всего к себе. — Ты мне очень нужен. — Тогда не переживай, прошу. И если тебе нужно еще как-то это доказать, то ты тол… — Не надо, — она покрепче его обняла, и он не стал заканчивать мысль. — Я верю тебе, хоть этот вопрос прямо говорит, что моя вера была не полной. Но она была, есть и будет, клянусь. — Ты просто хотела это услышать от меня, я понял, — он усмехнулся ей на ухо. И помолчав пару секунд, еле слышно добавил: — И понимаю, потому что хочу нечто подобное спросить… — и он тут же весь напрягся. — Не было никого, Гави. Я прислала бумаги только по одной причине, других не было. Не было ни причин, ни других интересов. Я просто хотела тебя вернуть таким идиотским способом. — Надеюсь, я больше не дам тебе повода для такого способа. Да даже любого способа, — и он вжался носом ей в щеку. — Хочу с тобой состариться. Хочу увидеть, как Кат садится на поезд, как она каждый год садится в него, а после с него сходит на каникулах. Как она потом кого-нибудь приведет с нами познакомиться, а потом они сыграют свадьбу. И она съедет наконец, — муж тут же прыснул. — Уже устал? — она улыбнулась. — Ей только четыре: до школы еще целых семь лет. — Немного, — пробурчал он с извинением. — Вагон и маленькая тележка вопросов, порой, совершенно не связанных друг с другом. Розалинда засмеялась, соглашаясь с ним. — Ну что, — Гавейн приподнялся на локтях, посмотрев на нее с улыбкой. — Дверь закрыта точно, мы все обсудили… — Иди сюда, — она тут же приятнула его к себе, заканчивая на этом со всеми его намеками, для поцелуя. — Можем приступать? — поинтересовался чиновник по-испански и посмотрел на Розалинду, Леонор и Данте. — Или еще кого-то ожидаем? — Нет, можно начинать, — с готовностью ответил Данте, косясь на обеих сестер. В сложившейся ситуации он был явно взбешен присутствием еще и Розалинды. — В таком случае, вам всем троим нужно оставить подпись кровью и, если ваша кровь верна, будем обсуждать наследство. Начнем со старшего ребенка, — и он протянул Розалинде иглу и указал на пергамент. Нужно проколоть палец, выдавить чуть крови и прижать подушечку рядом со своим именем — это ей, когда-то в детстве, рассказывала мать, готовя к жизни. До этого момента ей казалось, что присутствие Гавейна окажется лишним, но стоило взять иглу, как она пожалела о собственном решении. Но за Энни, если что-то случится, пока их троих нет рядом, Катрина толком и не присмотрит, не то что поможет, поэтому муж остался с ними. Смерть матери застала их неожиданно на последней неделе, и это, с одной стороны, радовало, но с другой — омрачнило остаток отпуска, ведь всю эту волокиту со вступлением в наследство не назвать спокойным и быстрым процессом. Да и видеть Данте хотя бы на мгновение она не планировала. Про мать и брата они с Леонор не вспоминали практически, ведь тем для разговоров было и так предостаточно, чтобы обсуждать еще и это. Да и что там обсуждать? Мать полностью заслужила такой конец, тут ни Розалинда, ни Ленни не думали иначе. А что считал Данте, их не интересовало: она не видела брата ни разу до сегодняшнего дня, а Леонор очень редко пересекалась с ним, ведь работали и жили они в разных местах. Розалинда, подумав на секунду про Гавейна, проколола подушечку большого пальца и, надавив на нее, прижала к пергаменту. Стоило убрать палец, как рядом с ее именем отпечаток мгновенно высох и выглядел теперь так, будто был оставлен уже давно, что означало согласие родовой магии на ее наследные права. Данте широким жестом потребовал иглу и, не взглянув на сестер, повторил ее действия. Но как только он убрал собственный указательный палец, то кровь начала сначала растекаться по бумаге лужицей, а после очень быстро впиталась, не оставив и намека на свое наличие. — Но!.. Давайте другой палец! — Данте уже хотел проколоть большой, как чиновник приманил в руку иглу. — Нет, сеньор, — отрезал он безучастным голосом. — Тут нет разницы, из какой части тела взята кровь. Хоть прямо из сердца ее выкачайте. Вы — не де Анага по крови. Кто угодно, но не де Анага. Даже без: «Мне жаль». Розалинда решила все-таки сдержать усмешку, чтобы только не спровоцировать Данте. Кто знает, что он решит сделать от этих новостей? И так неясно, но накликивать на себя его