Слово пацана. Новые правила

Казань 12 марта 1989 год Турбо бежал. Бежал, вопреки снегу и льду под ногами, вопреки словам своего старшего, вопреки своим ссаным принципам. Всё, чего он сейчас хотел – просто добежать до знакомого двора, зайти в знакомый второй подъезд и наконец добраться до знакомого четвёртого этажа. В голове голос Вовы Адидаса на повторе крутил фразы с сегодняшних сборов: «Умирает она, пацаны…хочет, чтобы мы за голову взялись», «Всех спасти нас хочет», «В общем, ухожу я, пацаны… Зима за старшего» У Турбо земля ушла из-под ног, когда он услышал о её недуге. Захотелось ломануться прямо тогда, но он был не в силах пошевелиться. Ноги будто примёрзли к ледяному покрытию коробки. Он дождался окончания сборов. Адидас призывал их не соваться к ней. Мол, ей и так хреново, пусть одна побудет, ей так легче. Да только поебать Туркину было, как ей там «легче». Ему самому вдруг стало невыносимо. И теперь он тяжело дышал, проваливаясь в рыхлый снег, поскальзываясь на толстых слоях льда, но продолжая бежать. Он пересекал знакомые дворы и закоулки один за другим, пока наконец не вбежал в тот самый. Не смотря на усталость, отдыхать пацан не собирался: резво перепрыгивал через ступеньки, обдавая глотку холодным воздухом, хватался за деревянные перила, а в боку начало колоть.

