Завтра мы умрем

      Эпитафия.       Мысль-узнавание пронзила воспаленный неадекватный мозг, и, испытав бурю радостных хаотичных эмоций, я подскочила, чертыхнулась, ударив ногу об камень, и, перевалившись через бортик своей самодельной могилы, гроба ли или закоса под саркофаг, отряхнула от налипшего песка одежду, заметалась туда-сюда вокруг места будущего захоронения.       Ну… так я надеялась.       Натасканный подолом рубахи песок, устилающий дно выстроенного каменного ограждения на самой вершине этого проклятого острова, если присмотреться, был довольно в большом количестве разбросан вокруг строения. Неаккуратно так. Неудивительно, таскала я его пьяной вусмерть, не особо волнуясь о внешней привлекательности. И о том, что логичнее бы было использовать рюкзак.       Но меня песок, забившийся в щели между камнями, сейчас абсолютно не заботил. Да и вообще не заботил, если так подумать. Не до него.       Эпитафия! Вот как оно называется сокращенно!       Изречение или речь, часто стихотворного характера, составленная по поводу чьей-либо смерти. Короче — надгробная надпись. Еще короче — эпитафия.       Наконец-то вспомнила! Наконец-то! Третий день это определение вертелось на кончике языка, кружилось на краю сознания и все никак не хотело называться. Вредное слово! Как есть вредное!       А тут наконец-то! Эврика! Элементарно, Ватсон! Бинго! Еху!       Радость от маленькой победы захлестнула новой волной счастья, едва ли не заставляя прыгать. А потом так же внезапно схлынула, оставив стоять у самодельной гробницы и осознавать, что радоваться тому, что я вспомнила более краткий вариант определения «надгробная надпись», как раз таки и не стоило. Осознание тут же смыло весь энтузиазм.       Постояв над «могилой», психанула. Пнула каменную оградку, руша свои же старания. Камни завалились внутрь. Песок смягчил их стук.       Психику мою было не спасти. Перепады настроения уже не пугали. После всего произошедшего пинать камни — такая мелочь…       Сунув руку в карман, нащупала пачку сигарет и зажигалку. Раздраженно шикнув на помятый, а потому с трудом открывающийся клапан на пачке, вынула сигарету, нервными щелчками зажгла огонек и затянулась. Стало легче, только внезапно подкосило. Села я там, где и стояла, согнула ноги в коленях, наваливаясь на них локтями. Ссутулив спину, свесив голову ниже коленных чашечек, выпустила дым вниз протяжным выдохом. С силой даже, пытаясь выдуть струйку до самой земли.       Эпитафия…       Ну… звучит достаточно красиво. И даже эпично. Можно имя не писать и цитаты не придумывать. Нацарапал на камне гордое, кривое и одинокое «Эпитафия» — и всем все ясно.       Вместо тысячи слов. Как рафаэлло.       Снова затянулась дымом, подняв голову и устремив взгляд в сторону горизонта.       Шел пятый день моего дивного «отпуска» на проклятом острове.       Трафальгар Ло — я тебя ненавижу.       Звучит? Нет. Слишком банально и вообще много чести для Трафальгара Д. Ватер Ло, чтобы он еще и на могиле моей значился.       На самом деле, если так подумать, столь нелепая ситуация была полностью моей виной. Точнее даже… сложно сказать, кто виноват, если углубляться в подробности и хитросплетения. Кто кого из нас с Ло обидел сильнее? Наебывали и подъебывали мы друг друга с наслаждением и злорадством. Лучшие друзьяшки, не иначе.       Или все же дело не в обиде друг на друга, а в том, что это сама жизнь нас обидела?       В общем.       Все началось с того, что я недооценила Ло, чаек и свою удачливость.       Выползая из горы сердец в сторону моря, чтобы смыть с себя все, что на меня налипло, и вообще хотя бы чисто символически «простирнуться», я с чего-то искренне уверовала, что Ло настолько сволочь, что оставит меня без ног на островке, который могла кругом обойти минут за сорок.       Ага, как же… Ло, конечно, скот редкостный, но бросать меня на съедение чайкам, а с меня бы сталось оказаться их жертвой, явно не собирался.       Впрочем, его забота меня не спасла.       Цинично хмыкнув, покосилась в сторону моря. Эх, Ло…       На необитаемом острове на чертовом Гранд Лайне я была горда и одинока. Недалеко от Калм Белта, как я поняла, рассмотрев с вершины островка восхитительно чистое небо и штиль вдалеке. Странное зрелище, потому что Калм Белт действительно со стороны и высоты казался странно-спокойной и подозрительной линией на горизонте.       