гнев, что уже заплекался в глазах, она не хотела. Да и тут не было Гавейна с его молниеносной реакцией, хотя молчаливый страж у двери находился здесь, должно быть, как раз на такие случаи. — Сеньорита, прошу вас, — чиновник протянул Леонор иглу. Данте, покачиваясь, как привороженный или, скорее, ошеломленный, отошел назад, шумно и яростно дыша. Розалинда скосила на него взгляд, но стоило Леонор разогнуться от стола, как она тоже посмотрела на пергамент: отпечаток сестры родовая магия тоже приняла. — Сеньор, прошу вас покинуть помещение, — он указал Данте на дверь, но когда тот не отреагировал, то страж, все также молча, взял его за локоть, выводя из комнаты. Дождавшись, когда дверь закроется и щелкнет замок, он посмотрел на обеих сестер. — С учетом произошедшего, ваше наследство делится между вами поровну, как и завещал ваш отец. — А разве мать не вносила изменения в наследство? — уточнила Леонор. — Когда я покидала дом, то она очень четко угрожала мне такой карой. — Вносила, — он кивнул. — Все должно было отойти вашему… — он посмотрел на дверь, — брату, но прежде он должен был подтвердить свою принадлежность к вашей семье. И раз он ее не прошел, то ее изменения не имеют смысла, а значит, и силы. Вы обе — единственные наследницы. Если у вас только еще нет братьев с сестрами по отцу. Они вдвоем замотали головами. — А что мы наследуем? — спросила Розалинда. — Я имею в виду, кроме дома, в котором проживали мать с Данте. — Фамилию, дом и все имущество внутри, — чиновник взял скрепленные пергаменты со стола и, скользнув взглядом, продолжил: — А также деньги на счетах в размере чуть менее полумиллиона солеарисов. — Полмиллиона?!.. — Леонор изумленно открыла рот. — Но ведь… Ты говорила, что денег у нас не оставалось, когда уезжали, — она посмотрела на Розалинду. — Я говорила лишь то, что знала, — она пожала плечами, тоже пребывая в шоке от такой суммы. — Счета арестовывали, — объяснил чиновник. — Видимо, ваша мать смогла взять только то, что было на руках или в негосударственных банках. И арест сняли… — он вновь пробежался взглядом по бумажкам в руке, перелистывая, — только полтора года назад. Так что деньги, полагаю, не успели еще совсем уж иссякнуть. Розалинда переглянулась с Леонор: так вот почему мать решила сюда вернуться. Она знала про деньги и решила попытать счастья их вернуть с кончиной мужа. Которому она, очевидно, еще и изменила. Моргана, за что папа ее когда-то выбрал?! — Как будете делить? Со своим вердиктом о дележке они решили немного повременить: Розалинда была готова поделить только сумму в банке, а дом и все остальное отдать Леонор, но сестра уперлась, не соглашаясь на такой вариант. И за остаток отпуска они пришли к согласию, что Ленни сначала выяснит рыночную стоимость всего наследства, а потом уже будут делить с учетом этой информации. — Ты, кстати, не забудь про те деньги, что отдавала нам еще в Хогсмиде, — напомнил Леонор Гавейн в их последний вечер в Испании. — Гавейн, там полторы тысячи было, — отмахнулась она. — На фоне такого наследства — это чих. И не все было выручено на мои вещи. — Раз уж ты решила посчитать даже цену пыли дома, то считай нормально. Со всех сторон, — он откинулся на стульчик в кафе, в которое они все пятеро зашли. — Гави, — Розалинда посмотрела на него. — Что? Тогда эти полторы тысячи пришлись как нельзя кстати, — он развел руками. — А сейчас у вас как с деньгами? — спросила Ленни, посмотрев на Розалинду. Видимо, настолько привыкла, что финансами управляла мать, и поэтому решила, что и в их семье такие же правила. — Понятия не имею, — ответила она. — Всеми финансами заведует муж, я ответственна только за траты, — и хохотнула, в душе благодаря его за то, что не нужно еще и этим себе голову забивать. — Я подался в инвестиции, — выдохнул он с туманной улыбкой и посмотрел в темное небо. — Но не жалуемся. — Ты и раньше не жаловался, — заметила Розалинда, в упор смотря на Гавейна. Она, конечно же, знала и об их финансовом состоянии, которое не стесняло их во многих желаниях, даже не потребностях, и о том, что он решил поднять денег еще и таким способом, но у него до сих пор иногда пробивалась старая привычка говорить, что все нормально, когда на самом деле