Шепот твой стал моим спасеньем

                        Ло Бинхэ неспешно идет по столице. В небе парят сотни алых фонарей, а музыка и смех не смолкают ни на миг. Праздник в самом разгаре. По улицам снуют сотни прохожих в смешных масках, дети клянчат у родителей пряники и пугают друг-друга собственноручно сделанными монстрами. Император ничем не отличается от прохожих, его лицо также скрывает маска. Внезапно, рядом с одним из прилавков мелькнул силуэт, окутанный белым и зеленым шелком. Ло Бинхэ привычно спешит к нему, обнимает со спины, вдыхая аромат лилий и чернил. Человек в его руках смеется и поправляет венок, большую часть его лица скрывает маска, но зеленые глаза, виднеющиеся в ее прорезях излучают тепло. - Молодой господин, - голос Шэнь Юаня теплый и нежный ласкает слух - давно не виделись. - Даочжан давно не навещал меня. Неужели он не желает больше видеть этого господина? - Конечно нет! Юноша опять заливисто смеется. Его смех вплетается в шум улиц так естественно, так легко и просто, что Ло Бинхэ захлестывает жгучая ревность. "Мой, мой, мой !"- набатом бьется в его голове. Он сожжет этих идиотов за то, что они посмели заваливать его сокровище поручениями, за то, что они крадут то, что принадлежит ему, Императору... - Молодой господин обещал выпить вместе со мной! Как я мог позабыть о вашем приглашении? - Верно, даочжан, а еще я обещал подарить вам веер и шпильку, вместо потерянных вами по моей вине. - Не стоит. Ло Бинхэ думает, что Шэнь Юань относится к тем людям, с чьих уст никогда не сходит улыбка. Чтобы не случилось он улыбается и смеется. Кажется, он просто не знает, что такое грусть и печаль. Императору хочется отгородить его от всего мира, чтобы никто и никогда не посмел запятнать чистый жемчуг мирской грязью и похотью. Он возведет для него отдельный павильон, отгородит его прекрасными садами и высокими стенами, спрячет от лишних глаз. Они вместе идут по рынку, почти соприкасаясь рукавами. Ло Бинхэ хочется большего - он хочет прикосновений и объятий, он хочет чувствовать шелк кожи и слышать биение сердца, он хочет поглотить Шэнь Юаня целиком. Наконец-то он замечает на одном из прилавков дорогой алый веер с серебряным узором. Император сглатывает, мысленно отмечая - А-Юаню, несомненно, пойдет алый - цвет крови, пролитой им, цвет страданий и цвет власти, его, Ло Бинхэ, цвет. Он покупает веер даже не торгуясь. Шэнь Юань грациозно раскрывает его. В его руках он выглядит невыносимо чуждо, все равно, что капли крови на снегу. Веер пятнает идеальный образ юноши. Он слишком заметен на фоне зеленого с белым ханьфу, но тем лучше ведь веер - это символ принадлежности. Шпилька куда больше подходит Шэнь Юаню. Она совсем простая на вид, сделанная из серебра и украшенная белым нефритом. Она тонет в каштановом шелке волос, но шпилька нравится юноше и Ло Бинхэ считает, что может уступить в последний раз./ Бывший император в холодном поту вскочил с лежанки. Сердце бешено стучало в груди, а кровь пульсировала в висках. Ло Бинхэ повел плечами и громко вдохнул. Что это было? То, что он видел походило на воспоминания, вот только он не помнил, чтобы встречал Шэнь Юаня в прошлой жизни! Собственные же мысли и чувства в странном сне вызывали желание приложиться головой о стенку. Император медленно лег обратно, закрывая глаза и заставляя себя успокоиться. Это действительно было? Он действительно когда-то посещал праздник Лэ Мо? Но как он мог забыть? У него ведь идеальная память! И почему он один? Почему его не сопровождает ни одна из супруг?       