***

Даша никогда не закрывала дверь в квартиру, когда употребляла. Этому её научил Кащей: «быстрее найдут, в случае чего». Дверь в квартиру 27 была не закрыта на ключ. Да какое там, она даже захлопнута была не полностью, отчего по полу тянулись холодные потоки воздуха. Ларина сидела в гостиной. На подоконнике тихо играл проигрыватель, прокручивая друг за другом мрачные песни Наутилус Помпилиус. Даша сидела в центре расправленного дивана, обхватив руками колени. Её взор был прикован к мужчине, что сидел в кресле напротив. Он откинулся на спинке и вытянул вперёд ноги. Из одежды на нём были только тёмно-синие брюки, Даша увлечённо рассматривала татуировки на подкаченной груди. Кащей прикрыл глаза, запрокинул голову, острый кадык показался на его светлой шее. Пару минут назад они разговаривали о Боге и религии, о жизни и смерти, она говорила, что не хотела бы умирать. Комнату наполнял сигаретный дым, на подоконнике и стеллаже стояла пара бутылок из-под алкоголя. - Трахни меня – не отрывая взгляд от пресса собеседника, прошептала Даша - Не буду – усмехнулся мужчина, всё ещё глядя на потолок – Ты грязная – руки его сжали подлокотники кресла, на плечах заиграли мышцы - Можешь не целовать – слегка нахмурила брови она Кащей вернул голову на место, их глаза встретились. Он продолжил улыбаться: - Не-е-е-т – тихо протянул тот – Ты не шлюха. Ты грязная. От его выражения лица стало не по себе. Ладошки вспотели, девушка перевела взгляд на них: из её дланей сочилась густая тёмно-алая жидкость, стекала на коленки, впитывалась в ткани одежды. Девушка глубоко задышала, отчего лёгкие как будто разорвались внутри. Глаза её были полны неподдельного ужаса, она попыталась вытереть руки о покрывало дивана, но ничего не помогло. Наоборот, впитавшись в полотно, кровь начала сочиться с новой силой, растекаясь огромными лужами под ней. Даша испуганно посмотрела на друга, а её глаза округлялись с каждой секундой всё больше: собеседник всё также беззаботно расположился в кресле, но на этот раз, был определённо мёртв. Из его груди торчало пять рукоятей ножей, из многочисленных открытых ран струилась ярко-красная кровь, марала старенькое кресло и капала вниз, на ковёр. Воздух вокруг словно огнём выжгли. Даша задыхалась, вдохи и выдохи были резкими и короткими, к горлу подступал ком. Она кашлянула, а потом ещё и ещё. Приподняв плечи, она подползла к краю дивана и свесилась через боковушку. Изо рта с мерзостным кашлем и хрипом что-то вышло. На полу растекалась багровая лужа, в центре которой горочкой лежали ошмётки розовых, красных и чёрных оттенков. С её губ капала вязкая розовая слюна, длинной ниточкой доставая практически до самого пола. Даша вглядывалась в кучку под собой, поверхностно дыша через открытый рот. Ошмётки напоминали сырое мясо и были щедро пропитаны непонятной чёрной смолой. На секунду в голове пронеслась мысль о том, что она только что выкашляла свои лёгкие. Еле слышно скрипнула входная дверь. - Долго ещё приходы будешь ловить? – недовольно послышалось из-за спины Даша перевела взгляд на Кащея, параллельно вытирая рот рукой. Мужчина был в полном порядке, как и кресло и пол под ним: - Это что было? – шокировано спросила Даша, возвращая взгляд на свои выкашлянные «лёгкие». Внутренностей там не оказалось, вместо них на паркете растекалась желтоватая лужица: желчь - А мне почём знать? – фыркнул черноволосый – Это твои глюки, не мои Он закатил глаза, а после нахмурился. Девушка вернула свой взор на него: - Мне страшно – призналась она, в ответ на что получила смешок - Подумаешь - Я боюсь умирать – вновь заладила она Эта тема успела предельно надоесть Кащею за сегодняшний день, он в который раз закатил глаза: - Тебе-то что – фыркнул он, дёрнув головой – Умерла и всё. Это живым бояться надо - А ты будешь? – вдруг прошептала она - Делать мне нехуй – сморщился мужчина - Ты с кем разговариваешь, Кукла?.. – на пороге гостиной стоял ошарашенный Турбо, Даша устремила взгляд на него. От её изумрудной радужки осталась лишь токая каёмочка, всё пространство заполнил чёрный зрачок Девушка нахмурилась и перевела взгляд на кресло. Оно пустовало. Кащей стоял у шкафа, набрасывая на плечи тёмно-синий пиджак - Уже уходишь? – тихо прошептала Даша. Турбо уставился в пустой угол комнаты – Я не закончила, посиди ещё - Ты трезвеешь уже – небрежно бросил Кащей, поправив ворот – Счастливо оставаться И он