Не бойся.

Я резко открыла глаза, но яркий свет сразу ослепил меня, вынуждая зажмуриться. Вокруг слышались приглушенные голоса и какой-то шум, но всё это было как будто на фоне, где-то далеко. Постепенно я открыла оба глаза, немного прищуривавшись и осматривая окружающую обстановку. Стены и потолок были такими белыми, что слепили не хуже солнечного света. Мысли в голове хаотично носились, пока я пыталась сфокусировать зрение и осознать происходящее. Это точно не он, не тот чертов особняк, в котором я теперь жила. Я начала вспоминать последние события, но всё ещё не могла ничего понять. Я же не могла сбежать, это невозможно. На секунду я подумала, что умерла. Эта мысль была не такой уж и плохой, учитывая обстоятельства, поэтому в душе разлилось чувство облегчения и…радости? Наконец-то свобода. В голове всплыли отрывки последних минут, я вспомнила Тоджи и тот факт, что он, вероятно, заживо сгорел. От этой мысли я не смогла сдержать улыбку. Мои счастливые размышления были нагло прерваны хрипловатым голосом Сукуны. — Долго лыбиться будешь, дура? — парень сидел на стуле рядом с койкой, немного наклонившись ко мне вперед. Мое счастье сразу осело, а улыбка пропала. Разочарование было так велико, что я скривила лицо в недовольстве. Сукуна нахмурился и наклонился ещё ближе, сверля меня взглядом. — Что с лицом? Не рада встрече? Парень замолчал на мгновение, а потом потянулся рукой к моему лицу. Я насторожилась и попыталась отвернуться, но он шикнул на меня и осторожно снял кислородную маску, которую я даже не замечала всё это время. Я глубоко вдохнула, приспосабливаясь к обычному воздуху. — Отдохнула и хватит. Пить хочешь? — резким голосом спросил Сукуна. В его тоне чувствовалось раздражение, но также небольшой намек на волнение. Я покачала головой в отрицании, немного приподнимаясь на локтях. — Мне пох*й, попей, — парень налил воду в стакан и поднес к моим губам, наклоняя. Я сделала пару глотков и начала воротить головой, вынуждая парня отступить в своем желании залить в меня больше воды. Сукуна убрал стакан и скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула. Я ещё раз молча осмотрела палату, всё больше и больше осознавая происходящее. Было бы ложью сказать, что всё это было легко переварить. Я столько месяцев не покидала то место, что теперь, оторвавшись от него, меня терзали тревога и страх. Что теперь делать? Моей целью жизни последние полгода был побег, но теперь, когда это удалось, я не знала, что мне делать дальше. Сукуна, казалось, был в нетерпении что-то высказать, и, немного помедлив, он прервал мои раздумья. — О чем так задумалась? Надеюсь, что о моих вещах, которые сожгла? Ты хоть в курсе, сколько бабок ты обратила в пепел? Мои шмотки, мои документы, мой ноут… Бог мне свидетель, что я едва сдерживаюсь, чтобы не выпороть тебя до потери сознания или ещё что похуже… — Ну извини. Не было времени вытаскивать все твои тряпки, — тихо промямлила я. Сукуна немного смягчился в лице, но всего на мгновение, а потом его выражение снова стало серьезным, как будто он что-то обдумывал. Его глаза заблестели и он посмотрел в потолок, загоняя лишнюю влажность обратно и сохраняя стоическое лицо. Я приподняла голову и открыла рот, собираясь сказать, но парень поднял ладонь, призывая молчать. — Я сейчас всё скажу, а ты просто слушай. Ничего не говори, понятно? Я не хочу, чтобы ты говорила, просто закрой рот. Я проглотила ком в горле, не ожидая ничего хорошего из такого разговора. — Сначала скажу, что я всё понимаю, ладно? Я не совсем идиот. Я знаю, что ты его ненавидела, я был свидетелем всех его поступков, но я все равно скажу, — парень говорил твердым голосом, не опуская руку и избегая зрительного контакта со мной. — Ты сделала ошибку, ясно? Я нахмурилась и хотела ответить, но Сукуна с раздражением дернул рукой, напоминая мне о том, что я должна молчать. — Молчи. Ты могла сделать