Нин Инъин нервно расхаживает по комнате. Серьги в ушах колышутся в такт ее шагов, а шпильки буяо издают мелодичный звон. - А-Ло, как ты не понимаешь? Это сумасшествие! Ты не должен был этого делать! Ты хотя бы отправил к нему целителя? - ее звонкий, прелестный голос полон отчаяния и злости. Хрупкие ладони так и норовят спрятаться в широких рукавах дорогих одежд, а очи мечут молнии. Подобное состояние не свойственно добродетельной Нин Инъин, нужно хорошо постараться, чтобы довести ее до подобного и настолько выбить из душевного равновесия. Кажется, еще немного и она поколотит своего супруга. - Нет, - Ло Бинхэ задумчиво вертит в руках довольный Синьмо, на его острие еще остались несколько капель крови и он медленно стирает их. Поймав взгляд супруги, Император перемещает руку на резную деревянную шкатулку. Он гладит ее с такой нежностью, словно там спрятано нечто действительно дорогое и ценное. Нин Инъин вздрагивает, понимание обрушивается на нее ледяной волной. Ее губы едва шевелятся, когда она спрашивает: - А-Ло, как ты мог? Это...это... Нин Инъин близка к обмороку. Ло Бинхэ не реагирует на это. Он приподнимает губы в кровожадной ухмылке и шепчет, обращаясь скорее к шкатулке, чем к старшей супруге. - Теперь ты всегда будешь смотреть только на меня./ Ло Бинхэ в ужасе тряхнул головой. Он не хотел знать, что находилось в той злосчастной шкатулке, но дурное предчувствие никак не желало покидать его сердце. Император знал, что его жестокость могла переходить пределы разумного и осознание того, что он мог натворить вызывало приступ омерзения к самому себе. Неужели все это значило для него настолько мало, что он позабыл обо всем? Тогда почему именно образ Шэнь Юаня в сердце откликается такой болью и тоской? Как же ему не хватало рассудительной Лю Минъянь, которая всегда могла разложить его чаяния по полочкам. То, что он счел поначалу простым помешательством оказалось чем-то более серьезным и это что-то было связано с Шэнь Юанем, братом Шэнь Цинцю. Кровь стекает по острию меча и капает на черную землю. Ло Бинхэ слышит тихие всхлипы. Человек перед ним в ужасе зажимает дрожащими ладонями отныне пустые глазницы. Его губы шевелятся, но расслышать слова почти невозможно, настолько тих его шепот. Император ощущает вспышку холодного удовлетворения - только он имеет право слышать этот голос. Синьмо возвращается в ножны, а заветная шкатулка исчезает в широких рукавах. Ло Бинхэ больше не смотрит на человека, он лишь надменно бросает: - Это твоя вина, ты вынудил меня, - и уходит, только тяжелая мантия шуршит по траве. Впрочем он все еще слышит тихие всхлипы и тяжелое дыхание, а алые капли продолжают падать на землю вместо слез. Ло Бинхэ почти в отчаянии впился в собственные волосы. К горлу подступила тошнота. Почему так больно? Что он натворил? Собственные руки кажутся по локоть перемазанными в крови, в крови любимого и невыносимо дорогого человека. Как он посмел забыть? Как он мог это сделать? Император запоздало осознает, что действительно любит и это откровение ужасно и прекрасно одновременно. Все, что он помнит спутанные образы, тепло и смех, сменяющийся всхлипами и неясным шепотом. Тех осколков воспоминаний хватает, чтобы понять - виной всему он и его безумие, которое он не сумел удержать, та тварь, которую он взрастил в себе многочисленными битвами и завоеваниями. Ло Бинхэ не знает истоков этой любви, она подобна кровоточащей ране на сердце. Она - единственное напоминание о том, что он потерял, именно поэтому он цепляется за нее в полном исступлении и ужасе, желая и одновременно не желая вспоминать. Эта любовь нечто извращенное и болезненное. Она проросла в его черном и черством сердце и словно шиповник оплела