направился к выходу. Даже не попросил Турбо уступить ему дорогу… просто прошёл сквозь него. Даша вздрогнула, а пацан повторил свой вопрос, уже практически полностью отдышавшись: - Ты с кем, Даш?.. - Ты зачем пришёл? – игнорируя его шок, спросила она и свесила ноги с дивана - Адидас сказал ты болеешь… - нерешительно начал универсамовец, девушка лишь усмехнулась ему в ответ - Ну садись – она похлопала по покрывалу рядом с собой, а ноги подогнула обратно, оказавшись на коленках Турбо послушно присел на диван, прокашлялся. Она повернулась к нему лицом, с увлечением рассматривала волосы, скулы, шею… он был похож на Кащея. Словно сын или младший брат - Так…чем болеешь-то?.. – опустив взгляд в пол, начал пацан. Ларина усмехнулась - Покурить дашь – расскажу Турбо нахмурился, заглянув ей в глаза. Она выжидающе смотрела на него. Пацан порылся по карманам и достал оттуда пачку сигарет, в ней штуки три оставалось. Он протянул ей тонкую палочку, зажёг. Даша затянулась, а затем выдохнула извивающийся клубок дыма. Он поднимался выше – к потолку, но уже на полпути практически весь растворился. - Рак… рецидив… – наблюдая за исчезающими завитками дыма, протянула Даша – Почти половины лёгких уже нет Турбо подорвался, чтобы вырвать из её рук сигарету, но девушка среагировала: вытянула руку с табачным изделием назад, а второй схватила парня за плечо - Отдай – гневно парировал тот - Теперь моя – посмеялась Даша и снова впустила в себя щедрую порцию никотина – Думаешь – на выдохе произнесла она, вместе со словами изо рта выходил дымок – Если я на одну сигарету меньше выкурю, то исцелюсь мгновенно? Её свободная рука всё ещё покоилась на пацанском плече. Она придвинулась к нему ближе и следующую тяжку выпустила прямиком ему в ухо: - Ты чего? – хрипло спросил Турбо, а Даша уже перекидывала свою ногу через его колени, оказавшись сидеть сверху Она поднесла сигарету к его губам. Турбо, помедлив пару секунд присосался к ней, вобрав в лёгкие горячий воздух. Даша усмехнулась. Он выдохнул через нос Следующую дозу табака Ларина выдохнула в его тонкие губы, совсем легонько прикоснувшись своими - Даш… - прикрыв глаза, начал Турбо – Прекрати, пожалуйста Он нервно сглотнул, пальцы сжали покрывало, на котором они сидели. Никотин нихера не расслаблял, казалось, наоборот, только преумножал напряжение в теле - Можешь в губы не целовать – девушка вновь дала ему сделать затяг, немного наклоняя голову вбок – Не помазок ведь - Ты не вафлёрша – хмуро заметил он, обдавая её шею тёплыми потоками дыма - Так только ты думаешь – она продолжала улыбаться, сигарета доживала свои последние тяжки - Все так думают – сквозь сжатые зубы проговорил он, глаза всё также были полуприкрыты - Ну тогда целуй – приподняла бровь она, лица были в считанных миллиметрах друг от друга - Ты накуренная, Даш… - продолжал хрипеть пацан, он уже был не в силах сдерживаться: её свободная рука была прижата к его затылку, пальцы перебирали непослушные кудри - И что? – она затушила бычок о деревянный подлокотник, остался небольшой кружок – Можно подумать вы на субботниках девчонок не накуривали – её ладошка стянула его волосы сзади. Он шумно выдохнул - Даш, хватит – его руки легли ей на талию, опустили тонкое тело обратно на пацанские бёдра, но от этого стало не лучше. Теперь она не дышала в раненые губы Турбо, но вместо этого касалась его стояка - Заставь меня – Даша томно дышала, руки гуляли по его шее, пальцы периодически заплетались в волосах – Оттолкни - Ты накуренная, Даш… - он зажмурился, повторяя эти слова как мантру - А ты красивый, Валер – лыбилась она, вновь приблизившись к его лицу - Прекрати, пожалуйста – пацан отклонил голову назад, взмолившись сам не зная, каким богам Она коснулась губами его шеи, отчего Турбо рвано выдохнул. Его словно молнией ударило, в местах её прикосновений разливалось тепло. - Даш… - проныл Валера уже из последних сил. Следующим звуком, вырвавшимся из его груди, стало протяжное мычание. Такое звериное, гортанное. Она завела руки ему за шею и аккуратно опустила кудрявую голову. Приблизилась, легко чмокнув в уголок губы. Турбо уставился на неё. Сука. Не отдавая себе отчёта, он переместил свою ладонь на её затылок, небрежно скомкал тонкие каштановые волосы и притянул к себе, затягивая в поцелуй. От неожиданности Даша носом выдохнула весь воздух из лёгких. От недостатка кислорода у обоих закружило голову.