что-то другое, Эри. Не нужно было его убивать, ещё и таким способом. Ты видела только ту его сторону, которую могла видеть, но веришь мне или нет — он такого не заслужил. — Хватит, — строго проговорила я. — Нет, я ещё не закончил. Ты знаешь, сколько я с ним знаком? А другие? Думаю, что понятия не имеешь. А знаешь, почему все его уважали? Думаю, что этого ты тоже не знаешь. И да, я понимаю твоё к нему отношение и от чего это всё тянется, но я пытаюсь донести, что ты ошиблась, поспешила. Я всё это время наблюдал со стороны и не вмешивался. Я думал, что ты перестанешь его провоцировать, но у тебя не хватило для этого мозгов, да? Разве он всегда плохо к тебе относился? Я и ты знаем, что нет. Он никогда так себя не вёл до тебя, понимаешь? Это ты сделала его таким психом, но за это сама же его и убила. Ты считаешь, что это правильно? И всё это я веду к тому, что ты могла поступить более гуманно, раз уж ты и была причиной такого его поведения, вот и всё, — Сукуна продолжал смотреть в стену, всё больше и больше заводясь от своих же слов. Я ещё не до конца пришла в себя после пробуждения, но слова парня зажгли во мне что-то, от чего я сразу стала бодрее, а мысли яснее. — И что же мне надо было сделать? Останься он жив, я бы никогда не смогла уйти. И…более гуманно? А он был слишком гуманным, когда убивал моих родителей, которые даже не были ни в чем виноваты?! Или когда он притащил в дом Харуми, чтобы поиздеваться над ней и надо мной?! Если бы ты был на моем месте, то ты бы сейчас так не говорил. Я просто приехала в столицу, чтобы учиться. Я никому ничего плохого не сделала, а он что? Ты, наверное, даже не осознаешь масштаб того, что он сделал. — Всё началось из-за Годжо, — кинул Сукуна. — Да? А теперь сравни последствия одного и другого. Знаешь, мне все-таки кажется, что одно изнасилование я бы пережила гораздо легче, чем то количество, которое последовало из-за решения Тоджи увезти меня в тот день из академии! Я со злостью выплюнула все эти слова и замолчала. В комнате повисла тишина, разбавляемая редкими голосами из дальних коридоров больницы. Во мне кипела смесь ненависти и раздражения. Как он мог такое говорить, раз был свидетелем всего? Почему-то было до слёз обидно, что Сукуна такое сказал, зная всю ситуацию. Я ни капли не жалела о том, что сделала, а наоборот, я этим гордилась. Мне понадобилось много месяцев и много боли, чтобы решиться, а кто-то смеет меня осуждать? В какой-то момент дверь в палату открылась и внутрь зашел Чосо. Заметив, что я пришла в сознание, он быстро подошел к постели и наклонился надо мной, вцепившись рукой мне в плечо. — Как ты себя чувствуешь? Тошнота, головокружение? — Нет, — сухо ответила я. Сукуна с недовольным видом наблюдал за нами, а потом закатил глаза и вышел из палаты. Чосо проигнорировал парня, обращая на меня всё свое внимание. Он наклонился и прижался губами к моему лбу, задержавшись в таком положении на время. Я осторожно обвила руками его шею, стараясь не зацепиться катетерами за его одежду. От парня пахло дымом, по чему я поняла, что времени с момента моей отключки прошло не так много. — Чосо… — М? — Что с Гето? — тихо спросила я. Парень шумно выдохнул, как будто раздражаясь, и отстранился. — Это первое, что пришло тебе в голову, когда ты меня увидела? — сказал он со скучающим видом, когда садился на стул, где прежде сидел Сукуна. Я выжидающе смотрела на парня, готовясь морально к самому худшему, что могу услышать. — Здесь он. Его прооперировали недавно, — небрежно ответил Чосо. — Здесь?! — я вырвала из руки все катетеры и трубки, откинув их на кровать. — Эй! — Чосо схватил меня за руку и остановил, придавливая назад к кровати. Из-за небрежного рывка из проколов потекла кровь, но я не обратила на это внимания. Парень взял салфетки с тумбочки и начал вытирать мне руку, не ослабляя хватку. — Я хочу к нему пойти, — проговорила я, не скрывая