Шэнь Юаня. Она ранит, раздирая кожу острыми шипами и рвет душу своим надменным величием. Именно поэтому Ло Бинхэ понимает, что никогда не разделит ее с кем-либо. Подобного монстра стоит держать на цепи, иначе он сожмет пасть на шее Шэнь Юаня. Ничтожная тварь, никто никогда не полюбит тебя! Твое сердце черство - на нем никогда не взойдут всходы чистой и нежной любви, только ее болезненное подобие! Едкий голос Шэнь Цинцю звучит в голове набатом и Императору хочется хохотать. А ведь Учитель действительно был прав, он всегда зрил в корень, просто Ло Бинхэ был слишком глуп и самонадеян, чтобы понять. От этого больно и страшно. Больно, потому что сделанного не исправить, даже если он забыл об этом, страшно, потому что он боится повторения, боится опять сотворить подобное собственными руками. Того, что он натворил уже достаточно, чтобы умолять на коленях о прощении, вот только умолять некого. Для Шэнь Юаня ничего не произошло и это успокаивает. Здесь, на Цинцзин, под защитой сильнейших заклинателей он в безопасности. Здесь он счастлив. Здесь он и останется. Ло Бинхэ в любом случае не собирался долго задерживаться в Цанцюне. *** Шэнь Юань весело фыркнул, наблюдая, как брат возится с его волосами, пытаясь собрать их в что-то приличное. - Цзю-гэ, не дергай, больно! - А ты не вертись, посмотри на себя, ведешь себя, как ребенок! - Я не столь образован, как ты. - Не неси бред, ты просто слишком легкомысленен. Шэнь Цинцю еле ощутимо щелкнул брата по носу. Юань в ответ залился веселым смехом и запричитал. Пара прядей выбились из идеального пучка, вызвав у пикового лорда тяжелый вздох. - Ты невыносим, Юань. - Не правда, ты же меня как-то терпишь. - Потому что я уже привык. Хм, что скажешь? Мне кажется не хватает шпильки. - Угу, - Шэнь Юань завертел головой, разглядывая творения брата и достал простую деревянную шпильку из рукава ханьфу - эта подойдет? - Ты все еще таскаешь это старье? - Это первая шпилька, которую ты купил для меня, естественно я ее берегу. Шэнь Цинцю невольно смягчился. У его брата уже давно было достаточно украшений, а он все еще хранит это старье. Просто возмутительно! Но мило. Шэнь Юань смотрел на него, довольно щурясь. Внезапно, его лицо, словно окаменело, с него разом схлынули все краски. Пиковый лорд в полном ужасе метнулся к низкому столику, на котором стояло несколько бутылочек. Юань меж тем вцепился в подлокотники кресла, пытаясь хоть так скрыть дрожь, зарождающуюся в руках. Из его носа медленно потекла кровь. Шэнь Цинцю едва ли не силой заставил его выпить содержимое одной из бутылочек, параллельно проверяя чужой пульс, готовый в любой момент выхватить Сюя из ножен и потащить брата к Му Цинфану. Но пульс, как и течение ци пусть и были ускоренными, но не критично. Шэнь Юань судорожно хватал ртом воздух. Его трясло, а грудь в районе золотого ядра и верхнего даньтяна горела, как от огня. Шэнь Цинцю осторожно прижал его к себе, мысленно считая. Приступы длиной до пятнадцати мяо¹ были относительно безопасными, в то время, как все, что были длиннее этого времени могли вызвать искажение ци или травмировать меридианы. Спустя десять невыносимо долгих мяо Юань обмяк на руках у брата. Пиковый лорд перевел дыхание. В этот раз обошлось. С такими мыслями он уложил его в кровать. После приступов на Шэнь Юаня нередко наваливалась усталость вместе с сильнейшей головной болью. Иногда это могло длиться часами и все это время Шэнь Цинцю обязательно дежурил у постели брата, вот и сейчас он собирался наплевать на все дела ради Юаня. В конце-концов они были слишком дороги друг-другу. Примечания: Один мяо равен одной секунде