Неестественно. А оттого мозговыворачивающе жутко. В который раз.       Так вот. Оставлять меня еще и без ног нужды не было. Видимо, это очередной прикол и «воспитательно-дрессировочный момент» от сукиного сына по типу «бойся меня».       Боюсь. Хотя нет. Уже не боюсь, пятнистая сволота.       Гранд Лайн. Остров без нихуя. Ни Лог Поса, ни тем более Этернал Поса. Ни лодки. Весло бы без нее меня точно не спасло. Сделать? Из чего? Из камней?       Грузило на шею? Это можно. Всегда можно лямки рюкзака обмотать. И камнями набить. Побег стопроцентный. Никто не найдет.       На этом острове вообще ни черта не было. И даже рядом не было. Хотя нет, рядом как раз таки было. То, что не прочь тобой закусить.       У Калм Белта торговые пути не популярны, а точнее, их не было вообще, если только не в сопровождении. А так курс по соседству с Поясом Спокойствия старались не прокладывать. Ни пираты, ни дозорные, ни уж тем более гражданские. Хотя Морской Дозор по зоне мертвого штиля плавал, но сомневаюсь, что Ло бы высадил меня там, где существует даже малый шанс, что я сделаю ноги с выделенной мне территории для выгула.       Вплавь? Я не Сильверс Рейли. Далеко не он. Так что эпичный заплыв кролем, как самый быстрый способ угробиться, брассом, с экономией энергии и растягиванием мук, или, не дай боже, баттерфляем, который, по словам того же Пенгвина, был самым сложным и физическая подготовка там играла важную роль, пришлось отложить на самый крайний случай.       Так вот. Ноги вернулись ко мне к вечеру. Неожиданно так, даже понять толком не успела. Просто пятка зачесалась, а я возьми и почеши. Только потом сообразила, радостно взвизгнув — один хрен никто не видит, — исполнила короткий танец, проверяя подвижность, и отправилась справлять нужду. Не в штаны.       Слава Морскому Дьяволу — не в штаны.       Радость-то какая.       К тому времени я довольно быстро, засунув сердце в мешок, преодолела неплохое расстояние ползком от того места, где развернулось радостное пиршество. Чайки жрали человечину, дрались, орали друг на друга и кружили над той стороной острова, с которой я уползла от греха подальше, внезапно вспомнив, что эти твари могут крайне агрессивно раскроить человеку череп. Клювом.       Жрущих человечину чаек мне было предостаточно, для того чтобы всю оставшуюся жизнь испытывать к ним неприязнь. Мерзкие птицы. Правда, насколько — я еще не подозревала. Это мне только предстояло узнать.       Но не тем вечером, который был мной обозначен как первый. И он прошел относительно спокойно. Под отдаленные крики пиршества чаек я стирала в морской воде свою одежду от крови, старательно полоща ее. Выходило неплохо. Но наличие запасного комплекта радовало меня гораздо больше.       После истерики приходит спокойствие. Под сигарету так вообще. Самое оно. Болтаешь тряпками в воде и покуриваешь, глядя на закат.       Красота.       Вернувшиеся ноги только радости добавляют. Отбери у человека все и верни часть — от счастья расплачется.       Остров был каменистым. Только у самого моря нашелся песок, по которому можно шариться босиком, оставив ботинки сушиться, но и тут нужно вглядываться, чтобы не напороться на что-нибудь.       «Бывает, ядовитые медузы выбрасываются на берег. Или осьминоги. Да и вообще тварей разной мразотности на самом деле много. Причем, что странно, чем ближе к Калм Белту, тем их больше», — а это мне уже Шачи рассказал, накрепко вбив в голову, что важно проверять берег.       То, что мне везло до этого времени то с Фениксом приключаться, то с Адольфом, не значит, что в одиночку свезет и я не сдохну от какой-нибудь дряни. Даже не от пули или ножа в печень.       В свою «простую смерть» я уже слабо верила.       Изучив берег и придя к выводу, что он безопасен, я перетрясла рюкзак и выложила перед собой его содержимое. Штаны, носки, футболка, куртеха. За куртку и запасные трусы — отдельное спасибо. Наличие одежды порадовало, вот только на этом радость и закончилась.       Ни ножа, ни револьвера. Сухой паек в виде ненавидимых мной тех самых галет, которые мы с Адо жрали, пока плыли на Сан Фалдо, пять бутылок воды и что-то вроде чуть сладковатых хлебцев.       