рвения в голосе. — Неужели? — саркастически ответил парень. Чосо всё больше раздражался из-за всего этого, но было видно, что он пытался сдерживаться. Я почувствовала, что его движения стали грубее и небрежнее, как будто он становился агрессивнее. Он сосредоточил взгляд на моей руке, пока вытирал её от крови, а потом поднял глаза на меня. — Чего ты добиваешься? — начал он. Я подняла брови, не понимая парня. Его хватка на моей руке усилилась, став почти болезненной. — С ним. Что у тебя в голове на его счет? Не хочешь мне рассказать? — Я не понимаю, — тихо сказала я, замерев на месте. — Ты думаешь, что я просто так забуду тот поцелуй? Это немного сложно, ведь ты сделала это буквально перед моим носом. Ты либо считаешь меня куколдом, либо ты делала с Гето всё то, что обещала мне не делать. И что же из этого верно? — глаза Чосо темнели с каждым произнесенным им словом, а хватка на мне крепчала. — Я поддалась эмоциям. И я ничего не делала, — твердо сказала я, стараясь звучать убедительно. — Ничего? Получается, что все врут и наговаривают на тебя? Ты не тр*халась с ним, пока я был двумя этажами ниже, так? Парень, казалось, перестал моргать, пока говорил. В миксе с наклоном его головы вбок и дрожащими уголками губ, будто он хотел улыбнуться, выглядело жутко. Я уже видела это, когда Чосо был в подвале, но я думала, что это было временное его поведение. Видимо, нет. Я прочистила горло и попыталась сгладить ситуацию. — Перестань, ты пугаешь меня. И почему ты вообще веришь во всё это? Ты же знаешь, что я отношусь к тебе по-особенному. Если бы что-то было, то я бы просто тебе сказала. Меня с тобой насильно ничего не держит, я отталкиваюсь исключительно от своих чувств и ощущений, — я мягко проговорила и в успокаивающем жесте провела ладонью по щеке парня. Хищные черты стёрлись с мужского лица так же быстро, как и появились, оставляя после себя лишь расслабленное выражение. Я мысленно выдохнула, радуясь тому, что мои слова сработали и ссоры удалось избежать. Чосо ослабил свою хватку и едва заметно улыбнулся, нежно проведя рукой по моим волосам. Я расслабилась и вздохнула, наслаждаясь моментом, но потом резко ахнула, когда парень схватил меня за волосы и дернул назад, вынуждая опрокинуть голову. Чосо закрыл глаза и приблизился, прижимаясь носом к моей скуле, и сделал шумный вдох, будто втягивая в себя мой запах. — Считай, что я поверил, — шепотом проговорил он, щекоча губами мою кожу. Горячий воздух обжег мне щеку, когда он сказал это, и я напряглась. Парень отпустил мои волосы и сел прямо, сохраняя равнодушный вид. Я была в шоке от такого его поведения. Это было тревожно, как будто теперь я не могла понять, что от него можно ожидать дальше. В голове возник только один вопрос: он был таким всегда и я просто не замечала или это последствия его последней ломки, которая была весьма тяжелой, судя по тому, что я наблюдала в тот период. — Пошли, — кинул Чосо, вставая со стула. Я поднялась с кровати и последовала за ним, стараясь не шоркать тапочками по гладкой плитке. Только сейчас я заметила, что была не в своей одежде, а в белой больничной сорочке. В коридоре было тихо, если не считать пищащие звуки аппаратов из некоторых палат. Чосо шел быстрым шагом, за которым я едва успевала. За очередным поворотом парень остановился и обернулся ко мне, приставив указательный палец к своим губам. Он осторожно открыл дверь в одну из палат и впустил меня внутрь. Рядом с больничной койкой сидел Сатору, закинув голову к потолку и свесив руки к полу, а у другой стены сидели Сукуна с Наоей и Юджи. У последнего была перемотана голова. Все четверо обернулись на скрип двери, замечая меня с Чосо в дверном проёме, но ничего не сказав. Я сразу подошла к кровати, осматривая бессознательное тело Сугуру. Его лица почти не было видно за маской, а половина торса была перевязана бинтами. Он выглядел почти мертвым, и так бы