это не так. Особенно по поводу денег — его стыд за бедность до сих пор выплывал наружу, но сильно-сильно реже. — Все хорошо, дамы, — он посмотрел поочередно на всех за столом. — Честное аврорское. Я ничего не приукрашаю. Леонор вопросительно посмотрела на Розалинду, но она только кивком подтвердила его заверения. — Не веришь моему слову? — Гавейн скорчил обиженную рожицу. — Гави, — сестра склонила голову набок с улыбкой, — мне нужно подтверждение от вас обоих. А то в прошлый раз мне чуть ли не насильно пришлось тебе деньги всучивать. — Я передал адресату, как мы и договорились, — он поднял ладони. Все за столом, кроме Катрины, полностью увлеченной сейчас тирамиссу, отозвались смешками. Первая после отпуска и последняя смена в Мунго на первом этаже под конец вечера «порадовала» командой для колдомедиков, что скоро они, вероятно, понадобятся, и последовавшей информацией от Джофрри чуть позже, что авроры попали в какой-то крупный бой и сейчас будет жарко. Вопрос от Гавейна, что нужно делать при контузии, только усилил переживания, но отвлекать его расспросами она не стала, ему явно не до этого сейчас. Розалинда знала, что хотя бы в момент отправки чар он был еще жив, а это уже что-то. Через несколько минут он сам появился в палате вместе с каким-то коллегой. Муж, хоть и был дезориентирован, но жив. Жив, в сознании, двигается, кровью не истекает, как бывало уже. И еще смог трансгрессировать с кем-то из своих. «Он жив. Он жив и в сознании», — твердила она про себя, занимая все свое внимание лежащим перед ней с Кроуфордом пациентом. Где-то на подкорке скреблась новость, что ранены оба Муди, и она, уличив момент, когда Найджел закончит с оказанием первой помощи Гавейну, отправила его мухой к отцу. Редьярд точно будет в ярости, что его не вызвали, когда друг и его сын ранены настолько, что об этом сообщили авроры чарами. Пусть он не работает на этаже больше, но, как заместитель главного целителя, он мог выходить на подмогу в любое отделение без лишних утверждений, а сюда — особенно. За последующие полчаса палата и соседняя оказались забиты раненными аврорами. Атмосфера граничила с хаосом, но, благодаря выведенным за годы, даже столетия, правилам работы, ей удавалось не скатиться в неразбериху. Когда всех поступивших стабилизировали — кого смогли, несколько человек все же не удалось спасти — Розалинда покинула вторую палату и заметила через распахнутую дверь Редьярда с Клементиной у постели Аластора. Нечто похожее она уже видела: она молча смотрела на сына, пока по ее щеками стекали слезы. — Уинстон погиб, — хрипнул рядом возникший Макс. — Авада. — А с Алом что? — спросила она через паузу, пытаясь как-то переварить новость. — Он… лишился ноги. Кто-то сказал, что это в Ала полетела Авада, пока он лежал подбитый на земле, но Уинстон его закрыл собой. Не знаю, почему он его чарами не оттолкнул, — и он посмотрел на своего брата на соседней койке. Ридуса тоже ранили, но он дошел своим ходом и, скорей всего, уже завтра будет отпущен домой. — Может, решил, что чары не успеют сработать? Доля секунды, но… иногда и доля секунды — непозволительно много. Максимилиан помолчал некоторое время и в итоге произнес: — Я сомневаюсь, что он в принципе успел подумать и решить, Роуз. Машинально сделал то, что… — он шумно выдохнул. — То, что всегда считал нужным: если понадобится, отдать жизнь за свою семью. К сожалению, понадобилось, — он, похлопав ее по плечу, прошел в палату к брату. Из родильной палаты вышла уставшая, но до предела радостная Робин Бёрк. Один взгляд на нее, и у Розалинды отлегло окончательно. Хоть и не было никаких причин для реальных переживаний, но видеть радость коллеги сейчас — самое настоящее облегчение. — Это мальчик. Здоровый мальчик, — она улыбнулась еще шире, смотря на Розалинду, Викторию и Гавейна. — Сейчас девочки там все уберут, и вы можете зайти к ним. — Лазарь, спасибо, — Розалинда не сдержалась и аккуратно приобняла ее на пару секунд. — И тебе, конечно же, спасибо тоже. — О, Лазарь тут сделал больше нас всех вместе взятых, — Робин засмеялась и, вновь посмотрев на каждого и кивнув, направилась в свой кабинет. Через пару минут из палаты выскользнули две молоденькие целительницы, сообщая, что