Ни пошиковать, ни сдохнуть. Весело.       Бутылка рома, которая выглядела насмешкой. Алкоголь пить в такой ситуации — все равно что в могилу себя загонять. Но этикетку я узнала. Хорошая марка. Крепкая. Почти самогон.       Или я путаю?..       Может, на случай, если простужусь? Растереться или разогреться? Если револьвера с одной пулей нет, то значит… да ни черта это не значит.       Два блока сигарет и зажигалка выглядели весьма странно и вызывали вопросы. Как бы я ни налегала в последнее время на курево, но в таком количестве… мне что, эти сигареты жрать предлагается?       К слову, сигареты в мире Большой Пиратской Мечты отличались от тех, что были на Земле. И скорее в лучшую сторону, чем в худшую. Понятия не имею, из чего тут делали те же фильтры, но они очень быстро разлагались и не засоряли море. Островов из окурков, как на Земле, в морях мне не встречалось. За это отдельный плюс всем разработчикам сигарет в этом мире от Грин Писа и борцов за экологию…       Впрочем, проблемы экологии меня несильно волновали.       Количество сигарет — вот что настораживало. Питаться никотином? Предложение скуриться? Нервы полечить? Или это такой толстый намек от всей команды, чтобы я в душе больше не дымила, теперь уже с полного разрешения капитана?       В том, что Ло вернется, я не сомневалась.       Этот вернется. Обещал же.       Или не вернется. Потому что сволочь.       Остров исследовать решила на следующий день и, так как укрыться от сказочно красивого звездного неба было негде, а спальника мне, естественно, никто не предоставил, организовала себе ночлег в виде некоего лежбища из песка и камней, которые разгребла, чтобы все это в ребра не упиралось. Дабы не задубеть, надела на себя все, что высохло, натянула на голову капюшон посильнее и принялась «дышать» себе тепло под куртку. Носом вдыхаешь, ртом под одежду выдыхаешь. Как в детстве. От позы «калачиком» одежда оголила поясницу, и чтобы не отморозить себе что-нибудь еще и там, например почки, за спину приладила свой мешок.       Сердце между упаковками галет за тканью мерно билось, и это нервировало, заставляя прислушиваться. Но, сосредоточившись на нем, я все же провалилась в сон уже глубокой ночью, решив, что остальное оставлю на завтра.       Завтра наступило весьма скоро. Но разлепить глаза удалось не сразу. Ночью было холодно, неудобно, поэтому я уснула небыстро.       С рассветом солнце припекло, и меня, как говорится, разморило и вырубило накрепко. Стресс сказался. Да так, что легкие пощипывания любопытных чаек за одежду я не почувствовала и растянулась спиной кверху, одернув одежду пониже к заднице. Носом в песок, голова прикрыта капюшоном, чтобы свет в глаза не лез. И руки под себя спрятала.       Откатившись от рюкзака, я, естественно, оставила его без присмотра.       Говорят, чайки — глупые птицы. Очень глупые, тупые как пробки.       Но, кажется, и здесь меня наебали. Иначе я даже не знаю, как это объяснить.       Я просыпалась медленно, оттого что какая-то чайка тянула меня за тот самый капюшон. Шуганув наглую и явно потерявшую страх птицу, я, в принципе, ожидала все что угодно, но не то, что заинтересованная в легком трепыхании тряпичной сумки белоперая тварь доебется до завязок и с упорством, пока я сплю, разболтает нехитрую преграду.       Нажратые, но все еще голодные птицы явно запомнили, как выглядит вкусняшка. И вот мне, перекатывающейся с одного бока на другой, сонно пытающейся сообразить, с чего это такой глубокий сон и вообще где я, предстала картина, как тварина пытается долбить клювом желеобразный, бьющийся от сокращения сердечной мышцы куб… Клювом, который в теории может раскроить человеческий череп. Уже наполовину выковыряв им мой многострадальный орган из пачек галет.       Хоть сколько себя убеждай в том, что жить не хочешь и вообще — подыхать так подыхать, но, выбирая между жизнью и смертью, все же предпочитаешь первое.       С песка я прямо-таки подорвалась, матерясь и едва ли не спотыкаясь, шугая любопытных птиц. Чуть не пропахав носом тот самый песок, что коварно кинулся в ноги, отогнала птицу.       В этом была моя ошибка.       Никогда не оставляй неприкрытыми тылы. И врагов за спиной.       