***

Даша проснулась на диване в гостиной. Одежды на ней не было от слова совсем, а рядом сопел кудрявый пацан, повернувшись к ней спиной. Она приняла сидячее положение и огляделась: на подоконнике валялся тёмно-синий турецкий свитер, им-то она и скрыла свою наготу. Шатаясь и держась за мебель и стены, Даша дошла до ванной комнаты. Голова болела, её кружило как на аттракционах, перед глазами расползались разноцветные светящиеся круги, как будто в глазницы залили бензин и чиркнули спичкой. Ужасно болело горло, а лёгкие, по своему обыкновению, горели. Она плюхнулась на колени перед унитазом, сильно ударившись о холодный пол. Тяжело дышала, кашляла, через минуту мучений её вырвало. Во рту был противный привкус, из уголков рта капала слюна. Волосы прилипли к вспотевшим щекам и лбу, реснички намокли. Она ещё какое-то время пыхтела, склонившись над ободком унитаза.

***

Казань 29 мая 1989 год Вчера Володя нашёл Дашу без сознания. Она лежала на полу кухни, на плите нещадно свистел давно уже выкипевший чайник. Тогда-то он и принял решение отвести её в больницу. Хватит уже. Набегалась. Она с самого начала отказывалась лечиться. Не нравились ей все эти больницы, врачи. Смерть прельщала как-то больше. Да и хороших прогнозов медики не давали: «со стабильным лечением года два максимум». Смысл оттягивать неизбежное? Ей и эти полгода тяжело дались. Ларина лежала в палате, часами пялилась в потолок. В правой руке была игла, по ней шли какие-то жидкости, на лице была надета маска, больше напоминающая противогаз. Но дышать с ней было легче. К ней приходили посетители. Долго болтали, сидя у её койки, но девушка их особо не слушала. Внутри была огромная обида. Она же просила не сдавать её в больницу. Даша чувствовала себя ужасно жалкой. Было невыносимо ощущать всю свою беспомощность Она чувствовала, как её небольшую палату заполняла жалость. С каждым днём, с каждым новым посетителем, воздух потихоньку пропадал, ему на смену приходило это поганое чувство. В один момент Даша не выдержала. В одну из ночей она поднялась с кровати. Аккуратно вынула из вены тонкую иглу, дрожащими руками сняла кислородную маску. Мозг будто заволокло туманом. Она была в состоянии соображать и отображать этот мир, да вот тошно было от всего этого. Даша вышла в тёмный больничный коридор, шаркая ногами держала путь к открытому окну. Она шаталась, её колыхало от одной стены к другой, дышала через раз и нервно сглатывала слюну. Десяток метров коридора ощущались как сорокакилометровый марафон. Времени не существовало. Она его просто-напросто не чувствовала. Голова с каждой минутой кружилась всё сильнее. Она стояла на коленях на обшарпанном подоконнике, вглядывалась в зелёную листву перед собой. Губы тронула лёгкая улыбка, а затем – неподдельный ужас. Она больше не могла сделать вдох. По щекам скатились капельки слёз, истощённое тельце пошатнулось и упало замертво, приземлившись спиной на холодный каменный пол больничного коридора. Из груди рывком вышел её последний глоток свежего воздуха. Она пришла в этот мир вместе с долгожданной весной, и ушла из него не менее ярко – в самые первые минуты желанного лета.

***

Хоронили в белом платье, как невесту. Универсам собрался свои полным составом, выстроились по левую сторону её подъезда. Володя Суворов вместе с отцом и мачехой стояли справа. На похороны заявилась добрая часть Домбытовских и пара старших с Хадишки. Плакали все, поголовно. Человеческая душа – самое хрупкое, что есть на этом свете. Даша взяла на свою душу слишком много чужих грехов, и та не выдержала: раскололась, истрескалась. Она принесла себя в жертву, пытаясь спасти десятки других. Пятнала свою светлую душу чужими ошибками. Не дала Универсаму прогнить. Но поняли ли спасённые? Турбо смотрел на её омертвелое тело, слёзы текли по его щекам. Он не спал уже несколько ночей, говорил с ней, убеждал забрать его с собой. Всё было тщетно. Стоило ему хоть на секунду закрыть глаза – в голове мгновенно рисовался её образ. Измученный, уставший. Зима стоял рядом, но на гроб не смотрел. Он не плакал. Смотрел себе под ноги, пытался мысленно убежать. Это всё не взаправду, всё ненастоящее, и Ларёк сейчас жива и здорова, и стоит рядом с ним, тихонечко всхлипывая, ведь, как ему хотелось думать, хоронят они кого-то другого. Гробовую тишину прервал вопль младшего Суворова: - Она живая… Живая! – парень со слезами на глазах подбежал к ещё не заколоченному гробу – Вставай, Даш! Не смешно… Его попытались оттащить, но это не помогало: худощавое тельце каждый раз изворачивалось, возвращаясь к телу сестры. Он остервенело бегал глазами по её бледному лицу, повторял одни и те же фразы, не хотел её отпускать, искренне верил, что та сейчас откроет глаза и очнётся ото сна, но чуда так и не происходило. - Отошёл от неё, блять – с неимоверной злостью проговорил Турбо и оттащил скорлупу за шкирку с такой силой, что тот приземлился на зелёную траву в палисаднике. Гнев в заплаканных глазах универсамовца казался ещё сильнее. Даже просто смотреть на него было страшно, Марат успокоился. Пришло время прощаться в последний раз. Все по очереди подходили к гробу, что-то шептали, целовали, прощались. - Ты прости меня, Дашуль – губы Володи дрожали, хрустальные капельки слёз катились из глаз одна за другой. Он уложил свою тёплую ладонь на её скрещенные кисти, в которых были сжаты две алые гвоздики. На фоне белого платья они выглядели словно пятно крови на её груди. Он наклонился к ней и поцеловал в холодный лоб. Губы обожгло льдом, будто он целовал не старую подругу, а железную качель на морозе. По телу пробежались мурашки. Гроб заколотили, погрузили в большую яму. Каждый бросил по куску земли. Тёплое летнее солнце изо всех сил старалось отдавать своё тепло: пекло непокрытые макушки, лёгким ветром щекотало промокшие щёки. На кладбище было тихо. Изредка каркали вороны, лаяли собаки, слышались нечастые всхлипы. Всё. Закопали.