к Энни можно пройти. — А Бобби-то где? — спросила Виктория, скептически посмотрев по сторонам. — Сейчас придет, — Гавейн надрывно вздохнул и повел палочкой. — Если через пять минут не появится, то я знаю, где его искать. И они прошли в палату: Энни, лежа на боку и смотря на детскую кроватку с сыном, тут же перевела счастливый взгляд на них. — Ну как ты? — Виктория тут же опустилась на край ее постели, а Гавейн с Розалиндой склонились над кроваткой. — Устала, как никогда не уставала, — усмехнулась Шторм. — Оно того стоило, мне кажется, — Гавейн усмехнулся и перевел взгляд на нее. — Ты уже определилась или все сомневаешься? — Ну-у-у… — протянула она и, поерзав, сделала глоток из стоящей рядом чашки на тумбочке. — Мне все-таки кажется странным, если я выберу Корвина. Поэтому будет Тимоти. И ровно так, как хотел Корво. Почти так. — А мне кажется, что вс… Тут дверь в палату распахнулась и появился Бобби с огромным букетом. — А я че, один додумался? — он, взглянув на пустой столик, который четыре с половиной года назад был весь уставлен цветами, посмотрел на Робардсов с Викторией. — Я же говорила, Бобби: у меня голова раскалывается от запаха цветов. — Ну… — Мёрдок виновато запрыгал взглядом по палате и, отойдя к самому дальнему от Энни углу, рядом с которым было открытое окно, посмотрел на нее. — Давай тут поставлю? Не выкидывать же, а мне букет зачем дома? — Мерлин, ставь-ставь, — Шторм махнула рукой и вновь посмотрела на сына. — Хочешь, заберем домой? — предложила Розалинда. — Тебя через пару дней выпишут и, быть может, как раз на запахи цветов уже меньше реагировать будешь. — Я тебе, змея, букет не отдам, — Бобби наигранно-грозно глянул на нее. — Пусть тебе твой Рикки покупает, а то он меня рядом с этим букетом и прикопает, приревновав. — Янки, — Гавейн устало глянул на него, — заканчивай. «А сам-то, — вздохнула Розалинда через улыбку и чуть шлепнула его по бедру. Он только скосил на нее взгляд. — Паясничаешь чуть ли не ежедневно». — Ладно-ладно, я просто пошутил. Хотел поднять настроение. — Оно и так замечательное, Бобби, — Энни посмотрела на него, а после на всех в палате. — Спасибо, что зашли. И спасибо за букет и за те, которые не принесли. — А что по поводу крестных? — спросил Мёрдок через несколько тихих минут. — Только не говори, что я, молю, — добавил он с улыбкой. Шторм усмехнулась и посмотрела на Гавейна с Розалиндой. — Так обычно не делают, но… я хочу, чтобы вы оба были крестными. — А я-то почему? — неожиданно спросил Гавейн. — В смысле почему? — она опешила. — Что за глупые вопросы, Гави? — Я, как крестный, уже один раз провалился, — тихо заметил он. — Ты не провалился, — отрезала Виктория, а остальные только поддакнули. — Энн, я… — Пожалуйста, Гавейн, — ее горло дернулось, пока ее глаза пожигали в нем настойчивую в своей мольбе дыру. — Ребенку нужен отец, и раз Митчел — дерьмовый отец и не только сам по себе, то пусть будет крестный замечательный. А я вижу, у меня миллион примеров того, что ты такой. Не просто же так я с вами жила, — она криво улыбнулась. — И все еще живешь, — тут же вставил он. — И все еще, Гавейн, — она закивала с уже нормальной улыбкой. — Какое-то время я еще воспользуюсь вашим гостепреимством. Муж задумчиво посмотрел на Тимоти. — Гави, то, что произошло с Оуэном, ничего не говорит о тебе, как о крестном, — Розалинда погладила его по спине. Он повернул к ней голову, а после к Энни. — Я могу выполнять роль крестного без этого официального назначения. А раз Роуз — крестная, то я в любом случае буду чем-то вроде. — Почему ты не хочешь? — сипнула Шторм, а после сжала губы, хмурясь оскорбленно. «Какого черта, Гавейн?!» — Розалинда толкнула его бедром, в упор смотря на него. — Слушай, если ты продолжишь свою драму разводить, — начал Мёрдок, — то крестным стану я. Так что давай, барсук, либо ты соглашаешься прямо сейчас на «официальное назначение», — он скорчил рожицу, произнося это словосочетание, — либо этот флаг я вырву из твоих цепких рук, и ты уже не допрыгнешь, чтобы отобрать, когда одумаешься. Муж напряженно посмотрел на друга, а после на Розалинду. Следом его взгляд перескочил на Викторию, которая всем своим видом показывала, насколько не одобряла его сопротивление, и