я и подумала, если бы не писк прибора, отлеживающего пульс. Дыхание у меня сразу стало рваным, выдавая дрожь, как предвестницу моих слёз. — Успокойся уже, а? Твои истерики ему не помогут, — тихо сказал Годжо, замечая это. Я подвинула стул со своей стороны и села рядом с кроватью, аккуратно сжимая руку Гето. Я никогда не трогала людей в таком состоянии, поэтому рука парня казалась мне странно обмякшей, будто это был просто свежий труп, из которого ещё не ушло тепло. Он не сжимал мою ладонь в ответ и не двигал пальцами, из-за этого у меня защемило сердце в переживаниях. Было так страшно, что он умрёт… Я была к этому совсем не готова, а потому отрицала даже такую возможность. Кожа парня была бледнее обычного, а его едва вздымающаяся грудь выдавала его слабое дыхание, которое было сейчас единственным признаком жизни. Все парни на удивление молчали, сохраняя тишину в палате. Я положила голову на свободный край постели, ни на миг не выпуская руку Гето из своей. В таком положении я провела несколько часов, а потом меня одолела усталость и я уснула. Во сне мне показалось, что рука парня шевельнулась. Я резко проснулась, в надежде осматривая Сугуру на признак каких-либо движений, но он лежал всё так же неподвижно и ровно дышал, как и было прежде. В палате больше никого не было. Видимо, пока я спала, все вышли, поэтому теперь я была с парнем наедине. Я не могла не воспользоваться уединенным моментом. Я поднялась со стула и подошла ближе к изголовью кровати. — Ты меня слышишь? — сказала я шепотом, наклоняясь ближе к парню и кладя руку ему на голову. — Я знаю, что ты просто спишь сейчас. Потом ты проснешься и снова будешь ко мне приставать, да? Но я не против, просто просыпайся быстрее, я по тебе очень скучаю здесь… — я не сводила взгляд с его ресниц, надеясь заметить их шевеление. — Все так за тебя переживают, особенно Сатору. Хоть вы с ним и часто деретесь, он все равно тебя любит, как и я… Я не буду признаваться тебе в любви, когда ты очнешься, поэтому тебе бы лучше запомнить мои слова сейчас. Из моих губ вырвался всхлип и я отвернулась на мгновение, чтобы не капать слезами на лицо Сугуру. Размеренное пикание аппаратов уже въелось в уши, но при этом оно же дарило мне облегчение, свидетельствуя о работе сердца и дыхании парня. Здесь было одновременно так спокойно и тревожно, что я не могла понять свои чувства. Казалось, что все наладилось. Я больше не пленница, а Тоджи мёртв, что ещё нужно для счастья? Но похоже, что я бы предпочла оставаться в особняке с Тоджи, но с живым и здоровым Сугуру, чем сидеть сейчас тут в больнице, чувствуя мнимую свободу и засевший внутри страх о том, что парень умрёт. Я много раз пыталась хотя бы примерно представить свои ощущения, если всё закончится плохо, но каждый раз, думая об этом, я отмахивалась и убеждала себя в том, что это невозможно. Это было похоже на то, будто я побегала к огромному обрыву, пытаясь оценить его глубину, но каждый раз пугалась и отбегала от края, надеясь, что прыгать мне в итоге не придется. Вскоре в палату вернулся Сатору. Он закрыл за собой и дверь и подошел ко мне, протягивая стакан кофе. Я проморгалась, смахивая остатки слёз, и взяла предложенный напиток. — Тебя отсюда никто не оттащит, похоже, поэтому пей, — сказал парень, держа в другой руке ещё один стакан. Годжо сел на свой стул и сделал глоток, не сводя глаз с Гето. Было как-то неуютно так с ним сидеть, потому что при виде его в груди шевелилось неприятное чувство, похожее на… вину? Осознанно я не считала себя виноватой, но если заглянуть в потаенные уголки, то всё моё нутро кричало, что это всё моя вина. Не влюбившись я в Чосо, Тоджи не захотел бы в него стрелять, а значит и Сугуру сейчас был бы невредим. Цепочка взаимосвязей была очевидна, но я отказывалась её принимать. — Он не умрёт, — уверенно проговорил парень, прерывая мой поток мыслей. — Я знаю, — еле слышно