Обернувшись, чтобы подобрать сердце и запихать его поглубже обратно в рюкзак, испытывая едва ли не инфаркт, причем явно уже не в виде слова, заключенного в кавычки, я стала свидетелем, как другая чайка подхватила куб и взмыла в небо.       Я бежала по гребаному пляжу, орала, материлась, призывая тварину отпустить несчастный куб минут пять, а потом чайка, сделав крюк, направилась прочь от острова в сторону моря…       Оставив меня стоять на берегу, беспомощно сжимать кулаки и наблюдать за ее гордым полетом. Я стояла и смотрела, дерганно шаря по телу в надежде найти огнестрел. А потом увидела, как тварь, видимо увлекшись полетом, выронила куб и он едва заметной точкой полетел вниз. В волны.       От удара сердца, что должно было столкнуться с водой, я не умерла…       Выждав целую минуту и не почувствовав ничего из того, что бы предвещало мою смерть, я нервно выдохнула и…       Сорвав с себя одежду, с разбегу кинулась в воду, развив скорость, вероятно, как у олимпийского чемпиона по плаванью. Бепо бы мной гордился, как учитель учеником.       Происходящее полностью отбило мне мозги, и я не иначе как на панике гребла изо всех сил примерно туда, ориентируясь по кружащейся над водой чайке, которая высматривала потерянную добычу, готовясь спикировать.       Это противостояние должно было быть легендарным. Оно, определенно, заслуживает место в мемуарах моей тупости и неудачливости, вот только это оказалось лишь начало.       — Стой, сука! — мой отчаянный крик, когда я вела неравную борьбу за свою жизнь со стихией, природой и везением, очевидно, должен был остановить пикирующую чайку, что наконец высмотрела свою добычу в воде.       Я была, судя по месту, куда она целилась, близко. Еще бы метров десять и…       Взрыв воды был столь неожидан и пугающ, как и протяжный, оглушающий и заставляющий в буквальном смысле ссать в воду рокот. Огромное, переливающееся чешуйчатое тело какого-то очередного мутанта-чудища этого мира взмыло вверх, едва не соприкоснувшись со мной. Острый гребень вспорол воду, блеснул влажно и неровно на солнце бугристыми жилами и выступающими костями-наростами. Жуткая зеленовато-черного окраса морда с зубами в половину моего роста вырвалась, тревожа воду и отталкивая меня в сторону, едва не утопив. Секунда моего непонимания, паники и попытки разобраться, куда плыть — вверх или вниз. Судорожный вдох и шок от вида того, как тварина вгрызлась в сородича поменьше, попутно захватив и чайку своей пастью.       Сородич — чудище-младший — забился всем телом и отчаянно взревел-заверещал, как сирена, и от контузии меня спасло лишь то, что я ушла с головой под воду, которая защитила от звуковой атаки.       Не только чайка вылавливала добычу…       Да тут целая пищевая цепочка. Сердце-чайка-человек-мелкий Морской Король-Тварина из легенд Лавкрафта — не иначе…       Морской Король. Огромный Морской Король! Охуеть огромный Морской Король!       Я, блядь, до последнего верила, что никогда с ними не столкнусь лично и так близко. Со стороны мельком видела и все. Впечатлилась. Охренела. Попыталась забыть как страшный сон и сделать вид, что ни слухом ни духом, — так жить было легче… От Белоуса зверье, по словам Татча, шарахалось — чуяло, а тут…       Лето, солнце, море, я… и смерть моя! Близко. Очень близко!       Бепо гордился бы мной вдвойне.       Не знаю как, не помню как. Не понимаю и понимать не хочу. Я гребла к берегу, как никогда в жизни не гребла, и вряд ли мне еще придется когда-нибудь такое повторять. Ибо неповторимо. Я наяривала так, что даже олимпийские чемпионы отдыхали. Плыла и молилась. Всем, кого знала или о ком хоть раз в жизни слышала. Ибо увиденное было настолько страшно, что даже, судя по классификации того же Татча, рассказывавшего о размерах Морских Чудовищ, классифицировалось как пиздец.       Кто меня хранил… если вообще хранил, не знаю. Но в мокрый песок я вцепилась руками с такой силой, что, казалось, вот-вот пущу корни.       Жизнь мне не мила и не ценна. Пиздеж чистой воды.       Огромная смертоносная хрень, которая не убила меня только чудом. Не утянула на дно. Не сожрала. Махина, которая могла меня заглотнуть и не почувствовать…       — Ебать.       Больше слов не было. Никаких.       