в итоге на Энни. — Хорошо, я согласен. — Это должно быть чистосердечное согласие, барсук, — она усмехнулась. Он шумно выдохнул и, кинув на секунду взгляд на Мёрдока, медленно произнес: — Я рад этой чести, мисс Шторм. — О, кстати, «мисс Шторм» мне даже нравится, — Энни мгновенно захохотала, стараясь как можно тише. — Роуз, ты не против, что я без приглашения? — спросил Аластор, когда она открыла дверь на стук. Он стыдливо отвел глаза на косяк. — Мне… — он пожевал нижнюю губу. — Хочу с Кат посидеть, хоть и был вчера только. — Нет, конечно же, проходи, — она пропустила его внутрь, наблюдая, как он все еще немного неуклюже передвигался. — Мы тут побудем. Прямо под твоим неустанным материнским взором, — проговорил он через стук своего протеза, не оборачиваясь. — Я не против даже, если вы решите куда-нибудь пойти, Ал. И она выдавила улыбку, стоило дочери возникнуть в поле зрения второго этажа. — Дядя Аластор! — она мгновенно кинулась вниз по лестнице. — Стоять! — он чуть повысил голос, замерев и направив на нее палочку. Катрина в то же мгновение остановилась на третьей ступени. — Молодец, а теперь ме-е-едленно спускайся. Ступенька за ступенькой. Не лети никуда. Что же, такой грубый способ Розалинда не сильно одобряла, но Катрина не выглядела напуганной и, главное, сделала то, о чем ее попросили. Да и что уж кривить душой, она иногда сама срывалась на приказной тон. Или не иногда… — Мы как раз собирались пообедать, Ал. Давай с нами, — она, наконец, закрыла входную дверь и направилась на кухню. Муди ничего не ответил, только уселся рядом с Катриной за стол и достал из-за пазухи книгу в подарочной упаковке. Та тут же начала быстро сдирать бумажку, а через несколько секунд она радостно воскликнула и начала изучать картинки, пока Муди ей что-то тихо объяснял. — Я не голоден, — ответил он, стоило Розалинде поставить еще и перед ним тарелку с ризотто. Однако во взгляде виднелось, что это было неправдой. Самый настоящий голод, будто он пару суток не ел. — Поешь за компанию, прошу, — она стрельнула глазами на дочь, как бы говоря: «Если ты откажешься сейчас, она устроит мне скандал». Розалинда прекрасно была наслышана, что со смертью еще и Клементины Аластор начал отказываться от всех предлагаемых напитков и блюд. Его опасения быть тоже отравленным можно понять, но, черт возьми, она-то не собиралась его травить. Никто в этом доме не собирался этого делать. Аластор посмотрел на Катрину, которая наблюдала за этими уговорами и не притрагивалась к своей порции. Она становилась старше, но любовь к здоровой пище все никак не появлялась, как бы Розалинда не изгалялась. А на готовку Гавейна она то и дело выбирала голодовку, потому что папа якобы готовит ужасно. Розалинда хоть и пыталась ей объяснить, что это моветон, но бестолку. Да и в конце концов, папа для нее старается, надо ценить. А уж Гавейн от таких заявлений вообще то и дело переставал что-либо готовить, как бы Розалинда ни пыталась его убедить, что с его кулинарными способностями все в порядке. Что все не то что съедобно, а вкусно. Прямо как он сам постоянно говорил ей, что ее еда выше всяческих похвал, ведь Катрина и на ее стряпню крутила носом со снобизмом заслуженного ресторанного критика. Муди неожиданно зачерпнул ложкой ризотто из тарелки крестницы: — Дай я сделаю первый укус, ты — следом. А дальше: кто первый доест все в своей тарелке, тот и… — Получит самую большую порцию тирамиссу, — закончила Розалинда, наблюдая, как Аластор лихорадочно пытался придумать награду, пока пережевывал еду. Он на секунду кинул на нее извиняющийся и, одновременно, благодарный взгляд, кивая. — Точно будет?.. — спросила Катрина, скептически посмотрев в сторону холодильника. — Мы вчера доели. — Папа слетал за продуктами утром. Дай чуть время, я приготовлю, пока вы играть будете. — А когда он вернется? — Я тебе что, уже наскучил? — удивился Аластор и немного испуганно-расстроенно нахмурился. — Нет, но я его уже второй день подряд почти не вижу. Я соскучилась. — Твой папа будет сегодня вовремя, клянусь, — Аластор прижал правую руку к сердцу. — У него, кстати, для вас обеих есть очень радостные новости, — и странно, с каким-то то ли сожалением, то ли печалью улыбнулся.