ответила я. — Ты ему должна. — Что? — Благодаря ему у тебя всё ещё есть хахаль. Целый и невредимый Чосо Камо весь твой, разве ты не рада? — как-то едко сказал Сатору. Мне нечего было на это ответить. Конечно, я была рада тому, что Чосо сейчас цел, но с другой стороны… С того момента, когда Тоджи сказал, что промахнулся, я часто ловила себя на мысли, что было бы лучше, если бы на месте Гето был кто-то другой, совсем не важно кто, даже если бы это был Чосо. Но я всегда отмахивалась от таких мыслей. Они оба для меня слишком дороги, чтобы выбирать кого-то одного, ещё и когда дело касается такого. На душе от этих мыслей было мерзко, как будто я кого-то предала, дав предпочтение другому. Если бы Тоджи выстрелил в меня, то всем было бы легче. Но Сугуру… Он был самым мягким среди всех, самым добрым, а из-за этого всё происходящее казалось ещё более несправедливым. — Он влюблён в тебя, ты же знаешь? — снова прервал тишину Сатору. — … — Он всегда психовал, когда ты была вместе с Чосо. У него портилось настроение и тогда он начинал на всех срываться, даже на меня. Из-за этого ты меня до смерти раздражала и я срывался на тебе. А так-то у меня нет к тебе претензий, если вдруг ты так думала. Я задумалась на минуту, впитывая слова парня, а потом раздраженно потёрла лицо рукой и отпила немного кофе. — Как мило с твоей стороны. Твои выходки точно помогли ситуации, — с сарказмом сказала я. — Разве нет? Я тебя оскорблял, нагибал, а потом ты бежала к Сугуру и плакалась ему в плечо. Это ли не помощь? Я потрясла головой в изумлении и устало вздохнула. — В Купидона заделался? У себя бы там сначала разобрался, а не лез к другим, — проворчала я. — Хватит бубнить. Если серьезно, то я правда к тебе нормально отношусь, — протянул парень. — Ага, я очень рада. Теперь хоть умру спокойно, а то всё думала, как же Годжо Сатору ко мне относится…? Не дай Бог плохо. Парень расслабил веки и недовольно на меня посмотрел, протяжно цокнув языком, а потом закатывая глаза. — Очень ценю твой сарказм, правда, но я тут пытаюсь мир наладить, — немного шутя, сказал Сатору. — Ну и что? Мир? — Ты издеваешься? Думаешь, что ты после всего можешь просто со мной 'подружиться'? Чёрта с два, — с ядом в голосе проговорила я. — Что, даже на мизинчиках нет? — разочарованно добавил парень, протягивая мне палец, словно ребенок. Я строго посмотрела на Годжо, удивляясь его легкому ко всему отношению, но было понятно, что он просто так не отстанет, поэтому я неохотно протянула ему мизинец, который он сразу зацепил своим. Мы немного задержались пальцами в сцепленном положении, а потом расцепили их, заканчивая наш 'обряд примирения'. Парень победно усмехнулся и продолжил пить кофе, только уже в приподнятом настроении. Он ничего не сказал мне про пожар или свои вещи, хотя я этого ожидала весь вечер, будучи уверенной, что он как минимум это упомянет. Видимо, Гето занял все его мысли, поэтому ему было не до этого. Мы просидели в палате ещё пару часов, а когда наступила ночь, пришла медсестра и выгнала нас, ссылаясь на тишину и покой Сугуру. Она отругала меня за то, что я встала с постели, но было ясно, что здесь всем относительно плевать на порядок. В этой больнице были не такие строгие правила, как в обычных. Похоже, что именно здесь лечили Тоджи и Наою без лишних вопросов и доносов в полицию. Годжо остался на лавочке прямо в коридоре, а я вернулась в свою палату, где на кресле сидел спящий Чосо. Я не стала его будить и просто легла в свою постель, предварительно выключив свет. Посреди ночи я проснулась от какого-то шума. Открыв глаза, я увидела Гето. Он стоял в паре шагов от моей кровати и не шевелился. Из-за яркого света из коридора, я видела просто его темный силуэт на фоне открытой двери. Сфокусировав зрение, я заметила, что у него не было повязки на животе, из-за чего кровь свободно лилась из раны, стекая по ногам на пол. Я испугалась, но