***

Казань, 2 марта 1996 год К старым железным воротам с потрескавшейся зелёной краской подъехала чёрная машина. Она остановилась прямо на дороге, не заботясь о том, что может кому-то помешать. Задняя дверь отворилась, из неё вышел мужчина в чёрной кожанке, брюках и такой же чёрной рубашке. Тёмные волосы были зализаны и уложены на бок, глаза скрывали тёмные очки. В руках он держал букет белых ромашек, на руке висела старая куртка. Он захлопнул дверь и пару раз ударил по крыше машины. Та загудела и неторопясь поехала дальше. Мужчина зашёл в кладбищенские ворота. До нужной могилки он шёл минут семь. Знакомый крест был присыпан снежком, на столике рядом лежали печенья и конфеты, тоже немного заметённые. Ночью валил снег. - Ну чего ты, Кукла? – он улыбнулся, положив ладошку на крест, будто на плечо старого друга – Мёрзнешь там? Как ни странно, ответа не последовало. Он обошёл крест, вглядываясь в чёрно-белую фотографию, печальная улыбка продолжала сиять на его лице. - Ты прости, что вчера не приехал – он аккуратно уложил ромашки на бугорок земли, к остальным цветам – Дела были С фотографии улыбалась миловидная девушка, но собеседник из неё был не очень - Я вот куртку нашёл, представляешь? – кивнул он на кожаное одеяние, всё ещё перекинутое через его предплечье – Уж думал выкинул, а она вот Мужчина накинул кожаную куртку на деревянный крест. Красный кленовый лист на спине уже не был настолько ярким, кожа потрескалась и выцвела, внутреннюю подкладку уже немного поела моль - Ты её вроде любила – усмехнулся темноволосый – Может потеплее тебе будет Он присел на корточки перед могилой, достал из кармана фляжку. - У Вовы Адидаса-то дочь родилась, представляешь? Они её в честь тебя назвали… дураки, скажи? – мужчина усмехнулся, делая глоток – А Маратка у нас в спортсмены заделался…к олимпиаде готовится щас, прикинь? А Лампа! Он же в универ поступил… на фотографа! – мужчина вновь усмехнулся, покачав головой – Будет там учиться кнопки на фотике нажимать… О, а Зима-то! Зима! Он бизнес замутил, да… цветочками торгует теперь… Он посмеялся, вспоминая старого друга. Мужчина ещё долго рассказывал ей о том, что успело произойти, о чём он слышал, или о тех, с кем виделся на днях. - Ну а я… Не справился я, Даш… – он был не в силах посмотреть на её фото, намокающие от слез глаза уставились на промёрзлую землю под ногами – Не смог я из этого всего выбраться…ты когда ушла… я словно жить разучился… ты прости меня, Даш… прости… Турбо поднял заплаканные глаза, на секунду сквозь пелену он увидел знакомый силуэт. Она сидела на холодной земле, опираясь на крест и обхватив колени кольцом своих тонких рук. Была одета в его синий свитер, на плечах была накинута старая кожанка. Она наклонила голову набок, не моргая смотрела ему в глаза, осуждала. Наваждение прошло так же быстро, как и пришло: на её месте лежал большой венок, а кожанка болталась на деревяшке креста. Тонкие губы дрогнули, на щеках появились солёные дорожки - Прости меня… - шептал Валера, надеясь услышать в ответ её подкол, мол «пацаны не извиняются», но было тихо – Прости, Даш… - повторял он снова и снова, захлёбывался в своих слезах. Даже после смерти она оставалась единственным человеком, перед которым он мог спокойно плакать. Не боясь быть отвергнутым, не боясь быть открытым, не боясь быть. Он молил её об ответе. Просил подать малейший знак. Слёзно доказывал, что ей нужно забрать его с собой. Чёрные вороны каркали ему в ответ. Словно насмехаясь над его беспомощностью. Турбо глянул на небо: было пасмурно, впрочем, как и у него на душе.