А потом дошло осознание, что кубик с сердцем… а что с сердцем?       Я сидела на берегу, смотрела на горизонт и думала о том, что… созданный маленький мир, то самое отдельное пространство Трафальгара Ло, либо болтается все еще в море, в чем лично я сомневалась, так как паскудную чайку Оно сожрало, зацепив в придачу пространство в округе, либо… что ж.       Минимир Трафальгара Ло либо будет переварен. Либо высран морским чудовищем. Возможно, на такой глубине, что и не снилось даже… Хотя давление!..       А впрочем, к черту физику.       По итогу выяснилось, что оболочка пространства вокруг органа, созданная Трафальгаром Ло, обладала восхитительными противоударными свойствами. Ни клюв чайки, ни падение с высоты и удар об водную гладь вреда сердцу не нанесли.       Продолжаем дальше. Переваривание? Давление воды, если все же сердце не возьмет пищеварительная система Морского Короля и тот его высрет на глубине…       Я сидела и думала. Сидела и думала…       А после собрала одежду, доковыляла до рюкзака, вытряхнув сигареты, скурила четыре штуки подряд. Открыла бутылку рома, сделала два глотка и, приладив рюкзак на спине, запихав в него куртку, так как днем под солнцем, от которого не укрыться, было жарко, побрела в «гору», вкрай охреневшая и решившая не думать обо всем происходящем.       С возвышенности при свете дня я и рассмотрела «Тихую линию». Дошла до понимания, что это такое. Докурила в один заход первую пачку сигарет, решив, видимо, действительно ими «нажраться». Посидела, глядя на горизонт.       Островок был гол. Почва — одни камни. Из растительности только мох и пару упрямых кустарников. А, ну да, чахлое деревце между двумя булыжниками, занесенное, видимо, по чистой случайности неудачливым семечком, что решило до последнего бороться за свою жизнь.       И больше нихуя. Калм Белт с одной стороны, Гранд Лайн с другой. Голая местность, причем не такая уж высокая. А если шторм? Да я ж…       Вспомнив события, произошедшие с утра до обеда, пришла к выводу, что ни о Ло, ни о шторме волноваться больше не имело особого смысла…       В конце концов. Сколько нужно времени, чтобы переварить… или не переварить?       Вспоминая Панк Хазард… этот мелкий кубический мирок Ло даже мороз не взял. И те скачки с фокусами.       Я умру тупо. Этот факт был мне известен давно, но такой уровень сюрреализма, что готовила жизнь, даже я не ожидала.       На другой стороне острова пованивало тухлятиной и все еще кружили чайки. Галеты в рот не лезли. А вот воду я цедила мелкими глоточками и щурилась на яркое солнце, предполагая, что такими темпами меня хватит солнечный удар.       Изгвазданная в крови и отстиранная в морской воде рубаха была мной повязана на голову. Заняться оказалось решительно нечем, да и сил ни на что не оставалось. Так что я продолжала сидеть и размышлять над превратностями судьбы до самого заката, изредка наблюдая, как, явно привлеченные запахом крови и массового побоища, вблизи своих гнезд гладь волнуют Морские Короли, периодически показываясь разнообразными гребнями над водой.       Трафальгару Ло определенно не было смысла лишать меня еще и ног.       Никуда бы отсюда не делась.       На второй день ожидания я решила себе отгрохать гробницу. А точнее, все еще избегая треклятые галеты, взяла лишку и «расслабилась» на голодный желудок. Закусью пошли лишь те самые сигареты, что сейчас уже не выглядели насмешкой.       Утро, а точнее, вечер следующего дня я встретила с бодуна и все еще живая. Правда, пробуждение было крайне странным, так как я ответственно лежала в ограждении из камней на довольно мягком лежбище. Песок я натаскала в свой «гроб» от души, явно не жалея себя родимую.       Галеты пошли на ура.       Я все еще была жива, развалившись в «гробу» на манер ванной, допивая вторую бутылку воды, наблюдая за восхитительным ночным небом над головой и странным двухполосным местным Млечным Путем.       Возможно, у меня в глазах двоилось. С ума сходят по-разному, в конце-то концов.       В ночь размышлений с третьего на четвертый день я окончательно уверилась, что либо меня опять наебали, а я поверила. Либо я умудрилась по-настоящему проебать свое-не-свое сердце, которое в теории даровало такую плюшку, как бессмертие.       