смогла выдавить из себя пару слов. — Что ты делаешь? Тебе нельзя вставать с постели… — Ты потеряла мою подвеску, — монотонным голосом сказал парень. — Что…? Я не теряла её, — я вытащила жетон из-под рубашки и показала парню. — Ты потеряла подвеску, — повторил Сугуру. Я нахмурилась, насторожившись его странным поведением, и начала вставать с кровати, с беспокойством наблюдая за кровью, которая всё ещё стекала на пол. Я спрыгнула с постели и наклонилась к тумбочке за полотенцем для парня. Было чувство, что что-то не так, но я не стала обращать внимания. — Кто снял твою повязку? Ты истечешь кровью, если продолжишь так стоять, — невнятно поговорила я, хватая полотенце. Когда я выпрямилась, мне рукой в горло вцепился Тоджи. Казалось, у меня остановилось сердце от испуга. Он ничего не говорил, а просто душил меня с безразличным лицом, прижимая обратно к матрасу. Его глаза выглядели безумными, как будто это был не человек. Зрачки сужены до предела, а веки широко распахнуты — в темноте это смотрелось ужасающе. Он делал это с застывшей на лице улыбкой, которая выглядела совсем не естественно и пугала ещё больше, чем если бы её не было. Я хотела закричать, но не могла даже сделать вдох, не говоря уже о крике. Когда силы начали покидать моё тело, я обмякла в его руках и как будто начала падать куда-то в бездну. Боясь разбиться, я закричала и закрыла глаза, а в следующую секунду резко их открыла и оказалась в палате, где на кресле всё ещё спал Чосо, а вокруг больше не было ни души. Он проснулся от моего крика и с обеспокоенным лицом подбежал ко мне. — Что такое? Кошмар? Я с паникой в глазах оглядела палату, убеждаясь, что это был просто сон. — Тшш… всё хорошо, тебе просто приснился кошмар, — Чосо обхватил руками моё лицо, успокаивая. Когда я метнулась глазами на пол и не увидела там крови, я с облегчением выдохнула, начиная приходить в себя от испуга. Мимо палаты вдруг пробежали врачи, громко что-то обсуждая. — Что такое? — тихо спросила я. — Не знаю. Кому-то плохо стало, наверное, — небрежно сказал парень. Я вспомнила сон и стала ощупывать рукой свою грудину. Я потрогала шею и поняла, что подвески и правда нет. — Где моя подвеска?! — с паникой в голосе спросила я. — Какая подвеска? На тебе ничего не было, — недоверчиво ответил Чосо, нахмурив брови. В дверном проеме резко возник запыхавшийся Сукуна. — Гето плохо, — кинул он и убежал. Я подорвалась с кровати и босиком побежала за ним, оставив Чосо позади. Я забежала в палату Сугуру, где все уже собрались, столпившись в стороне от постели, которую окружили врачи. Сатору уже обливался слезами, нервно проводя руками по волосам снова и снова. Чосо забежал вслед за мной, нахмурившись при виде происходящего. Врачи прислоняли к груди бездыханного тела дефибриллятор несколько раз, что-то отсчитывая и наблюдая за показателями приборов, а потом они все замолчали и один из них произнёс: — Время смерти: пять часов одиннадцать минут утра. Все замерли, услышав это, а у меня перехватило дыхание, как будто воздух в один миг закончился. Я не поверила и бросилась к кровати, хватая Гето за руку, пока медсестра пыталась преградить мне путь. Его ладонь была тёплой, точно такой же, какой была вечером, когда я касалась её. Они сняли с него маску и я увидела его лицо, такое умиротворенное, как будто он просто спал. Такой красивый и словно живой… — Нет! Он не умер! Откачайте его!!! — Я вцепилась рукой в простыни, не давая себя оттащить. — Уведите её, — тихо сказал один из медработников. Я стянула белую ткань с кровати, пока меня оттаскивали, а потом вцепилась в бортик кровати, истошно крича на всю больницу. — Эй, проснись! Ты не умер! — мой голос надорвался и стал хрипеть, но я не переставала кричать, пытаясь убедить всех, что он не мог так просто умереть. — Эри, успокойся, — сказал Чосо, выхватывая меня из рук доктора и сжимая в своих объятиях. — Он не умер! Посмотри на него! Он живой, посмотри! Он просто спит! Разбудите его! — я продолжала вопить, пытаясь вырываться из хватки парня. Все стояли молча, пытаясь осмыслить то, что произошло. Годжо стоял со стеклянными глазами, наблюдая за врачами, которые начали отключать приборы. Слёзы затопили мои глаза, поэтому я не могла больше никого видеть. Я пыталась отстраниться от Чосо и подойти к кровати снова, но он мне не давал, крепко прижимая к себе. Мне удалось немного сфокусировать глаза ровно в тот момент, когда лицо Сугуру накрыли белой простыней. Я не могла вздохнуть. Легкие будто окаменели, не сокращаясь, из-за чего я начала задыхаться. Врачи подошли ко мне и начали что-то говорить, а один из них перевязал мне руку жгутом и что-то вколол. Перед глазами всё поплыло и я уснула. Очнулась я уже в своей палате. Рядом сидел Наоя, пристально за мной наблюдая. Я всполошилась, начав думать, что это только сейчас я проснулась, а то прошлое было просто сном. — А Гето… — Тихо. Не начинай истерить, а то опять паничку схватишь, — проговорил парень. Внутри всё упало. Все-таки это был не сон. Истерика опять быстро на меня накатила, сметая в сторону все остальные мысли и здравый смысл. В горле застрял уже знакомый ком, от которого напрягалась вся глотка, а из глаз градом полились слезы. Наоя встал со стула и нагнулся ко мне, просовывая руки под поясницу и обнимая. — Перестань. Твои слёзы его не вернут. Мне жаль, нам всем жаль, но тебе нужно взять себя в руки и успокоиться. Горло начало болеть от напряжения, не давая сглотнуть, а я не могла остановить поток слёз, который, казалось, был бесконечным. Я даже не понимала причину, я просто рыдала, хотя была абсолютно уверена, что это всё какая-то ошибка. Может быть, я до сих пор сплю и это длинный кошмар. Или Сугуру как-то откачали, несмотря на то, что время смерти уже было озвучено. У меня в голове было слишком много вариантов, но не в одном из них не было его смерти. Я не сводила глаз с кресла, которое стояло перед моей кроватью. Разглядывая его, я погрузилась в прострацию. Голос Наои слился с окружающими звуками, которые все будто утекли на задний план, давая мне подумать в тишине. В таком состоянии прошли несколько моих следующих дней. События мелькали передо мной отрывками, будто я была не в себе. Я помню, что со мной разговаривали и врачи, и каждый из парней, но я не понимала и не воспринимала их слова на слух. Я иногда ела, ходила по коридорам больницы, Чосо водил меня в душ. А может быть, этого всего и не было, я не могла точно это понять. Через некоторое время Чосо увез меня из больницы в какую-то квартиру. Там был Аки, но даже он меня уже не радовал… Постепенно я начала приходить в себя, а потом в какой-то из дней Чосо сказал что-то про кремацию и похороны. Я помню, что тело Гето лежало в гробу и его куда-то опустили. Мужчина средних лет отдал Годжо урну с прахом и что-то сказал. Потом мы долго куда-то с ней ехали. Как оказалось, на кладбище. Там с нами встретилась пожилая женщина. Я не сразу поняла, что это мама Сугуру. Она стояла коленями на плите семейной могилы, с рыданиями выкрикивая горькие слова. — Мой бедный мальчик… Мой сынок! Погубили, сволочи проклятые! — у меня скручивало внутренности от её душераздирающих криков. Я хотела подойти к ней, но меня остановили. Возможно, оно и к лучшему, потому что я вряд ли могла как-то её успокоить. Мне хотелось кричать вместе с ней, но я уже выплакала все свои силы за последнюю неделю, а потому сдержалась. В какой-то момент её крики стихли и женщину увели. Тогда наступила наступила тишина. Тишина, разбавляемая иногда шумом ветра, который гонял листья по мраморным плиткам могил. Была хорошая погода, солнце ярко светило, но грело лишь тело, а на душе было всё так же пусто и холодно. Вспоминая все моменты, проведённые с парнем, я в очередной раз захлебнулась слезами. Я думала, что больнее, чем в смерти