Только в теории, но…       Дэйви Джонс в стиле этого мира — как-то…       И все же, возможность, что я подохну в любой момент, все еще имела место, и почему-то закралось подозрение, что если все-таки это действительно было мое, а не подмененное в последний момент сердце, то Трафальгар Ло может и не приплыть.       А вдруг эффект бабочки?       В свете последних событий может случиться так, что его прибытие будет бесполезным.       Чем больше времени я проводила на этом острове под солнечным светом, тем четче становилось понимание, что крыша моя съезжает и никакие сигареты не помогут ее удержать.       Гробнице быть, скромному надгробному камню — тоже. А чтоб чайки не растаскали сразу, буду помирать — в песок закопаюсь и одеждой прикроюсь, сверху камнями придавив.       Затык с погребальной дощечкой вышел, когда я не знала, о чем писать.       «Здесь был Вася» — слишком шаблонно.       «Улик» — коротко и непонятно.       «Я помню чудное мгновение» в четыре строки Пушкина?       Корябать камень другим камнем на манер великого мастера оказалось достаточно сложно.       Я сходила с ума.       И вот только на пятый день вспомнила про эпитафию, когда возлежала в своем гробу, который, как оказалось, неплохо спасал от жары после полудня, если с солнечной стороны стенку из камней поднять повыше.       Эпитафия…       Шутка или нет. Будет ли у меня могила или нет, я задумалась над этим как никогда серьезно.       Стенку «гроба» пришлось починить, и, повиснув на ней, полувывалившись из убежища, уложив голову на борт и перекинув наружу руку с предпоследней бутылкой воды, уставилась на клонящееся к закату, потрясающе окрашивающее море в разные цвета алого со стороны Гранд Лайна солнце.       Я предавалась процессу курения и познания красоты мира.       И все еще, все еще была жива.       Шестой день провела как самый спокойный на этом сумасшедшем острове, — укрывшись от чаек в своем гробу, мирно проспала почти все время, познав глубину смирения, спокойного сна и самого что ни на есть настоящего отдыха.       Будь что будет.       На седьмой день пунктуальный, как часы, Трафальгар Ло всплыл недалеко от острова, и встретила я его уже стоя на берегу, допивая последнюю бутылку воды.       На вид Ло был доволен.       Шичибукая дали, вот без вариантов.       — Как отдохнула, Улик-я?       — Заебись, — меланхолично ответила, пялясь ему за спину.       Подвоха Ло до сих пор не заподозрил. Но напряжения во взгляде у него прибавилось. А еще сошло с рожи довольное выражение.       Чуял что где-то что-то не так. Как есть чуял.       А потом он прищурил глаза. Хитро.       — Если ты где-то прикопала сердце на этом острове, то смею тебя разочаровать, Улик-я. К слову…       — Я его проебала.       — Что?       Ло при всей своей выдержке удивление сдержать не смог. Оно отразилось на его лице, а после он коротко и лаконично решил поинтересоваться:       — Каким образом?       — Обернись.       И он обернулся, замечая, как исполинская тварь, не смея заплывать на мелководье, куда каким-то чудом проскочила субмарина или вообще была впущена местными хозяевами, выглядывает из воды, весьма заинтересованно поблескивая огромным бирюзово-зеленым глазом.       Невъебическая хтонь.       Не просто так я с вершины и середины острова не сходила.       Ссыкотно.       — Пространство, — голос у Ло дрогнул. Пусть тварь не доставала до субмарины, но одна только величина морского чудища намекала, что оно при желании может целиком ее сожрать.       — А еще я придумала себе эпитафию, — протянула, задумчиво наблюдая за порождением больной фантазии одного японца, что явно почитывал Говарда Лавкрафта со Стивеном Кингом в придачу.       Трафальгар Ло мое высказывание никак не прокомментировал. Только покосился, сжав свои ножны, тем самым выдавая нервозность.       Я же думала над тем, стоит ли ему говорить, что это чудовище — всего-то подросток. А вот мамуля мелькала в «Тихой линии». Или папуля. Не уточняла. И была она больше этого монстрика раза в два.       — Улик-я…       — Ты тоже подумай над тем, что будешь на своей могиле писать. Если будешь писать вообще.       С Трафальгаром Ло у нас все было как-то… Слишком в стиле бедовых лучших друзей. В попытке наебать друг друга, выходило так, что вляпывались оба.