родителей и Харуми в моей жизни больше ничего не будет, но вот оно, смерть Гето — самое больное и травмирующее событие, что случалось со мной. Было очень сомнительно, что я смогу пережить это без последствий. Парни стояли молча, потупив глаза в пол, и только Сатору продолжал лить слёзы, но уже без звука. Он был такой же, как и я — опустошенный потерей. Я чувствовала себя животным, которого выпотрошили, грубо повыдирали всё то, что было внутри. И я знала, что Годжо чувствовал сейчас то же самое. Я бы хотела с ним поговорить по душам, потому что только он мог меня понять, как мне казалось, но Чосо опекал меня, стараясь не подпускать ни к кому, кто мог бы наговорить мне всякого. После похорон мы вернулись в Токио. Теперь мы все жили отдельно, что казалось мне странным поначалу. Привыкнуть к нормальной жизни оказалось сложнее, чем я думала. Хотя…я ещё даже не пыталась привыкать к новой обстановке, потому что никак не могла пережить утрату. Я провела около двух недель в постели. Мне было плевать на квартиру, где я теперь жила с Чосо и Аки, я просто плакала и спала. Парень заставлял меня есть, но у него это не всегда получалось успешно. Я ни с кем не разговаривала, ничем не занималась. Только сон и слёзы — этим я жила. Каждую ночь я пялилась в потолок, прокручивая в голове воспоминания с Гето снова и снова. А потом с родителями, а следом с Харуми. Всё сплелось в один клубок, который я пыталась безуспешно распутать каждую гребаную ночь. Мне снились кошмары с Тоджи, из-за которых вообще не хотелось ложиться спать. Чосо уже привык просыпаться посреди ночи от моих выкриков и успокаивать меня до тех пор, пока я снова не усну. Это не помогало, но я ценила сам факт его заботы. Очень медленно, но я начала реабилитироваться. Парень изо всех сил пытался поднять мне настроение. Я замечала все его старания и поэтому начала чувствовать вину за то, что они столько времени были бесполезными. Он взял работу на дом, чтобы не оставлять меня одну, дарил цветы, пытался всеми способами развлечь меня. И это в итоге дало свои плоды. В один из дней мне впервые за несколько недель захотелось выйти на улицу. — Куда хочешь пойти? — осторожно спросил Чосо, боясь спугнуть моё новорожденное желание. — Я не знаю… Так давно нигде не была. Я уже и забыла, какие бывают развлечения. Чосо понимающе кивнул и задумался, куда можно было бы сходить. Мы немного подискутировали и пришли к общему решению сходить в кино. Я крепко сжала руку парня, когда мы вышли на улицу. Только сейчас на меня начало давить осознание, что я свободна. Больше не нужно было сидеть взаперти, вдали от людей и обычной жизни… В это было сложно поверить. Я в изумлении смотрела на прохожих, как будто заново переживая социализацию, которая почти обнулилась за все то время. Город кипел жизнью. Никакой тишины — только голоса людей и звуки проезжающих мимо машин, по которым я так скучала. Жизнь здесь совсем не изменилась за эти месяцы, но зато изменилась я. Последний раз, когда я была в городе, мои обстоятельства были совсем другими. В кинотеатре было много людей, поэтому я не отходила от Чосо. Я чувствовала себя маленьким ребенком, который боялся отпустить руку мамы в страхе потеряться в толпе. Пока парень покупал билеты у стойки, я осматривалась вокруг, подмечая все детали во внешнем виде и поведении окружающих. Мои глаза вдруг резко остановились на одном человеке в толпе, который уж больно напоминал его. Высокая мускулистая фигура со спины выглядела устрашающе, а короткие, угольно черные навевали воспоминания. Я прищурила глаза, всматриваясь сильнее, и чем больше смотрела, тем увереннее была в том, что это он. От напряжения нервные клетки натянулись струнами, грозясь порваться в любой момент. Он был так похож… У меня затряслись поджилки от мысли о том, что он мог выжить. Все мои переживания испарились, когда мужчина повернулся лицом. Это был не он.